Глава сорок четвертая
Квартира таксиста Задорожнева была обыкновенной двушкой, построенной ещё во времена правления Хрущёва. Совмещённый санузел, тесная кухня. Нас встретила его мать:
– Ты чего-то ты рано сегодня, Петя, клиентов нет?
– Да тут как раз всё наоборот, есть клиент, и он меня нанял на всё время. Вот знакомьтесь – Александр Петрович!
– Ой, а у нас не прибрано! Да вы проходите, Петя, сынок, побудь с Машенькой, я чай подогрею!
– Да вы не хлопочите, Ольга Михайловна! Я не голоден.
– А откуда вы меня знаете? – удивилась женщина.
– Ваш сын, в разговоре, упомянул ваше имя. Позвольте представиться – Александр Петрович Холмин, советник президента.
– Ой, что самого?! – остановилась удивлённая женщина.
– Да, самого. Только я здесь по своим, личным делам. Попросил вашего сына повозить меня по городу, а сегодня, в пять часов, у вас будут ещё гости: сам глава города и начальник отдела здравоохранения. Будем решать вопрос о лечении вашей Машеньки.
– Так чего же вы не позвонили раньше?! Я бы пирогов напекла! А то вот времени всего час остался, чем гостей потчевать будем?
– Да не беспокойтесь вы так! Мы сами всё подготовим! Вы, Ольга Михайловна, подготовьте все бумаги по Машеньке, нам они понадобятся.
– Так все бумаги уже давно готовы! Только вот денег на операцию ещё мало… – озаботилась бабушка.
– Мама, ты собери Машеньку, я вас отвезу к тебе. Мы тут сами разберёмся и с ужином, и с гостями. Петрович, а деньги твои куда деть? – Петр протягивал мне пачку купюр.
– Петя, сынок, откуда такие деньжищи?! – отступила Ольга Михайловна.
– Это не мои деньги, это вот – Петровича, ты давай, собирай Машеньку.
– Живут же люди! Тут каждую копейку считаешь! – обиженно отвернулась хозяйка.
– Ольга Михайловна, положите эти деньги к остальным. Они у вас, кажется, лежат на антресолях, в зимнем сапожке?
– А как ты узнал?! Ты часом не ворюга? – насторожилась она.
– Мама! Не хватало, чтобы ты ещё Александра Петровича в бандюганы записала! Он же сказал тебе – советник президента! А там, – Егор ткнул пальцем в потолок, – всё знают!
– А-аа! – согласилась бабушка. – А вот и наша Машенька!
Я присел перед девочкой:
– Здравствуй, Машенька!
– Здравствуй, дяденька! А ты кто?
– Я волшебник, вот приехал сказать тебе, что тётеньки и дяденьки врачи тебя лечить будут, и ты сможешь бегать и играть, как все остальные девочки и мальчики.
– А врачи сказали, что не будут меня лечить…
– Так я для того и приехал. Разве могут врачи отказать волшебнику?
– Всё, всё! Дяденька волшебник устал, и тебе пора собираться. Поедешь к бабушке. Петрович, ты давай с нами, там заедем в магазин и прикупим чего ни то!
– Нет. Ты отвози бабушку и приезжай домой, к тому времени я всё приготовлю.
– Тогда смотри, осторожно! Там в духовку газ плохо поступает…
– Замётано, Егорыч! Мы холодные блюда организуем.
– Всё, мы уехали!
– Пока!
Я дождался, пока стихли шаги на лестнице, и приступил к сервировке стола. Довольно скучное занятие: поставил стол на середину комнаты, не торопясь, застелил его газетами, кажется, это была реклама, и активировал информационное поле. Ужин получился знатный – король принимает короля! Включил телевизор и стал смотреть передачи.
Щёлкнул ключ, Петр торопливо снял ботинки и вошёл в комнату.
– Петрович, что это?! Откуда?! – он обошёл стол вокруг. – Да я и во сне не видел всего такого! А это что золото?!
– Да, всё-таки главу города принимаем! – отшутился я.
– Так почему газеты? У меня и скатерть приличная есть…
– А вот это и есть мой главный замысел: роскошь на фоне нищеты, – улыбнулся я. – Ждем начальство.
Звонок в двери был коротким, но мой новый друг вздрогнул от неожиданности:
– Блин, волнуюсь! Сколько раз записывался на приём к главе администрации, не пустили… А теперь сам в двери скребётся! Ну, Петрович! Достал ты его!
– Иди, открывай, сегодня он будет сама любезность…
Глава города по-хозяйски вошел в зал и остановился, поражённый роскошью стола. Однако, быстро опомнился и пропустил вперёд невысокую женщину в элегантном деловом костюме.
– Позвольте вам представить начальника горздравотдела Зинаиду Петровну Грядно.
– Благодарю вас, Иван Тимофеевич, за то что приняли мое приглашение на ужин! – широким жестом хлебосольного хозяина я пригласил гостей к столу после того, как представился и пожал руку Зинаиде Петровне.
– Я выполнил вашу просьбу и заказал две бутылки армянского коньяка. Вот, извольте: «Арарат», год разлива 1968. Надеюсь, не откажетесь принять одну бутылку в подарок?
– Невероятно! Как вам удалось достать такой старый коньяк? Благодарю вас за столь щедрый подарок! – глава города крутил в руках бутылку.
– Так что же мы стоим? Присаживайтесь, прошу вас! – я отодвинул стул и предложил начальнице горздравотдела сесть.
– Пётр Егорович, где вы там? Давайте к столу! – позвал я хозяина квартиры.
– Позвольте, Александр Петрович, это что французское вино?! – Зинаида Петровна крутила в руке слегка запотевшую бутылку.
– Да, это французское вино, самая известная марка. Или вы предпочитаете другой напиток? – как можно более простоватым голосом ответил я, откупоривая бутылку «Лафит Ротшильда».
– Я не пробовала такое вино, – растерялась начальница.
– Так это легко поправить! – я налил ей вина.
– Предлагаю тост за наше знакомство и надеюсь на наше дальнейшее взаимопонимание и сотрудничество.
После выпитого вина гости немного расслабились и пришли в себя. «Медицина» откровенно восхищалась обилием блюд и даже попросила рецепт понравившегося салата. Но, узнав, что в него входит куча заморских диковинок, отказалась от своей затеи и только восхищенно комментировала достоинство очередного блюда. Что не скажешь о хозяине квартиры. Задорожный сидел, как на иголках, он ничего не понимал и терзался в сомнениях.
– Господин советник президента… – Зинаида Петровна всё ещё раздумывала задать мне вопрос или нет.
– Зовите меня проще – по имени – дружелюбно кивнул я ей.
– Хорошо! Александр Петрович, почему на вашем столе при такой роскоши нет даже скатерти?
– А тут как раз всё просто: это аллегория! Вот вы сейчас строите капитализм, а это что за общество? Богатые – жрут, не нажрутся, до бедных и простого народа им и дела нет! А между тем, трудом вот этого народа и созданы все эти богатства! Вот мы сейчас вкусно поели, выпили вина, одна бутылка которого стоит две квартиры, а Петр Егорович, – я кивнул в сторону хозяина квартиры, – живет в «хрущёбе»! У вас такая квартира?
Начальница здравотдела испуганно помотала головой.
– Понятно… А вот наш гостеприимный хозяин не хотел встречать вас – угощать было нечем, да и деньги нужны на операцию дочери!
Глава администрации встрепенулся:
– Так это мы решим! Всем городом соберём деньги и отправим девочку, куда надо!
– Так отправлять её никуда не надо! В вашей больнице можно сделать подобную операцию!
– Зинаида Алексеевна, – глава обратился к начальнице горздравотдела. – Что можно сделать по просьбе господина Холмина?
– Можно посмотреть документы девочки? – обратилась она к хозяину.
– Александр Петрович, – обратилась она ко мне, – вот вы упрекнули нас, что мы жируем безмерно, а откуда такая роскошь? – она обвела рукой стол. – Или советникам президента положено по должности такое изобилие?
– Нет, не положено… Это только могу сделать я, так как у меня есть ещё одна, скажем так: социально значимая должность.
– И какая, если не секрет? – Зинаида Петровна осторожно разгладила газету.
– Пока секрет! Только разрешите заменить скатерть, тем более, пора подавать десерт и сладости к чаю. Я кивнул хозяину квартиры, и мы быстро убрали всё со стола. Пока я ходил на кухню за чаем, Петр заменил газеты на столе чистой скатертью. Чай был лучших сортов, да и чашки я подобрал столь тонкой и изящной работы, что, казалось, фарфор пропускал свет.
За чашкой чая мы вели непринужденную беседу.
– Вы, Иван Тимофеевич, как глава администрации города, и вы, Зинаида Петровна, помогите с обследованием дочери Задорожнева. Вот деньги на операцию, – я протянул её увесистую пачку.
– Что вы! Я не могу взять эти деньги! Это сочтут взяткой! – отшатнулась она.
– Хорошо, завтра мы встретимся и вы сообщите мне все расходы на операцию. Кроме того, главврач Каргоян взял на медицинское обследование мою мать. Я рос в детском доме и искал свою мать долго. Нашёл только сегодня. Думаю, она нуждается в лечении. Так как я уезжаю через три дня, то кроме денег на лечение и уход за матерью, я передам на нужды города двадцать миллионов рублей. Думаю, вы с пользой распорядитесь ими.
– Не беспокойтесь, Александр Петрович! Всё сделаем в лучшем виде! – откликнулся глава администрации.
На завтра я проснулся поздно, часы показывали четверть восьмого. Засиделись мы вчера с Задорожным: беседовали на философские темы, чаевничали. Хозяин квартиры уже ушел, лишь на столе лежала записка: «Завтрак в холодильнике, буду в десять, дочку нужно срочно везти в больницу. Петр»
«Ладно, позавтракаем…», – не успел я умыться, как звонок входной двери отозвался мелодичным звоном.
На пороге возникло миловидное создание в коротенькой юбочке, но в деловом костюме:
– Здравствуйте, я – Инна, секретарь по связям с общественностью. Меня прислал Иван Тимофеевич. Машина ждет внизу, и я буду сопровождать вас в областную больницу.
– Доброе утро, Инна, не желаете ли позавтракать со мной? Признаюсь вам, проспал немного, вчерашний день слишком эмоциональным выдался.
– С удовольствием составлю вам компанию! Только я вегетарианка и ем мало.
– Тогда фрукты! – я заглянул в холодильник, кроме двух яблок, сиротливо прислонившихся бокам друг к другу, там не было больше никаких фруктов. Но через пару секунд я вынимал оттуда немалый набор тропических вкусняшек.
– Ой, а откуда это у вас? – изумилась Инна.
– С собой привез, кушайте, не стесняйтесь! – жестом хлебосольного хозяина пригласил я девушку к столу.
Инна оказалась не только любительницей фруктов, а и говоруней ещё той – щебетала всю дорогу до больницы, рассказывая о городе. Указала мне дверь главного врача и осталась ожидать в коридоре.
В кабинете, кроме Ашота Автандиловича, была и Зинаида Алексеевна.
– Заходите, Александр Петрович! – сдержано улыбнулся главврач, – Ждём вас!
– Можем вас порадовать только одной хорошей новостью: девочку готовим к операции, она назначена на послезавтра; что касается вашей матери, то тут, увы, мало хорошего, впрочем, вам об этом лучше расскажет Ашот Автандилович.
– Мы провели комплексное обследование вашей матери. К сожалению, образ её жизни привёл к целому букету заболеваний! Патологии сердца, почек, желудка… Но самое плохое – печень! У неё цирроз, печень практически прекратила свою работу. Мы поддерживаем её жизнь лишь гемосорбцией, очисткой крови…
– Сколько ей осталось? – я зачем-то взял карандаш.
– Максимум двое суток! Может, и меньше.
– К ней можно?
– Да, идёмте, я вас провожу, – главврач открыл двери и жестом пригласил меня на выход.
Моя мать лежала в палате одна. Опутанная трубочками, проводами, она была бледна но, увидев меня, улыбнулась и попыталась приподняться на кровати.
– Лежите, лежите! – кинулся к ней главврач.
– Сашенька, сынок! Забери меня отсюда, вот как они начали колоть иголками, так мне стало так плохо, так плохо! Забери!
– Заберу, обязательно заберу! Вот только врачи тебя подлечат – и сразу заберу! – я взял мать за руку, она была вялой и холодной.
– Оставьте нас одних, – попросил я главного врача.
– Мама, мне нужно позвонить одному знакомому, – я отошел к окну и вынул кристалл связи.
– Слушаю тебя, Александр! – отозвался знакомый голос.
– Гейя, как можно спасти мою мать?
– Александр, это невозможно! Я разделяю твою печаль, но спасти её нельзя. Даже если применить медицинские нанороботы, они просто не успеют отреставрировать орган.
– Тогда почему так произошло, что я теряю мать, едва найдя её?
– Странно устроены вы люди! Стоит только вам получить власть, богатство, как многие из вас забывают такие простые вещи, как сострадание, милосердие и уважение к ближнему! Вот тебе и дан этот урок в назидание! Не вини меня в этом, твоя мать не понимала те знаки, которые ей были посланы. Она все больше и больше отклонялась от предназначенного ей пути. И приобрела многие болезни и пороки. Я разделяю твою боль, но ты знай: пройдет время – и информационное поле твоей матери будет перенесено в общество людей. Новый человек, получив урок прожитой жизни твоей матери, не будет совершать ошибок и выполнит то, на что нацелит его система.
– Железная логика! Если человек не вписывается в рамки, очерченные системой, то его уничтожают, потом его жизненную матрицу интегрируют другому человеку – пусть правдой и верой служит системе! А близким людям этого человека каково?!
– Александр, если система будет пропускать через себя все людские страдания… Ты вот представь себе: идет группа туристов и пересекается с муравьиной тропой, есть им дело до сотен затоптанных насекомых? Думаете вы о страданиях их сородичей?
– Значит, я ничем не могу помочь ей?!
– Можешь… Посиди возле неё, выполни последние желания, утешь словами. Мне грустно вместе с тобой, Саша! Иди к маме…
– Саша, сынок, с кем ты там разговаривал?
– Это одна моя знакомая, она имеет отношение к медицине.
– Ты бы не хлопотал обо мне… Разве я не понимаю, что умираю? Вот жила, а как? Да и зачем?
– Не думай об этом, мама! Я у тебя есть, ради меня и жила.
– Плохо жила… Вот и тебя бросила.., родную кровинушку оставила.., -по щеке матери тихо поползла слеза. Не могу терпеть женских слёз! Всё готов сделать, лишь бы не плакали!
– Не надо, мама! Я здесь, я с тобой! Мы тебя вылечим.
– Сынок, ты не беспокойся обо мне! Я отжила своё, ты свою жизнь устраивай, вот жаль, внучек не повидала… Саша, ты принеси мне краски и бумагу, холст тут, наверное, не достать… Я ведь когда-то рисовала неплохо, даже вот на выставку две моих картины отобрали. Хочу порисовать, душа вот просит.., – она слабо улыбнулась мне.
– Принесу, самые лучшие краски и холст найду, даже загрунтованный и раму для картины мы с тобой выберем самую хорошую, резную!
– Вот и ладно, ты иди, не будь все время возле меня, тебе и покушать надо… Ты завтракал?
– Да, ты обо мне не беспокойся, я ем вовремя и денег у меня достаточно. Ты отдохни, а я схожу за красками для тебя.
– Да, да, иди сынок…
Когда я вышел в коридор, мне навстречу шагнул главврач и Ирина:
– Как она?
– Просит краски и холст, где можно достать?
– Так в Доме Художника есть, я съезжу, привезу?
– Будьте так добры, Инна, привезите, что можно – конечно я мог всё сделать сам, только как объяснить, откуда в палате краски и холст?
Инна расстаралась – раздобыла где-то мольберт и набор красок. Когда я заносил все принадлежности в палату, то добавил ещё красок, кистей и пару холстов.
Увидев все это, мать обрадовалась как ребёнок:
– Сашенька, сыночек, если бы всё это мне бы раньше, когда была молодой… Как я мечтала о таком богатстве.., – она гладила холсты, перебирала тюбики с краской.
– Ты, иди, иди у тебя, поди, дел полно, а я порисую, мне мало осталось…
Я с трудом проглотил ком, застрявший в горле, и вышел в коридор.
– Идёмте, Ашот Автандилович, покажите больницу.
Больница была оборудована неплохо. Главврач с гордостью показывал мне современное оборудование и лаборатории, провёл в зимний сад – гордость и заботу сотрудников.
– Я просил список, необходимой вам медтехники и оборудования, – подготовили?
– Пройдёмте в кабинет, список у меня там, – главврач был явно доволен, что произвёл на советника президента хорошее впечатление.
Я взял бумагу, подготовленную для меня. Быстро пробежал глазами – миллиона на два.
– Извините, если запросили лишнего, – виновато развёл руками главный врач больницы.
– Нет, список явно маленький, добавьте ещё и впишите жильё для сотрудников больницы. Скажем – сто квартир. Смету пришлете вот на этот электронный адрес – я протянул ему визитку.
– Александр Петрович, а может, лучше вы оплатите постройку больницы в районном центре? С жильём для медсотрудников у нас более или менее благополучно.
– Нет, оставьте жильё. Смету на больницу пришлите тоже.
– Но это более трехсот миллионов рублей! – изумилась Зинаида Петровна. – Это нужно будет проводить через министерство.
– Я оплачу со своего личного счета! – успокоил я ее, доставая чековую книжку.
Никогда ещё я не видел такого изумления на лице чиновника, когда я протягивал ей подписанный чек.
– Да не смотрите вы так! Я – богатый человек, очень богатый! Только лично мне многого не надо. У меня квартира меньше вашей, и машина не иномарка. А деньги должны служить людям. Не буду же я жить в замке среди нищеты и духовной пустоты…
– Вот вы где! – в дверях появился сияющий улыбкой глава города.
– Александр Петрович, как говориться: долг платежом красен! Мы ужинали у вас, извольте отобедать у нас!
– Отобедаем, Иван Тимофеевич. Приглашайте! – я встал из-за стола и направился к выходу. Ощущение было такое, словно кто-то приказал мне чего-то ждать.
Точно! В последнее время все ощущения меня не обманывали. Только я пригубил чай, как у Ивана Тимофеевича зазвонил телефон:
– Да, откликнулся он. – Это вас! – передал мне трубку.
– Слушаю, Холмин!
– Александр Петрович, вам срочно нужно прибыть в больницу, состояние вашей матери резко ухудшилось! – по характерному акценту я узнал Ашота Автандиловича.
– Прошу прощения, мне нужно срочно в больницу!
– Что-то с мамой? – глава администрации города тоже встал из-за стола.
– Да, ей стало хуже…
– Инна, сопроводите нашего гостя в больницу. Я к вам присоединюсь позднее.
Главврач встретил меня на крыльце:
– Не стану скрывать от вас: первый раз мы её вытащили… Боюсь что, сердце второй раз не заведётся, оно у неё потрёпанное, как карман ситцевого халата.
Мать встретила меня слабой улыбкой. Лицо у неё заострилось, покрылось желтизной.
– Как хорошо, что я тебя увидела! Представляешь, только что разговаривала со своей мамой! Она благодарила за внука и просила меня не спешить, а попрощаться с тобой.
– Да ты что, мама? Сейчас врачи сделают тебе укол, примешь лекарство, – завёлся я.
– Погоди, Сашенька! Послушай меня. Сделай так, как я говорю: позаботься о Генке, он хороший, только характером слабый, вот и лезет в бутылку…
– Не волнуйся, мама, о Геннадии я позабочусь.
– Слушай, сынок, дальше – как умру, – я сильнее сжал её руку, – ты сильно не убивайся, жила алкашкой, а умирать пришлось, вот по – человечески… Сынок, ты меня не хорони, я страсть как боюсь раскрытой могилки! Ты меня сожги, а пепел развей по ветру, хочу быть везде, везде! И на лугу, и в поле, пусть меня речка несет в океан… Обещаешь?
– Да, я все сделаю, как скажешь, и на луг и в поле… Мама! – её рука безжизненно повисла в моей.
Я посидел возле неё минут пять, затем протянул руку и медленно закрыл ей глаза.
Кто-то тронул меня за плечо. Дежурная медсестра протягивала мне картину.
Я взял подрамник с натянутым на него холстом. Это была законченная картина.
Яркая, зелёная опушка, усыпанная цветами, казалась, кричала о торжестве жизни. Почти половину картины занимал тёмный лес. Даже зелень тяжелых хвойных лап казалась чёрной. Этот, почти непроглядный мрак, прорезал узкий тоннель. В светло-золотистом свете, в конце тоннеля, слабо угадывалась фигура человека. И было не понять, вышел он из леса или, наоборот, заходит в него. Безысходностью веяло от этой фигуры. Безысходностью и отчаянием.
