Книга: Империя свободы. Ценности и фобии американского общества
Назад: Глава 4. Анатомия американского государства
Дальше: Перевернутая вертикаль власти

Советская внешнеполитическая элита США

Тут возникает еще одно отличие элиты США от российской. Касается оно как раз внешней политики. Внешнеполитическая элита США – не только очень маленькая часть национальной элиты, она как бы оторвана от нее, замкнута на саму себя. Это реально большой минус и большой плюс Америки одновременно. Как известно, подавляющая часть американцев, включая элиту, мало интересуется внешней политикой. Так, из около 1,5 млн НКО (которые, кстати, являются третьим самым популярным по трудоустройству негосударственным местом после розничной продажи и сферы производства – 10 % американцев работают в них и приносят Америке почти 6 % ВВП) только несколько десятков занимаются внешней политикой. Все они, за редким исключением, расположены в Нью-Йорке и Вашингтоне, и несколько есть в штате Калифорния. Внешняя политика США находится практически монопольно в руках истеблишмента страны, который прямо использует ее для укрепления своих внутренних политических позиций. Все, что делает любой президент США в мире, имеет главной целью не столько воздействие на этот мир, сколько укрепление политических позиций своей администрации, рост влияния на внутренние процессы и настроения. Любой президент США подавляющее внимание уделяет внутренней политике, обращаясь к внешней лишь тогда, когда его туда толкает необходимость, рожденная – опять же – внутри страны.

Внешняя политика США является откровенно вторичной по сравнению с внутренней, производной от нее, и направлена она всегда в первую очередь на решение внутренних задач. Это важно понимать, анализируя действия США на мировой арене. Повторю, нравится нам это или нет, но такой подход соответствует менталитету среднего американца: ему важно сначала хорошо устроить свою жизнь, своей семьи, своих соседей, своей улицы и городка, и только потом заниматься чем-то еще. Рабочим завода, скажем, в Оклахоме никогда и в страшном сне не привидится проведение митинга в поддержку свободы в Африке. У американца система иерархии проблем идет четко снизу вверх. В отличие от россиянина, который всегда меряет качество своей жизни международной мощью и влиянием своего государства. У россиянина обычно иерархия проблем идет сверху вниз. Американцу совершенно безразлично, сколько людей в мире говорят на английском языке или сколько голливудских фильмов идут по миру. Ему не нравится, когда в других странах хвалят его президента – это вызывает у него определенные подозрения. Он терпеть не может своих политиков, но в целом доверяет своей национальной элите управлять страной.

Однако все это приводит к двум последствиям. Как в популярных анекдотах: одному плохому и одному хорошему. Плохое последствие заключается в том, что внешнеполитическая элита США, по сути, монопольно и келейно определяет текущую внешнюю политику страны. Она не чувствует над собой действенного контроля как со стороны избирателей, так и со стороны гражданского общества. Конечно, это не очень корректное сравнение, но внешнеполитический сегмент элиты США отчасти напоминает мне Советский Союз и то, как принимались там те или иные решения. Поэтому, если внутри страны США являются, наверное, лучшей на сегодня демократией мира, то их внешняя политика часто представляет собой нечто противоположное. Что, впрочем, еще раз доказывает общеизвестный факт, что любая монополия и бесконтрольность рано или поздно приведут к роковым ошибкам. Внешнеполитическая элита США оторвана от страны, гражданского общества, средств массовой информации и общественного мнения гораздо больше, чем любые другие сегменты американского истеблишмента, интеллектуального сообщества или университетско-академического круга. Отчасти это объясняет «невключенность» большинства американцев во внешнеполитические темы и дискуссии по мировым проблемам, ограниченное знание реалий глобального мира и т.д. То есть все то, над чем так любят довольно зло иронизировать иностранцы. Замечу в скобках – иронизировать вполне справедливо, ибо отсутствие интереса к внешней политике и мировым процессам у граждан страны, оказывающей наибольшее влияние на эти процессы, не может не удивлять и не тревожить.

Хорошее последствие описанной выше ситуации заключается в том, что, оторвавшись от общества, его быстро меняющихся настроений и приоритетов, от других частей элиты США, зацикленных, скажем, на прибыли или творческом успехе, этот внешнеполитический сегмент американского истеблишмента оказался способным так или иначе «видеть за деревьями лес». То есть следовать долгим стратегическим трендам, а не текущим настроениям. Конечно, это хорошо именно для Америки. Но Вашингтон слишком редко задает себе важный вопрос: продвигая национальные интересы Америки, тем самым он улучшает или ухудшает ситуацию в других странах? Однозначного ответа тут быть, конечно, не может. Для многих других стран, регионов и иностранных политических организаций и лидеров это хорошо, для многих других – это отнюдь не хорошо. Поэтому Америка рано или поздно, но каждый раз возвращается в колею своих долгосрочных национальных интересов, забывая о том, что еще недавно казалось тактически главным. Как результат, рушатся союзы и партнерства, а те или иные страны и их политические лидеры, рассчитывавшие еще недавно на «вечную любовь» США, оказываются обманутыми в своих ожиданиях и начинают искать возможность снова вписаться в текущие интересы Америки, надеясь, что на этот раз они окажутся стратегическими. Как результат, Америка постоянно обрастает союзниками и партнерами, невзирая на чудовищные ошибки, регулярно совершаемые ею во внешней политике.

Важная особенность американского мышления, в первую очередь политического, ставшая одной из многих причин успеха страны в последнее столетие, заключается в том, что основное время, энергию и деньги надо тратить на работу с теми, кто тебя не поддерживает. Работать надо с противниками, на их поле. Конечно, гораздо приятнее и комфортней находиться в кругу союзников и друзей. Но они и так тебя поддержат. Если ты хочешь выиграть – иди на территорию противника и работай там, пытаясь переиграть соперника на его же поле, в лагере его сторонников. Надо все время идти вперед. Это как в любой спортивной игре, типа футбола или хоккея на льду – надо стараться отвоевывать пространство у соперничающей команды, играть у ее ворот, а не у своих. Тогда победа более вероятна.

Эта часть политического менталитета США в полной мере отражается во внешней политике страны. Америка традиционно тратит гораздо меньше энергии на поддержание хороших отношений со своими союзниками, чем на завоевание новых. Она, как профессиональный охотник, все время в поиске потенциальных союзников, пусть даже временных. Такой подход делает американскую внешнюю политику очень активной, даже агрессивной, и часто вызывает негативную реакцию в странах, куда Америка приходит в том или ином виде, и уж тем более в странах, стоящих на антиамериканских позициях. Как формулируют это в своих лекциях профессора-политологи в университетах США: противников (то есть сторонников своего противника) надо стараться превращать в нейтралов, а нейтралов надо пытаться превращать в своих союзников (то есть в противников твоего противника), – в этом немалый смысл политической борьбы и политической работы в обществе. Да и не только политической, если честно.

Даже если отбросить всю эту политическую лирику, которая, как и любая лирика, на другие языки переводится лишь приблизительно, то США, как правило, оказываются в выигрыше. Это не только самая большая экономика и самая мощная армия в мире на протяжении многих десятилетий. Это страна с наибольшим количеством военных и полувоенных союзников, с которыми у Вашингтона заключены соответствующие договоры. Америка обладает самым большим влиянием практически во всех стоящих внимания международных коммерческих, финансовых и политических организациях. Она навязала свою массовую культуру, образ жизни, язык, валюту и систему ценностей значительной части населения мира. Миллионы людей в мире Америку ненавидят, в то же время любя ее и завидуя ей, или любят ее, подражая, ненавидя и отрицая. Американский истеблишмент исходит из простой идеи: больше союзников для страны лучше, чем меньше. Хороших, дружеских отношений с другими странами недостаточно. Экономические связи любого масштаба тоже не обеспечивают политической близости. Поэтому упор в Вашингтоне делается на два фактора: создание взаимной системы ценностей и военный союз. Именно это, а не просто желание насолить России, как считают многие в Москве, является в последние годы движущей силой политики США в отношении, например, Украины, Грузии или расширения НАТО.

Конечно, такая политика не всегда успешна. Но США всегда стараются действовать наверняка: отношения между странами могут улучшаться или ухудшаться, но военный союз обеспечивает жесткую привязку их друг к другу. Как бы ни модернизировался мир, нет более надежного инструмента обеспечения политической близости. Ожидать, что США или страны НАТО пойдут на самороспуск своей организации или перестанут привлекать в нее новых членов, по меньшей мере наивно. Москве надо исходить именно из этого. Знаменитую фразу Владимира Путина, сказанную им в мае 2006 года в обращении к Федеральному собранию России – про товарища волка, который знает, кого кушать, и никого при этом не слушает, – многие в США, если бы не знали автора, восприняли бы как комплимент своей политике.

Установление внутренней демократии в других странах также объективно является желательной целью США, ибо без нее труднее установить долгосрочные союзнические отношения, а главное – демократические страны не только, как правило, не воюют между собой, но и обладают эффективными механизмами по разруливанию собственных межгосударственных противоречий. Блок военных и полувоенных союзников из демократических стран гораздо более устойчив и требует намного меньше усилий по управлению. Подавляющее большинство истеблишмента США полностью разделяет такого рода идеи. Можно лишь спорить об эффективности и моральности такой политики, о том, как долго США будут способны ее продолжать.

Конечно, сегодня налицо многие признаки снижения результативности американской внешней активности и значительное падение привлекательности социально-политической модели США. Сумеет ли Америка перестроиться, обрести второе дыхание? Со школьной скамьи в американских детях воспитывается привычка искать вызовы и пытаться их преодолевать. Фраза «то, что нас не убивает, делает нас сильнее» очень хорошо подходит к менталитету немалой части американцев.

Пожалуй, говоря о внешней политике, можно провести некую параллель с жизненной психологией обычного американца. Не каждого, конечно, но большинства. Как бы его жизнь ни была подвержена почти ежедневным изменениям и вызовам, какие бы ошибки он ни делал, есть несколько вещей, на которые простой американец в большинстве своем обращает внимание всю жизнь, хотя это внимание и незаметно окружающим, – от своих пенсионных накоплений до образования детей, от инвестиций до состояния здоровья или страховки жизни. Американец – если у него есть такая возможность – инвестирует свои деньги в долгосрочные продукты. Зачастую родители открывают инвестиционный счет своим детям сразу после рождения. Как всем хорошо известно, главный закон инвестиционного успеха заключается в долговременности, в максимальном терпении, даже полном безразличии по отношению к неизбежному ежедневному рыночному бардаку. Отдал деньги – и не дергайся годами, а лучше – десятилетиями. Тогда они к тебе обязательно вернутся с немалой прибылью. Главное – не поддаться на соблазн что-то делать, когда рынок будет идти вниз. Так и внешняя политика США: игнорируй волнообразную текучку, но не упускай из виду долгосрочные интересы и цели. Другими словами, в основном внешняя политика США – инвестиции в отдаленное будущее мира ради долгосрочной прибыли своей собственной страны. Отчасти поэтому простого американца, да и большую часть элиты США внешняя политика не особо и интересует.

Кстати, я считаю, что как минимум один американский урок Россия сегодня точно выучила, что и демонстрирует в своей давно уже многостандартной внешней политике. Это нормально – во внешней политике обязательно надо иметь несколько стандартов, «разводить» всех, забрасывать крючки, конкурировать, выигрывать. Это в Уголовном кодексе стандарт должен быть всегда один: как говорилось в классическом советском фильме, «вор должен сидеть в тюрьме». Никаких двойных стандартов быть тут не должно. Украл – сел. Убил – сел на всю жизнь и т.д. Но политика не может жить при одном стандарте. Внешняя же политика – такая же глобальная конкурентная площадка, как любой фермерский рынок. Конечно, никакой доброй воли во внешней политике нет – свои стратегические национальные интересы должны быть превыше всего. Например, там всегда господствовал принцип приемлемости тактического союза с «плохим сукиным сыном», если это может помочь в борьбе с еще более «плохим сукиным сыном». Примеров таких союзов полна история всех больших стран – от союза США и СССР в борьбе против Гитлера до союзов США с Бин Ладеном или России с Асадом и т.д.

Напомню, например, давнюю историю, которую многие не знают или просто забыли. В 1783 году по Парижскому мирному договору Англия наконец официально признала Соединенные Штаты, но осталась самым главным и опасным врагом нового государства. Как известно, после Наполеоновских войн Великобритания стала и главным врагом России, сменив в этом качестве побежденную Францию. «Англичанка», как говорили раньше, начала «гадить России». В этих условиях Москва и Вашингтон с обеих сторон стали всячески улучшать двусторонние отношения и развивать активное экономическое сотрудничество. Реформы, которые задумал в этой сфере новый русский царь Николай I, требовали привлечения большого количества квалифицированных специалистов из-за рубежа. Как результат, во второй четверти XIX века в Россию в массовом порядке стали приезжать американские инженеры, техники, строители, железнодорожники, оружейники и т.д. Интересно, что тогда в Россию даже приехали молодые и еще совсем не знаменитые Хайрем Бердан и Сэм Кольт. Американцы помогали россиянам строить первые железные дороги, по их чертежам были созданы первые российские паровозы, разработаны новые виды армейского вооружения и фортификационных сооружений. Сами американцы с удовольствием ехали из своего тогдашнего очень далекого провинциального захолустья в великую державу той эпохи, да еще только что разгромившую самого Наполеона.

Постепенно Америка вытеснила в качестве главной технологической опоры России французов, немцев, голландцев, шведов и всех других. По понятным причинам сотрудничество с демократическими, хотя и еще рабовладельческими США не распространилось на общественную и политическую сферы российского общества (здесь тоже ничего не меняется, не так ли?), однако в технической и технологической сферах отношения в течение нескольких десятилетий XIX века развивались очень активно. Именно в этот период в Соединенных Штатах у России стали появляться многочисленные верные друзья, ратующие за расширение взаимовыгодного сотрудничества, и не менее многочисленные враги, считающие, что Вашингтону надо выстраивать новые дружеские отношения с бывшей метрополией – Англией, а не ее противником – Россией. Сторонники России в США доказывали, что именно Россия в 1812-1813 годах принесла Европе свободу от «узурпатора Бонапарта», что ее царь Александр I всячески продвигает настоящий либерализм и европейское просвещение вглубь своей страны. А недруги России в США уже тогда убеждали, что Россия – отсталая, нищая, плохо устроенная страна, которая никогда толком не «цивилизуется», и что от нее лучше держаться подальше.

Эти американские дискуссии носили в основном внутриполитический характер и не имели прямого отношения к российским реалиям. Но именно тогда в американском обществе произошел существенный раскол по поводу России, который продолжается – конечно, в его новом содержательном виде – до сих пор. Второй всплеск активного сотрудничества США с Россией произошел в первое десятилетие после Октябрьской социалистической революции. Но и он носил лишь сугубо технологический характер, а также в значительной степени был отзвуком глубоких внутренних политических дискуссий в США об отношении к «русской революции» и России вообще.

Однако, когда речь заходила и заходит сегодня о национальных интересах обеих стран, очевидно, что противостояние со стороны России никогда не было в интересах Америки, как и «враждебная супердержава Америка» никогда не была в интересах России. Безусловно, раздражение между двумя странами будет существовать всегда. Важно, мне кажется, найти баланс между этим раздражением и продуктивным подходом. Америке как бы выгодно, чтобы России – как большой и влиятельной страны – не было на мировой арене, России в такой же степени, зеркально, выгодно, чтобы Америка была далеко не такой могучей. Дело не в антиамериканском настрое России и антироссийском настрое США. Будь на месте США Китай, Англия, любая другая страна – реакция оказалась бы точно такой же. И наоборот. Здесь не должно быть иллюзий…

Как ни парадоксально, но с точки зрения понимания фундаментальных основ современного мира и видения международной политики Россия стала в последнее время ближе к Западу, чем была еще недавно. На мой взгляд, вопрос только в том, сколько времени нужно обеим сторонам, чтобы это осознать. Более того, Россия поступила и на Кавказе в 2008 году, и в Сирии в 2016 году очень по-американски, потому что именно американцы все время учили Россию политическому цинизму в хорошем смысле слова, цинизму в своих национальных интересах. Если уж у тебя есть враг, то твоя задача – не отбиться от врага, а ударить по нему, поэтому надо не возвращаться к статус-кво, а действовать, подобно американцам: не просто сражаться с армией, а бомбить военные базы и транспортные коммуникации, что Россия и сделала в Грузии и Сирии, а также безуспешно, но попыталась сделать в Восточной Украине. Как сформулировал однажды Владимир Путин, сославшись на свое послевоенное ленинградское детство: если драка неизбежна, надо всегда бить первым.

Поэтому американцы должны быть довольны: их российские ученики, в общем-то, сработали на пятерку, достаточно цинично, откровенно, даже по-своему нагло. Россия и Запад наконец-то смотрят на мир одинаково – пусть согласие ни по Кавказу, ни по Украине, ни по Сирии не достигнуто, но по крайней мере система измерения у них теперь одна и та же. И в этом плане, мне кажется, ситуация на самом деле гораздо лучше, чем считают сегодня многие эксперты, политики, аналитики. Но одновременно она и сложнее – с той точки зрения, что теперь в отношениях двух стран больше откровенности и меньше лицемерия, – и, с другой стороны, проще, потому что все карты открыты: вот он, мир, давайте с ним разбираться по «гамбургскому политическому счету».

Назад: Глава 4. Анатомия американского государства
Дальше: Перевернутая вертикаль власти