Глава 8. Покушение

Первое июльское утро началось так, будто прошлым днём ничего не произошло.

Горничная внесла на террасу самовар. Стаховы, Ардашевы и Толстяковы пили чай, говорили о всяких милых пустячках, стараясь никоим образом не затрагивать вчерашний скандал. Клим Пантелеевич, сидящий с краю со стороны входа, в разговоре почти не участвовал, только изредка кивал, соглашаясь с мнениями присутствующих, витая в своих эмпиреях.

Вероника Альбертовна объявила, что их отъезд откладывается, и они ещё поживут здесь несколько дней. Судя по лицу Толстякова, эта, уже известная ему новость, легла на душу, как масло на хлеб. А вот Пантелеймон Алексеевич лишь ухмыльнулся, но промолчал. Один раз он попытался начать рассказывать анекдот про неверную жену, но Елена Никаноровна вовремя его осекла.

– А что, не выпить ли кофе с коньяком? – предложил Толстяков.

– Не рано ли? – фыркнул шурин. – Я понимаю, в обед, но с утра? Не ровен час, сопьётесь, господа.

Не успел он докончить фразу, как на аллее показалась долговязая фигура человека, быстро шедшего к террасе. Это был Бобрышев.

– Ого! – съехидничал податной инспектор. – Сейчас будет весело!

– Господи! – прошептала Вероника Альбертовна. – Спаси и сохрани!

Подойдя к перилам, Лесной кондуктор резко выхватил из-за пояса револьвер, взвёл курок, навёл ствол на Толстякова и крикнул:

– Умри!

В этот момент присяжный поверенный, не вставая со стула, схватил руку стреляющего чуть ниже локтя и дёрнул вниз. Раздался выстрел. Горничная взвизгнула и уронила поднос. Пуля угодила в пол. Продолжая тянуть руку Бобрышева, Ардашев резко выставил правую ногу, и незадачливый стрелок грохнулся вниз лицом. Клим Пантелеевич вывернул запястье и забрал наган. Упершись в спину нападавшего коленом, он спросил:

– Надеюсь, Артём Викторович, вы не сильно ушиблись?

– Вы сломаете мне руку-у! – завопил тот.

– И поделом. Согласитесь, временный гипс – ничто по сравнению с годами Сахалинской каторги… Милостивый государь, я позволю вам напомнить, что несколько секунд назад вы совершили уголовно-наказуемое деяние, которое не было доведено до конца отнюдь не по вашей воле, а лишь благодаря моим скромным усилиям. Если вы считаете, что задета ваша честь, то поступайте, как дворянин, а не как заурядный студент-психопат. Теперь, как вы понимаете, о поединке не может быть и речи. Так что советую угомониться. В противном случае, вам придётся лежать на полу и созерцать застрявшую в половице пулю до появления полиции. Кстати, этот кусок свинца – вещественное доказательство вашего преступления. Ну, так как? Вы намерены успокоиться и присоединиться к нам?

– Я не могу сидеть за одним столом с этим бесчестным человеком!

– А со мной? Вы готовы выпить со мной коньяку?

– Да.

– Вот и прекрасно.

Ардашев отпустил незадачливого убийцу. Тот поднялся, отряхнул форменные брюки и уселся на свободный стул рядом с присяжным поверенным.

– Соблаговолите вернуть револьвер, – потирая ушибленный локоть, попросил Лесной кондуктор. Его подбородок слегка дрожал от плохо скрываемого волнения.

Клим Пантелеевич откинул вбок барабан, достал оставшиеся шесть патронов, выложил их на стол и протянул оружие.

– Извольте.

Горничная принялась собирать разбившуюся посуду. Когда она закончила, хозяин дома велел ей принести коньяк, вино, шоколад и лимон.

Коньяк разливал Ардашев, а Толстяков ухаживал за дамами.

– А мне, что-же, не полагается? – поджав губы, спросил податной инспектор.

– Вам? – удивился присяжный поверенный. – Помнится, всего несколько минут назад, Пантелеймон Алексеевич, вы говаривали, что коньяк по утрам ведёт к алкоголизму. Неужто у вас изменилось мнение?

– Ессесно, – съедая звуки, выпалил податной инспектор, и, подвинув свою рюмку, добавил: – После того, как здесь чуть было не совершилось смертоубийство, я бы не только коньяк, но и стакан беленькой ахнул.

– Тебе принести водки? – спросил Толстяков.

– И коньяк сойдёт, – наиграно вздохнул Стахов, – тем более мартелевский. С моим жалованием я могу позволить себе его пить лишь каплями, как успокоительное.

Дождавшись, когда все опустошат бокалы и рюмки, Ардашев сказал:

– Что ж, уважаемые дамы и господа. Позвольте мне кое-что объяснить вам, поскольку этот разговор давно назрел. Надеюсь, многим известно, что иногда мне приходится заниматься расследованием преступлений. Некоторые из них я раскрываю, пользуясь тем, что вхожу в сословие присяжных поверенных и могу участвовать в судебных заседаниях, а другие приходится выявлять методом логических рассуждений, опираясь на знания современной криминалистической науки. Замечу, что не являюсь, так называемым, частным детективом (как это принято в Северо-Американских Штатах, либо в Англии), поскольку в России частный сыск не в почёте. Однако никто не может запретить мне помогать полиции, верно? Что, собственно, я и делаю. И это известно моим друзьям.

Итак, на прошлой неделе я получил письмо от Сергея Николаевича, и он просил меня срочно приехать. Оказалось, что ему прислали начало странной рукописи. Автор, ранее отвергнутый «Петербургской газетой», решил отомстить за то, что его произведение отказались печатать. И, надо отдать ему должное, он придумал очень изощрённый способ мести: посылая Сергею Николаевичу главу за главой своего уголовного романа, он показывает, что всё происходящие на его страницах позже случается со всеми нами. Так он расправился в Петербурге с первым секретарём газеты Сырокамским. Бес,

(а он называет себя именно так) подстроил смерть этого человека, только за то, что тот осмелился нелестно отозваться о его произведении. Но больше всего злодея возмутила короткая рецензия хозяина сего дома. Сырокамский по глупости показал ему эти несколько слов. И вот теперь нам нет от него покоя. После расправы над Сырокамским он прибыл в Сочи. Жестокая расправа с котом и гибель пальмы – дело его рук. Смерти несчастного первого секретаря ему мало и нужны новые человеческие жертвы. И как можно больше. Вот потому-то он и стал вмешиваться в семейные отношения не только хозяев этого имения, но и других людей, имеющих отношение к семье Толстяковых. Именно он позвонил в телефон Надежды Алексеевне и сообщил о якобы имевшем место адюльтере Сергея Николаевича с супругой присутствующего здесь господина Бобрышева. И, как я полагаю, он же и сделал анонимный звонок Артёму Викторовичу, или, быть может, вам подбросили анонимку? – Ардашев устремил немигающий взгляд на Лесного кондуктора.

– Это было письмо. А вам не всё ли равно, каким образом я узнал о неверности своей жены? – глядя исподлобья, выговорил Бобрышев.

– Давайте условимся: в данный момент я не пытаюсь выяснить пикантные подробности чьих-либо взаимоотношений. Я лишь объясняю, что сегодня происходит в этом имении, и кто к этому причастен, договорились?

– Допустим, – согласился виновник недавнего нападения. – И что дальше?

– Не могли бы вы показать мне сию эпистолу?

– Пожалуйста, – Бобрышев вынул из кармана изрядно помятый лист бумаги и отдал Ардашеву.

– Так-так… – бегло читая, рассуждал вслух адвокат. – Выходит, Бес следил за хозяином виллы. Убедившись, что последний приехал во двор Артёма Викторовича, он тут же вернулся в город и, очевидно с почты, тут же протелефонировал Надежде Алексеевне. Ну а дальше отпечатал на той же самой печатной машинке короткое послание для господина Бобрышева, в котором он утверждает, что его жена изменяет ему с Сергеем Николаевичем. Вот и всё. А не кажется ли вам, сударь, что этот Бес разыгрывает вас, как марионетку?

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурил брови Лесной кондуктор.

– Вам подложили письмо, и вы тут же решили убить человека, даже не выяснив перед этим, насколько указанные в пасквиле обстоятельства соответствуют действительности. Мало того, что вы собрались лишить жизни Сергея Николаевича, так вы бы ещё принесли горе не только в чужую семью, но и в вашу собственную. Тем самым, милостивый государь, вы подтвердили, что являетесь послушным оружием в руках Беса. Но и это ещё не всё. В последней главе своего изуверского романа преступник описывает, как якобы Сергей Николаевич собирается расправиться с вашей супругой. Да-да! Поверьте. Именно так всё и есть. Глава называется «Убийство с видом на море». И потому я прошу вас, господин Бобрышев, не отходить от жены. К несчастью, всё, о чём пишет Бес сбывается, и он активно этому способствует.

– Послушай, Сергей, – задумчиво поинтересовался Стахов, – а то письмо, что я тебе привёз, тоже было от него?

Толстяков молча кивнул.

– Теперь я понимаю, почему вы меня так подробно расспрашивали, как выглядел тот незнакомец. Жаль, что я не рассмотрел его на перроне как следует.

– А знаете, Пантелеймон Алексеевич, в той главе, что вам передал Бес, довольно много уделено места и вашей персоне. Он отчего-то решил, что вы в тайне глубоко завидуете своему шурину и потому в душе будете радоваться его неприятностям. Откуда у него такие мысли – одному Богу известно.

– Надо же, какой грубый навет! Нет, это же подумать только! Я завидую Сергею? Да чему тут завидовать, когда его только что на моих глазах чуть было не укокошил этот неуравновешенный Отелло!

– Я попрошу вас, милостивый государь, выбирать выражения, – оскорбился Бобрышев и поднялся. – И не смотрите, что у меня револьвер пустой. Зато кулаки на месте!

– Что? Да как вы смеете мне угрожать? – краснея от злости, подскочил податной инспектор. – Это вас лесные волки или медведи научили столь деликатному общению с воспитанными людьми?

– Господа-господа, – вновь вмешался присяжный поверенный, – прошу вас успокоиться и сесть на свои места. Во-первых, я не закончил свой рассказ, а во-вторых, дабы улеглись страсти, предлагаю ещё раз выпить успокоительных мартелевских капель. А дамам мы опять нальём вина. Надеюсь, возражений не будет?

Предложение адвоката устроило всех.

– Итак, позволю себе продолжить, – опустошив рюмку, проговорил Клим Пантелеевич. – Учитывая, что где-то совсем рядом с нами находится жестокий и коварный преступник, я прошу вас, уважаемый Сергей Николаевич, вас, Надежда Алексеевна, и вас, господин Бобрышев, до окончания моего расследования оставить все семейные разбирательства. Сейчас надобно думать о том, как этого Беса отыскать.

– Надеюсь, у вас уже есть какие-то соображения? – гордо закинув голову, осведомился податной инспектор.

– Так, некоторые мысли, – скромно ответил Ардашев.

– Что ж, тогда поделитесь. Возможно, мы сумеем вам помочь.

– Это не в моих правилах. Я не озвучиваю гипотезы.

– Не доверяете, значит? – недовольно оттопырил губу Стахов.

– Нет, дело не в этом. Просто вы, сами того не подозревая, можете быть связаны с Бесом.

– То есть вы считаете, что я – его сообщник? – вздрогнув всем телом, спросил податной инспектор.

– Ни в коем случае. Дело в том, что преступник может использовать вас «в тёмную», то есть, общаясь с вами, постарается выведать нужные сведения о проводимом мной расследовании. Из его романа ясно, что он вполне сносно знаком со всеми деталями жизни хозяев виллы. И может так случиться, что в тот момент, когда вы будете отдыхать за столиком какой-нибудь кофейни, к вам подсядет незнакомец и под надуманным предлогом постарается выведать у вас то, что ему лучше и вовсе бы не знать. Именно этим обстоятельством и объясняется моё опасение, а отнюдь не недоверием к вам или кому-то ещё. Поэтому будьте осторожны и не предпринимайте самостоятельных действий, если вдруг кого-то заподозрите.

– А! Понятно. Тут я совершенно с вами согласен, – точно китайский болванчик закивал Пантелеймон Алексеевич.

Присяжный поверенный повернулся к Бобрышеву и сказал:

– Артём Викторович, вам надобно как можно скорее воротиться домой. Постарайтесь объяснить супруге, что её жизни угрожает реальная опасность. Не теряйте времени. Хорошо бы вам находиться с ней рядом, пока мы будем искать злоумышленника.

– Нет, я категорически не могу оставаться дома, – отрезал он. – Служба не позволяет. А тут ещё заболел помощник лесничего, и я должен выполнять не только свои обязанности, но и его. А это означает, что всю ближайшую неделю я буду в разъездах. В иные дни даже не удастся воротиться домой. Слишком долгая дорога до участков. Неделю назад в окрестностях Сочи появились незаконные вырубки. Губят вековой лес. Придётся ловить браконьеров и выписывать штрафы.

– Возможно, у вас есть какой-нибудь друг или знакомый, который мог бы побыть рядом с вашей супругой?

– Был один, пока не начал подло амурничать. – Бобрышев метнул недобрый взгляд на Толстякова. – Ладно, что-нибудь придумаю. – Он поднялся. – Позвольте откланяться. Честь имею.

Лесной кондуктор зашагал вниз по аллее. Он так и пошёл, держа наган в правой руке.

– А зря отдали этому Cocu револьвер, – с усмешкой провещал податной инспектор. – Как пить дать – убьёт супружницу.

– Нет, скорей сам застрелится, – возразила Вероника Альбертовна и тихо примолвила: – от горя.