Президент премьер-министр

Во главе Соединенных Штатов, как известно любому человеку в мире, стоит президент страны. Сами американцы шутят так: «В США, как известно, каждый может стать президентом. Это и есть самая большая проблема для нашей страны!» На каждые четыре года – в первый понедельник после первого вторника ноября – американцы избирают нового президента. В свое время Джордж Вашингтон отказался стать королем Америки, вышел в отставку и тем самым окончательно утвердил американское президентство. По Конституции США одному человеку нельзя занимать пост главы государства более двух четырехлетних сроков. Без всяких добавок «подряд». Это уже сугубо российское добавление к Конституции, которая, однако, практически во всех своих основных положениях повторяла Конституцию Соединенных Штатов.

Я уже ранее говорил об истории американского президентства, поэтому не буду повторяться. Скажу о другом – о его обязанностях и об отношении к этому высокому посту американцев. Понятно, что президент США является главой исполнительной власти и командующим армией страны. Однако президент также является главой правительства, то есть, если угодно, совмещает в своей работе и обязанности премьер-министра. Отдельного председателя правительства в США нет. Обычно в американское правительство входит 15 министерств (департаментов), которые занимаются ежедневным выполнением программ, предложенных президентом. Кроме того, президент назначает или предлагает Конгрессу для назначения свыше 50 глав независимых федеральных агентств, типа главы Федеральной резервной системы или главы агентства по инвестициям, так же как и всех федеральных судей, послов и других высокопоставленных федеральных чиновников. Это весьма непростая часть его политической работы.

То есть президент США, который совмещает две высшие исполнительные должности, несет персональную ответственность почти за все, что происходит в стране, включая ситуацию в экономике. Ему нельзя уже обвинить правительство, так как он стоит во главе этой структуры. Как полагают американцы, таким образом обеспечивается личная ответственность президента за национальную экономику, за уровень жизни избирателей, их государственные пенсии, за эффективность всей государственной машины. Не происходит размывание этой ответственности, как это часто бывает в странах, где есть и президент, и премьер-министр одновременно. Экономика и уровень жизни граждан – главная ответственность человека, стоящего во главе США. Именно этот вопрос является главным, когда, скажем, встает вопрос о его переизбрании на второй срок. Как эмоционально выразился в свое время во время предвыборных дебатов президент Билл Клинтон: «Все зависит от экономики, дурень!» – так как Америка является страной победившего либерализма, где непосредственная роль государства в экономике крайне ограниченна, то и экономический спрос с президента совсем другой, чем, скажем, в России. Тут нет государственных корпораций, а большие индустриальные монстры Америки отнюдь не вытягиваются в струнку при упоминании президента страны.

Властям надо постоянно искать компромисс с национальным бизнесом, если они хотят встроить его в свои политические планы. Это происходило и когда Белый дом «продавливал» свою реформу здравоохранения, и когда США вводили санкции против России в связи с ситуацией на Украине, и когда Белый дом снимал санкции с Ирана и Кубы. Иногда это противостояние заканчивается в пользу политики, иногда – бизнеса. Так, к примеру, Вашингтону так и не удалось ввести санкции против России в том масштабе, как изначально хотелось администрации Белого дома. Долгое время не удавалось повысить минимальную заработную плату или заставить компанию Apple передать правительственным структурам код для взлома телефона потенциального террориста, устроившего стрельбу в Калифорнии в 2016 году и т.д. В любом случае американские предприниматели с трудом «ложатся» под политические власти, а когда между ними возникает серьезное противостояние, то обе стороны нанимают лоббистов и юристов, чтобы доказать друг другу, кто круче. К слову, правительство страны в большинстве случаев проигрывает в судебных спорах с представителями американского бизнеса, так как не в состоянии из-за финансовых ограничений нанять самых умудренных или креативных юристов. А корпорации вполне могут себе такое позволить. Мой знакомый юрист, много лет отстаивающий в судах позицию правительства страны, не раз жаловался мне, что ему, как правило, противостоят чрезвычайно многочисленные и исключительно профессиональные команды юристов, нанятых корпорациями или институтами гражданского общества. А у него на такое количество помощников в бюджете денег никогда нет. Вообще, надо сказать, что разные американские институты – от больших корпораций до гражданских групп – любят судиться с властями по почти любому случаю. То же самое делают простые американцы. Дело, конечно, муторное и денежное, но общий счет с очень большим перевесом – отнюдь не в пользу американских властей.

Вернемся к президенту США. Основная его власть носит очень ограниченный характер и, формально говоря, сводится к следующему: подписание законов и приведение законопроектов в положение законов; проведение дипломатии в отношении с другими странами и подписание договоров, которые, тем не менее, должны быть утверждены двумя третями Сената; выпуск указов, обязательных для выполнения официальными лицами на федеральном уровне и частью лиц на более низких уровнях; неограниченное право объявлять амнистии и помилования, за исключением случаев импичмента; периодическое информирование Конгресса о состоянии дел в стране и рекомендации депутатам по мерам, которые, по мысли президента, адекватны и эффективны в той или иной ситуации. Не так много, в принципе, – но и эта его власть носит ограниченный законом и другими ветвями и уровнями власти характер.

Недоверие и нелюбовь американского общества к любой власти, в том числе своей, хорошо известны во всем мире. Американцы любят демонстрировать это недоверие при каждом удобном случае. Тут говорят, что «самое сильное правительство – это то, которое слабее всего пытается управлять страной». Сами американцы считают, что это недоверие было выработано практикой жизни ранних переселенцев, осваивателей широких американских просторов, когда «кольт» был шерифом, а «винчестер» – судьей. Это действительно так. Сначала появлялись разного рода люди (часто – преступники или изгнанники, беженцы или авантюристы). И только потом, через пару поколений, их потомки начинали задумываться об общих правилах проживания (тогда появлялся закон), о каком-то аппарате принуждения для тех, кто этих правил не придерживался (так появлялись первые элементы американской исполнительной власти), и т.д. Каждый американец мечтает о дне, когда он сможет начать работать на самого себя, то есть создать свой бизнес и не иметь зависимости ни от кого. Именно поэтому треть американских домохозяйств состоит из одного человека. Американцы всегда смотрели и смотрят на власть как на необходимое зло. Отсюда вытекает их недоверие к ней. Чем это зло меньше, тем обществу лучше.

Но американцы, как правило, забывают, что это недоверие родилось не само по себе. Отчасти оно было привезено на американский континент беженцами и ссыльными, которые, конечно, не испытывали теплых чувств к правительствам тех стран, откуда они отправлялись в Новый Свет, бывшими европейцами, бежавшими от притеснений государства по религиозным или сословным критериям, от коррупции и насилия, которые чиновники Старого Света чинили по отношению к бедным слоям своих стран, от постоянных войн, куда их и их сыновей забирали в рекруты, а их маленькие хозяйства в это время разваливались… Можно сказать, что вольнодумие, индивидуализм и личная свобода, ставшие основой американской политической культуры и менталитета, являлись результатом своеобразного восстания личности против тирании и развращенности европейских властей того времени.

Своей свободой Америка в немалой степени «обязана» вызывающим отвращение тираническим режимам тогдашнего Старого Света, тамошним войнам, жадным диктаторам и несостоявшимся государствам, которые превращали жизнь бедных слоев европейцев в ад. Можно вспомнить, как об «отъезде в Америку» мечтали многочисленные герои литературы XIX века. Свобода и равенство, отсутствие правительственного давления и возможность самим строить свою жизнь гнали людей через Атлантический океан. Они – эти люди – и стали основой американского образа жизни, культуры и психологии. Они так хотели для себя равенства (исключая, конечно, равенство для рабов), что, в частности, сразу постепенно выработали весьма своеобразную систему выборов президента страны, не повторяющую никакую другую. Повторять за кем-то американцы до сих пор не любят, но любят, когда кто-то повторяет за ними. Вспомним, они строили свою страну так, чтобы было «не как в Европе». Теперь они хотят, чтобы другие строили свои страны «как в США».

Нелюбовь к власти в сочетании с миссионерским видением, которое присуще значительной части американского общества, вольно или невольно становится примером, а то и основой для сепаратистов и национальных экстремистов в разных странах мира. Это рано или поздно приводит к идее отказа от следования букве и слову закона и оправданию неправомерных действий разными силами в мире под очень сегодня размытым по смыслу флагом борьбы против очередного диктатора, тоталитаризма или неугодного кому-то правительства, борьбы «за свободы человека» против всего, что ее ограничивает. Иными словами, этот на самом деле замечательный американский прирожденный нигилизм по отношению к власти и уверенность, что все хотят свободы, часто на практике приводит к тем самым последствиям и формам, против которых американцам приходится выступать с оружием, например, в рамках антитеррористической войны. Эти же идеи подпитывают и внутренний американский сепаратизм, хотя и не носящий сколь-нибудь массовый характер, но часто приобретающий опасные формы внутреннего терроризма.

Однако недоверие и даже нелюбовь к власти не отменяют другого важного качества американского массового сознания – веры в почти полную непогрешимость своей страны, в то, что Америка, конечно, делает ошибки в своей внешней политике, но, во-первых, гораздо меньше, чем другие великие и властвовавшие когда-либо на Земле страны, а, во-вторых, многие ошибки Америки проистекают из-за того, что эта страна выбилась далеко вперед в понимании того, куда идет мир, как он должен быть устроен и т.д., а другие страны этого, мол, еще не понимают. Американцы действительно не очень склонны принимать в расчет мнения других государств, ибо считают, что их мнения либо представляют собой вчерашний день мира, либо основаны на скверных, неправильных мотивациях. Как ни странно, эта вера в конечную стратегическую безошибочность действий своей страны на мировой арене иногда приводит американцев к полной потере их знаменитой толерантности – и инакомыслие в данном вопросе часто рассматривается ими как недомыслие, предательство или даже враждебность. К счастью, подавляющее большинство американцев не сталкивается с желанием или необходимостью делать выводы о внешней политике своей страны и действиях других стран. Как я писал выше, им это не очень интересно.

Отсюда вытекает очень серьезная разница в подходе к, скажем, любым переговорам, в том числе между Россией и США. Я наблюдал это много-много раз. И все повторялось снова и снова. Во всем – от контроля над вооружениями до обмена школьниками – культурный конфликт раз за разом проходит по одной и той же линии. Как правило, россияне хотят обо всем договориться, желательно на как можно более высоком уровне власти, получить от нее необходимые разрешения и одобрения, подписать соответствующие соглашения и после этого со спокойной совестью начать сотрудничать. «Как можно работать, если нет четких гарантий и оговоренных условий, как можно доверять партнеру, если нет формального механизма» – это законная российская логика. Американский подход прямо противоположен: сначала начать работать на низшем уровне, определить на практике, что эффективно, а что нет, затем перейти на более высокий уровень сотрудничества, набраться опыта, убедиться, что все работает, и лишь тогда начать думать о формальных договоренностях и долгосрочных планах. «Как можно договариваться властям и заключать договоры, если неясно, что и как будет работать, что окажется неэффективным», – логика американцев.

Вспоминаю, как один мой друг, бывший когда-то очень высокопоставленным российским чиновником, спорил со мной по поводу этой разницы. Он считал, что я неправ. «Я всегда вел переговоры с американцами сам и не просил особого одобрения наверху», – горячо убеждал он меня, забывая, что сам и был в свое время представителем этого «верха». Правда, когда разговор перешел на возможности сегодняшнего улучшения отношений между США и Россией, он начал говорить, что без «ясно выраженной политической воли сверху» он лично ничего в этом направлении делать не будет. Мне, в свою очередь, никакой политической воли сверху не требовалось…

Иными словами, США ни в политике, ни в бизнесе почти никогда и ни в чем не идут на формализацию сотрудничества, пока не будут убеждены по опыту «снизу», что оно сработает. В то, что власти понимают все лучше практиков и специалистов, американцы не верят. Чем больше совместных программ и проектов – пусть не имеющих формально-государственного оформления – успешно функционируют в самых различных сферах, тем выше были бы шансы того, что Россия и США приблизятся к настоящему, содержательному партнерству. Потом реалии, говорили американцы, можно закрепить договорами на самом высоком уровне. Но, конечно, если такого рода сотрудничество не опробовано, вряд ли американский лидер или чиновник пойдут на подписание чего-либо. Другими словами, американский подход: от практики – к договоренностям, российский: от договоренности – к практике. От специалистов и практиков к власти – у американцев, от власти к специалистам и практикам – у России. Любой дипломат, имеющий опыт американо-российских переговоров, знает, насколько фундаментальна эта разница. И каким непреодолимым препятствием она каждый раз является.

Ну и, конечно, на все это накладывается вера американцев в то, что в США существует лучшая в истории и лучшая из всех на сегодня возможных политическая система. В отношении ее они, как правило, несколько иронично говорят, что им повезло: отцы-основатели Соединенных Штатов заложили совершенно феноменальную систему управления страной, которая сравнительно быстро обеспечила ее глобальное лидерство и продолжает обеспечивать до сих пор. Современные граждане Америки, повторю, с удовольствием признают, что они – не самая образованная нация на Земле, не самая культурная и знающая, не самая способная и интеллигентная, но особенность их страны заключается в том, что она обладает почти идеальной политической системой, Конституцией и механизмом власти, который позволяет национальной элите, включая ее высших представителей – от местного сенатора до президента страны, – быть далекими от совершенства, делать ошибки и просчеты, допускать на высшие должности не самых мудрых и способных людей. Система «вытянет» и «исправит» любые человеческие недостатки и слабости, она создана с учетом того, чтобы свести их к минимуму. В этом и есть некий сакральный смысл американской политической идеологии, именно это имел в виду Фрэнсис Фукуяма, когда писал о «конце истории». Для американца это означает, в частности, что рано или поздно другие страны мира тоже осознают совершенство и эффективность американской политической и социальной системы – и возьмут ее на вооружение к себе в страны.

Американцы давно убедились, что в международных отношениях реальной валютой и «золотым запасом» являются стереотип страны, ее престиж, репутация, статус, имидж и позиционирование ее на карте другими игроками глобального мира. Иначе говоря, если другие влиятельные страны мира и мощнейшие негосударственные структуры признают статус и репутацию, престиж и авторитет, успешность и привлекательность модели, которую представляет та или иная страна, ей удается во многих случаях добиваться своих стратегических целей без применения военной силы или больших финансовых расходов. В этом, в частности, заключается феноменальный исторический оптимизм простого американца, а для Соединенных Штатов как государства в этом – основной смысл его «мягкой силы».

Но вернемся к президенту США. Все знают, что он избирается выборщиками от каждого штата, число которых зависит от населенности штата. В этом и есть смысл системы выборщиков, заложенной еще отцами-основателями США. Если бы президента страны выбирали прямым голосованием всех избирателей, то он избирался бы в основном жителями лишь нескольких самых больших штатов Америки, что могло бы негативно сказаться на единстве страны и легитимности президента в малых штатах. Более того, это вообще лишало бы малые штаты стимула находиться в составе США. Поэтому, по сути, президента напрямую избирают штаты, и подавляющее большинство американцев считает эту систему вполне демократической. Хотя здесь есть и многочисленные группы, выступающие за введение прямых всеобщих голосований на президентских выборах. Но, поскольку президент страны оказывает очень ограниченное влияние на ежедневную жизнь простого американца, эти движения не имеют большого влияния и популярности.

Надо отметить, что подавляющее большинство американцев рассматривают губернатора штата, в котором они живут, как наивысшего для себя выбранного прямым голосованием чиновника. Политическая борьба в Вашингтоне их затрагивает и интересует гораздо меньше. Повторю еще и еще раз – вся основная политика – политика местная, что является «золотым правилом» американской политической культуры. Президент, скорее, является для американцев представителем страны за рубежом, символом страны и ее внешней силы. Он не воспринимается американцами как символ национального единства или мощи и славы государства. Таким символом является для американцев флаг США, который они просто боготворят. Это отдельная тема, о которой я говорил в других своих книгах про Америку.

Президент – главная американская селебрити, то есть знаменитость, на период его или ее президентства. Одновременно президент – главный субъект американского юмора и иронии, сатиры и сарказма. Нет, наверное, страны в мире, где президент и его команда находились бы ежедневно и ежечасно под огнем критики, жестоких, обидных шуток и определенного, как бы снисходительного отношения. Американцы очень уважают должность и офис своих президентов, но это подчеркнутое уважение не распространяется на людей, которые этот офис в каждый конкретный момент занимают. Кто только не шутит и не иронизирует над президентом и его женой в Америке… Каждый вечер на экранах телевидения в популярных ток-шоу можно услышать такие шуточки про Обаму, как впрочем, и любого другого американского политика, что у людей в более консервативных странах может случиться небольшой приступ когнитивного диссонанса. Американские политики, особенно президент, обязаны иметь очень толстую шкуру и в ответ на сатирическую критику и разного рода публичные шутки только улыбаться. Иначе тебя засмеют еще больше. Что называется, с одной стороны, свобода слова, а с другой – взялся за гуж, не говори, что не дюж…

Приведу парочку сравнительно «мирных» политических шуток: «Почему Моника Левински вышла из демократической партии и перешла в республиканскую? Потому что демократы оставили очень неприятный привкус у нее во рту». Клинтон – а все догадались, я надеюсь, что это анекдот про него – вообще стал наравне с Рейганом любимым персонажем политических анекдотов. Например: «Четыре американских президента были подняты ураганом и оказались в Изумрудном городе, столице страны Оз. Великий волшебник, хозяин Изумрудного города, – спросил президентов, чего им не хватает и зачем они пришли в этот город. «Я хочу получить немного смелости», – сказал Джимми Картер. Волшебник дал ему смелости. Рональд Рейган выступил вперед и сказал: «Я бы хотел получить немного сердца». Волшебник дал сердце Рейгану. Джордж Буш-младший сказал: «Все говорят, что мне не хватает ума. Я хотел бы получить ум». Волшебник дал Бушу-младшему ум. «Кто следующий?» – спросил волшебник. После долгого молчания Билл Клинтон, наконец, наклонился к уху волшебника и прошептал: «Слушай, брат, а где тут Дороти?» (в русском варианте – Элли).

Обама, видимо, не столь сильно заводит американскую аудиторию, он гораздо более скучный в сравнении с Биллом Клинтоном. Тем не менее есть анекдоты и про него: «Учитель в школе спрашивает учеников, кто из них является сторонником Барака Обамы. Все тянут руки вверх, кроме одного мальчика. Учитель просит его объяснить, почему он не поднял руку. Мальчик отвечает: «Потому что я сторонник Джорджа Буша». Удивленный учитель спрашивает мальчика: «Что сделало тебя сторонником президента Буша?» Мальчик отвечает: «Во-первых, мой папа – сторонник Джорджа Буша. Во-вторых, моя мама тоже сторонник Джорджа Буша. В-третьих, мой старший брат тоже является сторонником Джорджа Буша. Все это делает меня тоже сторонником Джорджа Буша». Учитель, который всегда учил детей думать самостоятельно, немного возмущенно спрашивает мальчика: «А если бы твой папа был идиотом, твоя мама дурой, а твой брат дебилом, то кем тогда был бы ты?!» На это мальчик говорит: «Ну тогда я был бы сторонником Барака Обамы». Или: «Почему Барак Обама не смеется над собой? – Потому что очень боится обвинений в расизме».

Другие политические персонажи Америки не избегают такой же участи. Пара примеров: «Насколько глупа Сара Пэйлин? Она настолько глупа, что думает, что столица Китая – Чайна-таун». «Насколько стар Джон Маккейн? Он стар настолько, что помнит времена, когда вице-президент Джо Байден был лысым». «Что такое «безопасный секс» для Билла Клинтона? Это когда Хилари нет в городе». Другое дело, что и тут есть определенные границы. Например, нельзя в эти шутки вовлекать несовершеннолетних детей президента или – пусть даже и в несерьезной форме – каким-то образом угрожать ему. Тут реакция американских спецслужб будет решительной, а закон окажется на стороне политика.

Президент и его должность являются определенными символами страны, а американцы достаточно уважительно относятся к своим и чужим символам. Так, они очень любят слова «президент» и «вице-президент» и называют так многие должности в стране – от корпоративных до академических. Известно, что 32-го президента Соединенных Штатов Гарри Трумэна часто упрекали в том, что он вышел из семьи, которая провалила все свои начинания в бизнесе и разорилась. «Мой отец не был лузером! – всегда отвечал Трумэн. – В конце концов, он был отцом президента Соединенных Штатов!» Кстати, я тоже президент в своем Центре в Вашингтоне. Америка – страна президентов и вице-президентов.

Я говорил, что государственный флаг США для американцев важнее, чем любые другие символы страны. Тем не менее просто так оскорблять должность президента здесь не принято. Как, впрочем, и должность (офис, как говорят тут), скажем, члена Сената или Верховного суда США. Это, однако, не мешает немалому числу американцев считать, что их страна вполне могла бы обойтись без президента вообще, да и без «специальной» федеральной столицы – Вашингтона. И они не стесняются выражать свое мнение публично. Столицы штата и губернатора штата более чем достаточно, считают такие граждане Америки. И никто их сепаратистами не называет. Этому же чувству способствует то обстоятельство, что все главные для жизни документы и правила ежедневной жизни выдаются или определяются штатами самостоятельно – от водительских удостоверений до документов, подтверждающих право собственности, от размера налогов, которые ты платишь при покупках и других клиентских действиях, до лицензий на занятие той или иной деятельностью.

Федеральное правительство, как я уже писал неоднократно, обладает в США очень ограниченными возможностями влияния на ежедневную жизнь американца. Гораздо меньше, например, чем российское правительство влияет на жизнь россиянина. Два главных документа, которые американец получает из рук «федерального центра» – это номер социального страхования и паспорт гражданина США. Однако номер социального страхования американец получает при рождении и сразу на всю жизнь. Запоминает его наизусть. А паспорт получают только те американцы, которые ездят за рубеж. Что-то типа российского заграничного паспорта – чтобы было куда визы ставить.

Долгое время – до Второй мировой войны – закон вообще не требовал от гражданина США никакого паспорта. Старшее поколение американцев на самом деле не знало, что это такое. Да и сейчас в паспорте нуждаются только те, кто путешествует в дальнее зарубежье. Для поездок в ближнее зарубежье – Канаду, Мексику и т.д. – паспорт американцу не нужен. А поскольку паспорт США действует 10 лет и большинство граждан Америки получают его по почте (кстати, еще одно федеральное агентство в США. С ним-то американец сталкивается ежедневно!), то по-настоящему иметь дело с федеральным правительством простым американцам приходится очень редко. Отсюда у некоторых из них и рождается скептицизм в отношении необходимости такого правительства и, соответственно, президента.

Коротко говоря, президент страны рассматривается американцами как самый высокопоставленный чиновник, имеющий весьма ограниченные полномочия, но являющийся крайне популярной публичной фигурой, несущей огромное количество представительских и символических функций. Он, скорее, главная достопримечательность, главный экспортный продукт американской политики – хотя, конечно, не стоит совсем уж преуменьшать его роль во внутренней политике страны.

Например, несмотря на то что президентские полномочия в реальности сильно ограничены Конституцией и правами штатов, президент США имеет право лично назначать значительное количество главных должностных лиц исполнительной власти, многие из которых не нуждаются в утверждении Сената или Палаты представителей. Другими словами, он частично определяет состав тех людей, которые будут принимать самые важные политические и экономические решения в стране, а также пользуется возможностью окружить себя людьми со схожими со своими взглядами. Что, естественно, и делает каждый президент США, часто игнорируя партийную принадлежность того или иного чиновника, а основывая его назначение на профессионализме, близости личных позиций и взглядов, иногда – старой дружбе или рекомендациях друзей и соратников, а иногда – это касается в основном посольских позиций в не очень важных странах – делает это из благодарности за помощь (включая финансовую) в избирательной кампании.