Глава 25

– А что это за место? – спросил Эрик.

Я приложила максимум усилий, чтобы навести уют. Когда все ушли на обед, я тайком принесла корзину со свечами и одеялом, а еще одну – с едой.

Эрик сказался больным, я заявила, что у меня дел невпроворот, и мы встретились в неприметном месте на втором этаже. Наиболее удобный проход в бронированную комнату был из маминой бывшей спальни, в которой она жила, когда сама проходила Отбор, и куда до сих пор любила время от времени наведываться, чтобы насладиться покоем уединения.

– В те времена, когда повстанцы представляли собой смертельную угрозу, здесь обычно пряталась королевская семья, – объяснила я Эрику. – Однако потайной комнатой уже не пользовались, наверное, лет десять, и теперь практически никто во дворце о ней не знает.

– Иными словами, нас никто не найдет, – с улыбкой уточнил Эрик.

– Нет, если мы сами этого не захотим.

– Меня целый день мучают угрызения совести, – тяжело вздохнул Эрик. – Я чрезвычайно взволнован вашим приглашением, но в то же время мне безумно стыдно, ведь я для вас определенно не вариант.

Я кивнула и, достав из корзины тарелки, принялась расставлять их на одеяле.

– Понимаю. Я проклинала Отбор с самого первого дня, когда родители еще только завели о нем речь. Но сейчас я беру свои слова назад, ведь если бы не Отбор, то мы с тобой никогда не встретились бы… – Мы молча посмотрели друг другу в глаза, и я продолжила выкладывать продукты для нашего пикника при свечах. – А знаешь, мой отец должен был жениться не на маме, а совсем на другой девушке.

– Вы, наверное, шутите, – удивился Эрик.

– Мой дедушка лично отбирал претенденток. Он ввел в игру три Пятерки исключительно для того, чтобы успокоить низшие касты, и потому с самого начала возненавидел маму. Ну а кроме того, мои родители, оказывается, постоянно ссорились. – Я пожала плечами, меня до сих пор удивляло, насколько тернистым был их путь к браку. – А ведь когда-то я искренне верила, что для них это была красивая сказка. Представляешь? Но они, оказывается, ничем не отличались от всех остальных. Хотя, может, именно это и делает их историю поистине волшебной. – Я вспоминала все, что успела узнать к этому времени, и мои слова будто повисали в воздухе. – Они танцуют под дождем. Уж не знаю почему, но, как только небо заволакивают тучи, они всегда вместе. Помню, как-то раз папа ворвался в Женский зал, что было нарушением приличий. Туда нельзя заходить без приглашения. Но шел дождь, и папе не терпелось пригласить маму на танец. Однажды он закружил ее прямо в коридоре, а она так заливисто смеялась… Мама тогда еще не закалывала волосы, и они падали ей на плечи огненным водопадом. И вообще, что бы ни случилось, родители всегда знают, что они есть друг у друга, а это самое главное.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. – Эрик увидел бутылку красного вина, которую я стащила, и ухмыльнулся. – Моих родителей сблизили omenalörtsy.

Я подоткнула под себя платье и задумчиво обвила руками коленки:

– А что это значит?

– Это пончики с яблоками. Когда они еще встречались, мама как-то раз накормила папу до отвала пончиками, и omenalörtsy стало для них особым словом. Если происходит что-то хорошее: omenalörtsy. Если они ссорятся, а потом мирятся: omenalörtsy. Если они особенно удачно провели вечер пятницы: omenalörtsy.

– А как они познакомились?

– Это может показаться вам несколько странным, но благодаря болтам и гайкам.

– Они что, у тебя ремесленники? – Я удивленно сощурила глаза.

– Нет, – усмехнулся Эрик. – Мои родители знали друг друга всю свою жизнь. Так как выросли в маленьком свендвейском городке. А когда им было по одиннадцать лет, к папе как-то раз привязались плохие мальчишки, которые швырнули его школьные тетрадки в грязь. И хотя мама была ростом значительно ниже папы, она не побоялась разогнать хулиганов и оттащить папу прочь. Если честно, папа тогда испугался, а вот мама жутко разозлилась. И она уговорила отца заключить с ней союз, и в тот же вечер они встретились на проселочной дороге и, забравшись в дома всех троих хулиганов, вывинтили из их велосипедов все болты и гайки, так что плохим мальчишкам утром пришлось тащиться в школу пешком. Причем стоило кому-либо из них заменить болты, как юные мстители снова их выворачивали. И через некоторое время парни сдались и стали ходить в школу пешком.

– Мне нравится эта женщина, – сказала я с набитым ртом.

– Ой, вы бы с ней точно поладили! Она любит вкусную еду и музыку и всегда ищет повод от души посмеяться. А вот мой папа совсем другой… Если вы находите меня слишком стеснительным, значит вы еще не видели моего папу. Ему гораздо комфортнее в окружении книг, нежели людей, и он трудно сходится с чужаками. Так или иначе, но мои родители потихоньку взрослели, а поскольку по характеру были совершенно не похожи друг на друга, то и вращались в разных компаниях. И пока мама меняла парней как перчатки, папа просиживал с утра до вечера в библиотеке. А уже в старших классах папа купил велосипед. Но в одно прекрасное утро обнаружил, что все болты и гайки исчезли.

– Не может быть!

– Именно так. И она продолжала делать это до тех пор, пока папа наконец не сообразил, что к чему, и не начал провожать ее в школу. И с тех пор они так и идут по жизни вместе.

– Потрясающе!

Эрик кивнул:

– Они поженились очень молодыми, но не торопились заводить детей. Они объяснили мне, что тогда им не хотелось ни с кем друг друга делить, даже со мной. Но я на них не в обиде.

– Как бы мне хотелось с ними встретиться! – покачала я головой.

– Вы бы им точно понравились. Папа наверняка спрятался бы от вас в своей комнате, но вы бы ему все равно понравились!

Эрик открыл бутылку, и мы принялись пить вино, закусывая фруктами и хлебом с сыром. Некоторое время мы ели молча. И в этой умиротворяющей тишине мне было как-то особенно хорошо. Нам не было нужды говорить, чтобы только заполнить паузу, и непривычный покой действовал как бальзам на мои раны. Я наслаждалась одиночеством, но в то же время была не одна.

– Я хочу задать тебе немного бестактный вопрос, – нарушила я молчание.

– Ой нет! – Он перевел дух. – Ну ладно, я готов.

– А как твое полное имя?

Эрик едва не поперхнулся вином.

– Только и всего? А я уже испугался, что вы попросите меня открыть какой-нибудь страшный секрет относительно моего прошлого.

– Как-то неудобно целоваться с человеком, фамилии которого не знаешь.

Он кивнул:

– Мое полное имя Эйкко Петтери Коскинен.

– Эйкко Пет… Петтери?

– Коскинен.

– Коскинен.

– Отлично.

– А можно называть тебя Эйкко? Мне нравится твое имя.

– Я изменил его лишь потому, что оно звучит немного непривычно для вашего уха, – пожал плечами Эрик.

– Нет, – помотала я головой. – Вовсе нет.

Эрик опустил глаза и принялся теребить край одеяла.

– А как насчет вас? Можно узнать ваше полное имя?

– Ну, родители не смогли сразу определиться со вторым именем. Поэтому мое полное имя звучит так: Идлин Хелена Маргарет Шрив.

– Надо же, как длинно! – поддразнил меня Эрик.

– И очень претенциозно, – добавила я. – А буквально мое имя означает: «сияющая жемчужина принцессы».

Эрик попытался скрыть улыбку:

– Значит, ваши родители назвали вас Принцессой?

– Да-да. Я королева Принцесса Шрив, премного благодарна.

– Ой, мне не стоило смеяться!

– И тем не менее ты это сделал. – Я стряхнула крошки с платья. – И теперь мне кажется, будто сама судьба распорядилась так, чтобы я стала несносной девчонкой.

Он схватил меня за руку, заставив посмотреть на него:

– Нет, вы вовсе не несносная девчонка.

– Стоило нам с тобой впервые поговорить по душам, как я тут же начала учить тебя хорошим манерам.

– А почему нет? Я не прочь поучиться хорошим манерам, – возразил Эрик.

– Не знаю почему, но мне хочется плакать, – грустно улыбнулась я.

– Пожалуйста, не плачьте. Ведь у меня сегодня самый лучший день. – Я вопросительно подняла глаза, наслаждаясь теплом его сильной руки, и он продолжил: – Помните тот злополучный парад? Вы еще тогда забрались на платформу и начали беседовать с Генри? А закончив, посмотрели на меня и улыбнулись, дав понять, что все в порядке. Но вы вовсе не обязаны были это делать. Вам было некогда, но даже в такой дикой суете вы нашли время, чтобы успокоить меня. Успокоить человека, который, как вы успели заметить, грызет ногти, когда нервничает.

После его слов мне еще больше захотелось плакать.

– Так, значит, тогда все и началось?

– Да, скорее всего. И с тех пор не было дня, чтобы я не корил себя за это. И конечно, я решил, что никто никогда не узнает, а тем более вы.

– Ну, у меня все произошло не так быстро, – призналась я. – Полагаю, это случилось тогда, когда ты помог мне выбраться из той заварушки на кухне. Меня тогда потрясло, что тебя, казалось, не волновала ни драка, ни то, как выглядит со стороны наш марш-бросок через переполненную комнату, да и вообще ничего. Я была в растрепанных чувствах, а ты помог мне обрести твердую почву под ногами. Ведь столько людей несет ответственность за то, чтобы я была в порядке, но лишь с тобой я ощущаю себя нормальным человеком.

– Как жаль, что я больше не смогу быть вам полезен, – запинаясь, проговорил Эрик.

– А как бы я хотела, чтобы все было по-другому.

После томительной паузы Эрик откашлялся и произнес:

– Не могли бы вы оказать мне услугу… и после Отбора больше не общаться со мной? Не сомневаюсь, вы всегда сможете найти меня, когда захотите. Но, ради всего святого, не делайте этого. Вы были мне чудесным другом, так же как и парни из Отбора. А я не тот человек, который предает своих друзей.

– А я не та женщина, которая будет обманывать своего мужа. Это конец, и обратной дороги нет.

– Спасибо, – прошептал Эрик.

– Да, но сегодня мы еще не закончили, – напомнила я Эрику.

Он потупился, застенчиво улыбнувшись:

– Знаю. Я все пытаюсь понять, хватит ли у меня смелости попросить вас подарить мне еще один поцелуй.

Я придвинулась поближе:

– Только один. Или два. А возможно, двенадцать.

Он со смехом упал на спину, опрокинув бокал с вином. Пламя свечей задрожало и едва не погасло.