• 46 •

День выдался нелегким. Доктор Чечотт устал по-настоящему. Быть может, кровавая луна, вопреки законам науки, действует на тонкий человеческий мозг. Сегодня ему пришлось иметь дело сразу с несколькими острыми приступами. Спокойные больные устроили буйство, так что не обошлось без смирительных ремней и грубой силы. Зато среди мрака мелькнул светлый лучик. Он долго, часа два, беседовал с Янеком и сделал вывод, что состояние юноши заметно улучшилось. Кажется, он поверил, что ночной кошмар всего лишь привиделся. Под конец сеанса Янек соглашался со всеми доводами и только попросил не отсылать его на четвертый этаж. Там тесно и плохо. Ему хотелось вернуться в свою палату. Риск рецидива еще оставался, но Чечотт разрешил. Это была маленькая, но все-таки победа его метода.

На часах было около девяти. Пора перебираться в квартиру, выпить чаю, или посидеть в тишине, или закончить статью для научного журнала. Доктор по давней привычке запер в сейф главное сокровище – дневник наблюдений, который тщательно вел после бесед с больными. В нем по крупицам собирались знания, которые должны были лечь в основу стройной системы исцеления. Он еще привел в порядок бумаги по больничному хозяйству, когда на стол легла тень. Чечотт не заметил, как к нему вошли.

– Что вам угодно? – спросил он, строго глядя на нежеланного гостя.

– Обстоятельства заставили меня вернуться, – сказал Ванзаров.

– Разве вам недостаточно? Вы получили, что хотели.

Чечотт всем видом показывал, как ему неприятен полицейский чиновник. В конце концов, услуга, оказанная им, давно в прошлом и так незначительна, что не стоила того, чтобы терпеть его присутствие. Однако гость был другого мнения. Отодвинув стул, он сел без приглашения и вульгарно закинул ногу на ногу.

– Знаю, что вы испытываете к моей персоне чувство брезгливости, – сказал он. – Причина проста: подумали, что я покусился на редкий фрукт. Обворовал несчастного больного. Так ведь?

Чечотт старательно собирал бумаги в стопку.

– Это меня не касается. У вас есть разрешение делать что вздумается… Что это?

Перед ним на краю стола оказался чистый лист, в котором лежал новенький револьвер.

– Фрукт, что я позаимствовал в корзине, – ответил Ванзаров. – Обворожительный грузинский князь пытался передать Апсу оружие. Цель ясна: устроить вооруженный побег. Я не готов сказать, чем бы это кончилось. Апс боевой офицер и применять оружие умеет. Сначала заставил бы надзирателя открыть отделение, а потом прорывался бы к свободе. Если бы у него встали на пути, он бы начал стрелять. Вы как главный врач могли бы получить не только побег, но и несколько случайных жертв. К счастью, ничего этого не случилось. Заводить дело и доставлять вам лишние хлопоты я не стал…

Доктор подумал, что в тяжелый день такое должно было случиться. И, как видно, это еще не все. Он тяжело опустился в свое кресло, закрыл глаза и стал массировать переносицу.

– Выходит, я опять ваш должник, пан Ванзаров…

– По логике именно так выходит, пан доктор.

– И одной моей благодарности вам не будет достаточно?

– Всегда, но только не сегодня, – сказал Ванзаров. – Я не хочу махать перед вами приказом губернатора. Но мне требуются кое-какие сведения…

– Да, конечно, долг надо возвращать. – Чечотт откинулся в кресле. – Но только это…

– О нашем разговоре не будет знать никто. Даю вам слово.

Это было приемлемо. Все же пан полицейский уберег от такой беды, что и подумать страшно.

– Так что же вас теперь интересует?

– Кто человек, что лежит вместе с Апсом в палате?

– Некий Пилсудский Юзеф, перевели из Варшавы ко мне для изучения редкого случая меланхолии.

– У нас уговор: врачебная тайна сегодня приоткрывает свой полог.

Такого уговора Чечотт что-то не припомнил, но сил стоять на своем не осталось.

– Пан Пилсудский был взят политической полицией вместе с подпольной типографией. Он издавал какую-то революционную газетку, – сказал он. – В варшавской крепости у него развилось такое отвращение к форме жандармов, что он отказывался от пищи и таял на глазах. Доктор Савишников поставил диагноз, я согласился принять его на излечение, тюремное начальство не возражало против перевода в отделение для беспокойных. У нас там все равно тюрьма…

– Я заметил, – согласился Ванзаров. – Какая чудная психическая болезнь: отвращение к мундиру жандармов.

Доктор только развел руками:

– Человеческая психика до сих пор поле загадок.

– А что же Апс?

– Что вас интересует? – спросил Чечотт, не желая даже приближаться к этой теме.

– Я не врач, но мне кажется, что он вполне здоров. Мелкие странности не в счет, все-таки с войны вернулся…

– Мне нечего вам ответить, пан полицейский, – сказал доктор, глядя ему так прямо в глаза, будто пробовал гипноз. – Вы очень разумный человек и должны понять, что есть такие вещи, касаться которых не заставит даже уважение к вам. Прошу меня понять.

Ванзаров все понял. Было настолько очевидно, на что пошел доктор ради своих принципов, что пытать его дальше было совершенно бесполезно. Он и так сказал слишком много. Сделка между ними была заключена при полном молчании. Умным людям порой слова не нужны, чтобы договориться обо всем.

– Я могу еще чем-то помочь вам? – устало спросил Чечотт.

– В палате был еще один пациент, Янек.

Доктор стал уверять, что этот случай – чистая медицина, к интересу полиции не имеет никакого отношения.

– Мой интерес есть, – твердо сказал Ванзаров. – Его болезнь связана с картиной Каспара Фридриха?

Чечотт мог только кивнуть.

– Прошлой ночью ему показалось, что персонажи картины пришли за ним?

– Пан Ванзаров, если я расскажу вам, что порой видят мои пациенты…

– Перескажите, что именно видел он…

Нет мучениям конца, особенно когда их приносят милые люди. Чечотт собрал все остатки врачебного терпения и рассказал, что и как привиделось Янеку. Ванзаров слушал слишком внимательно.

– Позвольте уточнить: призраки были в саду, а Янек видел их из окна палаты?

– Пан Ванзаров, зачем вам в этом копаться?

– Дело в том, Оттон Антонович… – сказал Ванзаров с расстановкой, – что в моей работе бывают вещи, о которых лучше не знать. Но могу вас заверить, что к этим призракам у меня интерес особый. Значит, их было двое?

Чечотт выдавил мучительную улыбку.

– Это только кажется больному сознанию. Их могло оказаться даже трое…

– Нет, не могло, – твердо ответил Ванзаров, но в душу доктору закралось сомнение: или пан полицейский слишком себе на уме, или у него не все в порядке с головой. Второе было предпочтительней.

– Мне необходимо побеседовать с Янеком, немедленно.

Нет, все-таки хитрит. В другой день Чечотт, может быть, уперся бы, но сегодня запас прочности был исчерпан. Выглянув в коридор, он кликнул дежурную сестру Некрасову, попросил проводить гостя до палаты, помочь во всем, но уберечь больного. Он знал, что завтра ему придется начинать с Янеком все сначала: беседа с Ванзаровым и здорового доведет до сумасшествия. Но это будет завтра. А сейчас он сможет пойти, наконец, домой.

– Мой долг считается погашенным? – спросил Чечотт, все-таки улыбаясь.

– Целиком и полностью.

– Благодарю, пан полицейский. Если вам, конечно, еще что-то понадобится, например получить совет по нервным болезням или послушать про удивительные фантазии моих пациентов, я всегда к вашим услугам. Обращайтесь в любое время…

– Благодарю вас. Буду иметь это в виду, – сказал Ванзаров слишком официально.

Чечотт пожалел, что проявил истинно польскую галантность. Не следовало давать пану полицейскому такие привилегии. Чего доброго, поднимет с постели среди ночи. Что-то подсказывало доктору, что так и будет…

А в дверях терпеливо ждала сестра Некрасова.