Глава 10
Метель неожиданно стихла. В небе появилась полная луна. Ее холодный серебряный свет падал на заснеженный сад. Раскидистые ветви деревьев сгибались под тяжестью снега.
Морис проснулся в шесть утра. Было темно и тихо. Спать больше не хотелось. К семи он уже расчистил дорожки, ведущие к дому и гаражу.
На кухне горел свет. Мирослава готовила завтрак.
– Шура еще не проснулся? – спросил Морис.
– Нет, сейчас разбужу, – она потянулась к трубке внутреннего аппарата.
– Пусть еще немного поспит, – остановил ее Морис, – он вчера еле живой полпервого приехал.
– Ладно, пусть поспит, – согласилась Мирослава, – все равно к Замятиным ехать еще рано.
– Незовибатько с вами?
– Да, подъедем в управление и заберем его с собой.
Шура проснулся сам. Свежевыбритый, бодрый он спустился вниз.
– Доброе утро, господа частные детективы! – весело воскликнул Наполеонов, возникнув на пороге кухни. – Чем это у нас так вкусно пахнет? – поинтересовался он, усаживаясь за стол.
– Печеньем с корицей, – ответила Мирослава и пододвинула вазочку поближе к Шуре. – Сейчас будет готова твоя яичница.
– Хорошо у вас, – сказал Наполеонов и, налив полный стакан молока, стал поглощать печенье.
– Только жалко мне вас, – сказал Шура, когда в вазочке осталось меньше половины соблазнительно пахнущего лакомства.
– Это еще почему? – удивился Морис.
– Каждый день есть овсянку! Кошмар! – Шура вздохнул, потянулся к вазочке и взял еще несколько печений.
– Можешь съесть все, – заметил Морис.
– Правда? А вы не обидитесь?! – обрадовался Шура.
– Нет. В шкафу есть еще.
– Уважаю запасливых и гостеприимных людей, – одобрительно заметил Шура.
Мирослава поставила перед Наполеоновым тарелку с яичницей. – Влезет? – усмехнулась она.
– Угу.
Через пять минут тарелка была пуста.
– Даже мыть не нужно, – рассмеялась Мирослава.
– Я сам помою, – буркнул Шура, – лучше дайте человеку чай. И покрепче. А где сахар?!
Морис поднялся и достал из шкафчика маленькую вазочку с сахарным песком.
Шура зачерпнул четыре ложки с верхом и бухнул их в горячий напиток одну за другой. Попробовал чай на вкус, зажмурил глаза и стал пить медленными глотками.
Мирослава и Морис захрустели яблоками. Терпкий запах лета наполнил кухню.
– Свои? – спросил Шура.
– Да.
– И как вам удается столько их хранить?
– Очень просто.
– Знаешь, Шура, – сказала Мирослава, – я читала, что Наполеон ел очень быстро…
– На что это вы, Мирослава Игоревна намекаете? – прищурился Шура.
– На то, что нам пора. Кстати, ты не забыл, что отпуск у тебя еще не начался?
– Ничего я не забыл, – обиделся Шура. – Ладно, поехали. Только яблоки я с собой возьму.
– Пожалуйста… – Морис протянул ему пакет.
– Так много? – удивился Шура.
– Ребят угостишь.
– Ага, им только покажи, в миг ни одного не оставят, – усмехнулся Наполеонов.
– Не жадничай, – хмыкнула Мирослава..
– А я не жадничаю. Только у меня, между прочим, своего сада с яблоками нет, а на рынок с полицейской зарплатой не находишься.
– Наполеонов! Хватит ныть! – грозно сказала Мирослава, – пошли!
Скоро две «Волги» выехали за ворота.
Дорогу в коттеджном поселке уже расчистили, и ехать было легко, зато когда выбрались на шоссе, стали передвигаться черепашьим шагом.
Наполеонов злился и ругался себе под нос.
Мирослава внешне оставалась совершенно спокойной.
И как ни странно, ее машина легче преодолевала завалы. Может быть, спокойствие хозяйки передавалось автомобилю.
В управление они прибыли уже в десятом часу.
Незовибатько стоял на крыльце и крутил на пальце кольцо с ключами.
– Прибыли, пан капитан! – приветствовал он с притворной радостью Наполеонова.
– Извини, – Шура выбрался из машины, – дорога – просто жуть!
– Я, между прочим, тоже не сокол и не летаю, – пробасил эксперт.
– Здравствуйте, Афанасий Гаврилович! – поприветствовала Незовибатько покинувшая салон автомобиля Мирослава.
– Вы извините, что мы заставили вас ждать, – добавила она улыбнувшись.
– Доброго вам утречка, Мирославушка! – отозвался эксперт, мгновенно преобразившись. – Я могу, конечно, и подождать. Вот дело! Да ладно, чего это я сегодня разворчался?..
– Поехали, что ли, капитан? – обратился он к Наполеонову.
– Поехали, – вздохнул Шура, снова забираясь в салон.
Незовибатько сел рядом с ним.
– Как это вы оказались вместе? – поинтересовался он у капитана.
– Хочешь яблочко? – вместо ответа спросил Шура.
– В смысле? – насупился эксперт.
– В смысле наливное, – и Шура положил пакет с яблоками на колени криминалиста.
– Хм, впрямь яблоки, – довольно пробасил Незовибатько и выбрал самое большое.
– Ты только все не съешь, – забеспокоился Шура, – это на всех.
– Ладно, ладно, ты, капитан, не нервничай. На дорогу лучше смотри, – усмехнулся эксперт. – А яблоки хорошие! – похвалил он, – где покупал?
– Мирослава дала, свои, из сада. У них еще с осени сохранились.
– Ты, значит, у них был?
– Ну, был, – нехотя признался Шура.
– Везунчик ты, – вздохнул эксперт.
– Это еще почему? – удивился Шура.
– Одноклассница тебя домой приглашает, яблочками угощает, – улыбнулся Незовибатько.
– Не только одноклассница, – почему-то рассердился Шура. – Сколько раз тебе говорил: подруга детства, мы и жили в одном дворе. И вообще!
– Ладно, ладно, – рассмеялся эксперт, – пошутить нельзя, сразу заводишься.
– А ты не подначивай, – огрызнулся Шура.
– Капитан, по-моему, на следующем повороте нам сворачивать к Замятиным.
– Без лысых знаю.
– А я курчавый, – весело пробасил Незовибатько.
Две «Волги», подъехав к дому Замятиных, остановились у обочины дороги.
С тополиных ветвей медленно осыпался снег. Улица Парковая казалась безлюдной, только слышался собачий лай и грозное рычание.
Детективы выбрались из машины.
Шура первым подошел к воротам и постучал. В ответ только захлебывающийся лай волкодава. Следом за Шурой к воротам подошел эксперт. Он грохнул по ним два раза кулаком и ворота жалобно заскрипели.
– Не стучите так, ради бога! – раздался чей-то голос.
Ворота открылись, и детективы увидели перед собой хозяина.
– Извините, пришлось потревожить, – сказал Шура.
– Между прочим, – вздохнул Лев Наумович Замятин, – там звонок есть.
– Не заметили, – пробасил эксперт.
– Здравствуйте! – произнесла Мирослава, – мы можем войти в дом?
– Да, конечно, – неохотно согласился хозяин и посторонился, пропуская непрошенных гостей.
Мирослава окинула оценивающим взглядом особняк и сад.
– Впечатляет, – подумала она спокойно.
Вскоре они оказались в огромном холле.
– Марина Ивановна у себя? – тихо спросила Мирослава.
– Да, поднимайтесь наверх, – вздохнул хозяин, потом обернулся к Волгиной. – В прошлый раз вы, вроде бы, у нас не были?
– Не была, – легко согласилась она и эта легкость то ли успокоила хозяина, то ли сбила с толку, но спрашивать он больше ни о чем не стал.
Лев Наумович поднялся вместе с ними наверх, опередил детективов в коридоре и, открыв одну из дверей, произнес, – Мариночка, здесь товарищи… из полиции пришли.
– Что значит – советское воспитание, – с иронией подумал Шура и первым шагнул в комнату.
Замятина сидела в кресле. Она смотрела прямо перед собой, взгляд ее выражал полное безразличие.
– У вас ордер на мой арест? – спросила она тусклым голосом.
– Мариночка! Что ты такое говоришь! – воскликнул Лев Наумович.
– Мы хотели бы поговорить с вами, Марина Ивановна, – произнесла Мирослава.
Замятина, увидев ее, вздрогнула и натянула сползший на колени плед.
– Я вижу, вы знакомы, – тихо фыркнул Шура, так, чтобы его услышала только Волгина.
Мирослава не обратила ни малейшего внимания на замечание капитана, она подошла к Замятиной.
– Марина Ивановна! Мне кажется, только вы способны помочь и нам, и себе.
– Вы шутите? – невольно улыбнулась молодая женщина.
– Нет, нисколько, – Мирослава села на свободный стул.
– Лев Наумович! Оставьте нас, пожалуйста, с вашей женой…
– Но…
– Не беспокойтесь. Мы не причиним ей вреда. Просто так будет лучше для нее же.
– Марина! – забеспокоился муж.
– Иди, Лева. Пусть будет так, как они хотят.
Лев Наумович помялся еще минуту в дверях и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Афанасий Гаврилович! Вы пока снимите все до одного отпечатки пальцев со столика.
Эксперт пожал плечами, – так уже все сделано.
– Я имею в виду не верх стола, а все: и низ, и стойку. Все-все!
– Но к чему? А, впрочем, если желаете, – Незовибатько махнул рукой, раскрыл свой чемоданчик и, сложившись почти пополам, стал обсыпать порошком абсолютно неудобные для исследования поверхности.
– Марина Ивановна, – Мирослава посмотрела на осунувшееся лицо женщины, – я понимаю, что вам нелегко, но постарайтесь воспроизвести как можно точнее вашу последнюю встречу с Еленой Константиновной.
– Но я же уже! – слабо запротестовала Замятина.
– Нам понадобятся детали.
– Ну, хорошо. Значит так, – Замятина облизала пересохшие губы:
– Накануне Лена предложила мне разойтись с мужем и покинуть дом Замятиных, тогда меня и озарила догадка, что Лена неспроста принимала столько участия в моих сердечных делах. Я все высказала ей, и мы поссорились.
Марина задумалась, тяжело вздохнула и продолжила.
– В общем, я затаила на нее обиду, – ресницы Марины дрогнули, и одна единственная крупная слеза побежала по щеке, – я решила рассказать всю нашу историю мужу и Володе, но Лене, конечно, об этом не сказала.
– Как она вела себя после вашей ссоры? – спросила Мирослава.
– Сделала вид, что ничего страшного не произошло…
– Может быть, она, действительно, хотела заключить с вами мир?
– Нет, – решительно произнесла Замятина, – я уверена, что это было притворством.
– Скажите, – осторожно произнесла Волгина, – как долго вы пили снотворное в больших дозах?
– Не знаю… месяц, два. К тому же, успокаивающие. Сама не понимаю себя, я была в абсолютной прострации. Но после нашей ссоры с Ленкой я больше не выпила ни одной таблетки.
– Вы утверждаете, что Марева принесла вам пиво, – вмешался Шура.
– Да, – кивнула Замятина.
– А с чего это она решила, что вы станете пить его после праздничного застолья?
– Видите ли, я, когда была в депрессии, пристрастилась к пиву…
– Странно.
– Может быть, но я предпочитала запивать таблетки пивом.
– Это что, вам доктор посоветовал? – не удержался Наполеонов.
– Нет, конечно…
Шура хотел еще что-то сказать, но его остановил ледяной взгляд Мирославы.
– Марина Ивановна, – обратилась Волгина к Замятиной, – повторите свой рассказ, начиная с того места, как после обеда к вам вошла подруга с двумя бокалами пива и постарайтесь ничего не пропустить.
– Я постараюсь. Думаете, это поможет? – грустно улыбнулась Замятина.
– Надеюсь.
– Хорошо. Я прилегла отдохнуть в своей комнате. Мне нравится читать, лежа в постели, хотя мама всегда ругала меня. Ах, да, извините, – смущенно спохватилась Марина и вдруг тряхнула головой, – нет, я еще не легла, только собралась, и тут дверь открылась, я даже вздрогнула от неожиданности.
– Почему?
– В доме мужа принято стучать, прежде чем к кому-то войти…
– Понятно.
– Ленка влетела такая радостная, просто вся искрилась, щеки ее горели, глаза сверкали. В руках у нее был поднос с пивом. Наверное, я выглядела растерянной, потому что Ленка рассмеялась и сказала:
– Маришка, какая ты смешная! Давай выпьем за мир! Ведь нам жить под одной крышей!
– Вы согласились?
– Я не сказала ни да, ни нет, но Ленка не сомневалась в моем согласии. Она поставила поднос на круглый столик.
– Вот на этот, – указала Марина, – муж утверждает, что он старинный.
– Милый столик, – пробурчал Незовибатько.
Эксперту было абсолютно непонятно, зачем Волгина спрашивает, на какой столик, если он возится с ним не в первый раз.
– Странные эти частные детективы, – подумал Афанасий Гаврилович, – но у богатых, как говориться, свои причуды.
– Именно на этот столик…
– Так ведь другого здесь и нет…
– Ваш муж утверждает, что столик старинный?
– Да, кажется XVIII век. Антиквариат.
– Интересно… Вам еще долго, Афанасий Гаврилович? – спросила Мирослава.
– Уже все, – пробасил Незовибатько, вылезая из-под столешницы.
– Спасибо.
– Не за что, – эксперт растирал затекшую ногу.
– Ваша подруга поставила поднос на этот столик и села в кресло? В какое?
– В то… – Марина Ивановна указала рукой на кресло, – но она, когда стала садиться, сломала каблук. Поэтому стащила туфли с ног.
– Туфли какого были цвета? – спросила Мирослава.
– Ну, женщины, – подумал Шура.
– Красного, – ответила Марина.
– Дорогие?
– Очень! Но Ленка не расстроилась. Володя бы купил ей другие. К тому же, эти были ей малы, и у Ленки отекали ноги.
– А где сейчас эти туфли? – спросила Волгина.
– Не знаю, – пожала плечами Замятина, – наверное, в Ленкиной комнате.
– Принесите их.
– Но… Не могу же я рыться в Ленкиных вещах?! – возмутилась Замятина.
– Еще как сможете! Марина Ивановна, это не мой каприз. Может быть, от этого зависит ваша судьба.
– Я даже не знаю…
– Вы пока еще хозяйка этого дома. Ступайте и принесите туфли.
– Капитан, – обратилась Волгина к Наполеонову, – вам не трудно будет проводить Марину Ивановну…
– Да что вы, – с иронией ответил Шура, – всегда к вашим услугам.
Замятина нехотя вышла из комнаты под бдительным присмотром Наполеонова.
– И зачем вам туфли? – спросил эксперт.
– Мне кажется, я могу обнаружить на них нечто, что поможет следствию.
– Да ну?! – уморительно воскликнул Афанасий Гаврилович, хлопая себя по бокам обеими руками.
– Не иронизируйте, – тихо сказала Мирослава, – а то понижу вас в звании.
У Незовибатько округлились глаза, а потом он захохотал.
– Ну и шутница вы, Мирославушка!
– Признайтесь, – лукаво спросил он, – небось захотелось на импортные туфельки поглядеть?
– Сознаюсь, захотелось.
– Я сразу догадался, – шутливо погрозил ей пальцем Незовибатько.
… Минут через десять вернулись Марина Ивановна и Наполеонов.
Туфли были в целлофановом мешке. Один из каблуков был оторван.
Волгина заинтересовалась именно туфелькой без каблука. Она внимательно рассматривала ее со всех сторон, не вынимая из целлофана.
– Шура! – вдруг воскликнула она, – смотри! Царапина!
– Эка невидаль, – пробасил эксперт.
– Не скажите, Афанасий Гаврилович, – отозвалась Мирослава, – очень странная царапина.
– Что в ней странного?
– Сначала в кожу что-то воткнулось. У вас есть лупа?
– Да.
– Спасибо. Смотрите – дырка. Видите?
– Вижу.
– Потом уже идет бороздка. Кожа содрана. И я хочу знать!
– Но что? – недоумевал Шура.
– Где содранный кусочек кожи?!
– Да кто ж знает, за что она зацепилась… Может, каблук о каблук?
– Каблук чистый. Хотя потом, надеюсь, эксперт тщательно исследует туфли.
– Не сомневайтесь, – заверил ее Незовибатько.
– Марина Ивановна, – позвала Замятину Мирослава.
– Да?
– Сядьте там, где вы сидели в тот раз.
– Здесь, – сказала Марина, опускаясь в кресло.
– Ваша подруга…
– В кресле с другой стороны. Их здесь всего два.
Мирослава села в кресло, внимательно оглядела верх стола и сползла на пол.
Шура опустился рядом.
– Что ищем? – тихо спросил он.
– Не знаю…
Круглая столешница держалась на толстом стволе и лишь в самом низу у ствола были три корявые ножки, имеющие вид именно натуральных лесных коряг. Столик был довольно интересен свиду.
Мирославе такой видеть приходилось впервые.
Она тщательно осмотрела ствол через лупу. Скользнула по нему рукой. Уже хотела лечь на пол, чтобы получше рассмотреть ножки, как ее взгляд зацепился за красную точку.
– Шура! – позвала она.
Следователь расположился рядом с ней.
– Что?
– Смотри, по-моему, это кусочек кожи.
– Похоже на то… Видно, основную часть Афанасий Гаврилович снял…
– Все материалы исследую в лаборатории, тогда скажу точно, – отрубил эксперт.
– Хорошо, хорошо, – согласилась Мирослава.
– Видишь, Шура, – обратилась она к Наполеонову, – столик сделан так, словно столешница держится на стволе дерева.
– Выпуклости на стволе или их имитация кажутся естественными, – продолжила Мирослава.
– Согласен…
– А значит, они не привлекают внимания…
– Пожалуй, так…
– У тебя есть ручка? – спросила Волгина.
– Есть. Вот.
Мирослава осторожно коснулась того места, где виднелась красная точка.
Ничего не произошло.
– Ну? – спросил Шура.
Мирослава вернула Наполеонову ручку, сняла туфлю и решительно надавила в том же месте ствола каблуком.
– Боже ты мой! – раздался громкий возглас Незовибатько и тихий вскрик Марины.
– Столешница повернулась, – прошептал Шура.
– Вы знали о том, что столик с секретом? – спросила Мирослава.
– Нет, – ответила изумленная хозяйка дома.
– А ваш муж?
– Он… Он бы мне сказал. У Льва Наумовича нет от меня секретов.
Замятина покраснела до корней волос под насмешливым взглядом эксперта.
Она прекрасно знала, о чем подумал этот двухметровый мужчина.
– Да, обронила она, – я многое скрывала от мужа, но Лев Наумович…
– Это мы выясним у него, – прервал ее Наполеонов.
– Марева была занята своими туфлями и, скорее всего, не заметила вращения стола, но вы, Марина Ивановна?!
– Простите… Но мы много выпили в тот день. И я была не совсем здорова, хотя…
Замятина потерла виски.
– Да, я, можно сказать, заметила. Но мне показалось, что это просто плывет у меня перед глазами. И не придала этому никакого значения.
– Вероятно, так и было…
– Марина Ивановна, позовите вашего мужа.
– Зачем?!
– Позовите.
– Если вы настаиваете, пожалуйста! – Замятина встала и вышла из комнаты.
– Когда поднос стоял на столе, – сказала Волгина, – пиво со снотворным находилось со стороны Замятиной. Марева зацепила каблуком за механизм, столешница крутанулась, и пиво со снотворным досталось Елене.
– Значит, я был прав, – сказал Шура, – Замятина решила отравиться.
Он почесал лоб, – интересно, как все обернулось.
– Я уверена, что Марина Ивановна не собиралась травиться, – Мирослава выбралась из-под стола.
Шура поднялся следом за ней.
– Что же тогда?
– Марева решила убить свою подругу, – спокойно заявила Волгина.
– Что за бред?! – возмутился Шура.
– Ты согласен, что столик могла повернуть только Марева, конечно, случайно?
– Ну, раз механизм находился с той стороны, где она сидела, – неохотно согласился Наполеонов.
– Именно там он и находился!
– Но чтоб Марева – Замятину? Нет!
– Шура!
– Но где доказательства?
– А где доказательства того, что Замятина собиралась свести счеты с жизнью?
– Да сколько угодно! – воскликнул Шура. – Депрессия у нее была?
– Была, – кивнула Мирослава.
– Лекарства ее?
– Ее.
– Бокал со снотворным стоял с ее стороны?
– С ее.
– Ну!
– Что ну? Шура! Разве это доказательства? Сам знаешь, что нет.
– Найдем! Вот допросим Замятину, и все прояснится, – упорствовал Наполеонов.
Мирослава покачала головой.
– Посудите сами, Мирослава Игоревна: зачем Маревой было убивать Замятину?
– Деньги. Но основной мотив – страх разоблачения.
– Замятина молчала бы, как рыба. Я уверен!
– А я – нет. Она была доведена до отчаяния. Дорогая подруга, можно сказать, загнала ее в ловушку. И потом Марина твердо решила уйти от мужа. То есть, терять ей было нечего, и она явно не собиралась уходить молча.
– Но почему же подруге она сказала прямо противоположное? – злился Шура.
– Чтобы не дать ей повода… для радости.
– Ох уж эти женщины! – с досадой воскликнул Наполеонов.
Тут дверь отворилась, и вошли муж с женой.
– Вы хотели видеть меня? – обратился ко всем сразу Лев Наумович.
– Да, – кивнула Мирослава, – Лев Наумович, этот столик у вас давно?
– Лет десять… – задумался Замятин.
– Вы не знаете о его секрете?
– Нет. Мариночка сказала мне, что вы нашли скрытый механизм…
– За десять лет ни разу никто не задевал его?
– Нет! Даже не знаю, как это получилось у Лены. Наверное, коварство случая, – вздохнул хозяин дома.
– Или справедливость судьбы, – обронила Мирослава.
– Что вы хотите этим сказать? – удивился Замятин.
– Пока ничего.
Шура не сводил взгляда с лица Мирославы.
– Марина Ивановна, – обратилась Волгина к Замятиной, – а где вы хранили свои лекарства?
– Здесь, – жестом указала та на ящик в шкафу.
Мирослава осторожно приблизилась к нему и открыла. Она знала, что поверхности уже прежде были обработаны экспертом.
Выдвинув ящик, Волгина приникла к нему внимательным взглядом.
– Внутри отпечатки пальцев стерты, – обронил Шура.
– И это очень интересно, – произнесла Мирослава, обследуя дно и бока, вооружившись лупой.
– Что вы хотите этим сказать? – не выдержал хозяин дома.
– Кто-то лазил за лекарствами, надев на руки перчатки.
– Но зачем?! – изумился Замятин.
– Я тоже об этом думаю…
– Шура, – позвала она, – посмотри. Как ты думаешь, что это?
Наполеонов взял из ее рук лупу.
– Вероятно, кому-то в палец воткнулась заноза…
– Хотела бы я знать, кому.
– У вас шкаф – тоже антиквариат? – небрежно спросил Наполеонов.
– Да, – гордо ответил хозяин дома.
– Сразу видно, рухлядь…
– Что?! – возмутился Замятин.
– Я говорю, что старые вещи – это хорошо. Занозы от них… Все следствию какая никакая польза.
Лев Наумович не нашел, что ответить следователю, должно быть сошедшему с ума.
– Афанасий Гаврилович, – обратился Шура к подошедшему эксперту, – по-моему, там можно что-то найти.
– Надеетесь, что эта бурая точка…
– Да, Афанасий Гаврилович, надеемся, – перебила его Мирослава, послав красноречивый взгляд.
– Понял, – эксперт раскрыл свой чемоданчик.
Муж и жена с удивлением следили за его манипуляциями.
– Ничего не понимаю, – махнул рукой Лев Наумович и вышел.
Марина Ивановна растерянно посмотрела на детективов.
– Кроме подноса еще что-нибудь стояло на столе? – спросила у хозяйки дома Волгина, скорее, для того, чтобы отвлечь ее внимание от действий эксперта.
– Нет, ничего, – устало ответила Марина.
– Помнится, вы говорили, что пришли ваши мужчины с шампанским?
– Да… Но потом они ушли, и остался только поднос. Простите, я вообще была, как в тумане. Когда у Ленки сломался каблук, у меня все поплыло перед глазами, но я не думала о столике… В голове промелькнуло, – мистика! И все.
– Мы сейчас уйдем, Марина Ивановна, – тихо сказала Мирослава, – думаю, все вскоре разъяснится.
– Я ее не убивала, – устало выдохнула Замятина.
– Не волнуйтесь. Скоро истина будет установлена. И если вы не виноваты, то и беспокоиться вам не о чем.
– Спасибо, – грустно улыбнулась Марина.
– Не за что.
– Можем идти, – сказал эксперт, – если вы, конечно, все закончили.
– Да, мы закончили, – Мирослава посмотрела на Шуру, который стоял посередине комнаты, наморщив лоб, и смотрел в пространство.
– Шура, – тихо окликнула она.
– Да, идемте!
– До свиданья, Марина Ивановна! Не провожайте, дорогу знаем.
Детективы спустились вниз. В холле их ждал Лев Наумович.
– Надеюсь, вы объясните мне, – начал он.
– Конечно, – согласился Шура, – но не сегодня.
– То есть?
– Нам самим еще не все ясно, – простодушно улыбнулся Наполеонов.
Ошарашенный хозяин не произнес больше ни слова и не пошел провожать непрошенных гостей.
– До чего люди нервные стали, – пробасил Незовибатько.
– Будешь нервным, если в доме совершено убийство и подозревают твою жену… – ответил Шура.
– Не мою, а его.
– Афанасий Гаврилович! – воскликнул Наполеонов.
– Все равно нервные, – не сдавался эксперт, – а по мне, чем иметь такую жену… – Он в сердцах махнул рукой и больше ничего не сказал.
– Никто не спорит, что твоя Оксана Сергеевна лучше всех! – усмехнулся Наполеонов.
– Не трогай мою жинку! – погрозил Незовибатько пудовым кулаком.
– Упаси меня Бог! – искренне отозвался Шура.
– И как только Мирослава эту щербинку углядела? А мы прошляпили, – вздохнул эксперт, – пятнышко, конечно малюсенькое…
– Я почти уверена, что группа крови совпадет с группой крови Маревой, – сказала Мирослава.
– Откуда такая уверенность? – продолжал спорить Шура.
– Елена Константиновна захотела избавиться от подруги, – спокойно проигнорировала его слова Мирослава, – за лекарством она полезла в перчатках, но зацепилась за щербинку и заноза проткнула ткань. Просочившейся крови мало, но это кровь Маревой.
– Проверить еще надо, – пробурчал Шура.
– Но не надейтесь, что я вам результат через пять минут предоставлю, – сказал Незовибатько.
– Пока, – сказала Мирослава и направилась к своей «Волге».
Эксперт и следователь забрались в Шурин автомобиль.
Две «Волги» одна за другой покинули поселок.
В ярко-синем небе светило солнце, обливая все вокруг потоками яркого света. Если бы не огромные сугробы и не завалы на дорогах, то ничто не напоминало бы о ночной метели.
Свежий снег сверкал серебром, и только на дорогах, раздавленный колесами автомобилей, чернел от копоти и грязи, как столетняя цигейка.
Мирослава думала о том, что дело близится к завершению. Она не сомневалась в своей правоте. Более того, была уверена, что и Наполеонов в глубине души согласен с ее версией, но дух противоречия не дает ему на данный момент признать ее правоту.
– Ничего, – подумала Волгина, – подождем результатов экспертизы.
Она даже не заметила, как въехала в коттеджный поселок и, промчавшись мимо пирамидальных тополей, подъехала к дому. Остановив машину, она посигналила. Ворота открылись. Поставив машину в гараж, Мирослава направилась к крыльцу.
На ходу она любовалась зимней красотой своего заснеженного сада.
На пороге ее встретил Морис. Дон важно сидел на его плече. Пушистая метелка огромного хвоста тихо вздрагивала в знак приветствия.
– Ты его совсем избалуешь, – улыбнулась Миндаугасу Мирослава.
– Разве? – улыбкой на улыбку ответил Морис.
Взгляд Мирославы невольно скользнул вниз.
– У тебя новые джинсы? – спросила она, любуясь его узкими бедрами, туго обтянутыми тканью.
– Да, – обронил он. И голос его почему-то охрип.
– Знаешь, Морис, – сказала Мирослава, встретившись взглядом с Миндаугасом, – у тебя такие длинные и такие стройные ноги, что многие из женщин не пожалели бы за них и миллион, – в уголке ее губ притаилась улыбка.
– Не продам, – решительно заявил Морис.
– За миллион? – притворно недоверчиво спросила Мирослава.
– Хоть за миллион! Самому нужны.
– Ты категоричен! – расхохоталась Мирослава.
– Вам, правда, нравятся мои ноги? – Неожиданно спросил Морис.
– Очень! Но только я хотела бы войти в дом, – ответила Мирослава.
– О! Простите! – он только теперь сообразил, что закрывает собой дверь.
– Ничего, – проговорила Мирослава, – если ты дашь мне чаю, то я прощу тебе все.
– А если накормлю обедом? – лукаво спросил он, опуская на пол кота.
– Ты торгуешься?
– А что мне делать? – повел он широкими плечами.
– Ладно, Миндаугас, если ты покормишь меня своим обедом, то… тебе ничего не будет! – она расхохоталась.
– А если нет? – проявил он упорство.
– Тогда я пообедаю тобой!
– Какой кошмар! – притворно ужаснулся Морис, – ладно уж, идите есть.
– Смилостивился, кормилец.
Мирослава вошла на кухню.
– Ой, как вкусно пахнет, – воскликнула она.
– Индюшка, – обронил Морис.
– Ты – прелесть! – она звонко чмокнула его в щеку.
Дон недовольно заворчал возле своей миски, и Морис поторопился накормить кота, положил ему солидный кусок индюшачьего мяса.
И только потом уже положил мясо Мирославе и себе.
– На десерт – клубничное мороженое, – сказал он, – а Шура приедет вечером?
– Надеюсь, что не ночью, – отозвалась Мирослава.
– Успехи есть?
– По-моему, да.
Мирослава вздохнула и добавила:
– Хотя Шура, естественно, упорствует.
Миндаугас поднял глаза и пытливо посмотрел на Волгину.
– Очень вкусно, – сказала она, – сейчас расправлюсь с этой вкуснятиной и все тебе расскажу.
За чаем она рассказала о найденном секретном механизме стола, о предполагаемой занозе, о бурой точке в ящике, где хранились лекарства, и о своей версии.
– Что ты об этом думаешь? – спросила она, закончив рассказ.
– Я думаю, что вы правы, – серьезно ответил Морис.
– Теперь все в руках эксперта.
– Да, – согласился Морис.
– Не знаю, как скоро мы узнаем результат. Я бы не стала давить на Незовибатько.
– Шура, должно быть, сегодня сообщит нам хоть что-то.
– Ох уж этот Шура! – вздохнула Мирослава.
– По-моему, он хороший парень, – заверил ее Морис.
– Мужскую солидарность проявляешь? – улыбнулась она.
– Нет, стараюсь быть объективным.
– Старайся, старайся, – проворчала Мирослава. – Наполеонов он и есть Наполеонов.
– Но вы тоже не сахар, – невинно заметил Морис.
– Ах так?! – Мирослава погрозила ему пальцем, – бунт на корабле?!
– Ну что вы, – засмеялся Морис, – просто стараюсь быть объективным.
– Тогда запомни: я – мед! А мед всегда горчит.
– Чувствую, – подтвердил Морис.
– Этим и отличается настоящий мед от поддельного.
– Учту, – согласился Миндаугас, – но Шуру все-таки жалко, – заметил он серьезно.
– Это еще почему?! – изумилась Мирослава.
– Работа у него собачья, – он напомнил ей ее собственные слова.
– Да что ты! – усмехнулась она.
– А зарплата маленькая, – не моргнув глазом, добавил Миндаугас.
Расхохотались они одновременно, да так громко, что Дон, недовольно мяукнув, прыгнул на колени хозяйки.
Мирослава сбросила кота на пол и потянулась за очередной чашкой чаю.
* * *
Зимний день заканчивался. Солнце клонилось к закату. Пурпур и оранж, проникая друг в друга, окрасили небо и стекли на белые снега.
Быстро плывущие облака вспыхивали червонным золотом и исчезали за линией горизонта. В коттеджном поселке было удивительно тихо… Ни шума автомобилей, ни вздохов ветра. То ли зима устала бушевать, то ли копила силы для нового урагана.
В доме Волгиной горел свет. Там ждали Шуру Наполеонова.
А капитан в то время был занят новым расследованием.
Ему, как всегда, «повезло». Убийство было совершено в одном из городских тупиков.
Шура, чертыхаясь, утопал по колено в снегу, так как в этом закоулке никогда не появлялась ни одна снегоуборочная машина.
– Ну, дело ясное, – сказал Легкоступов, закончив фотографировать лежащего на снегу мужчину с простреленной головой.
– Яснее некуда, – хмуро отозвался медэксперт Шахназаров.
– По-моему, скоро метель будет, – тяжело вздохнул Незовибатько.
– Только этого не хватало, – пробурчал Шура.
Наполеонов посмотрел на потемневшее небо, вздохнул.
– Ну что, заканчиваем? – спросил он следственную группу.
Далеко за полночь полицейский «уазик» выбрался на шоссе.
– На сегодня все, – сказал Шура.
Словно в ответ на его слова резкий ветер ударил в лобовое стекло. Не успевший слежаться снег поднимался с земли и закручивался в колючие спирали. Густые облака в небе вздрогнули, и из них повалил снег мокрыми крупными хлопьями.
«Дворники» работали в полную силу, однако видимость на дороге стала почти нулевой.
– Только бы не застрять, – думал каждый из сидевших в «уазике».
Порывы ветра усиливались. По-видимому, ураган решил во что бы то ни стало смести полицейский автомобиль с дороги.
– Что за дикие фантазии у нынешней зимы, – обронил Валерьян Легкоступов, – каждый вечер устраивать метели.
– Скоро весна, – пробасил Незовибатько.
– Когда – скоро? – не успокаивался фотограф, – брошу все и уеду в Африку.
– Это ты круто загнул, Валера, – похвалил Наполеонов.
– Валерьян, – поправил Легкоступов.
– Ладно, Валерьян, – покладисто согласился Шура.
Шахназаров хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой.
Руслан Каримович давно знал Наполеонова и Легкоступова и понимал, что подкалывают друг друга они не со зла, просто пытаются таким способом сбросить нервное напряжение.
Метель утихла ровно в ту минуту, как «уазик» остановился возле управления.
– Ну, надо же! – Незовибатько сердито покосился на небо.
– Смотрите, месяц! – воскликнул Легкоступов.
– Ага, месяц, – потягиваясь, согласился Шура.
– Слушай! Афанасий Гаврилович! – неожиданно повернулся он к Незовибатько.
– Ну?
– Ты бы, того… передал Солохе…
– Чего?!
– Пусть прекращает свое баловство, – заявил Шура.
– Ну, Наполеонов!..
– А что Наполеонов?! Как работать, так начинаются эти солоховские штучки! И он погрозил кулаком кому-то невидимому.
– Да, но я то тут при чем?! – возмутился Незовибатько.
– Ни при чем, – вместо Шуры ответил Легкоступов, – просто бедный капитан заработался.
– И сколько сейчас времени? – как ни в чем не бывало поинтересовался Шура.
– Первый час на исходе, – ответил Руслан Каримович.
Распрощавшись друг с другом, мужчины отправились по домам…
Стрелки показывали десять минут второго, когда «Волга» Наполеонова остановилась возле ворот особняка Мирославы.
Шура посигналил. Ворота открылись.
С крыльца в наброшенной на плечи шубе спустился Морис.
– Замерз? – спросил он Наполеонова.
– Да нет, но устал до чертиков.
– Помочь с машиной?
– Я сам.
Когда они вошли в дом, Шура спросил, – Мирослава спит, конечно?
– Нет, – улыбнулся Морис, – она в столовой.
– Ждет заключения эксперта?
– Нет, – успокоил его Миндаугас, – считает, что еще рано.
– Тогда я под горячий душ и в столовую? – обрадовано произнес Шура.
Миндаугас молча кивнул.
В столовой Шуру ждал подогретый ужин, горячий чай и любимый наполеон.
Шура широко улыбнулся сидящим напротив Мирославе и Морису.
– Я уж думал, что вы меня сегодня и не пустите ночевать, – вздохнул он.
– Ешь, – сказала Мирослава.
– А потом рассказывай, да? – сделав испуганные глаза, спросил Шура.
– Нет. А потом иди спать, – Волгина пододвинула ему тарелку с тушеным мясом.
– Вкуснотища! – восхитился Шура с полным ртом.
Доев мясо, он блаженно улыбнулся и сказал:
– Знаете, ребята, я, вот думаю, не переехать ли мне к вам насовсем?
– А как же Софья Марковна? – спросила Мирослава.
– Отдохнет от меня. Устроит личную жизнь, – Шура потянулся за куском торта.
– К тому же Морис готовит вкуснее, – добавил он.
– Не мечтай, Наполеонов. Насовсем не получится, – заявила Мирослава.
– Это еще почему? – удивился Шура.
– Потому, что общение с тобой приятно в малых дозах.
– Ну, знаете ли! – обиделся Шура.
– Она пошутила, – успокоил его Морис.
– Как же, пошутила она, – продолжал возмущаться Шура, – так и норовят бедного голодного полицейского на мороз вытурить. – При этом он принялся за второй кусок наполеона.
– Действительно, бедный, – согласилась Мирослава, – того и гляди лопнет.
Шура открыл было рот, чтобы выдать новую порцию возмущения, но тут огромный черный кот прыгнул на колени Наполеонова, схватил с тарелки кусок торта и мгновенно исчез под столом.
– Вот это гостеприимство! – закричал Шура, ныряя под стол вслед за котом.
– Шура! Ради Бога! – воскликнул Морис.
Кота под столом не было. А наполеон лежал. Шура бережно его поднял.
– Сквозь землю ваш кот провалился, не иначе, – ворчал Шура, появляясь из-под скатерти.
И тут торт выскользнул из его рук.
– Дьявол, а не кот! – выругался Шура в сердцах.
– Он хороший, – улыбнулась Мирослава, – просто он не любит, когда ворчат…
– Шура, не расстраивайся, торт есть еще, – Морис едва сдерживал рвущийся наружу смех.
– Нет уж, – заявил Наполеонов, – ухожу я от вас!
– В такую погоду?! – в один голос воскликнули Мирослава и Морис.
– Ишь, обрадовались, – Шура прищурил один глаз, взял чашку чаю, допил ее, посмотрел на хозяев и кивнул:
– Вот именно! В такую погоду! Спать я ухожу!
– А!..
– Спокойной ночи!
– Спокойной, спокойной, – проворчал Шура и поднялся в отведенную ему комнату. Раздевшись, он с удовольствием нырнул в теплую постель, закрыл глаза и тотчас уснул.
– Не пойму, зачем это Дон у Шуры торт утащил, – лукаво улыбнулся Морис, – ведь он и на стол-то никогда не лазит.
– Он принял всерьез Шурины приколы…
– Вот-вот, – усмехнулся Морис.
– Бедное животное, – вздохнула Мирослава, – теперь ему придется облизывать с шерсти крем. А он терпеть не может сладкое.
– Я думаю, он уже справился с этой задачей.
Дон в это время уже дремал на диване в гостиной, тихо мурлыча себе под нос. Тепло от камина обволакивало и пьянило его. Пахло капельками сосны и еще чем-то зимним, неуловимым, волшебным…
– Вот он! – обрадовано сказала Мирослава, заглянув в гостиную, – спит.
– Я же говорил, – шепотом отозвался Морис.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Они разошлись по своим комнатам, когда напольные часы пробили два раза.
Остаток ночи прошел спокойно.
В темно-синем океане ночного неба плавал месяц, как серебряная лодка надежды для всех заблудившихся в жизни или в пути… Заснеженный сад сверкал и переливался, ежесекундно вспыхивая тысячами серебряных искр. Яркие звезды, сплетаясь в венки созвездий, таинственно мерцали, взирая с высоты на белый бескрайний простор.
Шура проснулся в семь утра. Спустившись вниз, он отправился на кухню. Налил в чайник воды и поставил его на плиту. Морис спустился чуть позже.
– Ночью не было метели? – спросил Шура.
Морис не успел ответить, как раздался голос Мирославы.
– Почему бы тебе не выглянуть в окно?
– Проснулась, разрушительница идиллий, – проворчал Шура.
– С добрым утром, – усмехнулась Волгина.
– С очень добрым, – ядовито отозвался Шура.
– Шурочка, солнышко, не сердись. Метели не было. Сейчас ты позавтракаешь и поедешь на работу.
– Ага, – кивнул Шура и продолжил, подражая голосу Мирославы:
– А потом, солнышко, ты поторопишь Афанасия Гавриловича.
– Какой ты у нас догадливый! – похвалила Волгина.
– Я-то догадливый, только у меня, между прочим, не одно дело…
– Знаю, Шурочка. Но зачем тянуть то, что уже раскрыто? По-моему, и для тебя лучше поскорее сдать его в архив.
– Как это – в архив?!! – воскликнул Наполеонов.
– А так…
– Просто ясновидящая, – все-то ей известно, – а между прочим, бабушка еще надвое сказала.
– Наполеонов! Мне нужны результаты экспертизы! – заявила Мирослава, глядя ему в глаза.
– Да ладно, мне самому они позарез нужны. Попробую поторопить Незовибатько. Только не любит он этого, – вздохнул Шура.
Расправившись с завтраком, Наполеонов уехал в управление.
* * *
– Мне кажется, скоро наступит весна, – сказал Морис, – когда они остались вдвоем.
– Почему бы нам не сходить на косу? – обронила Мирослава.
– Что?..
– На косе, наверное, уже начала распускаться верба.
– Да, пожалуй, – согласился Миндаугас.
– … Маленькие белые комочки на красновато-коричневых ветках. Такие беззащитные… А вокруг снег, мороз.
– Морис! Разве это не чудо?
– Чудо, – согласился Миндаугас, – когда отправимся?
– Сейчас.
– Хорошо, – Морис направился к двери.
– Ты куда?
– Выводить машину из гаража.
– А…
– Поедем на одной, – обернулся он в дверях к Мирославе.
– Да, на «БМВ». Ты поведешь.
… Безрассудно оставив автомобиль на набережной, два частных детектива пешком отправились по толстому льду на песчаную косу посередине Волги.
Ни ультрасовременный транспорт на воздушной подушке, ни поездка в телеге, в которую была запряжена коренастая крестьянская кобылка, их не прельстили.
Несмотря на яркое солнце и отсутствие ветра, мороз давал о себе знать, пощипывая и румяня лица всех, кому не сиделось дома.
Мимо проехала телега. Лошадь, запряженная в нее, была явно старой и заслуженной трудягой.
Ее хозяин, по-видимому, пенсионер из Рождествено, весело балагурил со своими пассажирами.
Мирослава и Морис довольно быстро добрались до косы. Снег, несмотря на его обилие, был утоптан, а нижние ветви верб обломаны.
Чуть выше белые комочки едва выглядывали из домиков своих почек.
– Грустно, – сказал Миндаугас.
– Да, наверное, но мне кажется с этим бесполезно бороться.
Морис молча пожал плечами.
Мирослава добралась до ближайшего деревца и опустилась возле его ствола на снег. Миндаугас усмехнулся и последовал ее примеру.
– Я не знал, что вы собираетесь спать на свежем воздухе, – минуты через две произнес он.
– Я не сплю, – Мирослава открыла глаза.
– А что?
– Блаженствую.
– Ну что ж, – составлю вам компанию, – Морис устроился поудобнее и закрыл глаза.
Минут через пять какая-то птица опустилась на ветку. Снег посыпался вниз, осыпая детективов холодными колючими искрами.
Мирослава вскочила на ноги. Морис, не спеша, последовал ее примеру.
– Спасибо, птичка, – усмехнулся Миндаугас.
– Это за что же? – фыркнула Мирослава.
– За то, что помогла нам не замерзнуть.
– Так, понятно, ты не любишь лежать на снегу, – констатировала Мирослава.
– В такой мороз – нет, – усмехнулся Морис, – но ради вас я готов подхватить воспаление легких, – усмехнулся он, блеснув ослепительно-голубыми глазами.
Мирослава невольно залюбовалась своим спутником.
– Что-нибудь не так? – встревожился Морис.
– Миндаугас…
– Да?
– Ты слишком красив…
– Это неисправимый недостаток? – пошутил он.
– Да как тебе сказать, – улыбнулась Мирослава, – вообще-то мне нравятся красивые мужчины. Если, конечно, они не идиоты и не эгоисты…
– Значит, я могу быть спокоен? – усмехнулся Морис.
– Как знать, как знать, – проговорила она, скользя взглядом по его высокой ладной фигуре.
Морис хотел что-то сказать, но не успел, Мирослава внезапно набросилась на него и опрокинула в снег.
Миндаугас никак не ожидал нападения и поэтому рухнул, как подкошенный.
Несколько минут они молча боролись, потом Мирослава резко оторвалась и, оттолкнувшись, откатилась по снегу на расстояние метра в три.
– Ну и шуточки у вас, – процедил он сквозь зубы.
Мирослава весело расхохоталась, глядя на его недоуменное лицо.
– Вы абсолютно непредсказуемы, – вздохнул Морис.
– Ты ошибаешься, – улыбнулась Мирослава.
– И как мне расценивать ваш поступок?
– Есть три варианта, – усмехнулась Волгина.
– И какие же?
– Первый – я испытывала твою бдительность, второй – мне захотелось размяться, третий – я с тобой заигрываю, – она лукаво посмотрела ему в глаза.
– М-м-м… – протянул Морис, – третий вариант мне нравится больше двух предыдущих.
– Ну что ж, – будем считать, что я утешила тебя.
– Очень, – усмехнулся Миндаугас.
– Пора возвращаться, – сказала Мирослава, став серьезной, – возможно Шура сообщит нам что-то новое.
– Эксперты перегружены работой, – тихо произнес Морис.
– Да, к сожаленью, это так. Но я надеюсь, Шура поторопит Незовибатько. После экспертизы дело можно будет считать раскрытым. А в этом Наполеонов заинтересован больше, чем мы…
Когда они вернулись домой, на пороге их встречал рассерженный Дон. Он издавал резкие короткие звуки и подергивал хвостом, выражая недовольство. Мало того, что его надолго оставили в одиночестве, к тому же и обед задерживался! У бедного кота урчало в животе от голода.
– Извини, солнышко, – Мирослава подняла животное и прижала к груди. Она терлась щекой о мягкую шерсть любимца и шептала ему нежные слова.
Морис вздохнул, подошел к Волгиной, взял из ее рук Дона и понес его на кухню.
Достав из холодильника говяжью печень, Миндаугас немного подогрел ее на плите и положил в миску кота.
Дон, радостно урча, принялся за еду.
– А что будем есть мы? – спросила Мирослава.
– То же самое, – невозмутимо отозвался Морис.
– В смысле? – удивилась Мирослава.
– Тушеную печень с картошкой.
– Чудно. У нас, кажется, были огурцы? – она заглянула в холодильник.
– Внизу, – бросил Морис, не оборачиваясь.
Мирослава вымыла огурцы и, разрезав их пополам, уложила на тарелку.
– Пожалуй, нужно будет сегодня спуститься в подпол и достать еще одну банку соленостей.
Мирослава согласно кивнула.
* * *
Пока детективы мирно обедали, Шура Наполеонов уламывал эксперта, умоляя его поторопиться.
Обедал следователь бутербродом с колбасой и растворимым кофе.
Вкус колбасы казался Шуре отвратительным, а кофе – непривычно горьким.
– Я так скоро язву наживу, – ворчал Шура.
– Александр Романович, – в дверь постучали.
– Ну?! – Шура едва не поперхнулся.
Дверь приоткрылась и показалась рыжая голова стажера, – вас прокурор вызывает.
– Иду, – Шура махнул рукой.
Голова исчезла. Дверь закрылась.
Наполеонов допил кофе и нехотя поднялся со стула.
* * *
… В этот вечер в дом Волгиной Шура приехал неожиданно рано. Ни Мирослава, ни Морис еще даже и не помышляли о его прибытии.
– Я есть хочу, – заявил с порога Шура, – просто умираю.
– Может, сначала разденешься? – улыбнулась Мирослава.
Через двадцать минут Наполеонов уже сидел за столом и уплетал тушеную картошку.
Детективы пили зеленый чай с жасмином и исподтишка бросали на Шуру взгляды.
Никто не торопился начинать разговор.
Наконец Шура доел все, что было на тарелке.
После этого он вздохнул и посмотрел на Мориса жалобным взглядом.
– Не понравилось? – заволновался Миндаугас.
– Нет, – Шура вздохнул, – я хотел попросить добавки.
– Мой Бог! – вырвалось у Мориса.
– Больше не дадите?
– Дадим, но для того, чтобы попросить добавки, не нужно напускать на лицо выражение вселенской скорби, – проговорил Морис.
– Извини, – широко улыбнулся Шура, – я как-то об этом не подумал.
Шура расправился со второй порцией картофеля и устремил на Мориса ангельски кроткий взгляд.
– Еще картошки? – искренне изумился Морис.
Шура покачал головой, не сводя с Мориса нежного взгляда.
Мирослава не выдержала, и громко расхохоталась.
– Наполеонов! Прекрати свои штучки! – Морис сердито погрозил Шуре пальцем.
– Извини…
– Ладно, перестань изображать из себя безмолвную жертву, – Миндаугас поставил на стол тарелку с наполеоном.
Шура от удовольствия зажмурил глаза.
– Смотри, не замурлыкай, – усмехнулась Мирослава.
– Дайте человеку чаю! И побольше! – потребовал Наполеонов.
Мирослава и Морис одновременно поставили перед Наполеоновым по чашке.
Шура посмотрел на одну дымящуюся чашку, на другую и обе подвинул поближе.
– Вкусно, – приговаривал он, отламывая ложечкой торт по кусочку и зажмуривая от удовольствия глаза.
Мирослава и Морис переглянулись.
– Может, нам его в снег выбросить? – спросил Морис.
– Можно, – согласилась Мирослава, – но сначала послушаем, что он нам скажет.
– Это вы про что? – спросил Шура с полным ртом.
– Про заключение эксперта.
– Но… оно еще не готово, – Шура с обожанием взирал на остатки торта, краем глаза наблюдая за хозяевами.
– Тогда выбрасываем, – сказала Мирослава и поднялась со стула.
Морис последовал ее примеру.
– Вы что, с ума сошли?! – забеспокоился Шура. Он запихнул в рот последний кусок торта, запил его чаем и отскочил к двери.
– Держи его! – воскликнула Мирослава и бросилась догонять Наполеонова.
Шуре совсем не хотелось на улицу из теплого помещения, поэтому он помчался вверх по лестнице, надеясь укрыться от преследователей в своей комнате.
Однако у Мориса были слишком длинные ноги…
Шуру догнали, стащили обратно вниз и поволокли в прихожую.
– Нарушение прав человека! – завопил он.
– Вспомнил, – угрожающе проговорил Морис.
– Нет, ну вы и впрямь сдурели, – изо всех сил отбивался Наполеонов.
Мирослава распахнула дверь. Холод тотчас затек в прихожую.
– Все скажу! – заорал Шура, – отпустите!
– Не хочешь на улицу? – чуть ехидно, но с абсолютно невинным видом поинтересовалась Мирослава.
– Нет, – Шура замотал головой.
– Ну, что с ним делать?
Морис в ответ пожал плечами.
– Вспомните о законах гостеприимства, – отдышавшись, воззвал к милосердию Наполеонов.
– Ты слышал что-нибудь о таких законах? – спросила Миндаугаса Мирослава.
– Вроде бы, да…
– Нельзя мять человека после еды, – наставительно произнес Шура.
– Пожалуй, он прав, – глубокомысленно произнес Морис.
– Еще как прав! – поспешил закрепить свое положение Шура.
Переглянувшись, хозяева подхватили гостя под руки, за ноги и поволокли обратно на кухню.
Бережно опустив Шуру на стул, перед ним поставили еще одну чашку чаю.
– Говори! – приказала Мирослава.
– Ну, вы, ребята, точно с приветом, – вздохнул Шура, – надо же такое вытворять!
– Рассказывай! – напомнила Мирослава.
– Да что рассказывать?!
– Про экспертизу.
– Заладили одно и то же!
– Что там Незовибатько?
– Работает, – Наполеонов расплылся в широкой улыбке, – уже перебрал все нецензурные русские и украинские слова. Перешел на польские.
– Он что, еще и польский знает?
– А как же! Его прабабка по материнской линии из Львова.
– Ты что-то говорил про Полтаву…
– В Полтаве у него корни с отцовской стороны.
– Понятно…
– Когда будут результаты?
– Скоро должны быть, – Шура засмеялся, – он только три языка знает. Переберет польские и выдаст результат.
– Остроумно! – воскликнула Мирослава. – Между прочим, я тоже знаю по-польски…
– Да ну?! – присвистнул Шура.
– Квяты.
– Что?!
– Цветы по-польски.
– Или вот, например, яскулка…
– Это еще что такое?!
– Ласточка по-польски…
– Все! – Шура вскочил со стула, – я пошел спать.
– Так еще же рано!
– Лучше раньше, – буркнул Шура, – чем после того, как вы меня с ума сведете.
– Ну, иди, иди, соня…
– Между прочим, – огрызнулся Шура, – у следователя…
– Вечный недосып, – перебила его Мирослава.
– Вот именно! Не то, что у вас работа: хочу – работаю, хочу – нет. – Тут Шура, чтобы оставить за собой последнее слово, пулей вылетел из кухни и закрыл дверь. Поднимаясь наверх, он слышал, какой хохот стоит за его спиной.
Наполеонову почему-то показалось, что он слышит даже… смех кота.
– Ладно, пусть пользуются бесплатной смехотерапией. Шура добрый, – проворчал Наполеонов себе под нос.
Не сомневаясь в своей правоте, Наполеонов завалился спать в девять вечера и проснулся только в семь утра.
Позавтракав, Наполеонов покинул гостеприимный дом Волгиной, пообещав позвонить, как только появятся результаты экспертизы.
По подсчетам Шуры, тетя Рая должна была уехать еще вчера, следовательно, он мог ночевать дома.
Рисковать Наполеонов не стал, в конце дня он набрал номер своей квартиры.
– Алло! – раздался голос Софьи Марковны.
– Мамочка! – завопил Шура в трубку.
– Шурочка! – обрадовалась Софья Марковна, – ты вернулся?
– Почти, – осторожно отозвался сын.
– Что значит почти?!
– То, что я в пути…
– Когда будешь дома?
– Скоро, мамуля. Как твои дела?
– Как всегда, хорошо, – ответила явно что-то заподозрившая Софья Марковна.
– Я так расстроен, что не смог повидать тетю Раю, – продолжал зондировать почву Наполеонов.
– Она тоже.
– Твоя подруга уехала, даже не попрощавшись, вздохнул Наполеонов.
– Шура! Как она могла попрощаться, если даже не поздоровалась! Что ты мне морочишь голову! Мне ждать тебя сегодня к ужину?
– К ужину не знаю, но ночевать приду точно, – ответил Шура, с трудом скрывая охватившую его радость.
– Знаешь, Шура, – сказала мать.
– Что? – насторожился Наполеонов.
– Подозреваю, что ты и не очень стремился увидеть тетю Раю.
– Мамочка, ну что ты! – перебил ее Шура, – откуда такая подозрительность?
– Не забывай, что я мать следователя, – напомнила Софья Марковна.
– Да уж, – вздохнул Шура, – целую. До вечера, – и повесил трубку.
Капитан поднялся со своего места и подошел к окну.
Небо за окном было искренне голубым. Настолько искренне, что Наполеонов был готов поверить в скорый приход весны. Но огромные сугробы и деревья, по колено утопающие в снегу, противоречили обещаньям голубого неба. Запорошенный снегом фонтан вообще безмолвствовал. А Шура так любил весенне-летнее воркование его трепещущих струй! Как часто в теплое время года он любовался отражением радуги на хрустальных крыльях взмывающего вверх каскада…
– Любуемся красотами природы? – пробасил за спиной капитана Незовибатько.
Эксперт, как всегда, ввалился в кабинет следователя без предупредительного стука в дверь. К тому же, огромному Незовибатько удавалось появляться абсолютно неслышно.
– Афанасий Гаврилович, – притворно вздохнул Шура, – вы случайно в прошлой жизни котом не были?
– Кем-кем? – хмуря брови, переспросил Незовибатько.
– Котиком, – промурлыкал Шура, – мяу-мяу, мур-мур…
– Так, понятно, – констатировал Незовибатько, – вчера вечером был в гостях и объелся сметаны.
– Чаю обпился, – признался Шура.
– С чая так не забирает, да еще с утра пораньше.
– Это смотря какой чай, – усмехнулся Шура.
– Да, это может быть, – согласился эксперт.
– Чем порадуете, Афанасий Гаврилович? – став серьезным, спросил Наполеонов.
– Кусочек кожи, обнаруженный на секретном механизме столика, идентичен коже туфель Елены Константиновны Маревой.
– Значит, царапина на туфле от механизма столика?
– Да.
– Угу… – Шура постучал пальцами по столу.
– Кровь, где хранились лекарства Замятиной, тоже принадлежит Маревой.
– Черт! – выругался Шура, – что же получается: Мирослава права? Марева хотела укокошить подружку, а судьба-злодейка все расставила по своим местам?!
– Выходит, что так, – согласился Незовибатько.
– И дело можно закрывать, – пробубнил себе под нос Наполеонов, – Мирослава оказалась права.
– Да будет сокрушаться, – успокоил его эксперт, – ты и сам держал в уме эту версию.
– Но только на крайний случай!
– Так вот он, случай этот, и наступил.
– Не нравится мне это! – не сдавался Шура.
– Что это?! – прогудел Незовибатько.
– Кто должен вершить правосудие?! – спросил Шура.
– Ясно, кто, – усмехнулся эксперт, – вы, Александр Романович.
– Не я лично, а суд, – огрызнулся Шура, – а тут что же получается?!
– Что получается? – эхом откликнулся Незовибатько.
– Судьба! – сердито хлопнул ладонью по столу Шура.
– Да, от судьбы не уйдешь, – усмехнулся эксперт.
– Очень смешно! Кстати! – лицо Шуры мгновенно переменилось, сердитое выражение сменила улыбка, – мы приглашены сегодня на ужин.
– Мы?!
– Ну да, вы и я.
– И куда же? – позвольте спросить.
– Как куда?! К Волгиной.
– Загибаешь, – отмахнулся эксперт.
– Я? – обиделся Шура, – да ни в жизнь!
Незовибатько вместо ответа хмыкнул.
– Сейчас сами убедитесь, – Шура потянулся к телефону и набрал номер Волгиной.
– Детективное агентство «Мирослава» слушает, – раздался голос Мориса.
– Мне бы, деточка, поговорить с самой Мирославой Игоревной, – по-стариковски закашлял в трубку Наполеонов.
– Хорошо, кто ее спрашивает? – прозвучал ровный голос Миндаугаса.
– Кто-кто! Дед Пихто! – не выдержал Шура.
– Сейчас соединю, – все так же невозмутимо ответил Морис.
До слуха Наполеонова донеслось, – Мирослава, возьмите трубку.
– Клиент? – спросила Волгина.
– Нет, – холодно отозвался Морис, – знакомый старичок.
– Интересно… – Мирослава подняла трубку, – Волгина слушает.
– Привет!
– Шура, – сразу узнала она.
– Ага. Партнер ваш, сударыня, большой юморист.
– Ты по делу?
– Насколько мне помнится, – ответил Шура, – вы приглашали нас с Незовибатько на ужин?
– Да, конечно! – тут же сообразила Мирослава. – Афанасий Гаврилович рядом?
– Ага. Он думает, что я наврал! – вознегодовал Наполеонов.
– Ммм, да.
– Заподозрить меня во лжи! И как только совести у людей хватает!
– Передай, пожалуйста, трубку Афанасию Гавриловичу.
– Да за ради Бога! – фыркнул Наполеонов и сунул трубку в руки эксперта, – с вами лично желают побеседовать.
– Алло!
– Добрый день, Афанасий Гаврилович!
– Здравствуйте, Мирославушка!
– Извините, что передала приглашение через Шуру, а не лично.
– Да что вы!
– Вы приедете?
– Обязательно!
– Время не назначаю. Не знаю, когда у вас закончится рабочий день…
Шура выхватил трубку из рук Незовибатько, – как только, так сразу, – прокричал он и опустил трубку на рычаг.
– Ну ты нахал! – возмутился эксперт, – не дал с человеком поговорить.
– Нечего в рабочее время по телефону разговаривать. Не за это налогоплательщики платят. Все, все! Работайте, Афанасий Гаврилович. Вечером наговоритесь.
Двухметровый Незовибатько поднялся, бросил сверху вниз уничтожающий взгляд на Наполеонова и молча покинул кабинет следователя.
Шура вздохнул и погрузился в работу над документами.
… За окном шел тихий снег, такой тихий, словно зима оробела и… вспомнила о своей сопернице весне.
