ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой Хельдер ведет высокоинтеллектуальные беседы, Майя наконец признается, где кулон, а Адам понимает, что у него огромные проблемы
В третий раз дотащить Адама до дивана оказалось не так уж сложно — видно, сказывался опыт. То, что обстановка уже успела к этому времени смениться, а сам диван удлиниться, стать чуть выше и изменить цвет обивки, — это в самом деле такие мелочи!
Портреты, кстати, тоже исчезли, на стенах теперь появилась выкрашенная в лиловый цвет, ободранная местами рогожка.
— И что ему не лежится спокойно? — досадливо протянула Имке.
— Он кулон ищет, — рассеянно сообщила Майя, уставившись поверх ее плеча в пустоту.
Девушка уже смирилась с тем, что она разговаривает с галлюцинациями. Нет, конечно, некоторый минус в том, что эти самые глюки заставляли ее таскать какие-то тяжести, был, но с другой стороны, кто его знает, что происходит в реальности? Может, она тайком проникла в банк и выносит мешки с деньгами? Потом хоть оправдание будет: «Я ничего такого не видела, не помню, не носила».
Кстати, к слову о «не видела». Кулон, который так требовался «принцу». Где-то что-то такое в ее галлюцинациях проскальзывало. Был какой-то кулон, причем совсем недавно… Да, точно, на шее у парня висел. Там еще птица изображена была. Это имело место еще до того, как мир просто разделился напополам и Майя стояла на границе реальности и начинающихся видений. А потом она коснулась ладонью груди «принца»… И все сменилось на радужную пещеру, желе и серого зверя.
— Да нет тут никакого кулона! — раздраженно откликнулась Имке, вновь открывая пузырек с нашатырем. — Дерик его так притащил! Ты сама видела.
Студентка последнюю фразу пропустила мимо ушей — что-то еще было с этим кулоном связано… Что-то, что проскользнуло в видениях, толком не задержавшись в воспоминаниях.
Ох…
Адам чихнул.
— Нету, — печально согласилась Майя. — Я его сняла и выбросила.
Интересно, а что она в реальности выкинула? Кошелек «принца»? Сотовый? Паспорт?
Это, конечно, если предположить, что на месте «принца» сейчас кто-то есть. Пусть на него и не похожий, но в природе существующий.
— Далеко отсюда? — заинтересовалась Имке.
— В пещере еще…
— И где эта пещера? — хрипло поинтересовался уже пришедший в себя Адам. Снова встать с дивана он пока не рискнул. Только голову повернул, найдя взглядом Майю.
— Где-то среди моих галлюцинаций. — Более конкретный адрес студентка не могла назвать при всем своем желании.
Нет, девушка прекрасно помнила, на какой улице столкнулась с «принцем», но ведь потом она — вроде бы — оказалась в другой точке. А раз так — неизвестно, как далеко от первоначального места находилась эта галлюциногенная пещера с радужным полом, подвижным желе и серой тварью.
— А… Дерик не говорил, где он вас нашел? Не называл никаких островов? — Имке придумала очень простой способ избавиться от гостя, не выкидывая его на свалку. Надо просто вернуть его на тот остров, где остался кулон. А уж найдется ли там пропажа — это уже не проблема Имке.
— Да нет никаких островов! — не выдержала Майя. — Я уже говорила, это все глюки!
Ее собеседница хихикнула:
— А если не глюки? Так какой остров был?
— Я откуда знаю?! — Хотя нет. Ведь что-то она слышала… Студентка закусила губу, вспоминая, и осторожно, боясь ошибиться, протянула: — Он что-то говорил о запрещенном…
Имке спала с лица:
— Запретном?!
Майя медленно кивнула:
— Кажется, да.
— Дерик вытащил вас с Запретного острова, — потрясенно выдохнула юная Лейден. — Он сегодня был на Запретном острове… Я убью его!
Хельдер меж тем ничего не знал о кровожадных планах сестренки. У нее, конечно, были все основания: того, кто посмел ступить на Запретный остров, ждет смерть, и уж лучше придушить братца собственными руками, чем ждать, когда в твою квартиру вломится отряд Бурых, узнавших о нечестивце, осквернившем дом Первого. Но речь не об этом: сейчас Крапчатый стоял в темной комнате, перегороженной решеткой, и пытался сообразить, что вообще здесь творится.
Ничего умного в голову не приходило. Неумного, впрочем, тоже.
Зверь склонил голову на другой бок. В светлых глазах хищника мелькнула ирония:
— Так и будем в молчанку играть?
Хельдер потрясенно помотал головой. В мире, где все непостоянно и нестабильно; где солнце может взойти на западе и зайти на востоке (а может и вообще не взойти, посчитав, что достаточно того, что небо посинело, а звезды стали черными точками на нем); где леса могут кочевать с места на место, выдергивая корни из земли и перебираясь на другую сторону реки; где, заснув вечером в великолепном дворце, ты можешь поутру открыть глаза в землянке; где время, текущее по большей части линейно, может стекать в Заводи, продавленные искажениями реальности, и скапливаться в них… В этом мире действовало два основных правила: звери не разговаривают, люди и животные не превращаются друг в друга. И вот сейчас перед Крапчатым сидел некто, нарушивший как минимум одну из существующих констант.
Осталось только определить, какую из них.
А может, обе сразу?
— Нет? — фальшиво удивился хищник. — Не будем играть в молчанку? Так скажи что-нибудь. Желательно умное. Дураков я уже достаточно повидал.
— Что сказать? — только и смог хрипло выдохнуть парень.
Койот оживился:
— О! Заговорил! А я уже решил, что ты немой. Или вообще человеческой речи не понимаешь.
— Понимаю.
Зверь задумчиво почесал передней лапой нос:
— Да уж… Разговор не задался с самого начала… Или ты всегда такой необщительный?
— Не всегда…
— Ну и? Чего тогда сейчас молчим? И главное — меня не выпускаем? Я ведь вроде сразу сказал? Или ты все мимо ушей пропустил? — Голос у зверя был странный. Высокий, с легкой хрипотцой… и почему-то отдающий сильным эхом: может, это, конечно, помещение такое, но голос Крапчатого подобным эффектом здесь не обладал.
— Кто ты? И почему тебя заперли здесь? — На язык еще просился вопрос: «И главное, где это — здесь?» — но Хельдер благоразумно его проглотил.
— А ты, оказывается, не такой дурак, каким кажешься, — хихикнул хищник. — Даже умные вопросы задаешь. Правда, не вовремя. Выпусти меня, и я отвечу.
— А может, наоборот? — Первый шок прошел.
Пленник подался вперед, вытянулся в струнку:
— Хочешь сказать, если я отвечу, кто я, ты меня выпустишь?
— Я этого не говорил. — Хельдер медленно пошел вдоль решетки.
Странно, но здесь нет никакого намека на дверь. Создавалось впечатление, что прутья вырастают из потолка и уходят в пол… Нет, конечно, можно предположить, что зверя заперли здесь до того, как решетка стала такой, как есть, но это ведь надо предугадать, как она будет выглядеть хотя бы через пять минут, не говоря уже о том, чтобы удерживать разговорчивого хищника.
Стоп. А ведь за то время, пока Хельдер находился здесь, комната совершенно не изменилась…
Да еще и зверь этот говорливый…
Все происходящее наводит на определенные размышления. И не сказать, чтобы Крапчатому они нравились.
— Облом, — резюмировал зверь.
Хельдер осторожно коснулся кончиками пальцев решетки. Где-то в глубине души он еще надеялся, что мысль, пришедшая в голову, ошибочна. Что металлические прутья продавятся под ладонью. Что грубый камень стен сменится на… ну, например, на штукатурку. Что легкая и привычная волна искажений изменит окружающий мир, прорезав дополнительную пару окон и впустив в камеру свет.
Ничего подобного.
Холодный металл. Камень. Полумрак.
— Так кто ты такой? — повторил вопрос парень.
Ответа он в принципе не ждал. Не получил его с первого раза, так какой шанс получить со второго? Но странное дело, хищник вдруг осклабился:
— Кто я такой?.. Вы называете меня Первым.
Сердце сбилось с ритма.
Ответ был очевиден, не так ли? Но «очевиден» — это еще не значит «правдив».
Первый сотворил этот мир. Создал во всей изменчивости и непостоянстве, позволил стенам домов менять внешний вид, позволил камням гор превращаться за одну ночь в алмазы, позволил земле под ногами расступаться, образуя провалы и трещины… И теперь Первый не может выбраться из-за решетки?
Да ну нет, бред какой-то!
— Врешь, — догадался Крапчатый.
Койот дернул кончиком хвоста:
— Может, и вру. Но выяснить это ты сможешь, лишь выпустив меня отсюда.
— А почему сам не выйдешь? Если ты действительно Первый, ты должен быть всемогущ. — Похоже, он слишком сильно прижал раненую руку к решетке — по ладони растеклась острая боль.
— А может, так и есть? И я просто проверяю тебя? — Желтые глаза светились иронией.
— Значит, проверку я не прошел, — резюмировал Крапчатый. — Выпускать я тебя не собираюсь.
Фраза была оборвана на середине, но договаривать: «Хотя бы потому, что не знаю, как это сделать, двери здесь нет», — парень не собирался.
— Почему?
— А почему я должен выпускать неизвестно кого? — Парень медленно пошел вдоль решетки.
Зверь оскалился:
— Я вроде сказал, кто я… В отличие от тебя, кстати.
— Но ведь ты не сказал правду? Значит, и я могу не говорить, кто я. — Хельдер совершенно не чувствовал той уверенности, что сейчас звучала в его голосе.
За последний день мир сошел с ума. Мало того что Крапчатый сам отважился отправиться на Запретный остров, так еще на него свалилась куча других обстоятельств, которые просто выбивались из общей действительности. Девчонка, не принадлежащая этому миру. Ворон, которого по собственной глупости притащил домой. А теперь еще и разговаривающий хищник, называющий себя Первым.
— Наха-а-ал! — протянул койот. Кажется, в голосе зверя проскользнули нотки восхищения.
Хельдер тем временем дошел до стены. Узкое окошко-щель располагалось высоко над головой. Не дотянуться. Даже если встать на цыпочки.
А если подпрыгнуть?
Все равно не достанешь. Хельдер только руку вновь потревожил — плохо зажившая рана опять начала кровоточить. Тихо зашипев от боли, парень взмахнул ладонью: несколько алых капель упало на пол.
— Покажи руку, — внезапно серьезно потребовал койот.
Запах крови, что ли, почувствовал?
Хельдер оглянулся на него. В царящем в подземелье полумраке казалось, что желтые глаза зверя светятся. Парень покосился на окно и шагнул к зверю.
Руку показать, конечно, можно. А если укусит?
Крапчатый осторожно просунул правую ладонь меж прутьев решетки, но зверь только хвостом дернул:
— Другую, раненую.
Это была совершенно идиотская идея. Впрочем, у Хельдера имелись оправдания — он не спал всю ночь, вымотался как собака на Запретном острове, поранил руку, смог подремать всего пару часов… В общем, пожелание койота он все-таки выполнил — сунул раненое запястье под самый нос зверю. Пусть для этого и пришлось присесть на корточки.
Капли крови стекли по коже, упали на пол.
Койот, не отрываясь, смотрел на рану, и внезапно в руку впилась зубами острая боль. А сама рана вдруг начала рубцеваться. Края сомкнулись, образуя сперва багровый струп, а потом и вовсе белесый шрам.
В полумраке все это было почти незаметно, но Хельдер мог поклясться, что на рыжей морде койота появилось несколько новых седых волосков…
Парня словно мешком по голове огрели — зверь смог сделать то, что считалось одним из сложнейших заклинаний (Имке вон все, что смогла сделать, — это кровь слегка приостановить). Неужели пленник — тот, за кого себя выдает?!
Впрочем, парень смог сдержать удивление. И, встав, даже смог независимо протянуть:
— Это не доказывает, что ты — Первый. С лечением и Черный справится.
— Ты хочешь сказать, — хихикнул зверь, — только он? Рыжий, Бурый, Крапчатый — не потянет?.. А давай все-таки заключим сделку? Выпустишь меня — и сам станешь Черным.
Тут стоило бы промолчать. Может, стоило ответить какой-нибудь банальностью. Может — сказать глупую шутку. Ну уж совсем не стоило говорить ту правду, что соскользнула с языка Хельдера:
— Зачем, если я хочу стать Первым?
Койот аж поперхнулся:
— Ничего себе запросы… Хочешь создать свой мир?
— Я стану Первым в этом.
Зверь чуть слышно присвистнул:
— Парень, а тебе не кажется, что о подобных планах мне рассказывать не стоит?
Крапчатый пожал плечами:
— Если ты действительно Первый — сейчас ты не можешь выбраться отсюда. А если нет — то какая разница, кому я об этом сказал? — Честно говоря, сейчас это было скорее отмазкой, но не мог же Хельдер признаться, что уже раскаивается в том, что что-то кому-то разболтал.
Хищник оскалился:
— Но ведь я могу рассказать о том, что ты задумал, тому, кто запер меня здесь?
— А оно тебе надо?
— Ну… Если это поможет мне выбраться…
Парень потер пальцами белесый шрам:
— Вот, кстати, еще одно подтверждение, что ты — не Первый. Или опять — то же самое. Будь ты Первым — эта решетка тебя бы не удержала.
Странно, но только сейчас парень вдруг отчетливо понял, что лечение не ограничилось одной рукой. Прошла та дурнота, та усталость, что держалась в теле после бессонной ночи и путешествия по Запретному острову.
В голову вдруг начало закрадываться нездоровое подозрение, что пленник не врет. И вот тогда получается, что Крапчатый очень и очень зарвался.
И, по правде говоря, выводы из всего вышеперечисленного могли только огорчить…
Койот оскалился:
— Загадка на тему: «Может ли всемогущий бог создать камень, который не смог бы поднять?» Спешу заверить — может. Или второй вариант — его может создать другой бог. Или просто — Другой.
Хельдера мороз по коже продрал. Ему что, сейчас прямым текстом сказали, что он находится не дома, а в мире, созданном Другим?! Но ведь вихри искажений не способны забросить за грань!
Ага, и вороны не могут оказаться на островах.
И «нет ничего, что удержало бы Первого или просто помешало ему… Может Первый изменять реальность по желанию своему…». Так говорится в священных книгах? Тогда почему он — если этот говорящий зверь действительно он — не может выбраться из-за решетки?
Кстати.
К слову о священных книгах.
А ведь Хельдер давно должен быть на службе. А вместо этого он торчит здесь, ведет высокоинтеллектуальные беседы со всякими разговаривающими койотами — не столь важно, Первыми или нет, — и рассказывает им о своих дальнейших планах. Гениально. И что самое обидное — сейчас парень находится не в Заводи (когда пересекаешь ее границу, это сразу заметно). Надежды на то, что здесь пройдет больше времени, чем на остальных островах, нет.
В желтых глазах зверя светилась явная насмешка.
— О чем задумался? — Создавалось впечатление, что он совершенно не расстроен тем, что не может выбраться наружу.
— О теологии, — мрачно буркнул парень, окидывая взглядом помещение.
Нет, все верно, выход из этой каморы всего один — тот самый, через который Хельдер сюда попал. А значит, придется идти обратно по темному коридору.
Вопрос только, куда он приведет. А если хищник сказал правду? Если это помещение находится в другом мире — стабильном и неизменчивом?! Как тогда вернуться назад?
Впрочем, проблемы надо решать по мере поступления. А раз так…
Хельдер шагнул к темнеющему провалу в стене, привычно зажигая огонек-светильник. Благо теперь у него силы на это были.
— Уже уходишь? — фальшиво удивился зверь. — А поговорить?
Одно парень знал точно: он и так сказал слишком много. Кем бы ни был его собеседник — Первым, не Первым, Черным или Серо-буро-малиновым в крапинку (если такие в природе существуют), — Хельдер и так ляпнул лишнее.
Вообще не надо было задерживаться здесь, вести эти дурацкие разговоры, пытаться выглянуть в окно. Все, что требовалось, — развернуться и отправиться назад, в темноту.
Но парень все еще медлил:
— Кто запер тебя здесь?
Смешок:
— Выпустишь — скажу.
Хельдер шагнул в темноту коридора.
И лишь после этого за его спиной звякнуло тихое:
— Не ходи налево.
— Что? — Парень оглянулся, но койот уже свернулся клубком, по-кошачьи, на соломе и, кажется, полностью забыл о своем госте…
Огонек на этот раз получился почему-то не зеленым, а синим. Причем самое странное — при меньших затратах сил света давал больше, так что Хельдеру пришлось малость притушить его.
На миг Крапчатый почувствовал легкий укол совести: в конце концов, койот — кем бы он ни был: Первым или еще кем-то, — его вылечил, а Хельдер просто уходит, даже не попытавшись ему помочь. Впрочем, уже через пару мгновений парень легко себя убедил, что его вины в этом нет: решетку было не убрать, и вообще — если в камере действительно Первый, значит, Хельдеру будет легче осуществить свой план.
Осталось только выбраться из этого подземелья.
И не столкнуться по дороге с тем, кто смог пленить самого Первого.
Идя по коридору, Хельдер старался держаться поближе к левой стене: если вдруг что, правая рука свободна и можно будет хотя бы попытаться отбиться при неожиданном нападении. Пол, потолок, стены — весь коридор был выложен гладкими, хорошо подогнанными друг к другу серыми плитами. На ощупь они ощущались слегка прохладными, и странное дело, если рядом с камерой камень стен был абсолютно плотным и твердым, то чем дальше парень уходил от пленника, тем сильнее плитки продавливались под пальцами, пружинили. И ладно бы это объяснялось флуктуациями, так нет! Крапчатый не чувствовал ни малейших искажений, что уже само по себе было странным.
Конечно, пользоваться огоньком небезопасно — тот, кто умудрился запереть Первого (он это или не он, но называть пленника проще так), мог захотеть посетить арестанта и, идя по коридору, заметить слабые отсветы от фонарика нежданного гостя… Впрочем, Хельдер надеялся на то, что хозяин этих катакомб найдет себе светильник поярче, да и шуметь будет побольше, так что Крапчатый сможет раньше его заметить. Других надежд не было.
А еще время. Безжалостно утекающее сквозь пальцы время. Из дома парень вышел за час до службы. Минут двадцать потерял на разговор с дочерью Черного и на вихрь искажений. Еще пятнадцать — на общение с тем, кто назвал себя Первым. Оставалось не больше получаса. И если к концу этого срока Крапчатый не окажется на службе. Обо всех планах и надеждах можно забыть.
Хотя бы потому, что в тюремной камере очень сложно стать Первым.
Внезапно левая ладонь нащупала вместо уже знакомой пружинистой стенки пустоту. Парень покосился налево.
В сторону уходил чернеющий провал прохода. Основной коридор продолжал вести прямо.
Если приподнять руку с горящим на ладошке крошечным огоньком повыше, можно разглядеть, что ведущее вбок ответвление больше подготовлено для посещений, — впереди виднелось закрепленное в стене кольцо, в которое вполне можно было вставить факел. В подтверждение своей принадлежности крепеж всего через несколько мгновений сменился позолоченным настенным канделябром на три свечи.
Коридор, ведущий влево, был изменчив, как и все на островах. Дорога, ведущая прямо, напоминала о нестабильности лишь тем, что стены чуть пружинили под рукой. Если хорошо подумать, получалось, что нужно идти налево, — там больше шансов выбраться куда-то в знакомое место, на поверхность, и добраться до храма.
Хельдер задумчиво почесал голову… И пошел прямо.
Во втором коридоре намного больше шансов встретить хозяина этой темницы. И вряд ли он будет рад встрече с незваным гостем.
Минут через пятнадцать стало понятно, что Крапчатый выбрал неверное направление: стены начали сужаться, потолок, еще недавно расположенный на высоте пары человеческих ростов, навис над самой головой… Еще чуть-чуть — и точно застрянешь, как пробка в бутылочном горлышке.
Идти дальше было безрассудно, следовало развернуться и вернуться в боковой коридор.
Хельдер прищурился: кажется, впереди показалось светлое пятно…
Исходя из того, что оно не приближалось, шума особого от него не слышалось… Значит, там был выход!
Крапчатый рванулся вперед, успев по дороге поймать вьющийся над ладонью огонек и впитать его в кожу, погасив крошечный светильник.
Последние брасы парень преодолел с трудом — коридор сузился настолько, что пришлось склонить голову, а плечами он уже стесал обе стены.
Как удалось разглядеть, проход затягивала белесая пленка. Свет проникал через нее, но различить, что за ней, было невозможно. Особого сквознячка снаружи тоже не было, так что уверенности в том, что за пленкой — чистый простор, не имелось. Впрочем, какой смысл размещать в подземелье комнату с сильным источником света?
Хельдер осторожно коснулся пленки… Пальцы прошли через преграду с некоторым усилием. Но главное, что все-таки прошли.
Что еще не могло не радовать — с той стороны за руку никто не хватал. И криков на тему «А-а-а-а! Ловите-ловите-ловите!» тоже не слышно. Значит, по крайней мере, он не вылезет в особо людном месте.
Оставался, правда, вариант, что преграда не пропускала звуков, но парень предпочитал не задумываться о негативных раскладах.
Впрочем, проблемы все-таки были. Чем дальше просовываешь руку, тем труднее становится ею двигать. А значит, жесткость этой преграды усиливается с каждой минутой. То есть потихоньку, осторожно через эту пленку не вылезешь. Нужно вырываться быстро и резко…
Тут, конечно, стоило развернуться, отправиться по второму, более удобному коридору, но в голове внезапно всплыла короткая фраза, оброненная Первым. «Не ходи налево». А ведь второй коридор вел именно влево…
Получается, пленник знает, как устроены здешние переходы?
Нужно было, наверное, поточнее узнать у него дорогу…
Вот только времени остается все меньше.
А это подразумевает, что нужно как можно скорее выбираться наружу.
Учитывая тип преграды, можно с уверенностью сказать, что способ вырваться наружу только один — рвануться вперед, прорвать собственным телом пленку…
А вдруг это «окошко» расположено на высоте девятиэтажки? Из Хельдера тогда получится весьма симпатичная аппликация на асфальте.
Хотя… выход все-таки был.
Левитировать Крапчатый не мог — просто не хватило бы сил и умений. А вот чуть замедлить скорость падения — для этого его способностей достаточно. Парень повернулся боком, чтобы можно было хотя бы слегка пошевелиться, развел руки в стороны, выплетая кончиками пальцев паутину спасительного заклинания. Он, конечно, не Бурый, совсем уж плавно опуститься на землю, если там порядочная высота, не получится, но хотя бы носом в землю не спикирует.
Перед глазами закружилась тонкая алая паутина. Парашют, разумеется, вышел слабенький, но лучше уж такой, чем никакого.
Хельдер вздохнул, на миг прикрыл глаза, собираясь с силами, а потом решительно рванулся вбок, на волю.
Тело пробило тугую пленку, перед глазами мелькнул яркий свет.
А через секунду парень рухнул на землю, приземлившись на живот.
От сильного удара перехватило дыхание, Хельдер судорожно схватил ртом воздух, попытался перевернуться на спину… И понял, что проблемы только начинаются: он лежал на рыжих камнях основания острова.
Остается только надеяться — не Запретного.
За то время, пока Адам пытался сообразить, радоваться ему или огорчаться (с одной стороны, стало ясно, где искать подвеску, с другой — непонятно, что жители этой аномалии понимают под Запретным островом, и опять же неясно, что станет с кулоном, после того как искажение рассеется), обстановка в комнате успела смениться пару раз. Что не могло не радовать — зубодробительный цвет обоев в стиле «вырви глаз» сменился более приличными бирюзовыми оттенками, у стены появилась горка со стеклянными дверцами, заполненная фарфором, а на полу проявился паркетный узор. Он, конечно, уже давно требовал, чтобы по нему прошлись циклевальной машиной и вновь покрыли лаком, но лучше уж такая старина, чем меблировка в стиле поп-арт.
Адам не сомневался, что тем несчастным, что созданы искажением и существуют лишь краткий миг, пока аномалия воплощена в реальном мире, и картина Энди Уорхола покажется творением величайшего искусства, но сам он предпочитал классику. Слишком уж много неправильностей можно увидеть в повседневной жизни, чтобы еще любоваться на всякую белиберду.
Имке меж тем перестала призывать на голову своего непутевого братца все громы небесные и вновь повернулась к Майе:
— У моего балбеса-брата я еще успею выяснить, что он на Запретном острове забыл. Лучше ответь: я правильно поняла? Ты была у себя дома, ну, в родном мире, потом внезапно оказалась здесь, после того как столкнулась с этим. — Девушка мотнула головой в сторону Адама, пытавшегося перейти из горизонтального положения в более-менее вертикальное: то есть попросту усесться на диване.
Получалось пока с трудом, но помогать ему никто особо не торопился: Майя в очередной раз после смены обстановки вспомнила, что все вокруг — плод ее больного воображения, а Имке было не до того.
Впрочем, ответить Майе так и не дали — стоило ей только рот открыть, как ее тут же перебили, причем сама спрашивающая:
— Только не надо мне опять тут про галлюцинации рассказывать. Это я уже сто раз за сегодня услышала. Просто объясни. До этого ты с ним встречалась? Вообще когда-нибудь видела?
Майя отчаянно замотала головой: рассказывать о том, что «принц» ей приснился, девушка не собиралась. Тем более — собственной галлюцинации.
Имке, правда, заметила, как у ее собеседницы заполыхали щеки, но заострять на этом внимание не стала. Тем более что гость наконец смог усесться на диване.
— Опять решил по комнате пройтись? — В голосе Имке звякнула легкая издевка. — Не надоело?
— Надоело, — согласился Адам. — Но у меня нет выбора.
— Это еще почему?
Тут можно было, конечно, промолчать, тем более что жители аномалий по сути своей однодневки, но Адаму по-прежнему было так плохо, что на вопросы он отвечал автоматически. Попади он сейчас в плен — разболтал бы все военные тайны. Если таковые есть.
— Вы исчезнете к вечеру, а я подвеску потом не восстановлю.
Неизвестно, насколько далеко от кафе девчонка ее выбросила и что будет с кулоном, потерянным в аномалии, — вдруг рассеивающаяся энергия его уничтожит?
— Это еще почему?! — обалдела Имке.
К тому, что она галлюцинация, девушка уже привыкла. А вот к тому, что она еще и исчезнуть до заката должна… Это что-то новенькое.
— Потому что аномалия до вечера исчезнет, какой бы сильной она ни была.
— Аномалия? — Тут уже Имке окончательно заинтересовалась. — Давай-ка по порядку. Что ты понимаешь под аномалией?
Адам на миг задумался, стоит ли отвечать на вопрос, а потом пожал плечами: все равно все исчезнет… Но раз хотели с самого начала…
— Тебя нет…
— О! — обрадовалась Имке. — Я галлюцинация, да?! Я уже слышала!
Парень поморщился:
— Не в том дело. Наш мир создан Вороном. Из пустоты. Кроме Ворона, есть Койот. Ему… ну, не знаю, скучно, что ли… он служит источником аномалий. Хотя сама система проявления пока не известна, но не в этом суть. Аномалии — это искажения реальности. Они возникают оттого, что в наш мир точечно проникают вспышки энергии. Они настолько сильны, что искажают существующую реальность. Вот как здесь. — Адам обвел рукой комнату: обои как раз сменили цвет с зеленого на ядовито-малиновый. — В зависимости от мощности вспышек изменяется и реальность. Слабая — максимум изменит пару тарелок на полке. Сильная — исказит целую комнату. Здесь очень сильная аномалия, судя по всему, она захватила несколько улиц. — Рассказчик сглотнул комок в горле, борясь с накатывающей волной жара и дурноты, и продолжил: — Я всегда считал, что аномалия может изменить неживую природу и самое большее — затронуть зверей, птиц. Эта аномалия настолько сильная, что ее энергия начала воплощаться в материи. Были созданы ты, твой брат. Вы просуществуете ровно до тех пор, пока сила искажений не начнет спадать. Вероятно, к вечеру уже все пропадет.
Имке слушала его, подперев подбородок ладонью и зачарованно кивая в ответ на каждое слово. Дождалась, пока Адам договорит, и тихо прошептала, прикрыв рот ладонью, словно разглашала тайну:
— Открою секрет. Это не вспышка. Это отдельный мир. Созданный Койотом. Ворон его потом просто скопировал. Это вы попали к нам. И мы никуда не исчезнем.
У Адама оборвалось сердце.
В голосе девушки звучала такая уверенность, что статист понял — она говорит правду.
