Книга: Империя свободы. Ценности и фобии американского общества
Назад: Советская внешнеполитическая элита США
Дальше: Реформирование стабильности

Перевернутая вертикаль власти

Америка, как я не раз пытался объяснить россиянам, – страна-интроверт. Она обращена внутрь себя. Пусть вас не смущает огромное количество военных баз США по всему миру и их внешняя политика. Этим действительно занимается лишь очень небольшая часть американской элиты. Подавляющее большинство американцев, как уже было не раз сказано, внешней политикой не интересуется. Есть, как я писал, «золотое правило» американской политики, которое звучит так: вся политика в США местная. То есть простого жителя страны, как правило, интересует то, что происходит в непосредственной близости от него – на его улице, в его графстве, в его городе, наконец, в его штате. Что происходит в других штатах страны – простого американца интересует лишь тогда, когда та или иная новость может коснуться его лично или когда она носит эксклюзивный характер. Например, новости о знаменитостях, преступлениях, забавные жизненные случаи, скандалы и трагедии. Аналогично ему все равно, что в других штатах думают про его штат. Заграничные новости почти полностью выпадают из поля его интереса. Достаточно полистать местные американские газеты с микроскопическим международным отделом – и вы поймете, какую роль играет мир в новостном потоке простого американца. И уж тем более он никогда не будет читать о том, что в других странах думают про Америку.

Такова особенность американской системы власти. Именно местная власть оказывает максимальное влияние на жизнь среднего американца, на качество образования его детей, безопасность графства, качество дорог, инфраструктуры и т.д. Чем выше поднимается власть по иерархической политической и управленческой лестнице США, тем меньше и меньше ее влияние на жизнь американца, на жизнь его семьи. Подавляющее большинство законов в стране – местные. Бюджеты, налоговая система – местные, правила вождения автомобиля – местные, программы школьных курсов – местные, полиция, от качества которой также сильно зависит жизнь обывателя, – тоже местная. В Америке, как известно, нет «министра полиции» и соответствующего министерства. Если чуть-чуть перефразировать знаменитую фразу американских продавцов недвижимости, то можно сказать, что не только стоимость дома, но и вся жизнь американца, его благосостояние и безопасность в решающей степени зависят от трех факторов: first – location; second – location; third – location. То есть они во-первых, во-вторых и в-третьих зависят от месторасположения, места проживания.

Илья Ильф в письме своей жене из США писал: «…остановился я в маленьком городке. По путеводителю здесь восемьсот пятьдесят жителей. Больше действительно нету. Обыкновенный американский городок – несколько прекрасных газолиновых станций для проезжающих на автомобилях, две или три аптеки, продуктовый магазин, где все продается уже готовое – хлеб нарезан, суп сварен, сухарики к супу завернуты в бумагу. Что тут люди могут делать, если не сходить с ума? Некоторые сходят, но таких немного. Большинство живет, утром ест ветчину с яйцами, много и хорошо работает, любит своих жен и помогает им хозяйничать, очень мало читает и довольно часто ходит в кино…» Зачем этим людям какое-то государство, которое должно организовать их жизнь?

Конечно, федеральная власть оказывает определенное влияние на жизнь всей страны, однако ее влияние настолько сильно ограничено независимостью штатов, что за федеральными новостями следит очень небольшое число американцев. А из общефедеральных правовых актов, наверное, самые большие – комплексы иммиграционных законов и законов о национальной безопасности. Все остальное – от семейного права до уголовного и налогового – местные кодексы и законы. Даже форма полицейских, как известно, в разных штатах совершенно разная. А многие американские боевики и детективы не могут обойтись без показа конфликта между местными полицейскими и, например, сотрудниками ФБР за установление юрисдикции по тому или иному преступлению. Ибо подобные конфликты являются рутиной американской жизни. Такое построение власти и рождает сугубо местечковую психологию и политическую культуру и объективно подрывает интерес к делам в других местах. Америка – провинциальная (в самом хорошем, высшем смысле этого слова) страна с глобальной элитой, которая обеспечивает национальные интересы США по всему миру и дает возможность простому американцу сосредоточиваться на сугубо местных проблемах. Америка и американцы живут чем угодно, но только не Вашингтоном или Белым домом.

Именно на местном уровне особенно заметны влияние и практика американской модели демократии – демократии меньшинства. Я еще расскажу об этом подробнее, но здесь хочу упомянуть тот факт, что это качество – роль меньшинства – ярче всего проявляется внизу политической иерархической лестницы, то есть именно в тех вопросах, которые наиболее интересны простым американцам. Так, поскольку всего две главные партии (на самом деле внизу общества партий гораздо больше – формально несколько сотен, точнее сказать нельзя, ибо термин «политическая партия» претерпевает фундаментальную трансформацию на наших глазах) могут реально существовать на Олимпе политической системы США, то каждой партии приходится придерживаться более или менее центристских взглядов (чтобы не отталкивать потенциальных избирателей с более радикальными позициями) и в тоже время постепенно привлекать группы, которые традиционно не голосуют за эту партию. Кстати, сам Джордж Вашингтон был категорически против того, чтобы в Америке функционировали политические партии. Однако вскоре вокруг двух других отцов-основателей американского государства – Томаса Джефферсона и Александра Гамильтона – сформировались активные политические группы, которые быстро развились в партии, имевшие весьма различные взгляды как на внутреннюю, так и на внешнюю политику нового государства.

В свою очередь, американским избирателям из разных групп приходится смиряться с тем, что в Америке нет мощной партии, которая будет представлять конкретно их интересы (как делают, например, зеленые партии, партии бизнеса или партии мусульман в Европе), и выбирать между двумя партиями ту, чья политика наиболее совпадает с их интересами по ключевым текущим вопросам. Но такие партии в избытке есть в Соединенных Штатах на местном уровне. Однако именно здесь в американскую систему заложена «защита от дурака», или, если хотите, защита от экстремиста, маргинала, сторонника любых «ультра»-взглядов. Результат этого чисто американского «двойного смирения» таков, что политика на федеральном уровне, будучи компромиссом между полным диапазоном различных групп и интересов, существующих в стране, выходит намного более сдержанной и приглушенной, чем политика на штатном или местном уровне. Другими словами, чем выше уровень политических организаций и структур, тем больше и больше приходится смягчать радикальные взгляды, присутствующие внизу в большом количестве и по обширному числу вопросов, для того чтобы создать коалицию большинства в поддержку того или иного политического проекта.

Иными словами, народ США (как, впрочем, любой народ в мире) на самом деле намного более радикален, чем их федеральная политика. Понимание этого очень важно для анализа американских ценностей и общественного мнения. Но эти более радикальные взгляды как раз проявляются на уровне муниципалитетов и штатов, где не приходится искать компромисс всей страной. На таком уровне более радикальные социальные, религиозные и другие взгляды (то есть взгляды меньшинства) могут стать политическим мейнстримом, если позже окажется, что их разделяет большинство местного населения.

Таким образом, например, избиратели в Колорадо первыми легализовали максимально широкое употребление марихуаны, а религиозные графства в Техасе в свое время отменили преподавание теории биологической эволюции в школах. Примеров такого рода при желании каждый читатель может найти в Соединенных Штатах более чем достаточно… Более того, поскольку Конституция США дает штатам, графствам и городам автономию принятия решений в конкретных сферах, непосредственно касающихся местного управления, они могут принимать законы, наиболее отражающие местные взгляды, которые могут сильно отклоняться от более размытых «средних» взглядов в целом по стране. Такая значительная степень автономии одновременно сильно «децентрализовывает» страну и делает ее несравнимо более стабильной, единой. Поскольку у регионов есть возможность адаптировать свои законы к местным реалиям, у местных жителей появляется меньше поводов для того, чтобы бороться с федеральным правительством или даже пытаться отделиться от него. Другими словами, Соединенные Штаты не только весьма «плоская страна», но и их вертикаль власти просто-напросто как бы перевернута с ног на голову (или с головы на ноги, как хотите) по сравнению с ее российской коллегой.

Вопреки постоянно раздающимся, в том числе в России, предсказаниям о том, что США ждет судьба СССР, эта страна не только, на мой взгляд, продолжает оставаться единой, но и укрепляющие ее единство процессы и факторы продолжают эффективно функционировать. Единство государства – важная американская ценность, парадоксальным образом обеспечиваемая максимальной децентрализацией власти. Американский опыт в этой сфере, мне кажется, стоит учесть и другим странам, в том числе России. Конечно, история – вещь непреодолимая, и американская конфедерация 13 бывших колоний постепенно все больше и больше эволюционирует в сторону большей федерации. Однако желание местных властей и властей штатов (совпадающее с желанием подавляющего большинства жителей страны) не допустить доминирования федеральной власти, продолжает оставаться очень и очень мощным. Примером является, кстати, история борьбы за знаменитую уже реформу медицинского страхования, продавленную все-таки администрацией президента Барака Обамы. Полномочия местной власти – одна из «священных коров» американского менталитета, и я не вижу пока никаких серьезных признаков ее ослабления.

Иными словами, понятно, почему американец как бы смотрит на весь мир с обратной стороны бинокля, и ему все равно, как этот мир смотрит на его страну. Он придает значение мнению этого мира в полном соответствии с тем масштабом, в каком он его видит через перевернутый бинокль. Конечно, это плохо и для мира, и для Америки, но это реальность, складывающаяся из американской самодостаточности и продолжающегося экономического и политического доминирования США в современном мире.

Россия, как известно, – страна другой политической культуры. Она – страна-экстраверт. Для россиян очень важно, как воспринимается их государство со стороны, что думают люди в других странах про их политику, культуру, науку, образ жизни. Уже цитировавшийся здесь замечательный знаток русской культуры и психологии Дмитрий Лихачев писал, что «драма русского легковерия усугубляется и тем, что русский ум отнюдь не связан повседневными заботами, он стремится осмыслить историю и свою жизнь, все происходящее в мире, в самом глубоком смысле. Русский крестьянин, сидя на завалинке своего дома, рассуждает с друзьями о политике и русской судьбе – судьбе России. Это обычное явление, а не исключение».

Пресса России – в отличие от, скажем, американской – переполнена перепечатками иностранных статей с мнениями (обычно позитивными) о России. По степени критичности по отношению к своей стране, ее президенту и политической системе россияне делят весь мир на «своих» и врагов. Даже политическая оппозиция внутри страны воспринимается как представители внешних сил. Россияне очень любят читать о том, как плохо живется людям в других странах, особенно странах Западной Европы и США, как там разлагается мораль и расцветают разного рода пороки и безнравственность, как падает местная валюта и шатается экономика. Понятно, что отчасти это попытки преодолеть психологический шок, вызванный распадом страны в 1917-м и 1991-м годах, и те ужасные экономические последствия, которые этот шок вызвал. Но мне кажется, что в значительно большей степени это наследие влияния Советского Союза, граждане которого жили в глубоком и долгом отрыве от реальных новостей из-за рубежа. Кстати, в царской России ни втаптывания в грязь других государств, ни подобострастия перед ними не было. Россия ощущала себя нормальной частью Европы, и это ее ощущение не вызывало никакого отторжения ни в самой России, ни в Европе. Россия до 1917 года, мне кажется, была по своим внутренним ощущениям гораздо более самодостаточной страной, чем Россия сегодняшняя.

Россиян, в отличие от американцев, очень интересуют мировые новости, особенно если они совпадают с их мироощущением и представлениями о реальности. Любые подтверждения роли и значения своего государства в мире воспринимаются на ура. Внутри страны ситуация также прямо противоположна американской. Чем выше в управленческой иерархии находится тот или иной человек, тем обширнее его влияние на жизнь простого россиянина и тем больше интерес к нему, его действиям и решениям. Федеральные и международные новости, которые почти никто не смотрит в США, являются основой новостных программ в России. А местные новости – городские, районные и т.д. – большого интереса тут не вызывают. В США нет даже трансляций со встреч президента с губернаторами или министрами, совещаний у президента и т.д. Это, впрочем, во многом закономерно. Иными словами, россияне как бы все время смотрят в окно на мир, американцы – в зеркало на себя. Роль зеркала в Америке, в частности, играют средства массовой информации, демократические институты и гражданское общество.

Я уже писал о том, что Россия и США исторически и политически строились совершенно по-разному. Одна страна – сверху вниз, другая – снизу вверх. Власть в США также строилась в обратном, чем в России, порядке. И это различие до сих пор оказывает сильнейшее влияние на политическую и массовую культуру, систему ценностей. В России очевиден приоритет государства, его лидера, в США – приоритет личности. Если совсем утрировать, то можно сказать, что россияне верят в то, что без государства никогда не будет нормальной человеческой жизни, американцы же считают, что без человека не может быть никакого мало-мальского государства. Человек для государства, а не государство для человека – американское мотто, которое, кстати, само американское государство предсказуемо и настойчиво пытается преодолеть. Но пока безуспешно. Если американцы смотрят на мир в перевернутый бинокль, то россияне смотрят на мир в бинокль с правильной стороны, да еще с огромным приближением. Далекие для них проблемы им кажутся важными и близкими, а близких проблем – на своей улице, в своем поселке или районе – так не видно. Они стараются не замечать или не придают им значения. А если и пытаются их решать, то только через центр. Ежегодные прямые линии президента Владимира Путина являются наглядным подтверждением этого. Президент России регулярно выступает в роли политического Деда Мороза, до которого надо достучаться. Представить себе в такой роли президента США просто невозможно.

Конечно, эта книга не о России. Но мне показалось, что объяснить эту сторону американского менталитета немного легче, действуя от обратного, в данном случае от России. Когда мои российские друзья произносят знаменитую фразу «Россия – не Америка», я пытаюсь им объяснить, что речь в этой фразе должна идти не об экономике и политике, не о разнице в уровне технологического развития или военных амбициях и т.д. Россия – не Америка потому, что населяющие эти две страны люди видят себя, свое место в поселке, графстве, городке, штате или области, в стране и мире, видят роль собственного государства, политиков и президентов, видят смысл и предназначение мощи своей страны совсем по-разному. Бессмысленно сравнивать, что лучше или хуже. И то и другое – правильно, объективно и адекватно политической и бытовой культуре двух стран. Однако обеим сторонам важно понимать эту разницу, иначе мы погрязнем во взаимных обвинениях в тупости, недальновидности или лицемерии. Что, впрочем, регулярно и происходит.

Назад: Советская внешнеполитическая элита США
Дальше: Реформирование стабильности