Книга: Империя свободы. Ценности и фобии американского общества
Назад: Самодостаточность
Дальше: Глава 4. Анатомия американского государства

Справедливость и кто виноват?

Не секрет, что международные стереотипы частенько входят в противоречие с реальностью. Более того, такое противоречие – скорее правило, чем исключение. Так, например, россияне слывут в мире людьми, любящими определенный порядок, организованность и некую «высшую справедливость». Многие и сами так про себя думают. Но при этом в реальной ежедневной жизни россияне в основном живут в социальном и экономическом беспорядке, даже, если хотите, бардаке и неорганизованности, страдают, как показывают многочисленные социологические опросы, от разного рода жизненных несправедливостей, окружающих их каждый день. К примеру, разрыв в зарплатах между образовательным и нефтегазодобывающим или банковским секторами в России такой неприлично большой, что говорить о какой-то «высшей справедливости», якобы разлитой в российском обществе, просто смешно. С другой стороны, ведь никому из россиян не приходит в голову в целях достижения «высшей справедливости», например, взять и поделить национальные богатства России с теми странами, у которых – просто в силу объективной бедности их недр – нет возможности жить на нефтяную ренту. А России с недрами, конечно, повезло. И такого рода примеров можно привести еще много. Вся история человечества уже доказала, что справедливость – вещь весьма и весьма субъективная и полностью зависит от положения того, кто о ней судит.

С другой стороны, американцев считают в мире противниками «государственного порядка» и сторонниками максимального индивидуализма, воспринимающими экономическую и вообще социальную несправедливость как естественную характеристику свободного рынка и конкурентной социальной среды, которой является любая либеральная экономика. «Америка – свободная страна, и я делаю что хочу!» – эту фразу часто можно услышать от американцев. Когда кто-то пытается им что-то навязать, в ответ частенько звучит шутка наподобие: «Когда я последний раз проверял, где я живу, то выяснилось, что живу я в Америке. Разве что-то поменялось?» или «В свое время я читал Конституцию США, и это была страна свободы. Так что отвяжитесь от меня»…

Я уже как-то цитировал разговор, состоявшийся у меня много лет назад с видным американским юристом-практиком. Мой коллега одновременно профессорствовал в одной из лучших юридических школ США и, соответственно, мира. Разговор до сих пор кажется мне важным, поэтому я напомню про него.

Как водилось во времена перестройки, наша беседа неизбежно коснулась разницы между Россией и Америкой. Тогда это была горячая тема. Мы уже по традиции обсудили историю и политику, экономику и военное дело, а потом заговорили о ценностных различиях. Мой приятель стал говорить о главенстве закона, я в ответ начал было ему объяснять, насколько для людей в России важно чувство справедливости, которое для большинства гораздо выше закона. Он засмеялся и ответил: «Знаешь, в нашей американской юридической школе, в любом университете, как только студент-юрист на экзамене упоминает в качестве аргумента справедливость, мы ставим ему «два» и отсылаем на пересдачу. Справедливость – вещь сугубо субъективная и не имеет никакого отношения к работе правовой системы. Ее задача – не установление всеобщей справедливости в стране, а максимально эффективная реализация принципа главенства закона и выполнение буквы и духа закона».

Логика моего собеседника была в том, что абстрактной справедливости не бывает вообще нигде и никогда. Справедливость всегда носит конкретный исторический и социальный характер. То, что справедливо для одного человека или социальной группы, может оказаться вопиющей несправедливостью для кого-то другого. Посмотрите, например, на международное право или традиции кровной мести в разных культурах мира. Это, кстати, отлично понимали марксисты-ленинцы, которые в свое время придали понятию справедливости сугубо классовый характер. Мне тогда запомнилась еще одна мысль, которую высказал мой американский собеседник в контексте всего вышесказанного: закон, по определению, неизбежно имеет черты несправедливости, ибо он основан на необходимости его обязательного для всех выполнения, а то и принуждения. Если нельзя принудить выполнить закон – он перестает быть законом. Это, кстати, и произошло в значительной степени с международным правом.

В этом смысле, если социалистические теории права более или менее сводились к попыткам установления социальной справедливости в стране, но только для некоторых родственных социальных групп и классов при полном подавлении или уничтожении других, то правовая система демократического государства построена на принципах равенства всех перед законом. Иными словами, социалистические учения говорят о равноправии для избранных классов в распределении справедливости, а теории демократии – о равенстве в распределении, если можно так сказать, постоянно существующей в любом обществе несправедливости, причем – в идеале – между абсолютно всеми членами общества. Именно это максимально равное распределение несправедливости и должен при демократии регулировать закон. Именно на это должна быть направлена политика. Насколько успешно это удается сделать – настолько правовая система носит демократический характер, что уже характеризует и всю политическую систему той или иной страны. Попытки утвердить в современном сложном и многослойном обществе систему права на базе идей социальной справедливости ведет, как полагают американцы, не к главенству закона, а к правосудию самосуда на основе по-разному понимаемой «высшей справедливости». Что собственно, они сами во всей красе и демонстрируют раз за разом во внешней политике, не замечая этого.

Но внешняя политика США – совсем другая тема, не имеющая отношения ни к закону и праву, с одной стороны, ни к справедливости – с другой. За справедливость должны, по логике американского подхода, вступаться и бороться политики, включая принятие законов, считающихся большинством населения страны справедливыми, а правовая система должна обеспечивать равенство всех перед этими законами, в том числе и через адекватную их трактовку и применение на практике. Если она не выполняет эти функции, то она вольно или невольно «подставляет» политическую систему страны, ломая баланс равного распределения несправедливости в обществе.

При этом в реальности американская жизнь является гораздо более упорядоченной и лучше организованной по сравнению с жизнью среднего россиянина. А несправедливости в ней, должен признать, гораздо меньше, чем в жизни простого человека, живущего в России, где так и не удалось установить даже принцип главенства права и равенства всех перед законом. Американцы действительно исходят из того, что право и закон – по определению – не могут быть справедливыми для всех в равной степени (что, впрочем, близко и к российскому пониманию справедливости). Однако именно через отказ от приоритета абстрактной «высшей справедливости» и установление простого и внешне несправедливого принципа равенства всех перед законом в США добиваются гораздо большей социальной справедливости.

Упомянутый уже мною Динеш Д’Суза в одной из своих книг отмечал, что, переехав в Америку, он поразился не тому, как хороша жизнь людей на верху американской социальной лестницы, а тому, какую жизнь Америка обеспечивает своим простым гражданам. Даже невысоко образованные люди со средними способностями, даже откровенные посредственности и лентяи имеют тут хорошие дома и машины и ежегодно отдыхают. По крайней мере, так было всю вторую половину XX века. Конечно, можно спорить о причинах качественной жизни среднего американца, но все же стоит прислушаться к мнению иммигранта из Индии, ставшего одним из голосов республиканской Америки. Но сложилась эта ситуация отнюдь не после Второй мировой войны, а гораздо раньше. Известно, что между 1830 и 1950 годами Америка обладала самой быстрорастущей экономикой на Земле, а еще в 1815 году историк Даниэль Уокер Хей писал, что средний американец питается лучше и имеет лучшее здоровье, чем средний житель Европы.

Мало кто знаком с письмом, которое написали Иосифу Сталину из своей длительной поездки по Америке Илья Ильф и Евгений Петров 26 февраля 1936 года. Прошу прощения за большую цитату, но она, на мой взгляд, того стоит:

«Нас поразил высокий уровень американской жизни. Однажды мы ехали по пустыне, в штате Аризона, направляясь из Гранд-Кеньон в Зайян-Кеньон. Это была пустыня в полном смысле слова. Не было ни людей, ни растений. Мы проехали две сотни миль, не встретив ни одной живой души, если не считать нескольких шоссейных рабочих, исправлявших дорогу. Потом мы проехали превосходный мост через речку Литтл-Колорадо и увидели бензиновую станцию и небольшой дом. Кроме этих двух сооружений, вокруг ничего не было. До следующего населенного пункта было не менее двух сотен миль. Но в домике, где проезжим сдавались комнаты, мы нашли: электричество, горячую и холодную воду, превосходные постели, идеальной белизны простыни и полотенца, ванну, радио, водяное отопление и нормальный американский обед (не слишком вкусный, но разнообразный и питательный). Здесь, в пустыне, было решительно все, что можно найти в Нью-Йорке, Вашингтоне или Сан-Франциско. Даже мебель была такая же, как в Нью-Йорке или Вашингтоне, – стандартные переносные лампы с твердыми бумажными абажурами, качающиеся кресла, стулья, камин. И плату с нас взяли умеренную – такую же, как в Вашингтоне или Нью-Йорке, хотя, пользуясь безвыходным положением путешественников, могли бы содрать сколько угодно.

Мы привели этот пример не в качестве исключения, а в качестве правила. 16 тысяч километров пути дают нам право утверждать, что в любом пункте Соединенных Штатов человек может найти абсолютно все удобства. В некоторых местах эти удобства будут более совершенны (электрическая плита, комнатный рефрижератор), в некоторых – менее совершенны (газ, нефтяная печка), но они будут повсюду. Они несомненно носят массовый характер…

…В прошлом году летом мы объездили несколько районов Украины, и повсюду, решительно повсюду, во всех областях жизни, в каждой мелочи мы видели руку и вкус секретаря райкома. С какой быстротой пойдет повышение бытового уровня страны, если секретари райкомов своими глазами увидят и поймут, что это такое – массовое обслуживание потребителя, как выглядит газолиновая станция, кафетерия, гостиница, стандартная мебель, чистая скатерть, уборная, душ, бетонная дорога, рейсовый автобус дальнего следования, десятицентовый магазин, идеально простая и деловая обстановка контор, режим времени, грошовые примитивные, но необыкновенно комфортабельные домики для туристов, справочное бюро и еще сотни необыкновенно важных вещей».

Интересно не только содержание этого поразительного письма, но то, что оно адресовалось лично вождю Советского Союза и было им прочитано. Вряд ли можно заподозрить, что Ильф и Петров старались приукрасить американскую действительность, да еще в письме Сталину. Конечно, никакие секретари райкомов в Америку для обмена опытом посланы не были. Сама Америка, население которой к середине XX века составляло 5 % от мирового, уже имела экономику, составившую четверть мировой, а к концу Второй мировой войны доля США в глобальной экономике поднялась до 50 %. Потом начался постепенный откат, связанный с активным развитием других стран. Сегодня, как известно, США обладают крупнейшей экономикой мира (приблизительно 25 % глобальной экономики) по номинальному значению валового внутреннего продукта и второй – после Китая – по паритету покупательной способности. В таком пересчете доля США составляет примерно 15 % всей экономики Земли. На международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге в июне 2016 года Владимир Путин назвал США единственной супердержавой на Земле. «Америка – великая держава. – сказал он. – Сегодня, наверное, единственная супердержава. Мы это принимаем». Интересно, что США по всем важным экономическим показателям в последние десятилетия занимает если не первые места, то всегда места в первой тройке или пятерке. Таким образом, она уже долго является чемпионом мира по самому трудному виду «спорта» – по экономическому многоборью. При всех ее многочисленных проблемах это, безусловно, выдающееся достижение для сравнительно молодой страны.

Вернемся к парадоксу, который тут проявляется. Верящие в приоритет личной свободы и независимости человека от государства американцы всей своей историей приучены активно самоорганизовываться и самостоятельно наводить порядок, то есть привносить разумность в окружающую жизнь. Особенно на местном, главном для простого гражданина любой страны уровне. В результате у них это, как правило, неплохо получается. Экономика и уровень жизни среднего класса – только один из показателей, но важный. А если что-то у американцев не получается, то они обвиняют в этом сами себя, только себя, и никого, кроме себя, – и снова берутся за дело. Россияне, всегда надеющиеся на государство, которое, заметим в скобках, с удовольствием и удовлетворением берет на себя эти обязанности, в результате теряют контроль над собственной жизнью. Но именно себя, как правило, россияне ни в чем таком не винят. Винят они, как ни парадоксально, в основном внешние силы – от плохих государственных чиновников у себя в округе или соседей по дому до традиционной коррупции и плохой, вредной Америки (Турции, Грузии, Украины, Германии…) далеко за океаном.

Другими словами, в любой своей неустроенности американцы в первую очередь винят себя и только себя, россияне – кого угодно, но только не себя. Так сложилось исторически, и оба государства – Россия и США – хорошо научились пользоваться этими качествами менталитета своих граждан. Отсюда разница в поведении американцев и россиян, разница в восприятии реалий жизни, в оценках тех или иных проблем. Если упростить, то жизненная философия простого американца заключается в следующем: «Я все сделаю сам, никто за меня этого сделать не сможет. Да я никому и не доверю это сделать». Поэтому американцы раз за разом встречают в штыки любые попытки государства или собственного штата сильнее зарегулировать какую-нибудь сферу их личной жизни, будь то ужесточение правил торговли стрелковым оружием или усилия нескольких последних администраций Белого дома по введению системы обязательного медицинского страхования. Слово «обязательное» со стороны государства действует на американцев как красная тряпка на быка. Он может требовать от государства тех или иных вещей, но государство от него может требовать только налоги. Да и то, как известно, в США есть целое общественное движение, требующее отмены налогов как незаконных поборов со стороны государства.

Конечно, речь идет о большинстве людей, живущих в США. Тут есть немало сторонников самого жесткого регулирования продаж стрелкового оружия, есть и сторонники государственного обязательного медицинского страхования. Однако консенсуса по этим вопросам, похоже, добиться будет невозможно, хотя именно они зачастую становятся эпицентром политической борьбы в стране. Кстати, именно борьба за правильное и наиболее эффективное соотношение прав государства и личности является в США еще одной основной, поистине краеугольной темой политики, занимая, наверное, 90 % национального политического пространства. В оставшиеся проценты входят права штатов, внешняя политика и все остальное, что не касается непосредственных жизненных интересов избирателей. Я, например, всегда говорю, что в России значительно преувеличивают роль и значение Государственного департамента США – одного из самых малочисленных американских министерств со сравнительно небольшим бюджетом. Для многих американцев фамилия очередного государственного секретаря США не говорит ничего. Он, как и его министерство, влияет на их собственную жизнь в самой микроскопической степени. Американцы живут другими – не внешнеполитическими – успехами и неудачами и не ими оценивают как ситуацию в стране, так и рейтинги своего президента.

Иногда конфликт интересов связан с чем-то внешним, далеким от ежедневных проблем, как это, например, случилось в 2014 году с экономическими санкциями в отношении России из-за Крыма и Восточной Украины. Основной вопрос, который тогда интересовал и американский бизнес, и американское общественное мнение, касался не того, удастся ли с их помощью изменить политику России, а того, как это отразится на самих США и их внутреннем потреблении. Американский бизнес, как известно, долго сопротивлялся и выторговывал себе компенсации, гарантии и обещания от государства. Однако деваться ему было некуда – пришлось согласиться, и санкции вступили в силу. Конечно, эта история и близко не вызвала такого общественного интереса, как в России. В США антироссийские санкции, как известно, затронули очень небольшой сегмент общества. Да и подобных ситуаций, к счастью, в истории США было сравнительно немного. По масштабу общественного интереса в Америке история с санкциями и российскими антисанкциями в разы отличается от, скажем, яростных публичных споров об абортах или иммиграционной реформе так же, как число болельщиков национальной португальской сборной по футболу отличается от числа болельщиков, наблюдающих за мальчишками, ради удовольствия гоняющими на огородах мяч в умирающей деревеньке где-нибудь в далекой российской провинции.

Можно взять другой яркий пример типичного ошибочного стереотипа – вопрос о сознательном планировании своего будущего и заботе о завтрашнем дне. В свое время концепция планирования, которой придерживался СССР, была благополучно опровергнута самой жизнью. Все-таки СССР оказался экономически несостоятельным государством. Однако, как это часто бывает в истории, вместе с водой был выплеснут и ребенок. Возобладала вульгарная, по существу, идея, суть которой сводилась к тому, что свободный экономический рынок отвергает саму идею централизованного планирования. Конечно, это не так. Сейчас постепенно все становится на свои места. Однако в мировом общественном мнении до сих пор россияне предстают как люди, не только требующие от своего государства мощной и надежной, почти как при социализме, социальной заботы и защиты, но и по привычке очень желающие «верить в свой завтрашний день».

Вера в завтрашний день была основой советского оптимизма и политической культуры того времени, особенностью советского стиля планирования. Напротив, жизнь показала, что американцы, всю жизнь живущие в условиях свободной экономики, которая неизбежно проходит в своем развитии через рецессии, кризисы и падения, оказываются – согласно всем опросам на эту тему – гораздо большими оптимистами. В свое время Рональд Рейган, боровшийся за Белый дом с президентом Джимми Картером, дал такое определение неизбежным перепадам американской экономики: «Рецессия – это когда твой сосед теряет работу. Депрессия – когда теряешь работу ты. А экономическое восстановление – это когда работу теряет Джимми Картер». Действительно, может быть, когда ты держишь контрольный пакет своей жизни в собственных руках, ты в любом случае больший оптимист, чем те, чей контрольный пакет находится в руках государства – а точнее, его мало думающих о тебе чиновников?

Назад: Самодостаточность
Дальше: Глава 4. Анатомия американского государства