Необъятный простор для исследований

Три лета назад Дэвид проходил со мной интенсивный писательский семинар в северной Миннесоте. Всего в группе было двадцать участников. Несколько из них были учителями, остальные работали в других сферах. Все они хотели писать, хотя во время нашей первой встречи многие очень смущались и нервничали. Я произнесла перед ними обычную напутственную речь о том, что они должны доверять собственному голосу и говорить то, что должны сказать. Затем мы писали в течение 10 минут и после этого по кругу читали то, что только что написали. При чтении многих била дрожь — не потому, что им удалось на первом же занятии написать что-то потрясающее, а потому, что очень страшно впервые выступать с собственными текстами перед незнакомыми людьми. Они читали о своем детстве, о своей ферме, о том, как они нервничают. Вполне типичное начало. А потом Дэвид начал читать очень громким голосом:

Мастурбация. Мастурбация. Ма-а-а-а-а-а-ас… Ма! Ма! Ма! Ма! Мастур-ба-ба-ба-ция-ция-ция…

И так далее. Тут-то все действительно проснулись.

На протяжении всей недели Дэвид не написал почти ничего на другие темы. Глядя на этот текст, вы можете удивиться моей вере в его способности. Но я верила в него. Он с самого начала нарушал все правила синтаксиса, говорил то, что ему хотелось сказать, и продолжал доверять собственному голосу, не оглядываясь ни на кого. Кроме того, я чувствовала большую силу в его текстах и знала, что если он будет бережно к ней относиться, то сможет перейти и к другим темам. Он продолжал приходить на мои занятия следующие два года, и на меня произвело впечатление его упорство и его чувство юмора (хотя временами я была единственной, кто смеялся над его шутками). Зачастую никто не мог толком понять, о чем он говорит, но я доверяла энергии, стоящей за его словами.

У меня нередко бывают ученики, у которых с самого начала все правильно. Они пишут законченные предложения, у них хорошие описания, их тексты подробны и обоснованны. В Миннесоте, в сердце Среднего Запада, так писать может почти любой. Я выслушивала истории о торнадо, зимах, бабушках, но шли годы — и я чувствовала, что это никуда не ведет. Люди, пишущие такие тексты, знают, что у них получается хорошо, и потому не хотят бросать хорошо знакомое, прорываться за границы и открываться чему-то неведомому. Помню одну группу, с которой занималась вечером по вторникам, — их тексты были такими прочными и правильными, что я никак не могла расшевелить учеников. Я хотела, чтобы они принялись доказывать что-то с пеной у рта, чтобы они стали несущими чепуху идиотами, чтобы осмелились вторгнуться в неизвестные области. В конце занятий, на которых они так хотели что-то понять, но так ничего и не поняли, а я так хотела встряхнуть их, но так и не смогла, я вдруг остановилась и сказала: «Я знаю, в чем проблема! Никто из вас ни разу не ел кислоту!»

Я вовсе не имею в виду, что ЛСД или другие психоделические средства могут сделать человека хорошим писателем. Я просто хочу сказать, что в какой-то момент жизни мы должны повести себя безумно, потерять контроль, выйти за пределы своего привычного ракурса и понять, что мир не таков, каким мы его себе представляем, что он не прочен, не однозначен и не вечен. Когда-нибудь мы умрем, и ничто не сможет этому помешать. Не нужно принимать ЛСД. Уйдите на три дня в лес. Если вы боитесь лошадей, купите себе лошадь и подружитесь с ней. Расширьте свои границы. Немного поживите на грани. Мы ведем себя так, будто мы бессмертны, и нам удобно в этой иллюзии. Мы не знаем точно, когда нам суждено умереть, и надеемся, что это будет еще нескоро, но на самом деле это может произойти через минуту. Осознание собственной смертности — очень серьезная штука, оно в силах сделать нашу жизнь насыщенной, яркой и полной.

Я верила в то, что Дэвид, витающий где-то в облаках своих текстов, рано или поздно спустится на землю и донесет свое видение до нас, живущих на твердой земле Миннесоты. Он должен был заложить нужный вираж и попасть точно в цель, как превосходный стрелок. Он оставил себе много пространства. Если вы начнете с точности, вы сохраните ее, но никогда не сделаете тот самый главный выстрел, который попадает в яблочко и заставляет слова вибрировать от истины, пронизывающей настоящее, прошлое и будущее.

Самым важным в Дэвиде были его упорство и непрекращающаяся работа. Я не особо удивилась, когда узнала, что недавно он поступил в магистратуру Университета Миннесоты по специальности «литературное творчество». Там он сможет научиться писать полные предложения, создавать убедительные эссе и мемуары и направлять свою энергию в нужное русло. А вот вам пример того, на что он способен.

Ноги
              Дэвид Либерман

Глядя на фото Джеральда Стерна и Джека Гилберта
на обложке книги «Красные угли» —
Я люблю
Походку Джеральда,
Я люблю его тело,
как его ноги заполняют мешковатые штаны,
так что они становятся, словно львы,
он идет, как будто его разум открыт и
вращается в соке Парижа,
сверкающие ноги, в стиле ар-деко,
словно стройные сосуды,
ноги, обладающие разумом.
Я люблю Джеральда Стерна, идущего по Парижу
в 1950-м.
И себя, идущего по Мишн, Сан-Франциско,
в феврале с Доном,
и еще молодых мексиканских юношей и девушек,
бросающих вызов вселенной своими ногами.
Только в большом городе увидишь такое,
где тело химически впитывает
всю силу улиц и
магазинов и машин и трамваев и шума
и сотни способов их организации
и дезорганизации в звуках и видах и запахах
и все это поднимается, словно пар,
из вентиляции подземки
и собирается в человеческих телах
и освобождает их мысли.

В книге «Сознание дзен, сознание начинающего» роси Судзуки говорит: «Лучший способ руководить людьми — это воодушевить их на дерзания. Тогда они будут руководимы в более широком смысле. Пустить свою овцу или корову на большой, просторный луг — вот способ управлять ею». В писательстве вам тоже нужен простор. Не спешите натянуть поводья. Дайте себе огромное пространство для исследований, где вы сможете потеряться, забыв свое имя, а потом вернуться и заговорить.