• 50 •

Девять утра – время возмутительно раннее. Чиновники столицы в любых присутственных местах, в какое ни загляни, только приходят в себя после утреннего чая за домашним столом, и не то что просителя принять или справку составить, ручку в чернильницу макнуть не в силах. Чтобы войти в разумное состояние, обычному чиновнику требуется послать младшего по званию в буфет департамента или немного вздремнуть на рабочем месте. Начальству проще, начальство имеет власть явиться к десяти, а самые трудолюбивые заглядывают в свой кабинет не ранее одиннадцати, чтобы оказаться поближе к обеду. Простой же чиновный люд борется с сонной оторопью как с мелким неудобством доходного места. Только беспокоить чиновника в присутственном месте ранее полудня не рекомендуется. Себе дороже окажется: сдерет лишнего. И ничего, что присутственные часы начинаются с девяти. Все знают неписаный закон: хочешь получить желаемое – не суйся слишком рано.

Ванзаров оказался на набережной Фонтанки уже без четверти девять. Он повернул в заветный двор, прошел до незаметной двери и позвонил. Пускать его не желали. Неузнанный господин, дежуривший на входе, обдал его таким презрением, что, будь Ванзаров восковым, давно растаял бы. Но Ванзаров был слеплен из другого теста. Он заявил, что дело срочное, отлагательств не терпит. И возражений тоже. Напор возымел действие, его пустили. Но просили обождать в прихожей. Дежурный, не сильно расторопный, вернулся за ним и пригласил пройти.

Гурович успел привести себя в надлежащий вид. Пиджак был надет наспех: одна манжета короче другой, а жилетка, застегнутая в торопливости, топорщится на смятом бугорке сорочки. Неурочного гостя приняли с открытым радушием и выразили полное удовольствие его визиту. Со вчерашнего дня в кабинете ровным счетом ничего не изменилось. Лишь пролитый чай указывал, что перед тем, как его впустили, тщательно прятались документы. Ванзаров громко понюхал воздух.

– Прекрасный одеколон, – заметил он. – Запах первых роз. Как из оранжереи.

– Да, люблю быть в форме, – ответил Гурович, тайно втягивая ноздрями воздух. – Надеюсь, вы заметно продвинулись в расследовании.

– Вы просили ставить вас в известность при получении любой важной информации. Можно сказать, что в деле произошел качественный скачок. Установлен мотив убийства.

– Неужели? – Гурович был занят тем, что оправлял жилетку.

– Могу заверить, что это не имеет ничего общего с революционным террором.

– Отрадно слышать…

– Это банальное воровство, – сказал Ванзаров и стал ждать, когда смысл его слов дойдет до Гуровича, суетливо занятого собой. И это случилось. На него посмотрели с некоторым интересом.

– Воровство? Я не заметил в квартире следов кражи… И что же украдено?

– Ценность пропала из сейфа.

– Из сейфа… – повторил Гурович, все еще не поборов утреннюю неповоротливость мысли. – Из сейфа?! – наконец поразился он. – Из сейфа?!! А что там обнаружено?

– В сейфе обнаружена пустота, – скала Ванзаров.

– То есть я хотел спросить: что пропало из сейфа?

– Мешочек необработанных алмазов, которые князь Вачнадзе привез из Южной Африки.

– Так это что же получается… – только проговорил Гурович, не до конца совладав с языком.

– Пристав 3-го участка завел дело о краже. Это в его компетенции. Все чиновники брошены на поиски пропавшего. Вчера пристав от рвения даже арестовал итальянский театр в полном составе.

Некоторые новости бодрят не худе чая. Гурович был собран и внимателен, хотя и не растерял вальяжности и обаяния.

– Родион Георгиевич, объясните мне: каким образом пристав открыл сейф? – спросил он, добродушно и мягко.

– В кармане убитого князя лежали ключи.

– Прекрасно. А кто ему дал право срывать мою печать?!

– Ротмистр Давыдов отчаянно сопротивлялся, но я ему приказал, – ответил Ванзаров.

– Вы ему приказали… – откликнулся Гурович и продолжил не менее ласково: – А на каком основании?

Ванзаров извлек волшебный сверток с подписью губернатора и своей фамилией.

– Вы мне предоставили особые права для расследования этого важнейшего дела, – сказал он. – Я действовал в рамках своих полномочий.

– В самом деле, предоставил… – сказал Гурович в задумчивости. – Вам она еще требуется?

– День или два. Пока не возьму вора и убийцу.

– Для дела, конечно, пользуйтесь… А кто знал, что в сейфе хранились бриллианты?

– Ротмистр Ендрихин дал показания.

Гурович пропустил тень брезгливой гримасы на лице.

– Ах, этот… Боевой товарищ-доброволец…

– Ротмистр был крайне удручен пропажей камней.

– Ну, еще бы! Такой куш…

– В связи с этим мне необходимо допросить филера, – сказал Ванзаров.

Добродушие Гуровича не подвело.

– Какого филера? – спросил он исключительно вежливо.

– Того, что вел за князем Вачнадзе негласное наблюдение в вечер убийства. Я должен задать ему несколько вопросов. Он наверняка видел убийцу, но, возможно, не понял, кто это был. Я помогу ему вспомнить.

– Родион Георгиевич, вы ошибаетесь: нет и не было никакого филера. Князь не та персона, чтобы держать его под негласным наблюдением. У нас людей наперечет, а тут следить за верноподданным.

Ванзаров глубоко задумался. Настолько глубоко, что Гурович стал выразительно поглядывать на часы.

– Это разрушило всю мою логику, – наконец сказал он.

– Очень жаль, что доставил вам эту неприятность, – сказал Гурович утешающе. – Вам по-прежнему нужен особый мандат?

– Да, нужен… Теперь придется подбираться к нему в обход.

– Вам что, известен убийца?

– Предполагаю, где его искать.

– Это вам психологика подсказала? – Гурович дружелюбно подмигнул.

– В каком-то смысле. Но в основном – неопровержимые факты.

– Не будете столь любезны сообщить их мне?

– Непременно. Вы первый ознакомитесь с протоколом. А пока вынужден сослаться на тайну следствия.

– Ах, тайна следствия…

– Именно так. Убийца будет предоставлен вам с полным набором улик и доказательств.

– Вы еще что-то нашли? – спросил Гурович, поднимаясь и тем показывая, что время аудиенции давно прошло. Ванзаров не стал задерживаться.

– Пока логические выводы, – ответил он. – Осталось подкрепить их фактами.

– Как подкрепите, сразу дайте знать. – Гурович протянул руку для прощания. Ванзаров пожал крепкую ладонь и обещал исполнить приказ непременно.

– Прошу простить, Михаил Иванович, позвольте один вопрос? – обернулся он, стоя в дверях.

Разумеется, ему позволили. Но только один.

– Некий Пилсудский Юзеф проходит по вашему учету?

– А вам для чего знать? – Гурович заметно стал раздражаться. В самом деле, сколько можно. Все утро пошло насмарку.

– Мне надо понимать, имеет ли он отношение к этому делу.

– Уверяю вас: никакого. Пилсудский – студент-недоучка, решивший посвятить свою жизнь так называемому освобождению Польши. Способности средние, но амбиции сверх меры. Метит в вожди, а был пойман на глупейшей ошибке: соседям в Вильно надоел шум от типографии, где он с женой печатал подпольную газетенку. Да и тираж у нее смехотворный.

– А где его жена? – спросил Ванзаров.

– В Варшаве, где же ей быть. По глупости нашей судебной системы была признана невиновной и отпущена из зала суда. Хотя следовало ее… – Гурович вовремя осекся. – Надеюсь, это все?

Это было действительно все, что нужно было Ванзарову.