Глава 29. Скорбный чертог
Монах позвонил и приложил ухо к двери. За дверью было тихо. Потом он услышал, как прошелестели легкие шаги и оттуда спросили:
— Кто?
— Ида, это Олег Монахов. Извините, что без звонка.
Дверь открылась, и Монах вошел. Ида, в черном, бледная и печальная, смотрела вопросительно.
— Добрый день, — сказал Монах, рассматривая ее. — Я принес вам травяной чай. Покажу, как заваривать. Кроме того, проведу сеанс. Я вас разбудил?
— Я не спала, просто лежала. Вы экстрасенс? — спросила Ида. — Света говорила…
— Ну, какой там экстрасенс. — Монах сделал вид, что смутился. — Так, разбираюсь немного в травах. Люблю, чувствую, какая от какой хвори, сам собираю. А потом достаю всех домашних, заставляю пить.
— Они слушаются? — Ида слабо улыбнулась.
— Не слушаются. Чай ведь заварить надо, да и пить желательно все время, а таблетку глотнул и свободен. А что такое таблетка? Яд!
— Яд, — согласилась Ида. — Кофе хотите?
— Кофе — тоже яд, — сказал Монах. — Хочу. А вы умеете варить?
— Умею. Это то немногое, что я действительно умею. Давайте в кухне, не против?
— Давайте. И тащите сразу кастрюлю для отвара.
— Я когда-то пила китайские травяные чаи, они были просто ужасны! Черные как деготь и страшно вонючие.
— Есть такие. Для тонуса. Амбре и вкус в полной гармонии.
— Я смогла выпить только три раза. Ваши чаи такие же?
— Нет, Ида. Мои приятные, сладковатые и пахнут цветами. Я кладу туда жасмин и анютины глазки. Вам понравится. — Он потрогал ее лоб. Ида, которая инстинктивно боялась чужих — черта, развившаяся за время болезни, — не отпрянула, таким естественным был его жест. — У вас температура.
— Теперь реже. Сейчас выпьем кофе, и все пройдет. Или чай с анютиными глазками. — Она улыбнулась. — Вот вам кастрюля.
Монах раскрыл пакетик, вытряхнул в кастрюлю щепотку сухих трав, залил водой. Ида с любопытством наблюдала.
— Это на один раз, — сказал Монах. — Варите пять минут на медленном огне. В чашку можно добавить мед. Пить лучше вечером, потому что захочется спать.
— Мне и так все время хочется спать. О каком сеансе вы говорили?
— Я попытаюсь передать вам свою энергию.
Она окинула его взглядом и рассмеялась.
— Это возможно? А вам не жалко? — Она щелкнула кнопкой электрического кофейника.
— У меня ее много, — сказал Монах, с удовольствием рассматривая ее. — Я с вами поделюсь. Вы пиво пьете?
— Пиво? — Она удивилась. — Никогда не пила. А что?
— После сеанса состояние примерно такое, как после пива. Голова идет кру́гом и радость. Перезагрузка полная. Когда вы окрепнете, я позову вас на пиво к Митричу в «Тутси». Это мой добрый знакомый, трудится барменом.
— Я помню его. А много нужно выпить?
— Вам немного, хватит стакана.
— Ваш кофе! — Она пододвинула Монаху керамическую кружку. — Сливки? Сахар?
— Ничего, кроме кофе. Ваш отвар тоже готов, выпьете после сеанса.
— Это не больно? Передача энергии.
«Не больно. Это же не электрический удар», — хотел сказать Монах, но вовремя прикусил язык.
— Ида, как вы вообще?
— Не знаю, Олег. Пустота и подвешенность. Наверное, еще не осознала. Слава богу, Света приходит, и еще Игорь Костин, партнер Толи. Он взял на себя похороны. Я отдам ему бизнес, все равно я не потяну. А денег мне хватит… — она запнулась, — надолго. Я хочу уехать отсюда, у нас дом в Лимассоле. Там хорошо! Сначала вечная весна, потом вечное лето, потом вечная теплая осень. Море рядом, азалии цветут. И главное — далеко. Далеко от всего: от этой сырой зимы, смертей, болячек. Мне бы только попасть туда, понимаете? — Она смотрела Монаху в глаза.
— Понимаю. У вас удивительные глаза, Ида. Бирюзовые!
— Это от кофе. Представляю, какие они станут от пива.
Монах рассмеялся.
— Вы не думайте, что я бесчувственная! Мы прожили вместе двенадцать лет, у нас были прекрасные отношения. До свадьбы встречались больше двух лет… А потом я заболела. Толя вытащил меня, если бы не он… Если бы я верила в высшие силы, я бы подумала, что он погиб, спасая меня. Как в кино про «Титаник» — меня вытолкнул, а сам утонул. Это несправедливо. В нем было столько сил… не понимаю. Так просто не может быть! Это несправедливо.
— Я встречался с Андреем Шепелем, — заметил Монах. — Он не знал о смерти вашего мужа.
— Не знал? — Ида взглянула на Монаха в упор. — По-моему, весь город в курсе. Толя был любовником Виты Шепель, Андрей прекрасно все знал! Он ненавидел Толю.
— Вы ему нравитесь.
Ида порозовела.
— Я мало его знаю. Вита была неприятной высокомерной снобкой. Если бы вы знали, как я жалела, что не осталась дома в тот вечер! Но мне вдруг захотелось праздника, я купила новое платье… старые не годились — я очень похудела, сделала прическу, накрасилась… впервые за два года! А потом увидела Толю и Виту вместе и поняла, что они любовники.
Монах взял ее за руку.
— Никакой трагедии! — Она усмехнулась кончиками губ. — Если честно, мне было все равно. То есть не столько все равно, сколько гадко. И немного обидно. Меня как будто ударили по лицу! При всех. А подруга Виты, Тома… — Ида махнула рукой. — Ясновидящая! Дрянная особа.
Монах кивнул.
— Она, кажется, умерла.
— Умерла. Я понимаю, о мертвых или ничего, или хорошо. Бог с ней! И Руслана, стриптизерша… Света говорит, были какие-то знаки. Какое-то колдовство. Сначала Вита Шепель, а потом они. Света сказала, что следующие мы… надеюсь, она пошутила.
— Были, — сказал Монах. — Знаки были. Это не шутки.
— А что это значит?
— Это значит, что смерти связаны. Ясновидящая и Руслана убиты одним и тем же убийцей. Насчет Виктории Шепель не уверен.
— А нам, оставшимся, что-то угрожает? Мне и Свете?
Монах пожал плечами.
— Вряд ли. Совпадения случаются очень странные, необязательно есть смысл. Была еще одна смерть, там тоже оставлен знак.
— Кто?
— Актер Молодежного театра, Петр Звягильский, слышали о таком?
— Кажется, Света упоминала. Значит, не только наш круг? Были и другие? Этого актера на дне рождения точно не было.
— Его могли пригласить, но что-то помешало ему прийти, мы не знаем. Если он был приглашен, то связь с Викторией Шепель все-таки существует.
— Но его же не было! Что он мог знать? — вырвалось у Иды.
— То есть вы хотите сказать, что убивают только тех, кто присутствовал и что-то знает?
— Если убивают всех из нашего круга, то существует какая-то причина, правда? Месть, ревность… не знаю. А об этом актере я никогда не слышала и не помню, чтобы о нем там говорили… Знаете, как бывает, пригласили известного человека, хозяйка должна была объявить, а никто о нем даже не упомянул. Вита любила хвастаться связями и знакомствами со знаменитостями.
Монах кивнул.
— Понимаю. Но как бы там ни было, четверых уже нет. Хозяйки и троих гостей. Актера пока оставим за скобками. Я не знаю, как он затесался в компанию жертв. Тут интересный момент… если позволите. Как лично вы относились к жертвам?
Ида задумалась на миг, а может, пыталась подобрать слова.
— Вита была мне неприятна, я уже говорила. Ясновидящая Тамара тоже. Руслану я едва знала. Она флиртовала с моим мужем…
— То есть у вас был мотив убрать всех трех? — спросил Монах.
— Получается, был. — Ида улыбнулась. — Пожалуйста, никому не говорите. Но я не рисовала знаков, честное слово!
Монах чуть сжал ее руку. Ида порозовела, но руки не отняла.
— Я разболталась, да? Это от кофе. А на ночь выпью ваш отвар. А сеанс — это долго?
— Минут двадцать. Приступим?
— Я готова.
— Нужно лечь на пол, руки вдоль тела, расслабиться. Смотреть на меня необязательно, можно куда угодно.
Она улыбнулась.
— Что я должна почувствовать?
— Я не знаю. Радость, печаль, страх… возможно, чувство вины. У всех по-разному. Не сопротивляйтесь, смейтесь или плачьте. Я не буду смотреть.
Он отодвинул журнальный столик и, стараясь не закряхтеть, опустился на колени. Похлопал ладонью по ковру — Ида легко опустилась рядом, не сводя взгляда с Монаха.
— Я ничего не понимаю, — сказала она вдруг, заглядывая ему в глаза, словно искала защиты. — Я совершенно не разбираюсь в людях… Господи! Я не знаю, чего от них ждать! Мы совершенно не знаем друг друга…
— Это пройдет, — сказал Монах. — Не на все вопросы есть ответы, тут уж ничего не поделаешь. Люди действительно разные, нужно включать интуицию. Я научу. А сейчас расслабьтесь, Ида. Начните с кончиков пальцев на ногах, представьте, что вы погружаетесь в теплую воду… глубже, глубже…
Он простер руки над Идой ладонями вниз и вдруг загудел басом. Было похоже, что гудит большой мохнатый шмель. Звук вибрировал в пространстве, неуловимо менялся, «ум-м-м-ум» переходило в «бу-у-у». В ответ, казалось, зазвучали мебель и стены.
Ида рассматривала мощный торс Монаха, бороду, пучок волос, перехваченный кожаным шнурком, и думала, что он похож на волхва. Только нужно балахон вместо свитера. Жаль, нет горящих свечей. Красивая была бы картинка: на полу лежит женщина, над ней жрец, а вокруг потрескивают, сгорая, свечи. Женщина… мертвая? Она перевела взгляд на здоровенные ручищи Монаха — от них шло тепло. Оно охватывало ее грудь и живот и бежало по рукам и ногам. Затылок и грудная клетка стали резонировать в тон гудящему шмелиному звуку.
— Ум-м-м-м, — гудел Монах, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Б-у-у-у…
Ида вдруг расхохоталась истерически. Она хохотала, и слезы текли по вискам, пропадая в пепельных прядках.
Монах продолжал гудеть. Он гудел; Ида хохотала. Она перестала смеяться так же внезапно, как начала. Лежала неподвижно с закрытыми глазами. Монах перестал гудеть. Ему показалось, она не дышит. Он взял ее руку. Она спала. Монах перестал гудеть, сидел рядом, смотрел на нее. Лицо ее казалось вылепленным из воска — полупрозрачное, с голубоватыми тенями под глазами и на впалых висках. Тонкие пепельно-русые волосы напоминали перышки какой-нибудь луговой птички. Недолго думая, Монах улегся на ковре около Иды, сцепил на груди руки и тоже закрыл глаза. Прислушиваясь к ее едва уловимому дыханию, он думал. Выстраивал разные интересные комбинации возможных мотивов убийств, вспоминая интонации, отдельные слова, гримаску на лице… сопоставляя и определяя, где правда, где ложь, где недосказанность. Отделял зерна от плевел… пытался, во всяком случае.
Он задремал и увидел в мелком зыбком полусне черную фигуру человека… в большой комнате, неярко освещенной светом откуда-то сбоку… похоже, ночь… входит женщина… светлый размытый силуэт… вспыхивает светильник под потолком… слышны шаги… она оборачивается к тому, кто вошел…
Очнулся Монах оттого, что его погладили по голове. Он открыл глаза и увидел над собой лицо Иды. Они смотрели друг дружке в глаза…
