ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой Хельдер понимает, что обманывать — плохо, а говорить правду — еще хуже, Майя по-прежнему прикидывается тапочкой, а Адам не знает, что предпринять
Кресло было очень неудобным, а наручники на подлокотниках безумно натирали запястья. Но самой большой проблемой, пожалуй, было совсем не это, а танцующая перед лицом Хельдера змея. За прошедшие несколько секунд она успела вырастить десятка два острых и длинных клыков вдобавок к полагающейся ей паре, и все они сочились какой-то зеленоватой дрянью, явно ядовитой.
— Обманул?! Когда?! — От удивления Крапчатый даже бояться перестал.
Он осторожно пошевелил пальцами, надеясь, что сможет ухватиться за струящиеся по комнате искажения. В самом деле, почему бы кандалам не оказаться старыми, заржавленными, поломанными, ну или, в конце концов, сделанными из бумаги и покрашенными серебристой краской?
Увы, нет. Все было настоящим. Даже змея.
Самое противное, правда, было то, что Черный эту попытку заметил: зло дернул уголком рта, и змея, только начавшая успокаиваться, заметно оживилась. Да и количество зубов у нее явно увеличилось. Хотя куда уж больше.
Хельдер вжался в спинку кресла.
— Да не обманывал я Руту!
Он судорожно перебирал в голове все свои разговоры с дочкой Черного. Не было в них ничего такого! Жениться — не обещал, на вечеринку — не звал, подарить луну с неба на пару с защитной сетью острова — не клялся! Так почему?!..
— Не обманывал?! — На скулах Даккена заиграли желваки.
Змея скользнула к самой шее, чудом не впившись в глотку, а наручники резко уменьшились в диаметре, столь сильно стиснув запястья, что Хельдер взвыл от боли:
— Да я ее сто лет не видел!
— Ты вчера с ней разговаривал!
Крапчатый забыл о боли. Точно. Вчера. Перед работой. И перед встречей с Первым.
Но что он там ей пообещал?!
Или вот еще один интересный вопрос. Откуда Черный это знает? Дочка каждым своим чихом делится?
Впрочем, предыдущий вопрос намного важнее. В голове не было ни одной мысли о разговоре с Рутой — на момент разговора с ней Хельдер находился совсем не в том состоянии, чтобы что-то запоминать.
— Не обещал я ей ничего!
Или вопрос не в обещании? Может, он просто рассказал ей, что мир стабилен, Первый койот — белая, ласковая и пушистая собачка, а на городской магосвалке обитают милые розовые пони? А наивная лесная девушка Рута взяла да и поверила?
Хотя нет. Черный бы тогда так не заводился…
— Не обещал?! — рявкнул хозяин дома.
Рывком встав, мужчина шагнул вперед (стол разошелся перед ним и сомкнулся за его спиной, словно был сделан из желе) и навис над вжавшимся в спинку кресла Хельдером. Громкий щелчок пальцев — и змея, превратившись в крошечную сороконожку, шмыгнула в дальний угол.
Даккен вцепился в ворот рубахи Хельдера, рванул его себе — кандалы лопнули, как бумажные, — и, уставившись ему в лицо, прошипел:
— Так какой бездны у нее второй день припадок?! — В черных как смоль, бездонных глазах Гормо Даккена кружились мерцающие звездочки галактик.
— Какой припадок?! — только и смог выдохнуть парень.
— Сейчас увидишь. — Голос больше походил на свист.
Черный, не выпуская ворот рубахи Крапчатого, рванулся вбок, и парень зажмурился, ожидая, что он сейчас впечатается в стену. Но прошло мгновение, второе… А его все куда-то волокли.
Хельдер медленно приоткрыл глаза.
Гормо Даккен мчался вперед, пронизывая стены, проходя сквозь них, как горячий нож через масло, не обращая внимания на удивленно оглядывающуюся прислугу и волоча за собой на буксире вяло трепыхающегося Крапчатого.
Внутри стен было темно, и только редкие светящиеся тараканы разбегались в разные стороны.
Внезапно Даккен остановился, швырнул парня на пол и прошипел:
— Смотри! Доволен?!
— Счастлив по уши, — тихо буркнул себе под нос Хельдер, тряся тяжелой головой и искренне надеясь, что его комментарий никто не услышит. Промолчать было выше его сил.
Наконец перед глазами перестало кружиться и бултыхаться — точнее, кружиться продолжило, но в пределах бушующего в доме у Черного искажения, — и парень смог сфокусировать взгляд.
И честно говоря, ничего хорошего он не увидел.
Хельдер раньше бывал в комнате у Руты всего пару раз, но и этого ему хватило, чтобы запомнить: дочь Даккена предпочитала в обстановке розовые тона. За время общения с ней Хельдер умудрился выучить названия всех оттенков. Даже флуктуации, изредка задевавшие ее комнату, почти ничего не изменяли в этом направлении. Могла меняться мебель, диван мог превратиться в кровать с балдахином, обои могли смениться краской с нарисованными на ней сердечками и купидончиками… Но в комнате всегда царил один и тот же цвет. Диван? Розовый. Постельное белье на кровати? Цвета фрез. Ковер на полу? Аврорный. Ленточки, вокруг которых порхали пухлые купидончики? Орлецовые. Даже книжный шкаф был украшен бантиками бледно-розового цвета.
Так, по крайней мере, когда-то называла все эти оттенки Рута. С точки зрения Хельдера, все они были абсолютно одинаковыми, хотя дочь Черного утверждала, что эти цвета совершенно разные…
Так было всегда. Но не сегодня.
В комнате царили темнота и серость. По плохо оштукатуренным стенам стекала вода. Кое-где расползлись увеличивающиеся с каждым мгновением мокрые пятна. Цементный потолок порос кочками мха, хищно шевелящего стебельками спорофитов. Книжный шкаф осел, дверцы его потрескались, а часть стекол была выбита. По полкам бегали мелкие жучки и ползали, вгрызаясь в обложки книг, серебристые змеи. Когда зубы пресмыкающихся касались дерева, от чешуйчатых шкур разлетались зеленые искры. Кровать мерцала, изменяясь практически каждую минуту и превращаясь то в металлический пружинный каркас без матраса, то в черный кожаный диван с подранной обивкой, то в раскладушку с порванным полотном, — даже Хельдер не поставил бы такую у себя дома.
А в центре комнаты, на ковре, больше похожем на черную кляксу, шевелящую ложноножками, лежала Рута. Короткое летнее платьице, в которое она была одета еще вчера, сейчас пребывало в беспорядке. Рыжие волосы расплескались по высокому ворсу ковра, мышцы на лице дергались, казалось, сами собой: Крапчатый ни за что бы не смог повторить ее гримас.
Глаза были закрыты, из прокушенной губы бежала тонкая струйка крови.
Но самым страшным было не это.
На миг лицо девушки замерло, словно превратившись в фарфоровую маску, а в следующую секунду Рута забилась в эпилептическом припадке. Ни одного крика не срывалось с ее плотно сомкнутых губ. Это продолжалось несколько мгновений. Потом девушка замерла, тело ее выгнулось дугой.
Сила искажений, прошедших с границы острова и дотянувшихся до дома Черного, была сейчас столь сильна, что вокруг в момент эпилептического припадка Руты менялось все: на серых стенах проявлялись, корча рожи, уродливые маски, с потолка пошел дождь из тараканов и клопов, исчезающих раньше, чем они успевали коснуться пола, книжный шкаф отрастил козлиные копытца и притоптывал ими, выбивая диковинный ритм.
А у Руты вновь начались судороги.
— Доволен?! — процедил Черный.
Хельдер не мог отвести взгляда от извивающейся на полу девушки:
— Что с ней?!
— Ей нельзя волноваться. Начинаются припадки, — горько обронил Черный, опускаясь на колени рядом с дочерью. Провел ладонью по ее щеке.
Девушка словно почувствовала это: жалобно всхлипнув, потянулась за рукой, замерла на несколько секунд. Но глаза так и не открыла.
— Я… не знал, — тихо выдохнул Лейден.
— Что ты ей пообещал? — оборвал его Черный.
Если бы Хельдер знал! Вчера он был совершенно не в том состоянии, чтобы помнить, кому и что он там наобещал. Да, столкнулся с Рутой, да, разговаривал с ней. Но о чем?!
Это было вчера! А вчера произошло столько, что он даже домой нормально не смог попасть. Рухнул в обморок у двери и был «осчастливлен» общением с Первым. И даже встретиться с Рутой не смог…
Стоп.
Это ж надо быть таким идиотом! Он просто-напросто пообещал, что встретится с ней вечером.
И не исполнил обещание.
Но, конечно, сам факт того, что у нее начался приступ из-за такого пустяка… Это, мягко говоря, настораживает.
Но все равно надо что-то делать.
Хельдер медленно пододвинулся к лежащей на полу девушке и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке. Казалось, что он дотронулся до камня: так напряжены были ее мышцы.
— Рута, я пришел, — тихо шепнул парень.
Отклика он не ждал: девушка была без сознания. Но странное дело, дочь Черного словно услышала его: мышцы расслабились, веки чуть дрогнули.
Гормо Даккен встал, отступил на шаг.
Рута зябко передернула узкими плечиками, уронила голову набок и открыла глаза. В черных провалах зрачков таяли изумрудные снежинки. Девушка с трудом разомкнула спекшиеся губы:
— Ты пришел…
Розовые оттенки начали отвоевывать свои законные территории: по стенам побежали светлеющие пятна, стали проявляться пузатые купидончики, шкаф втянул козлиные ножки и принялся отращивать малиновые ленточки на ручках. Даже битые стекла начали срастаться и превращаться в витражи, разукрашенные сердечками, цветами и плюшевыми мишками в розовых штанишках.
— Ага, — согласился Хельдер, в глубине души ощущая себя конченым мерзавцем, в конце концов, он не чувствовал к дочери Даккена ничего, кроме жалости!
Она оперлась о протянутую руку гостя (ковер перекрасился в малиновые тона и сейчас напоминал раздавленного комара, напившегося крови), с трудом села:
— А подарок принес?
Хвост Первого! Подарок! Хельдер ведь вчера сдуру ей сказал про подарок! Еще что-то наплел про дальние острова.
Он судорожно обхлопал карманы. Естественно, ничего, даже отдаленно напоминающего какой-нибудь, хоть самый поганый, сувенир, не нашел.
Искажения. Вокруг — сильнейшие искажения. Может, что-то можно выловить из них?
Гнилой номер. Хельдер даже ухватиться за хвост флуктуаций не мог, они протекали, как вода сквозь пальцы.
Хотя нет. Что-то все-таки вытащилось.
Крапчатый, сохраняя на лице счастливую улыбку, покосился на свой кулак. Что там такое острое? Сойдет за подарок?
Хлебные крошки, осыпавшиеся на пол, и взмывший под потолок комар.
— Принес? — хрипло повторила Рута, фокусируя тяжелый взгляд на парне.
Розовые пятна на стенах начали темнеть и приобретать багровые оттенки.
— Э…
Шкура Первого! У нее же сейчас опять припадок начнется! Черный его тогда просто с костями сжует! Уже взгляд недобрый…
— Да, конечно! — Парень судорожно огляделся по сторонам.
Что делать? Что делать?!
Черный зловеще сжал губы и, вытащив из воздуха небольшую коробочку зеленого бархата, перебросил ее Хельдеру. Тот едва-едва смог ее поймать, чудом не уронив на пол.
Рута, не заметившая манипуляций отца, с трудом сконцентрировала взгляд на руках парня:
— Это мне?
— Да, конечно!
Бордовые оттенки обоев начали бледнеть, возвращаясь к привычным розовым тонам.
Девушка осторожно забрала коробочку у Крапчатого, пальцы ее дрожали, открыла… И Хельдер проклял все. На алом бархате блестело тонкое кольцо. Простенькое, гладкое, без камней и украшений.
Обручальное.
К счастью, прежде чем Рута разглядела, что ей пытаются подарить, коробочка подернулась легким туманом, алый бархат сменился зеленым, а кольцо превратилось в аккуратные сережки.
А Крапчатый так и не понял, послышалось ему или за мгновение до того, как по комнате прошло искажение, он действительно услышал невнятный злой шепот, больше похожий на ругань.
И ругалась явно не Рута.
— Как мило, — улыбнулась девушка, бережно доставая сережку. — Мне идет? — спросила она, поднося украшение к уху. Подвеска-бабочка закачалась у самой щеки.
Вот чего Хельдер никак не понимал, так это как Рута могла столь быстро прийти в себя. Только что билась в эпилептическом припадке (и если верить Черному, это продолжалось аж со вчерашнего дня), и вот сидит, мило улыбается, а о давешнем приступе напоминают только чуть подрагивающие пальцы.
— Очень, — выдавил улыбку парень.
Да и Черный совершенно не удивлен такому быстрому восстановлению здоровья дочери.
Получается, это далеко не первый случай.
У дальней стены появилась золотая клетка с весело перепрыгивающей с жердочки на жердочку канарейкой. Для разнообразия трехголовой и с хвостом, как у райской птицы.
— Спасибо, — тихо шепнула Рута и, подавшись вперед, уткнулась носом в плечо Крапчатому.
Тот в очередной раз не знал, куда деть руки.
— Как ты себя чувствуешь? — Голос отца заставил девушку вздрогнуть.
Она удивленно оглянулась:
— Ох, папа, я не знала, что ты здесь. Уже лучше. У меня опять был приступ, да?
Черный отвернулся, не стал отвечать. И лишь когда молчание стало затягиваться, тихо вздохнул:
— Я позже зайду.
Его фигура подернулась темным дымком и растворилась в воздухе.
Честно говоря, Хельдер бы предпочел, чтобы все было наоборот — Черный остался, а сам он спокойно отправился домой.
Количество розовеньких пухленьких амурчиков на стенах росло в геометрической прогрессии. Еще чуть-чуть, и ими будет заполнен каждый брас стены. Ковер, на котором сидела Рута, выцвел до персиковых оттенков и начал разукрашиваться бабочками, птичками и цветами.
О, к слову о ковре.
— Может, пересядешь куда-нибудь? — предложил парень. — А то на полу…
Рута слабо улыбнулась:
— Да, конечно. Поможешь встать? А то голова еще кружится.
Несколько небрежно брошенных в углу гобеленовых подушек последние несколько минут сохраняли облик удобного мягкого кресла. Хельдер осторожно подвел к нему девушку, помог усесться. На кровати валялся пушистый тонкий плед. Накинув его на плечи больной, парень присел рядом на подлокотник:
— И давно у тебя такие… — на язык просилось «приступы», но Крапчатый решил обойтись чем-то более обтекаемым, — проблемы?
Рута подняла на парня мутный взгляд:
— Лет с шести. Как мама умерла.
— Я даже не знал… А вроде часто общались.
Кривоватая улыбка:
— Приступы обычно раз в месяц случаются, я знаю примерные дни, стараюсь не показываться на людях. А в последнее время они еще и когда я нервничаю начали случаться. Но это сильно переживать надо.
Хельдер отвернулся. Он прекрасно понял намек.
И решил перевести разговор на другую тему:
— Рохус говорил, ты хотела мне что-то сказать?
В комнате повисло молчание, и Хельдер уже решил, что Рута не услышала вопроса, когда девушка внезапно мотнула головой, отбрасывая с лица пряди рыжих волос, и отчеканила:
— Я хочу отправиться на Запретный остров.
— Да отстаньте вы от меня! — не выдержала Майя. — Мало того, что сами глюки, так еще и вы достаете, как… — Она запнулась, не в силах подобрать определение.
Имке откинулась на спинку дивана:
— Я ж говорю, это безрезультатно. Пока она не поверит, что мы реальны, она ничего не скажет.
— Мы? — удивленно заломил бровь Адам. — Я все-таки с ней из одного мира. Это вы тут… меняетесь.
Имке хихикнула:
— И что с того? Ты тоже ее галлюцинация. Как и я, как и Дерик. Она сама это говорила. Мол, сидит девочка в психушке, слюни пускает, а мы тут ей кажемся. Вот такой вот солипсизм.
Задумавшись о странностях, творящихся с вороном, младшая Лейден как-то забыла о своих страхах. Сейчас ей было важнее понять, что же все-таки творится: зачем брат поперся на Запретный остров и каким образом там оказалась эта Майя, которая совершенно не знает про аномалии.
Адам взъерошил рукой волосы: получается, для того чтобы Майя заговорила, нужно убедить ее, что все, что она видит, не галлюцинация.
И как это сделать?
Из комнаты девушки Хельдер вышел совершенно ошарашенный.
Дочь Черного решила попасть на Запретный остров.
На прямой вопрос «зачем?» она пожала плечами:
— Там есть все. Возможно, там я смогу вылечиться.
Спрашивать, знает ли об ее планах отец, Крапчатый не стал. Ответ «конечно, не знает!» был очевиден. По крайней мере, для самого Хельдера.
Медленно шагая по коридорам особняка, парень даже не смотрел по сторонам. До выхода он все равно доберется, а заходить к Черному, так сказать, для галочки, отметиться, что пообщался с Рутой и все в порядке, он не собирался. Хватит того, что его утром с кровати подняли. И вообще, у него сейчас своей головной боли хватает. Мало того что надо выполнить задумку и избавиться от ворона, так еще теперь добавилось и желание Руты. И ведь основная проблема в том, что она хочет отправиться на Запретный остров не одна… А в сопровождении кавалера.
Хотя стоп. А может, это не проблема, а ее решение?
Выйти из дома Хельдер собрался через черную дверь — тогда, по крайней мере, не придется ни перед кем отчитываться. Парень прошмыгнул на кухню, кивнул знакомым поварятам и выскользнул наружу.
Флуктуации, затронувшие особняк Черного, уже стихли. Большинство растений в саду застыли в одной форме, забор временно решил стать кованым и уже пару минут сохранял такой вид, а Хельдер даже вышел за ворота особняка, когда… дорогу заступили четыре крепкие фигуры:
— Что от тебя Черный хотел?
Кремпи и его приятель.
И два их дубля.
Раскладка по-любому не в пользу Хельдера.
— А тебе какое дело? — огрызнулся он.
Если получать по морде, то хотя бы по делу. Кремпи просто так не отвяжется, это и дураку понятно, а так будет моральное удовлетворение от того, что нахамил.
— Да вот интересно, — кривая усмешка.
Дубли дружно шагнули в разные стороны, сделали шаг вперед, и теперь получалось, что Крапчатому точно некуда бежать: сзади забор, по бокам и спереди — враги. Можно, конечно, рвануть к воротам. Но поможет ли это?
А Кремпи продолжал улыбаться:
— И ты ведь честно нам ответишь, правильно?
— С какого перепуга?
— Ну… — Шаг вперед. — Я могу пойти спросить у твоей сестренки. У маленькой, слабой девочки. Как там ее зовут? Имке?
В желудке словно ледяной комок застыл.
Кремпи не сделает этого. Одно дело — мелкое хулиганство, разбитый нос, пара сломанных ребер, и совсем другое — вломиться в чужую квартиру.
Черный его по головке за это не погладит, а терять теплое место ради минутного баловства. Кремпи не такой идиот.
А если вдруг?!
Ну потеряет Кремпи место в свите. Но Имке… Если с ней что-то случится… Если с ней случится что-то плохое… Какое дело до того, останется ли Кремпи в окружении Черного или нет?
Теперь и второй Бурый ухмыльнулся, поддержал игру товарища:
— Так что Черный хотел?
— Ты ведь скажешь нам правду? — мурлыкнул Кремпи. — И да, ты так и не ответил, как сестру зовут.
— Я вчера обещал навестить Руту. — Хельдер словно в ледяную воду шагнул.
Можно сейчас соврать, придумать, что Черный решил к себе приблизить, взять под свою опеку, но Имке… Имке всегда остается слабым звеном. Соврешь сейчас, правда всплывет через пару дней, и тогда… лучше не пытаться представить, что может придумать мстительный Кремпи.
— А сестренка? Ей уже есть восемнадцать? — Голос сочился медом.
— Да пошел ты!
Кремпи по-волчьи оскалился, блеснули острые зубы, и вместо ответа ударил. Резко, быстро, метя кулаком в солнечное сплетение и усиливая удар магией. Все, что Хельдер мог сделать, — это вскинуть ладони на уровень глаз, поднимая от земли серую пелену, рассеивая мощь нападения. Алые искры скользнули по темной дымке, кожаная перчатка Кремпи пошла белесыми разводами. А кулак все равно попал в цель.
Хельдер рухнул на колени, хватая ртом воздух.
— Гавкать будешь, когда позволят. — Над головой раздался довольный хохот.
— Землю жрать будете, — прошипел Крапчатый.
— Чего???
Парень вскинул голову:
— Землю жрать заставлю, ты первым будешь! — Он понимал, что говорит все это зря, но остановиться уже не мог.
Следующий удар пришелся в подбородок. Хельдера отшвырнуло назад, он рухнул на спину, в бок врезался тяжелый сапог с металлическим носком… Со всех сторон посыпались новые удары. А возможности хотя бы слегка прикрыться магией просто не было.
— Ай-ай-ай! Ну как не стыдно! — зацокал где-то над головой старческий голос.
Удары прекратились.
Хельдер с трудом открыл глаза. Болело все.
Странно. Вроде бы били в основном по ребрам.
Парень с трудом перекатился со спины на бок и тихо зашипел от нового приступа боли. Сесть он пока просто не мог.
Все, что удавалось сейчас разглядеть, — это ноги. Судя по металлу на носках сапог, принадлежали они Кремпи и его приятелю. Но кто вмешался? Кто остановил Бурых? Голос был смутно знаком, но из-за звона, стоящего в ушах, Хельдер не мог сообразить, где он его слышал.
— Простите нас, господин Харб. — В хриплом голосе Кремпи даже проскользнули нотки раскаяния.
Харб? Мист Харб, глава Серых? Он-то что здесь забыл?
Впрочем, при всем своем удивлении Крапчатый не мог не заметить, что именно благодаря появлению Харба все закончилось быстрее, чем он ожидал.
— Как не стыдно! — Харб, похоже, искренне наслаждался сложившейся ситуацией. — Обижаете тех, кто слабее вас.
— Простите нас, господин Харб. — Ноги чуть сдвинулись, освобождая проход для главы Серых.
Тихий шелест — и напротив лица Хельдера остановилась пара сандалий.
— Помогите ему встать.
Бурые столь рьяно кинулись исполнять приказ Серого — вцепились в плечи Хельдера, вздернули его вверх, — что, кажется, потянули Крапчатому еще пару связок. Тому оставалось только шипеть сквозь зубы от боли.
Мист Харб осуждающе вздохнул:
— Зачем же так грубо…
Бурые заныли:
— Простите нас, господин Харб. — Их слаженности мог позавидовать хор.
При этом извиняться перед Хельдером явно никто не собирался.
Впрочем, сам он именно по этому поводу особенно не расстраивался. Все, что ему хотелось, — добраться до дома. Глядишь, Имке сможет хотя бы слегка подлечить, перестанут болеть живот и ребра, срастется рассеченная кожа на подбородке, и можно будет избавиться от ворона и заняться своими делами.
Серый задумчиво провел ладонью по седым волосам и решительно приказал:
— Ты, — узловатый палец ткнулся в лицо Хельдеру, — пойдешь со мной, а вы, — это уже относилось к Бурым, — подумаете о своем поведении.
Те смущенно и наигранно потупились.
Самому Крапчатому было не до того, чтобы размышлять о поведении своих врагов. Болело все, а потому парень, надеясь как можно быстрее скрыться от Кремпи и его приятеля, покорно шагнул вперед, выпутываясь из цепкой хватки Бурых… и понял, что переоценил свои силы. Он рухнул на колени, больно ударившись ладонями о землю. Искажения сейчас были минимальны (еще бы, в центре-то острова!), и все, что изменялось, — это несколько робких травинок, с трудом пробившихся через мощеную поверхность тротуара. Они слабо извивались, выстреливая одинокими колосками, которые уже через пару секунд сворачивались в какое-то подобие почек, а потом изменялись на цветы.
Все это Хельдер умудрился рассмотреть, потому что у него просто не было сил на то, чтобы выпрямиться, не говоря уже о том, чтобы попытаться встать.
Мист Харб вздохнул:
— Понятно… Поможете ему дойти. — Это прозвучало как приказ.
Впрочем, никто ведь не говорил, что «помогать» Хельдеру дойти будут вежливо и культурно.
За те несколько минут, пока его, поддерживая с двух сторон, вели к особняку главы Серых, Крапчатый проклял все. Он даже не запомнил, сколько ударов исподтишка получил от Кремпи и его приятеля по ноющим ребрам. Выть от боли и ругаться в полный голос мешало лишь осознание того, что, если он сейчас откроет рот, будет только хуже: Харб закатит глаза и проведет длинную воспитательную беседу о том, как надо себя вести, Бурые покивают и извинятся в голос… А вот сам Хельдер после этого вряд ли отделается парой тычков.
Наконец перед глазами закачалась кованая решетка забора вокруг жилища Миста Харба.
Еще несколько минут пытки, пока Хельдера волокли через двор к дому, и затем Серый вальяжно пошевелил пальцами:
— Можете идти. Дальше я сам разберусь.
Хельдера вновь уронили на землю.
Он с трудом перекатился с живота на спину — сейчас ему было совершенно безразлично, кто и что о нем подумает. Над головой расстилалось бескрайнее, расчерченное черной решеткой защиты небо… Ребра дико болели — не перелом, так трещины точно есть.
Рядом с самим лицом переступали с ноги на ногу сапоги с металлом на носках.
Чуть слышно скрипнула дверь.
— Вы все еще здесь? — Серый оглянулся на Бурых.
— Мы… это самое… — У Кремпи весь запал прошел. — Благословение… можно?
— На что? — кисло поинтересовался Харб.
Бурые оживились:
— На все!
Подул легкий энергетический ветерок, колыхнувший магический фон.
Будь у Хельдера силы, он бы начал ругаться: теперь у Кремпи, обладающего и без того нехилым магическим потенциалом, на ближайший час-полтора сила повышена еще на пару уровней.
— Спасибо вам, господин Харб! — хором пропели Бурые.
Тот только поморщился:
— Идите уже.
Шум шагов.
— Ну а вы что стоите?! — К кому на этот раз обращался Серый, Хельдер не видел — для этого нужно было повернуть голову, что не представлялось возможным.
Легкие шаги — и над несчастным Крапчатым склонилось несколько фигур в серых мундирах, чем-то неуловимо напоминающих сутаны.
Прошла минута, вторая, фигуры отодвинулись.
К Хельдеру никто не прикасался, но он вдруг обнаружил, что уже не лежит, а стоит лицом к украшенной резьбой двери. Причем стоит, практически не шатаясь, словно кто-то его поддерживает. И в отличие от Кремпи и его приятеля поддерживает бережно и осторожно.
А еще через несколько секунд Крапчатый медленно полетел по воздуху вперед и влетел в дом.
Только перелетев порог, Хельдер вдруг вспомнил обрывок разговора с Первым, навязчивой мухой крутившийся в памяти и ускользающий при попытке его поймать. Обрывок, который он мог вспомнить еще раньше, да Кремпи помешал…
— …А я, между прочим, не так уж много прошу!
— Ага. Всего лишь круглосуточных служб, после которых буквально подыхаешь! На кой они вообще тебе нужны?!
— А кто тебе сказал, что эти ваши службы нужны мне?..
Дверь закрылась.
Бурые, стоявшие за забором, переглянулись. Приятель Кремпи прищурился и вкрадчиво поинтересовался:
— Так ты говоришь, та девка, открывшая нам дверь, его сестра?..
