Книга: Сорняк
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20

Глава 19

Мишка смеялся, хохотал, просто ржал в голос и ничего не мог с собой поделать. Вчера он не знал, кому сделать ещё один панцирь из остатков чешуи, и поэтому решил для себя, что сделает его тому, кто первым принесёт ему готовую кожаную основу. А что сегодня? Сегодня ему её приносят, причём все охотники одновременно. И что теперь делать, железа-то всё равно хватит только на одну?
Охотники его веселья явно не понимали, но и возмущаться никто не спешил. Они, возможно, и сами не подозревали, что так получится. Они, но не их жёны, которые, судя по характерным приметам, очень активно консультировались с Туей. Забавно, Миша усмехнулся, но уже про себя. А может, они все вместе ночью их и шили… Однако такая круговая порука подсказала ему интересный выход. Миша улыбнулся, искренне, широко.
– Я не могу выбрать кого-то… Поэтому я сделаю железную рубашку для Койта, – раздался дружный выдох. – Пусть он решает отдать её кому-то или, – тут он не выдержал и прыснул, сдерживая рвущийся наружу смех: – Или носить самому.
Охотники заулыбались. Вчера все её надевали, некоторые по несколько раз и теперь прекрасно знали, что «железная рубаха» – штука довольно тяжёлая. Другое дело, что для настоящего охотника, способного бежать по степи с тушей небольшого оленя на плече от восхода и до того момента, когда Отец Солнце замирает в высоте, посылая на землю полуденный жар, для такого охотника этот вес не такая уж и большая помеха. Ещё бы, шкура-то своя дорога каждому. А Койт… Он старый и мудрый, но уже не охотник и не воин, ему такая тяжесть не по силам, он её отдаст. Кому? Этого никто не знает, пока сам Койт не решит.
– А на те, что останутся, – продолжил Миша, – мы нашьем толстой кожи. Так что рубашки из толстой кожи достанутся всем.
Народ покивал, но восторгов такое предложение ни у кого не вызвало. Что кожа? Кожа – дело обычное, хотя такого никто из саотов раньше не делал. Не думали даже, что так можно. Да и драться ходили редко. С окрестными родами они всегда жили в мире, а в такой набег, какой был во время большого торга, ходили редко и никогда на такое большое племя, как Волки. Но… Мишка буквально чувствовал, что что-то изменилось. Не просто же так Волки откочевали с севера на земли местных родов всем племенем. Ещё Куницы с Выдрами оказываются на ножах, что, судя по всему, тоже приведет к немаленькой крови. Что за этим всем стоит, он не знал, но догадывался, что в это лето им всем придётся с ним столкнуться…
Люди разошлись по своим делам, при этом оставив на земле кожаные рубашки-заготовки. Возись теперь с ними… Мишка снова ругнулся себе под нос: первобытный, блин, коммунизм: имущество принадлежит роду! Вот ты, Мисшаа, за ним теперь и следи, с тебя и спрос, если что. Но нет худа без добра: Миша выбрал из них, что, по его мнению, была получше, остальные собрал в охапку и отнёс в дом, где хранились бобы. Пусть пока там полежат.
Следующий день он занимался новым панцирем. По сути, без каких-либо новых импровизаций, просто повторив, что уже сделал раньше. Закончить, правда, не успел – подступали сумерки, а работать при свете колышущегося на лёгком ветерке факела или костра – то ещё удовольствие, и несколько рядов на спине оставил до следующего дня. Делать что-то ночью при свете очага и глиняной жировой лампы, как Туя, он не собирался.
С утра довольно быстро закончил и, проклеив подкладку, стал примерять панцирь. Что же, получилось, наверное, даже лучше. Опыт всё-таки наработался! Тут и чешуя сидит поровнее, и узелки не так выпирают, да и кожу для подкладки он выбрал толще. Пряжки, правда, ещё не сделал, но это вопрос времени, железный прут у него заготовлен, а сделать её можно и «на холодную». Может, даже завтра. Сегодня ему хотелось попробовать, как доспехи себя покажут в деле. Попрыгать, побегать в панцире, шлеме, со щитом, копьём и топором за поясом. А на пояс он, кстати, бляху сделать не додумался, всё со старым костяным крючком ходит.
Мишка скинул панцирь на землю. К нему ещё надо ремни кожаные подшить, между кожаными полами, что бёдра должны закрывать. Воспользоваться античным опытом, так сказать. Иначе мало ли что между ног залететь может, не дай бог, конечно!
Погода выдалась на удивление солнечная. За последние дни, наверное, подобных не было ни одного. День только начал разыгрываться, но было уже тепло. Миша вылез из-под навеса, с хрустом потянулся. Неужели эта слякоть заканчивается?
Тауку он заметил, когда тот ещё только выходил из посёлка и упругой походкой направился к нему. Миша кивком поприветствовал его и вопросительно посмотрел. Мол, чем обязаны? Тот понял правильно и, подойдя к нему, выложил на стол свёрток из чистой кожи, перемотанный редкими ремешками.
– Это чего? – не понял Миша. Взятки вроде быть не должно. Он же чётко при всех объявил, что отдаст панцирь Койту. Теперь всё, заднюю не дашь… Развернув сверток, Мишка удивленно уставился на лежащие в нем вырезанные из кости маленькие фигурки зверей.
– Возьми их, Мисшаа. Я делал их, пока был в посёлке Быков. Закончил только сейчас.
Заметив несколько удивленное выражение на Мишином лице, спешно добавил:
– Нет, не переживай, их шаман провёл обряд над костью, так что эти амулеты будут защищать тебя и давать силу… Койт подтвердил, когда я ему их показал.
Миша взял в руки одну фигурку, поднёс поближе, повертел. В ладони была маленькая лисица, она выставила назад хвост, а сама застыла, готовая сделать бросок. Конечно, грубовато, но замершее движение буквально чувствовалось. Сделано искусно, сам Миша, пожалуй, так не смог бы…
– Это саот, предок нашего рода. Он даст тебе хитрость и быстроту, – Таука взял с разложенной кожи ещё одну фигурку. – Это – степной медведь, но сильный и злой. Он поможет тебе устрашить и победить врагов нашего рода. А это…
Второй рукой он подхватил последнюю фигурку.
– Это гов, но не бык, а корова…
Миша присмотрелся повнимательнее к последней фигурке и с удивлением обнаружил, что она состоит из двух тесно прижавшихся и плавно перетекающих друг в друга тела. Корова и телёнок, кажется, он догадывается, что это означает.
– Отдай её Туе. Койт сказал, что в ней есть сила. Может, она ей поможет. – Он немного помолчал, наблюдая, как Миша рассматривает фигурки зверей-покровителей, и неожиданно попросил: – Не выгоняй мою сестру. Она не может понести, но она…
Дослушивать Миша не стал, довольно бесцеремонно прервав его. Правда, злости он совсем не испытывал, скорее наоборот.
– Таука, я не собираюсь выгонять Тую. И новую жену брать не буду. Понятно?
Охотник кивнул. Он развернулся, собрался было уйти, но Мишка его окликнул:
– Не хочешь попробовать железную рубашку?
Таука обернулся, и такая по-детски радостная улыбка расплылась по его лицу, что Мишке стало на мгновение стыдно… Просто так, от того, что он не такой.
– И ещё. Спасибо за амулеты!
Слова «спасибо» в языке саотов так не употребляется, говорить надо что-то типа «спасибо за то-то» или «что-то» конкретно. Но Миша попытался извернуться, подобрав слова. Получилось, видимо, не совсем понятно…
* * *
От жары из-под шлема пот градом стекал на лицо. Вытереть его было невозможно, потому как всё его внимание сейчас было сосредоточено на Уре, который, нацелив на него копье, шёл по кругу и тоже отфыркивался от заливающего глаза пота. Весна в полной силе вступила в свои права, и солнце начало заметно пригревать.
Быстрый тычок! Миша принял его на щит и сделал молниеносный выпад копьём вперед. Замотанный в грязную кожу кончик, глухо стукнув, отлетел в сторону от пластины панциря. Мишка, тут же прикрывшись щитом, сделал шаг назад. Урово копьё, разорвав пустой воздух, прошло мимо. Всё-таки Миша намного быстрее. Странный, непонятно откуда взявшийся эффект после акклиматизации к этой планете. Если бы не это, то жизнь его под этими двумя бороздящими друг за другом небосвод лунами наверняка бы уже давным-давно оборвалась, и весьма жестоким способом. И уж Уру он был бы совсем не соперник, это точно…
От нового укола Миша снова закрылся щитом, затем сделал резкий шаг вправо и сделал два резких выпада. Оба раза глухо звякнула чешуя – щит здоровяк подставить не успел.
– Всё Ур. Я тебя… – слово «убил» тут не подходит, не поймёт никто. Поэтому Миша старался так не говорить. – Ты проиграл.
Ур со злостью отшвырнул в сторону щит и сбросил с головы грубый кожано-железный, насквозь пропитавшийся потом шлем. Мишка подошёл к нему и ободряюще похлопал по плечу. Обычно он спокойный как удав, этот великан, но Мишку ему победить так и не удалось. Ни разу даже толком не попал, и это его бесило больше всего. Миша его понимал. Ладно бы он в плане бойца что-то из себя представлял. Но нет же, в этом он уступал всем, даже самому младшему охотнику рода. Зато был невозможно быстр. Поэтому он, собственно, не мудрствуя лукаво, беззастенчиво этим и пользовался, особо не придумывая ничего нового – закрыться щитом, шагнуть в сторону и ударить. Удары копьем у него получались на загляденье: резкие, стремительно быстрые и мощные. Точности было пока маловато, но он и практиковался пока только пятый день. Всего пятый день из нескольких пропущенных декад…
Чёрт! Миша наклонился над стоящим в тени навеса кувшином и с шумом начал пить. Чёрт, какой же всё-таки он дурак! Что мешало ему попробовать потренироваться раньше, а так столько дней пролетело псу под хвост!
Пять дней назад он предложил опробовать Тауке панцирь. Разумеется, охотник согласился. И вот тогда, когда Миша напялил на себя доспех, шлем, взял в руки щит и копьё, понял что Таука в одном панцире и с копьём против него практически беззащитен. Так и получилось: брат сестры ни разу по нему не попал – все его удары благополучно увязли в щите. Зато Миша избивал его торс практически безнаказанно. Что-то сделать Таука просто не успевал, а щита, чтобы закрыться, у него не было. Благо орудовали они пустыми древками без острия. Закончилось всё в тот раз тем, что Миша чуть не заехал родичу в лоб, но чудом остановился.
Потом они вместе скроили из куска толстой кожи шапку и, взяв у Хуга один из купленных щитов, повторили поединок. Победил, разумеется, снова Миша, но дело было не в этом. Другие охотники подтянулись на звуки схватки и с интересом за ней наблюдали. А потом тоже выразили желание попробовать. Они сняли с себя амуницию и передали следующей паре… Драка была напряженная и интересная, но Миша быстро заметил, что поединщики практически не пользуются щитами, лишь изредка приподнимают, прикрывая в лучшем случае нижнюю часть тела. О том, чтобы отмахнуться, речи даже не шло… А ведь щит – это, пожалуй, самая важная часть снаряжения воина, по крайней мере, в античности это было так. Недаром же римляне считали, что боец, потерявший меч, ещё может сражаться, а вот потерявший щит – гарантированный мертвец. Греки вроде тоже что-то подобное говорили, но это выражение он слышал конкретно про римлян.
На крики, чтобы пользовались щитом – той круглой штукой, что на руке, охотники только удивленно скашивали на Мишку взгляд, отчего частенько и получали новый удар.
Вечером же все дружно подшивали к кожаным рубахам переднюю и задние части из толстой, обильно смазанной жиром кожи. Куски были не ровные, и их приходилось обрезать ножом, практически пилить. Потом протыкали отверстия железным шилом и пришивали их к основе жильной нитью. Многие, в особенности те, кто получил по голове, кроили кожаные шапки.
Миша же, смотря на всю эту картину, решил с утреца запалить горн – дожечь остатки угля и попробовать сварить дуги вместо шлемов на головы. А то, конечно, черепушки у родичей крепки – столько ударов по ним сегодня отхватили и, что характерно, все на ногах, но вот поберечь их всё-таки не повредит, мало ли… Пока все кроили и подшивали, он вырезал несколько полосок и прикинул их себе по голове. Ну что же, на два подобия железного каркаса хватить должно. Даже ещё две железные полосы останутся про запас.
За работу принялся, когда светать только еще начало. Как его Туя смогла разбудить в такую рань, совершенно не понимал. Или она опять не спала всю ночь, карауля первые лучи… Вообще отношение жены Мишу откровенно радовало. Она не перечит, старается, при этом не позволяет себе что-то высказывать и городить. Правда, и поговорить с ней особо не о чем, но это со всеми тут одинаковая история. Разговоры в основном об охоте, удали на ней же и о будущей охоте и предполагаемых подвигах, опять же на ней. А женщины, как везде, говорят обо всём и в то же время ни о чём. Щебечут себе и щебечут без умолку, и это так семейно, что иной раз, кивая в такт, Мишка и забывал, что находится от дома где-то бесконечно далеко…
Нет, не так. Теперь его дом здесь. Здесь его семья и его род – Мишка усмехнулся, – и он сделает всё от него зависящее, чтобы он стал ещё лучше. Эти простые и наивные, по-своему, люди этого вполне заслуживают.
Жена долго плакала, а потом улыбалась сквозь слезы, когда он подарил ей амулет из фигурки, вырезанной Таукой. И тогда Миша себе твердо пообещал, как найдет золото или серебро – сделает ей настоящие украшения, такие, каких здесь ещё не видывали. И пусть думает, что это обереги или амулеты, главное – почаще видеть её счастливое лицо.
Шлемы получились ожидаемо корявые и состояли из восьми согнутых пластин – из таких же, из которых Миша делал чешую. Закаливать их времени не было, да и сварить их получилось не очень – пришлось пробивать закалённым пробойником-зубилом дырки, вгонять туда тут же скованные железные короткие гвозди и плющить их, намертво скрепляя пусть и проваренное, но не особо прочное соединение. Состояли оба шлема из восьми полосок несколько разной ширины и длины, но в данном случае это было не критично. Верхние накладывались друг на друга и пересекались в виде креста, потом закруглялись на камне и соединялись с еще двумя горизонтальными, образующими обод. Вот и всё. Эта конструкция надевалась на шапку из толстой кожи, которые почти все охотники себе сделали, и крепилась под подбородком ремешком. Остальное, как говорится, «доработать напильником». Подгонять эти псевдошлемы под каждого индивидуально Миша не собирался – не было ни времени, ни угля, ни настроения. А то, что неудобно, то можно вполне своей шапкой с копной сальных волос отрегулировать.
Теперь поединки проходили гораздо жёстче. Оба противника были обряжены в свою броню, кто кожаную, кто железную; оба в шлемах на головах, со щитами и копьями. Щиты, правда, были общими… Миша был удивлён, но даже после того, как он всем показал преимущество воина со щитом против того, который его не имеет, никто и ничего не предпринял. И что самое обидное: «круглыми штуками» активно пользоваться не начал. И это удручало.
Отчасти именно из-за этого он стал участвовать практически в каждом поединке, на протяжении целых двух дней, меняя лишь партнёров, при этом бил их сильно и не особо стесняясь, сам то и дело нарочно скрываясь за щитом, иногда даже не думая уклоняться. Принимая на него яростные атаки, а потом выглядывал из-за него и снова и снова бил, буквально вбивая эту нехитрую истину в особо твердолобые головы. Подействовало…
Со скрипом, но процесс сдвинулся с мёртвой точки. Когда все охотники оказались по нескольку раз избитыми. Некоторые, особо догадливые, пораскинув на досуге мозгами, выведшие для себя эту нехитрую взаимосвязь щит-тумаки, даже стали подваливать к Хугу, прося изготовить такой же щит, как у Миши. Успех это был сомнительный, но Уру и Тауке Миша выпросил у Койта те, что они выменяли на торге.
Так и вышло, что в перспективе и после тяжёлых Мишкиных трудов, все будут со своим: шесть с плетёнками, потому как Хуг мог щит только сплести из веток кустарника и обшить кожей, а трое – с нормальными, из наклеенных просушенных деревянных дощечек, также обтянутых кожей с двух сторон.
А потом Койт объявил, что через три дня должен прийти Гото. Как это он определил, Миша не понял, но зная на практике, что старик, скорее всего, прав, принял это как должное.
Мишка шумно допил воду. Пот полил с новой силой, но иначе никак – так много двигаться ему раньше не приходилось, даже во время той памятной драки толпа на толпу и при возвращении с волокушами после неё. Вес сгонять Мишка не собирался, к обезвоживанию тоже не стремился, поэтому пил очень много. Потом снова вступал в поединок, снова пил, потел. И так по кругу – почти до самого вечера. Выматывался, конечно, страшно, но не сказать, чтобы это как-то сказывалось на следующий день.
За всем этим неотрывно наблюдал Унга, не сказать, что он оправился от ран, но двигаться самостоятельно уже мог. Мужик сильно исхудал, глаза заплыли, под ними образовались нездорового цвета мешки. Но это были уже мелочи, главное – он поднялся на ноги и мог держать в руке копьё. Правда, не очень уверенно пока. В поход его брать никто всё равно не собирался… Вот и сидел он сейчас среди пацанят и наблюдал за всем внимательными глазами.
А пацаны – вот для кого всё происходящее было похоже на праздник. Они с утра до вечера собирались неподалёку и, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Кое-кто пытался повторить, но, быстро получив подзатыльник, отправлялся пасти овец. Идиллия, можно сказать. Но одно Мишку всё же жутко расстраивало – он не смог научить охотников ходить фалангой. Конечно, это сложно научить тому, что не умеешь сам, но попробовать хотя бы было можно. К сожалению, такая инициатива понимания не нашла ни у кого. Даже Ур, видевший в действии фалангу купцовых охранников, и тот не проникся…
Мишка матерился, но плюнул. Размечтался, называется, донести до человека ещё недавно искренне не верящего в полезность щита необходимость плотного строя из этих самых щитов… Ох, это, как Миша понял, не менее сложная задача, чем предыдущая. Только как избить в одиночку одновременно восемь человек, он себе не представлял.
Лодки Выдр пришли, как и сказал старый Койт, точно под вечер третьего дня. Они подошли к берегу, крикам привлекли к себе внимание, несмотря на то что были уже давно замечены, вежливо поздоровались и спросили разрешения сойти на берег. Пришли на четырёх лодках двенадцать человек. Мишка прикинул, что вышли они ещё до того, как вода начала спадать. И если до торга они добирались пять дней, а посёлок Выдр стоит дальше по реке, то начали они свой путь никак не меньше семи, а то и всех десяти дней назад. То есть вода тогда действительно была ещё высокой.
Он пожал плечами, поморщившись от неприятного ощущения в мозолях по всему телу, ну да им виднее. Вода в реке начала спадать всего дня три назад, причём довольно стремительно, как будто где-то внизу по течению внезапно прорвало пробку. При этом оставляя по берегам, в особенности в кустарнике и появившемся уже кое-где камышам и высокой траве, огромное количество плавника. Не столько валежника и коряг, сколько вполне свежих стволов деревьев, чем-то похожих на сосны своей шелушащейся корой. Особенно много их вынесло на плёс чуть ниже по течению. Собственно, стало понятно, откуда род Пегой лисицы берёт в степи столько дров. А ещё Миша теперь был почти уверен, что где-то выше по течению есть довольно большой лес, а не маленькие рощицы по приречным холмам.
С берега Выдрам ответил старый Койт, как и положено, вышел встречать гостей в сопровождении охотников. Он степенно выговаривал ответную речь, а Гото, привставший в своей лодке, смотрел мимо него. Вязкая слюна дрожала на ветру в его раскрытом от удивления рту. Охотники рода Выдры тоже застыли в похожем положении. И было от чего. Старик говорил, пряча довольную улыбку за напускной серьезностью, а за его спиной стояли облачённые в блестящую на вечернем солнце железную чешую Миша и Ур. На обоих шлемы, левая рука закрыта щитом, правая выставлена в сторону и сжимает толстое копейное древко с длинным наконечником. У Мишки на груди на тонких ремешках висело два костяных амулета – лиса и медведь. Медведь, больше похожий на енота, но это не суть… Сзади, немного на отдалении, стояли остальные охотники саотов, но уже одетые в толстую кожу.
Мишка стоял и боролся с собой, с трудом сдерживая смех. Мало того что растерявшиеся Выдры выглядели откровенно комично, так и само воинство соатов умудрялось смотреться и невероятно убого, и круто одновременно. Раньше он об этом как-то не особо задумывался, но тут, при нарочитой показухе момента, ему было откровенно сложно сдержаться. И ладно бы только кожаные нагрудники, так они нацепили еще и кривые пародии на ушанки – шапки из кожи, а в руках держали неровные плетёные щиты… На фоне его самого и стоящего рядом Ура они смотрелись откровенными лопухами… Хотя в сравнении с теми же Выдрами они производили впечатление настоящих «терминаторов», никак не меньше.
Гото пересилил себя, собрался и ступил на берег, крепко пожал протянутую ему руку Койта за предплечье, и главы родов порывисто обнялись. Всё, приветствия можно считать законченными, пора, собственно, гостей принимать.
Воины всю ночь сидели вокруг большого костра, громко хохотали, спорили об охоте – общались. Койт о чем-то негромко переговаривался с Гото. Мишка усмехнулся про себя. Не так сложно понять предмет разговора, когда видел произведённое первое впечатление. Наверняка теперь сговариваются по поводу железной брони.
Гото привез с собой почти всё обещанное, по поводу остального, видимо, сговаривались на лето. Но тем не менее Койт ему прошеное железо отдал. И надо было видеть глаза гостя в момент, когда в его руки перекочевал свёрток с ножами и наконечниками копий, а затем и увесистый мешочек с наконечниками для стрел. Они вспыхнули на мгновение ярким огоньком, но тут же потухли, когда вождь Выдр снова взял эмоции под контроль.
– Ох, и достанется же в это лето Куницам, – пробормотал Мишка себе под нос. Толкнул локтем Тауку, чтобы передал ему кувшин с ягодным пивом. – Сейчас он ещё и панцири увидел, так что теперь с Койта не слезет, пока себе такие не заполучит. А мне, блин, всё это делай…
Таука протянул ему кувшин.
– Не думаю, Мисшаа, что Койт ему что-то пообещает. Он очень мудрый старик, Отец Солнце видит, пока у наших воинов у самих нет железных рубах, кому-то их отдавать не будет. Только… – тут охотник задумчиво почесал пятерней затылок. Потом потянулся к костру за мясом, срезал с туши ножом, так чтобы лезвие блеснуло в свете костра, два аппетитных румяных кусмана. Протянул один Мише, в другой сразу же впился зубами и, уже жуя, продолжил с набитым ртом: – Только ефли Гото не пообещает Койту фто-то, от фего он не фможет уфтоять.
– Угу, успокоил, – проворчал Миша, жуя свой кусок. Потом, когда тот закончился, вытер жирные пальцы о штаны. – Пойду я…
– Эй, ты чего? – встрепенулся было Таука, но Миша похлопал его успокаивающе по плечу.
– Сиди, Таука, сиди. Я пойду. Хочу себе на руку толстую кожу скроить. Уж очень сильно вы мне её за последние дни отбили.
Брат жены улыбнулся. Да, пусть у охотников до самого Мисши и не получалось доставать, но по руке они его тупыми копьями били. Сильно били, но тот терпел, только зубами скрипел и бил в ответ. Таука поморщился и невзначай провёл рукой себе по ребрам: там, под кожаной жилеткой, наливался синим большой синячище.
Миша ушёл в темноту поселка, на некоторое время зажмурил глаза, чтобы перед ними не мелькали призрачные блики костра, потом вгляделся, различив контуры, и медленно двинулся к своей хижине. Можно, конечно, было взять ветку в качестве факела и осветить ею себе дорогу, но… Но именно сейчас отчего-то хотелось пройти так, в темноте, под светом обеих висящих в высоте черного ночного неба лун. Через день они пойдут в степь к стойбищу племени Волков. Они будут убивать или умрут сами, если всё пойдет совсем плохо… Но это будет потом, а сегодня надо побыть с женой и скроить, наконец, себе эту долбаную наручь. Иначе правой руке очень часто достаётся. Она и так уже практически черна от синяков, а что будет, если в неё попадут каменным копьём? За раздумьями он не заметил, как подошёл к дому, откинул полог, сел у горящего очага, но тут горячие нежные руки с силой потянули его к себе…
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20