Книга: Тринадцать ведьм
Назад: Глава 29. Скорбный чертог
Дальше: Глава 31. Кофе на кухне

Глава 30. Эскорт-дива

— Леша, твоя машина на ходу? — спросил Монах своего друга и соратника Лешу Добродеева на другой день после неудачного интервью с вдовым бизнесменом Андреем Шепелем и вечернего сеанса у Иды Крамер.
— Куда едем? — встрепенулся Добродеев, в котором любопытство и склонность к авантюрам забивали всякие доводы рассудка и элементарную осторожность. А также зачастую понятия о приличиях.
— В Зареченск.
— В Зареченск? — удивился Добродеев. — По личному делу или как?
— Конечно, или как. Какие могут быть личные дела во время криминального расследования?
— И что мы там собираемся расследовать?
— Расскажу по дороге.
— Прорыв?
— Прорыв, Леша.
— Ты знаешь кто?
— Думаю, знаю. И зачем, тоже знаю. В смысле, мотив.
— Лечу! У твоего дома через час.
— Жду, — кратко ответил Монах.
Было восемь утра. Монах лежал на бугристом Жориковом диване, не замечая его рытвин и ухабов. До него долетали невнятные голоса супругов, назидающих детей, вопли маленького Олежки и плач девчонок, не желающих пить молоко. Все путем, теплый домашний очаг. Уже в который раз Монах подумал о собственном жилье, вспомнил тихий уютный дом Иды, где красивая мебель и пахнет хорошим кофе. И две ванные, во избежание драки между супругами. Хотя теперь хватит одной. Вспомнил, как они лежали рядом на полу, на толстом ковре; Ида спала, неслышно дыша, а ему привиделся сон про женщину и шаги. Руки их чуть-чуть соприкасались. Краешком, ее холодная и его горячая. Монах уставился на трещину в потолке. Рядом была другая, поменьше, напоминавшая нижнюю челюсть крокодила, раскрывшего пасть.
Ида… драгоценный манускрипт на непонятном языке… с картинками. Язык незнакомый, но то, что выглядит, как книга, имеет страницы, обложку и корешок, книгой является. Значит, что-то определенное сказать все-таки можно. Хоть что-то. Обложка, страницы, корешок… книга!
Нездоровая, испуганная, забившаяся в норку, способная на неожиданные выпады, защищаясь… Ледяная, сказал Добродеев, никаких эмоций! Муж, у которого любовница; он же любовник жены Андрея Шепеля. И его уже нет. Несчастный случай. Если бы не знак. Знак воды. Аксий. В Интернете их полно. Чертов знак. Все-таки убийство.
Монах неторопливо сел, затрещав пружинами лежбища, почесал бороду, потом затылок.
Анжелика спросила, просунув голову в дверь:
— Кофе будешь? Есть вчерашние котлеты, подогреть? Жорик отказался.
Монах вздохнул и сказал:
— Кусок хлеба, кофе сварю сам.
Анжелика фыркнула и захлопнула дверь.
— Олежка, ты в курсе, что арестованы сатанисты? Весь город прямо как с цепи сорвался, только об этом и говорят, — спросила она появившегося в кухне Монаха.
— Сатанисты? Что за сатанисты?
Свежий, умытый, с расчесанной бородой и пучком на затылке, Монах достал кофеварку, засыпал кофе, налил воды. Анжелика сидела рядом в расхристанном халате, расслабившись после бурного утра. Была очередь Жорика распихивать детишек в школу и детский садик. После воплей и визгов тишина, воцарившаяся в доме Шумейко, оглушала. Негромко звякал ложечкой Монах, лилась вода из крана, Анжелика сладко зевала и потягивалась.
— Секта такая, сатанисты, ночью устраивают шабаши и жертвоприношения на кладбище. Их главный — верховный жрец и магистр — арестован, говорят, сторожит его отряд ОМОНа, боятся, что улетит в трубу! Ужас! А еще он вампир!
— Разве там есть труба?
— Где?
— В СИЗО.
— При чем здесь труба? Он может запросто исчезнуть, а его родная бабка ведьма! В магазине люди говорили. И в знаках они спецы, да и вся секта. Наш Леша писал про знаки, и вот вам, пожалуйста, секта сатанистов! У них в штаб-квартире по стенам ведьмачьи знаки, а в тайных документах все про жертвоприношения. Я бы еще и бабку арестовала.
— Я с ней знаком, — скромно заметил Монах.
— Ты знаком с бабкой главного сатаниста?! — ахнула Анжелика. Она была потрясена, она смотрела на Монаха раскрыв рот. — И ни словечка не сказал? Не ожидала от тебя, Олежка.
— Не успел, честное слово. А бабка нормальная, мне понравилась. У них в доме живет прорва всякой живности. Бойцовая кошка вроде тигра, так и бросилась! Хорошо, что была на цепи. И сова с человечьей мордой, вроде собаки, живет в сенцах. Глазищи — во! — Монах показал, сложив указательный и большой пальцы в кольцо.
— Как это — с человечьей мордой? Мутант?
— Мутант. И всякие маленькие птички в клетке, вроде колибри.
— Сову кормят живыми птичками? — снова ахнула Анжелика.
— Нет, они просто живут в клетке. Не думаю, что кормят. Хотя не поручусь, — прибавил он, ухмыляясь.
— А как ты с ней познакомился?
— Узнал, что арестовали главного сатаниста, и пошел посмотреть на бабку. Леша в прошлом году брал у него интервью, сказал, что он живет вдвоем с бабкой. Так и познакомился.
— А ты не боялся, что она тебя… — Анжелика взмахнула рукой.
— Боялся. Конечно, боялся. Но, как видишь, живой. И в виде человека, а не жабы… какой-нибудь.
— А почему она на свободе?
Монах отхлебнул кофе и задумался.
— Думаешь, надо? Она уверена, что внук ни при чем и его не сегодня завтра отпустят.
— Ага, отпустят! Жди! Если поймали, фиг отпустят. Теперь всякие экспертизы, алиби, отпечатки пальцев… Не отмоется! Говорят, еще кровь проверят, у вампиров в крови совершенно другой генетический код!
Звякнул мобильный телефон Монаха. Это был Леша Добродеев.
— Бегу! — бросил Монах, поднимаясь. — Анжелика, имей в виду, все, что я сказал, не для прессы, поняла? Никому!
Анжелика закатила глаза, что означало:
— Конечно, какие вопросы!
Когда за Монахом захлопнулась дверь, она поспешно достала из кармана халата мобильник…
— В Зареченск? — спросил Добродеев.
— Сначала в третью городскую больницу.
— Хочешь поговорить с лечащим врачом Иды?
— Ну… в принципе, — неопределенно отозвался Монах. — Не помешает.
— А ты вчера провел с ней сеанс?
— Провел.
— И?..
— Она уснула.
— А ты?
— Я ушел.
— Ушел? — не поверил Добродеев.
— А что я, по-твоему, должен был делать?
— Ну… подождал бы, пока проснется, — подумав, сказал Добродеев. — Она же тебе нравится. Она действительно больна?
— Действительно. Но не смертельно. Выпусти меня здесь, я на минутку.
Монах выбрался из машины и зашагал к больничному входу. Вернулся он минут через двадцать, уселся и сказал:
— Вперед, Леша!
— Ну что? Поговорил?
— Поговорил. Все в порядке. Ты дорогу знаешь?
— В Зареченск всего одна дорога, не промахнемся. А зачем мы туда едем?
Монах не ответил и слегка захрапел…
Добродеев хмыкнул и сосредоточился на дороге, которая была довольно паршивой, а кроме того, снижая видимость, вдруг повалил густой мокрый снег. Машина, натужно воя, вылетала из колдобин с водой, бешено работали дворники, не успевая сметать с ветрового стекла рыхлую тяжелую массу. Чертова погода, бормотал Добродеев. До чего же чертова погода!
…Он с облегчением запарковал машину около площади. Посмотрел на Монаха и скомандовал:
— Подъем!
— Уже? — Монах протер глаза.
— Куда теперь?
— Теперь в местный «Хилтон».
— Ага, в «Новый Зареченск»! — сообразил Добродеев. — Мы что, остаемся на ночь?
— Посмотрим, Леша.
— Под какой легендой работаем? Будем брать интервью?
— Интервью мы уже брали, нужно варьировать приемы. Вперед!
Они вошли в вестибюль самой крутой городской гостиницы. Монах подумал, что время здесь остановилось. Черно-желтая плитка на полу, громадный фикус, деревянная стойка и дежурный администратор — дама средних лет с прической «волна», в красивых больших очках, из тех, что вышли из моды четверть века назад, в белой блузке и строгом пиджаке — униформе всякого уважающего себя администратора.
Монах, румяный, большой, бородатый, в расстегнутой дубленке и вальяжный Добродеев в дорогом кашемировом пальто с широченными плечами и громадным клетчатым шарфом, едва не волочащимся по полу, подошли к стойке. Монах приятно улыбнулся и пророкотал, наклоняясь к даме-администратору:
— Здравствуйте! Не подскажете, где найти Лауру?
Дама не сумела скрыть удивления и переводила взгляд с Монаха на Добродеева.
— Нам известно, что она здесь работает, — с нажимом сказал Добродеев.
— А вы кто будете? Из газеты?
«В нюхе ей не откажешь», подумал Монах.
— Мы не из газеты… — Он скосил глаза на табличку с ее именем. — Наталья Андреевна, мы по другому, очень печальному делу. Наш добрый друг находится при смерти, и он попросил привезти Лауру, которую знал когда-то, но, к сожалению, утерял ее телефон и адрес… Сейчас он понял, что она была единственной женщиной, которую он любил.
Добродеев с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. С его точки зрения, вопрос с Лаурой решался по-другому: сунуть пару бумажек швейцару и получить адрес. Монах как-то слишком все усложняет.
— Лариску, что ли? — фыркнула дама. — А он из нашего города?
— Нет, они встретились в июне, полгода назад, он жил в вашем отеле.
— Правда? А как его фамилия?
— Его зовут Андрей Шепель, он предприниматель, был у вас в командировке.
— Андрей Шепель? Сейчас, сейчас… — Она уставилась на экран компьютера. — Был такой, заселился двадцатого июня, вечером, в мое дежурство. Видный мужчина!
— И через вас познакомился с Лаурой, — догадался Монах.
— Ага, еще чего! Сам познакомился, на улице. Мы еще удивились! Лариска так себе, работала у нас когда-то горничной. Вообще-то у нас красивые девушки. А тут вдруг смотрю, он с ней в вестибюле, стоят, разговаривают, а потом заказал ужин в номер. Она по старой памяти здесь крутится. А потом еще приезжали из прокуратуры и спрашивали про него, — она понизила голос: — А что случилось? Говорят, убийство?
— Убийство? — ненатурально удивился Монах. — Не слышал. А координаты этой Лауры у вас, случайно, не завалялись?
Дама нахмурилась, пощелкала по клавиатуре и сказала сухо:
— Пишите.
— Я запомню, — сказал Монах.
— Ну и о чем ты с ней хочешь говорить? — спросил Добродеев, когда они покинули пределы гостиницы и зашли за угол, хоронясь от сильного ветра.
— Хочу убедиться, что я прав, Леша. Кое в чем я уже убедился. Теперь поговорим с Лаурой. А ты обратил внимание, с какой гордостью она сказала: «У нас красивые девушки!» То есть Шепель мог познакомиться с красивой, а выбрал почему-то Лариску, которая так себе. Она явно его осудила и обиделась за красивых. Кроме того, как я понял, служба знакомств здесь процветает, и если ты, Леша, хочешь познакомиться с красивой девушкой, то Наталья Андреевна тебе не откажет.
— И что?
— Информация к размышлению, Леша. Она сказала, это недалеко. Как я понимаю, рабочий день Лауры начинается ближе к вечеру. Нам еще возвращаться, и хотелось бы засветло. Гастронома поблизости не усматриваешь?
— Через дорогу. Надо бы позвонить, — сказал Добродеев.
— Не надо! Захватим Лауру в естественных условиях.
— А если она не одна?
— Тогда подождем.
…Лаура была дома и одна. Она распахнула дверь, обежала их цепким взглядом; задержалась на торбе из «Экономки».
— Лаура? — спросил Монах с бархатными модуляциями в голосе. — А мы к вам.
— Я! Вас двое? — Она посторонилась. Они вошли.
Добродеев закашлялся.
— Лаура, у нас к вам дело.
— Ежу понятно, — сказала Лаура.
— Давайте так, — сообразил Монах, — мы платим, чтобы поговорить. Нам не нужен… эскорт-сервис, идет? Сколько за час?
— О чем поговорить?
— О жизни. Так мы договорились?
— Только имейте в виду, я девушка дорогая! С каждого за два часа.
Дорогая девушка выглядела совсем не дорого, скорее, наоборот. Длинные травленые белые волосы, розовый свитерок, джинсы. Хмурое недовольное выражение простоватого маленького личика с утиным носиком и круглыми голубыми глазами; кроваво-красные ногти; болтающиеся по плечам серьги с голубыми камешками.
— Заметано, — сказал Монах. — Кофейку не найдется? В горле пересохло. — Он протянул ей торбу.
Лаура кивнула и пошла из прихожей. Монах и Добродеев, не раздеваясь, последовали за девушкой.
— Сюда! — Она махнула рукой на открытую дверь гостиной.
Они вошли. Добродеев с любопытством огляделся. Пластиковые цветы, вазочки, салфеточки, вышитая картина с оленем. Преобладание леденцово-розового колера.
Монах уселся на диван. Добродеев поместился в кресле. На пороге появилась Лаура с подносом. На подносе стояли чашки с кофе, рюмки, вазочка с ядовито-разноцветными пирожными и открытая бутылка малинового ликера — их подарки. Монах взял чашку, понюхал и вздохнул, вспомнив Анжелику. Лицо у девушки было по-прежнему хмурое. Он разлил ликер по рюмкам:
— За встречу!
Они выпили. Лаура скривилась и схватила пирожное.
— Крепкое!
— Лаура, я думаю, вас уже спрашивали про Андрея Шепеля, с которым вы познакомились двадцатого июня? — приступил к делу Монах.
— Ну, спрашивали. А вы из полиции? — Она снова потянулась за пирожным.
— Нет, мы из областной газеты. Это Лео Глюк! — Монах кивнул на Добродеева.
— Вы Лео Глюк? — вспыхнувшая Лаура вытаращила глаза на Добродеева и перестала жевать.
— Он самый, — улыбнулся Добродеев. — Читали мои материалы?
— Конечно! — Лаура впервые улыбнулась; поправила волосы. — Вы хотите написать про меня?
— Э-э-э… — проблеял Добродеев. — Вообще-то мысль такая имеется…
Он прикидывал, как объяснить, что именно он хочет написать, но объяснений не потребовалось.
— А знаете, наша районка однажды напечатала мои стихи, еще в школе, все прямо обзавидовались!
— Слава, однако, — сказал Монах. — А этот Андрей Шепель…
— Ой, да помню я его! Солидный мужчина, но какой-то… — Она запнулась. — Какой-то смурной, двух слов не сказал… Спрашивает, вы, девушка, свободны? Поужинаете со мной? Прямо на улице остановил. Не привык ужинать один, говорит. Я еще подумала, что у него какое-то несчастье. Знаете, мужчины, типа, любят поговорить с девушками, я привыкла. Только он молчал всю дорогу. Заказал шампанское, коньяк, баранину… Мы выпили, ну, все такое, в смысле, кушаем, а он молчит, лицо страшное, как у этого… я кино видела! Дракула! Аж мороз по коже. Я спрашиваю, а вы к нам надолго приехали, типа, интерес проявляю, а он говорит, не знаю пока. И подливает шампанского с коньяком. Я вообще-то не пью, очень пьянею, а он заставляет, говорит, не может один. А у меня голова кругом… ну, я пошла в туалет, вырыгала… выхожу, а он снова подливает…
Лаура раскраснелась и разговорилась. Обращалась она к одному Добродееву, поправляла волосы, смеялась и стреляла глазками.
— Когда вы ушли от него? — спросил Монах.
— Утром! Он разбудил меня, говорит, должен встретиться кое с кем по работе, надо, типа, бежать. Ходит в халате, с полотенцем, волосы мокрые, говорит, жалко будить, говорит, ты так сладко спишь. Обещал позвонить вечером, но не позвонил. Я пошла узнать, а он уже уехал. Спасибо, говорит, за прекрасный вечер, руку поцеловал, а я ничего толком не помню! — Лаура расхохоталась.
Монах снова разлил ликер. Она замахала руками, хватит, мол, я уже хорошая, но опрокинула лихо. Ее словно подменили, и Монах посматривал на нее с удовольствием.
— А потом приезжал следователь, спрашивал про него. Горничную, администратора… всех! И меня, конечно. Нас же видели вместе, тут все друг друга знают. Вроде его жену убили. Я им сразу сказала, это не он, он был тут со мной всю ночь. Ждала, что он позвонит, даже сама позвонила… Нинуля, подружка, дала мне номер с его анкеты, я и позвонила. Но он не ответил. А про что вы собираетесь писать?
Добродеев взглянул на Монаха.
— О том, как можно провести время в вашем замечательном городе. Будет серия: «Города области, история вчера и сегодня», — сказал Монах. — Как можно провести время, где, с кем… как-то так.
— Бедная девочка, — сказал Добродеев на улице. — Будет ждать материал.
— Для прожженного журналюги, Леша, ты очень сентиментален. Будет статья, не будет статьи — все едино. Ты сделал ее счастливой, она внукам будет рассказывать, что знаменитый Лео Глюк… сам Лео Глюк почтил! И сразу мечтательный овал лица. Ну и гадость это пойло! — Монах сплюнул на тротуар. — И кофе тоже пойло. Нет, все-таки женщина варить кофе не умеет, — сказал он, вспомнив Анжелику. — Генетически не способна. За некоторым исключением, — добавил, вспомнив Иду. — Между прочим, ликер оказался в масть, а ты говорил, на фиг этот лосьон. Раздухарилась наша барышня, раскраснелась, с тебя глаз не сводила, похорошела! Я думал, ты останешься. А еще говорят, что для полноты счастья накиряться должен мужик.
— Да ладно! И что это тебе дало?
— Это дало мне многое, Леша. Нам дало. Наша миссия здесь закончена. Алиби у Шепеля нет.
— Ты думаешь, он ее чем-то опоил? Даже несмешно! Она совсем не умеет пить, ты же видел. Как все-таки личность раскрывается при общении, — заметил Добродеев. — Эта девочка, Лаура…
— Особенно после пойла, — сказал Монах. — Так и просится на язык: бедная Лаура. Может, ты прав, я не настаиваю на своей версии. Время покажет.
— Ты циник, Христофорыч.
— Циник. А еще я снимался в порнофильмах.
— Ты?! В порнофильмах? — Добродеев расхохотался.
— А что? Рылом не вышел? Или массой? Ладно, шучу, расслабься, Леша. Меня приглашали, но я не повелся.
…Всю обратную дорогу Монах проспал, а возможно, лишь делал вид, что спит, а сам думал. Добродеев, сгорая от любопытства и нетерпения, подъезжал к нему с вопросами, но внятных ответов так и не добился.
— Может, посидим у Митрича? — с надеждой спросил он уже в городе. — Поговорим.
— Сегодня не получится, Леша. Давай завтра.
— Куда тебя? — спросил разочарованный Добродеев.
Монах поскреб в бороде.
— Закинь меня к Иде, хочу узнать, как она после вчерашнего.
Добродеев иронически хмыкнул…
Назад: Глава 29. Скорбный чертог
Дальше: Глава 31. Кофе на кухне