Книга: Заговор в Уайтчепеле
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Томас не впервые отсутствовал дома ночью, но в этот раз Шарлоттой овладело такое неизбывное чувство одиночества, какое ей прежде никогда не доводилось испытывать – вероятно, потому, что теперь она не представляла, когда он вернется, и вернется ли вообще.
Она долго не могла заснуть из-за душившего ее гнева и беспрестанно ворочалась с боку на бок, сбив в результате простыню в ком. В два часа женщина поднялась с кровати и застелила ее чистой простыней, а спустя еще полчаса к ней наконец пришел сон.
Проснулась миссис Питт, когда уже рассвело, с головной болью и твердой решимостью каким-либо образом попытаться исправить сложившуюся ситуацию. Случившееся было просто невыносимо, и мириться с этим не было никакой возможности. Страшная несправедливость – в первую очередь и главным образом по отношению к Томасу, но и по отношению к его семье тоже.
Одевшись, женщина спустилась в кухню, где увидела сидевшую за столом Грейси. Дверца буфета была открыта, и лучи солнца отражались от чисто вымытого пола. Дети уже ушли в школу, и Шарлотта рассердилась на себя за то, что не смогла проводить их, тем более сегодня.
– Доброе утро, мэм. – Горничная встала и направилась к закипавшему на каминной полке чайнику. – Я сейчас заварю свежий чай.
Она налила кипяток в заварочный чайник и поставила его на стол, где стояли две чашки.
– С Дэниелом и Джемаймой всё в порядке, они позавтракали и пошли в школу, как обычно, – стала рассказывать девушка. – А я вот все думаю. Нам нужно что-то делать. Это неправильно.
– Согласна с тобой, – с готовностью отозвалась Шарлотта, сидевшая за столом напротив нее и с нетерпением ожидавшая, когда заварится чай.
– Хочете тост? – предложила Грейси.
– Пока нет. – Миссис Питт осторожно покачала головой, в которой все еще пульсировала боль. – Я тоже думала полночи, но так и не придумала, что можно сделать. Коммандер Корнуолисс сказал мистеру Питту, будто это делается ради его собственной безопасности, а также для того, чтобы у него имелась хоть какая-нибудь работа. Люди, которым он причинил неприятности, были бы рады видеть его не у дел и в пределах досягаемости со своей стороны. Они могли подстроить ему несчастный случай на улице или еще что-нибудь в этом роде…
Ей не хотелось произносить эти слова, но нужно было все объяснить.
Грейси отнюдь не была потрясена, поскольку видела слишком много смертей, когда жила в Ист-Энде. Она прекрасно помнила свое детство, пусть даже отдельные подробности и поблекли в ее памяти.
– И все токмо из-за того, что он честно делал свою работу и добился смертного приговора этому Эдинетту?! – воскликнула она. – Что они от него хотели? Шобы он представил дело так, будто Эдинетт не убивал мистера Феттерса? Или исделал вид, будто не понимает, шо произошло?
– Да. Думаю, именно этого они от него и хотели, – согласилась Шарлотта. – И я думаю, не каждый доктор понял бы, что здесь что-то не так. Им просто не повезло, что Иббс сразу заметил определенные странности и вызвал Томаса.
Брови Грейси поползли вверх.
– А почему кто-то хочет, шобы Эдинетт избежал наказания за убивство мистера Феттерса?
– Он принадлежит к «Узкому кругу», – ответила миссис Питт, внутренне содрогнувшись. – Чай уже готов?
Служанка пристально посмотрела на нее – вероятно, пытаясь понять, какие чувства она испытывает. Заварка была слабой, и аромат уже постепенно улетучивался, хотя чай все еще оставался слишком горячим.
– Значит, они могут безнаказанно убивать людей? – В голосе Грейси прозвучало негодование.
– Да, если в дело не вмешается какой-нибудь смельчак. Тогда они избавляются и от него.
Шарлотта попыталась отхлебнуть из чашки, хотя и знала, что может обжечься. Но большее количество молока испортило бы чай.
– Так шо нам делать? – Грейси вопросительно смотрела на нее округлившимися глазами и после некоторой паузы сама ответила на свой вопрос: – Мы должны доказать, шо он был прав. Какой бы там ни был энтот круг, но мы знаем, че нас больше, чем их.
Девушка не допускала даже мысли, что ее хозяин мог ошибиться. Она была твердо убеждена в его правоте.
Шарлотта улыбнулась, несмотря на охватившее ее отчаяние. Преданность Грейси оказывала на нее более благотворное влияние, чем чай. Горничная всеми силами старалась подбодрить ее, внушить ей оптимизм и говорила первое, что приходило ей в голову, лишь бы они не молчали.
– Это судебное заседание отличалось от других тем, что никто не знал, почему Эдинетт сделал это, – стала рассказывать миссис Питт. – Он и Феттерс дружили на протяжении многих лет, и никто никогда не слышал, чтобы они ссорились – ни в тот день, ни когда-либо прежде. Некоторые люди не могут поверить, что у Эдинетта могла быть какая-то причина для убийства, и все представленные в суде свидетельства касались предметов, но не чувств. Было много странностей, но каждая в отдельности, казалось, мало что значила.
Отпив еще глоток чая, женщина продолжила:
– А некоторые свидетели отказались от своих показаний, когда дело дошло до принесения клятвы в суде, под давлением со стороны адвоката подсудимого, который своими вопросами старался выставить их в неприглядном свете.
– Стало быть, нам нужно выяснить, почему он исделал это, – сказала Грейси. – Должна была быть какая-то причина. Просто так он не убил бы человека.
Шарлотта уже размышляла на эту тему. В газетах содержалось очень мало информации об этих двух джентльменах. Говорилось лишь об их достоинствах, об общественной значимости и непостижимости случившегося. Если представленные в суде свидетельства соответствовали действительности – а миссис Питт в этом не сомневалась, – значит, необходимо было узнать еще очень многое, включая нечто чудовищное и отвратительное, что привело к убийству одного и смертному приговору для другого. Сейчас все это было скрыто под завесой тайны.
– Почему человек, которого собираются повесить, не говорит никому – хотя бы для того, чтобы спасти свою жизнь, – почему он убил друга? – произнесла она вслух.
– Потому как это не может служить ему оправданием, – ответила Грейси. – Ежели б это его оправдывало, он непременно сказал бы.
Хозяйка задумалась над ее словами, прихлебывая чай.
– Почему люди вообще убивают своих друзей, с которыми не состоят в родстве или в любовной связи, от которых не могут унаследовать деньги?
– Вы убиваете людей, когда ненавидите или же боитесь их, – вполне логично заметила служанка. – Или когда они получают то, шо хотели получить вы, а они вам это не отдают. Или когда вас охватывает безумная ревность.
– Эти двое явно не ненавидели друг друга, – возразила Шарлотта, протянув руку за кусочком хлеба. – Долгие годы они были друзьями, и никто никогда не слышал, чтобы между ними случались ссоры.
– Женщина? – предположила Грейси. – Может, мистер Феттерс застал Эдинетта с миссис Феттерс?
– Думаю, такое возможно, – задумчиво произнесла миссис Питт, намазывая на хлеб масло и джем. – Он не стал бы рассказывать об этом в свою защиту, поскольку это нисколько его не оправдывает. Этим он только еще больше восстановил бы против себя публику. Застав с ним свою жену, Феттерс мог напасть на него. – Она вздохнула и откусила кусочек бутерброда, лишь сейчас ощутив сильное чувство голода. – Только вряд ли он напал на него, столкнув с лестницы в библиотеке. Будь я присяжной, ни за что не поверила бы в это.
– Вы не присяжная, а женщина, – заметила горничная, – и у вас есть собственный дом и деньги.
Шарлотта не потрудилась ответить на это замечание.
– А как насчет денег? – спросила она все так же задумчиво.
Грейси покачала головой.
– Я не представляю, как можно ссориться, стоя на лестнице, тем более ежели она на колесиках.
– Я тоже, – согласилась миссис Питт. – Итак, что бы ни произошло в действительности, Эдинетт всеми силами старался скрыть это и делал вид, будто он не имеет к этому никакого отношения. Следовательно, он этого стыдился.
Круг замкнулся. Они вернулись к исходному пункту.
– Нам нужно во всем разобраться, – сказала служанка. – А вы должны нормально позавтракать. Хочете еще шо-нибудь? Я могу разбить на тост яйцо.
– Нет, этого достаточно, спасибо, – отказалась Шарлотта.
Вероятно, отныне им не следовало быть столь расточительными и есть яйца на завтрак, поскольку денег они не зарабатывали. Выросшая в нищете Грейси была привычна к экономии и все прекрасно понимала.
– Думаю, мне стоит навестить миссис Феттерс, – сказала миссис Питт, покончив с третьим бутербродом. – Томас рассказывал о ней как об очень приятной женщине и говорил, что она абсолютно убеждена в виновности Эдинетта. И наверняка не меньше нас хочет узнать, почему погиб ее муж.
– Хорошая идея, – согласилась Грейси.
Она вымыла тарелки и убрала в шкаф масло и джем, после чего тоже принялась рассуждать:
– Она должна знать кое-шо об Эдинетте и очень многое о своем покойном муже. Представляю, как ей сейчас тяжело… Ежли б я потеряла близкого человека, то оделась бы во все черное, задернула бы шторами окна, завесила бы зеркала и остановила бы часы. Когда мы хоронили моего деда, мне пришлось отхлестать себя по бледным щекам, шобы на них выступил румянец, потому как я боялась, не положили бы меня в могилу вместо него.
Шарлотта невольно улыбнулась. Она встала, налила немного молока в блюдце и соскребла в тарелку остатки вчерашней «пастушьей запеканки» для Арчи и Энгуса, которые в предвкушении трапезы с урчанием крутились у ее ног и потом с жадностью набросились на еду.
Удостоверившись в том, что Грейси закончила все домашние дела, миссис Питт вновь поднялась в спальню. Горничная работала размеренно, словно заранее распланировала все свои обязанности, но сейчас Шарлотту меньше всего занимало домашнее хозяйство.
Она переоделась, выбрав в гардеробе платье цвета морской волны. Оно очень шло ей и к тому же выглядело весьма скромно и вполне подходило для визита в дом, где был траур. Затем женщина тщательно и с большим вкусом уложила волосы. Эта процедура отняла у нее немало времени, но ей было хорошо известно, что прическа имеет большое значение и от нее в значительной степени зависит успех мероприятия. Грациозная осанка и обворожительная улыбка также существенно повышают шансы.
Миссис Питт проехала несколько остановок на омнибусе и прошла некоторое расстояние пешком. Следовало экономить деньги, к тому же стояла прекрасная погода. Разумеется, она знала от мужа, где жил Мартин Феттерс; кроме того, этот адрес упоминался во всех газетах. Его красивый дом, ничем не отличавшийся от соседних, если не считать задернутые портьеры в окнах, находился на Грейт-Корэм-стрит, между Уобарн-плейс и Брансвик-сквер. И если в день смерти Феттерса мостовую здесь устилала солома, приглушавшая стук колес, то теперь она уже отсутствовала.
Без каких-либо колебаний Шарлотта поднялась по ступенькам и постучала в дверь. Она не имела ни малейшего представления, будет ли миссис Феттерс рада видеть ее или же сочтет этот визит неуместным. Но ее это не волновало. Она обязательно должна была поговорить с вдовой.
Дверь открыл сумрачный дворецкий, который с вежливым безразличием окинул ее взглядом.
– Слушаю вас, мадам.
Шарлотта тщательно продумала, что будет говорить.
– Доброе утро, – сказала она, протягивая свою визитную карточку. – Будьте добры, передайте это миссис Феттерс и спросите, не найдется ли у нее несколько минут для меня. Речь идет о деле, имеющем для меня большое значение, а возможно, и для нее тоже. Оно касается моего мужа, суперинтенданта Томаса Питта, который расследовал обстоятельства гибели мистера Феттерса. Сам он прийти не смог.
Домоправитель с изумлением смотрел на нее.
– О господи! – Очевидно, он никогда прежде не оказывался в подобной ситуации и еще не отошел полностью от горя, обрушившегося на семью его хозяев. – Да, мадам, я помню мистера Питта. Он был чрезвычайно вежлив с нами. Если вы подождете в столовой, я спрошу миссис Феттерс, примет ли она вас.
Дворецкий не стал разыгрывать представление и притворяться, будто не знает, дома ли она. Он провел неожиданную гостью в небольшую комнату, ярко освещенную солнечными лучами и украшенную модными китайскими эстампами, фарфоровыми изделиями и шелковыми трафаретами с изображениями золотых хризантем, а спустя пять минут вернулся и проводил ее в другую, явно женскую комнату, выдержанную в розовых и зеленых тонах, с выходившей в сад дверью.
Джуно Феттерс была привлекательной, статной дамой, державшейся с большим достоинством. У нее были каштановые волосы, однако кожа ее отличалась удивительной белизной. Одета она была, естественно, в черное, и этот цвет шел ей, как ни одной другой женщине.
– Миссис Питт? – спросила она, с любопытством оглядывая Шарлотту. – Пожалуйста, входите и располагайтесь, как вам будет удобно. Я оставила дверь открытой, поскольку люблю свежий воздух. – Она указала на дверь, выходившую в сад. – Но если вы сочтете, что здесь холодно, я сразу же закрою ее.
– Нет-нет, благодарю вас, – поспешно сказала гостья, садясь в кресло напротив нее. – Здесь просто восхитительно. Запах травы столь же сладостен, как и аромат цветов.
Джуно бросила на нее встревоженный взгляд.
– Бакленд сказал, что мистер Питт не может прийти сам. Надеюсь, у него все в порядке?
– В полном порядке, – заверила ее Шарлотта.
Умное лицо хозяйки дома отличалось необычайным своеобразием. В лучшие времена небольшие морщинки, расходившиеся лучами вокруг ее глаз, можно было бы принять за признак веселого нрава. Миссис Питт решила рассказать ей всю правду, за исключением того, где находится Томас. Впрочем, она и сама представляла себе это весьма туманно.
– Его освободили от руководства управлением на Боу-стрит и отправили куда-то с секретной миссией, – сказала Шарлотта. – Это своего рода наказание за то, что он дал свидетельские показания против Эдинетта.
Изумление на лице Джуно быстро сменилось негодованием.
– Это возмутительно!
Она выбрала именно то слово, которое Шарлотта тоже считала наиболее подходящим.
– С кем мы можем поговорить, чтобы это решение было отменено? – спросила миссис Феттерс.
– Ни с кем, – сокрушенно покачала головой миссис Питт. – Расследовав это дело, мой муж нажил себе могущественных врагов. Вероятно, это даже лучше, что некоторое время он будет вне пределов их видимости. Я пришла к вам потому, что Томас очень хорошо отзывался о вас. По его словам, вы убеждены в том, что ваш муж стал жертвой убийства, а не несчастного случая.
Она попыталась понять, какие чувства испытывает Джуно, и по ее лицу заметила быстро промелькнувшее на нем выражение невыразимого горя.
– Я действительно убеждена в этом, – произнесла вдова спокойным тоном. – Сначала мне в это не верилось. Я находилась в состоянии ступора и просто не могла осознать случившееся. Мартин не был… неуклюжим. И я точно знаю, что он никогда не ставил книги о Трое и Древней Греции на верхнюю полку. Это совершенно бессмысленно. Были и другие странности, на которые указал мистер Питт: сдвинутое со своего обычного места кресло, ворс в трещине каблука его туфли…
Она быстро заморгала, стараясь взять себя в руки.
Шарлотта заговорила, чтобы дать ей время прийти в себя и отвлечься от глубоко личных переживаний, связанных с туфлей погибшего мужа. При упоминании о ней ее воображение наверняка нарисовало картину, как его тело перетаскивают по полу, которая, очевидно, была для нее невыносимой.
– Если б вы знали, почему Эдинетт совершил убийство, то наверняка сказали бы об этом на суде или еще раньше. – Шарлотта слегка подалась в сторону собеседницы. – Ведь у вас было время хорошенько все обдумать?
– Других занятий у меня практически и не было, – ответила Джуно, безуспешно пытаясь выдавить из себя улыбку. – Но в голову мне так ничего и не пришло.
– Мне нужно знать как можно больше, – сказала миссис Питт, ощутив нотки беспокойства в своем голосе.
Она не собиралась полностью раскрывать свои карты, но, видя, как переживает сидящая перед ней дама, не смогла утаить своих чувств.
– Это единственный способ доказать им, что вердикт справедлив и Томас вовсе не проявлял высокомерия и безответственности и не руководствовался в своих действиях предрассудками, – добавила Шарлотта. – Он основывался исключительно на свидетельствах по делу и был абсолютно прав. Я хочу, чтобы ни у кого, кто имеет отношение к данному делу, не возникало ни тени сомнения на этот счет.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Выяснить все, что только возможно, о Джоне Эдинетте, а также, если вы мне поможете, о вашем муже и узнать не только что произошло в действительности, но и почему это произошло.
Тяжело вздохнув, Джуно посмотрела гостье прямо в глаза.
– Я тоже хочу знать, что произошло в действительности. Это не вернет мне Мартина и не облегчит мою боль, но я, по крайней мере, перестану злиться. – Она покачала головой. – У меня перестанут путаться в голове мысли, и, может быть, я увижу в этом какой-то смысл. Меня не покидает ощущение… незавершенности. Нелепо звучит, не правда ли? Моя сестра постоянно твердит, что мне нужно уехать на время и постараться все забыть… Я имею в виду то, как это произошло. Но я не хочу уезжать. Мне нужно знать, почему это случилось.
Порыв ветра принес в комнату запах травы. Из сада доносился щебет птиц.
– Вы хорошо знали мистера Эдинетта? Он часто к вам приходил? – спросила миссис Питт.
– Довольно часто. По меньшей мере раз или два в месяц, иногда чаще.
– Он вам нравился?
Шарлотта хотела это знать, потому что ей нужно было понять, какие чувства испытывали эти люди друг к другу. Ощущала ли себя Джуно преданной другом или ограбленной сравнительно малознакомым человеком? И не рассердится ли она, если гостья слишком глубоко вторгнется в ее частную жизнь?
Миссис Феттерс ответила не сразу, и было очевидно, что этот вопрос вызвал у нее определенные затруднения.
– Как вам сказать. Поначалу – да. С ним было очень интересно общаться. Если не считать Мартина, я никогда не встречала человека, который так красочно рассказывал о путешествиях. – При воспоминании об этом ее лицо просветлело. – Он страстный путешественник и описывает девственную природу Канады настолько живо, что ее картина во всех деталях отчетливо предстает перед глазами – даже если вы находитесь здесь, в центре Лондона. Это не может не вызывать восхищения. Мне хотелось слушать его, даже несмотря на то, что я ощущала свое нежелание встречаться с ним взглядом.
Последняя фраза показалась Шарлотте любопытной и весьма выразительной. Она не присутствовала на судебном заседании и составила представление об Эдинетте только по его фотографиям. Действительно, жесткое выражение лица, а также явная способность контролировать себя и скрывать свои чувства едва ли могли внушить симпатию. Что же это был за человек? Она не могла вспомнить, чтобы ей приходилось выяснять правду об убийстве, оба фигуранта которого были тесно связаны друг с другом и незнакомы ей. Раньше перед миссис Питт обычно стоял вопрос, кто из нескольких человек является виновным в преступлении. На этот раз она знала, кто преступник, но была незнакома с ним и имела возможность узнать его только по описаниям, сделанным другими людьми. Шарлотта прочитала, что ему пятьдесят два года, но по газетным фотографиям было невозможно определить, высок он или нет и какого цвета у него волосы.
– Если б мне нужно было отыскать мистера Эдинетта в толпе, как бы вы его описали? – спросила она.
Джуно на мгновение задумалась.
– Он похож на военного, – сказала она с уверенностью в голосе. – В нем чувствуется сила, как будто он испытал себя в условиях величайшей опасности и знает, что способен на многое. Не думаю, чтобы он кого-нибудь боялся. Он никогда… не рисовался, если вы понимаете, что я имею в виду. Это была одна из его особенностей, которые больше всего восхищали Мартина.
Ее глаза вновь наполнились слезами, и женщина с раздражением захлопала ресницами.
– Я тоже уважала в нем это, – поспешно добавила она. – Необычайно сильная натура, пугающая и в то же время притягивающая.
– Кажется, я понимаю, – задумчиво произнесла Шарлотта. – Такие качества делают людей неуязвимыми, несколько иными, чем остальные. Чем я, во всяком случае. Время от времени я ловлю себя на том, что слишком много говорю, и знаю: это желание произвести впечатление.
Миссис Феттерс улыбнулась. Ее взгляд неожиданно потеплел, лицо оживилось.
– Наверное, – кивнула она. – Зная собственные слабости, мы думаем, что другие тоже видят их.
– Он был высок?
Шарлотта вдруг осознала, что говорит об Эдинетте в прошедшем времени, словно его уже нет в живых. Он же тем временем сидел в камере – вероятнее всего, в Ньюгейте – и ждал, когда минуют три законных воскресенья, прежде чем его повесят. При мысли об этом ей сделалось дурно. Что, если все они ошибаются и он невиновен?
Однако Джуно было невдомек, что творилось в душе ее собеседницы.
– Да, он значительно выше Мартина, – ответила она. – Но Мартин не был высоким – он всего на дюйм или два выше меня.
Миссис Питт почувствовала удивление: она поняла, что представляла себе Мартина Феттерса совершенно другим. Если в газетах и публиковались его фотографии, ей на глаза они не попадались.
Вероятно, хозяйка дома заметила ее удивление.
– Хотите взглянуть на него? – спросила она нерешительно.
– Да… пожалуйста.
Джуно встала, подошла к небольшому бюро с выдвижной крышкой, открыла его, достала фотографию в серебряной рамке и протянула ее Шарлотте дрожащей рукой.
Та взяла снимок. Может быть, миссис Феттерс хранила его в ящике, чтобы не надевать на него траурную ленточку – как будто ее муж все еще был жив? На ее месте она поступила бы точно так же. При мысли о том, что Томас мог бы погибнуть, у нее закружилась голова.
Взяв себя в руки, супруга полицейского посмотрела на фотографию. На ней был изображен широкоплечий мужчина с приплюснутым носом и широко посаженными, карими глазами. У него было умное, живое лицо, свидетельствовавшее о добром, веселом нраве. Это было лицо чувствительного, уязвимого человека. Возможно, их с Эдинеттом и связывали общие интересы, но, судя по фотографиям, это были совершенно разные люди. Единственное, что их роднило, – выражение глаз, устремленных прямо в объектив камеры, в которых отражались целеустремленность и преданность своему делу. Взгляд Мартина Феттерса тоже мог бы вызывать у людей чувство дискомфорта, но это был взгляд честного человека, способного внушать глубокую симпатию.
Шарлотта вернула фотографию Джуно. Да, этот человек, по всей видимости, был уникален. Вряд ли можно было подобрать слова, которые утешили бы его вдову.
Миссис Феттерс положила фотографию на место.
– Хотите посмотреть библиотеку? – предложила она.
Смысл этого вопроса был явно неоднозначен. Библиотека – место, где работал покойный, где хранились книги, являвшиеся ключом к его сознанию; но это было также и место его гибели…
– Да, пожалуйста, – согласилась миссис Питт.
Она поднялась с кресла и последовала за хозяйкой дома в вестибюль, а затем вверх по лестнице. Подойдя к двери библиотеки, Джуно заметно напряглась, но тут же пересилила себя и решительно взялась за дверную ручку.
Это была откровенно мужская комната, наполненная кожей и резкими запахами. Три ее стены были заставлены книгами, латунная решетка камина была обита зеленой кожей, а на столе у окна, на подставке, стояли три чистых бокала.
Шарлотта посмотрела на большое кресло слева от дальнего угла, после чего перевела взгляд на полированную лестницу, придвинутую к книжным полкам. Та имела всего три ступеньки и центральный опорный шест. Даже высокий человек не смог бы без ее помощи добраться до верхних полок. Если Мартин Феттерс был всего лишь на один-два дюйма выше своей жены, то для того, чтобы прочитать названия на корешках книг на самой верхней полке, ему пришлось бы подняться на последнюю ступеньку.
Миссис Питт повернулась к большому креслу, которое теперь находилось примерно в шести футах от угла и было повернуто к центру комнаты. С учетом расположения окна и газовых рожков на стене это было самое подходящее место для чтения.
Джуно проследила за ходом ее мыслей.
– Кресло стояло здесь, – сказала она и, навалившись на него всем телом, подвинула его так, что между ним и полками осталось только три фута. – Он лежал сзади него. А лестница стояла вон там. – Она показала рукой в сторону от кресла.
Шарлотта зашла за кресло и опустилась на пол, опершись о него руками и коленями. После этого, повернув голову в сторону двери и убедившись в том, что даже небольшой фрагмент стены оттуда не виден, поднялась на ноги.
Миссис Феттерс наблюдала за ней с серьезным видом. Обе они знали, что все произошло именно так, как рассказал Питт. В любом другом варианте это выглядело бы просто неестественно.
Гостья окинула комнату более внимательным взглядом и принялась читать названия книг. Все они были рассортированы по темам. Дальше всего от потертого кресла стояли книги по инженерному делу, затем шли труды по сталелитейному производству и судоходству, а еще дальше – по языкам, обычаям и топографии Турции и стран Ближнего Востока. Там были также книги о великих городах древности – Эфесе, Пергаме, Измире и Византии, ныне носившей имя императора Константина, – книги, посвященные исламу, истории Турции, ее культуре, литературе, архитектуре и искусству, начиная с Саладина, о Крестовых походах, великих султанах и нынешней весьма шаткой политической ситуации в этой стране.
Джуно неотрывно наблюдала за своей новой знакомой.
– Мартин начал путешествовать, когда строил в Турции железные дороги, – сказала она. – Там он встретился с Джоном Тартлом Вудом, который познакомил его с археологией. В скором времени у Мартина обнаружилась склонность к этой науке. – В ее голосе прозвучали горделивые нотки, а взгляд смягчился. – Он отыскал несколько чудесных предметов и показывал их мне, держа в руках… У него были красивые руки – сильные, ласковые. Он медленно поворачивал эти предметы, рассказывал мне, где они были найдены, каков их возраст, что за люди владели ими… – Она перевела дыхание и после некоторой паузы продолжила: – Он рассказывал все, что знал о повседневной жизни этих людей. Мне запомнился осколок гончарного изделия. Он был не от блюда, как я сначала подумала, а от кувшина для мази. Я смотрела на этот осколок, слушала Мартина и явственно видела перед собой Елену из Трои – женщину, которая настолько распалила воображение мужчин, что между двумя народами из-за нее вспыхнула война и один из них оказался уничтоженным.
Шарлотта злилась на людей, имен которых она даже не знала, из-за несправедливости, проявленной ими в отношении Питта, и теперь ее глубоко тронула смерть человека, который был любим, полон жизни и предан своему делу.
– Как он познакомился с Эдинеттом? – спросила она.
Археология, конечно, была чрезвычайно интересным предметом, но миссис Питт не могла позволить себе тратить на нее столь драгоценное время.
Джуно спохватилась, вспомнив, о чем идет речь.
– Это произошло значительно позже. Мартин многое узнал от Вуда и начал собственные изыскания. Он познакомился с Генрихом Шлиманом и работал вместе с ним. Немцы научили его всевозможным новым методам. – Ее лицо оживилось. – Они – лучшие специалисты по археологии. Производят съемку местности и составляют карты, чтобы впоследствии любой человек мог получить представление о разных аспектах жизни древних, а не только об их быте, храмах, дворцах и тому подобном.
Последовала короткая пауза.
– Мартин любил все это, – сказала миссис Феттерс упавшим голосом.
– Когда это было? – спросила Шарлотта, усаживаясь в кресло.
Джуно расположилась напротив.
– О… я затрудняюсь сказать, когда Мартин познакомился с мистером Вудом, но точно знаю, что они начали работать в Эфесе в шестьдесят третьем году. Кажется, в шетьдесят девятом Британский музей купил участок земли, и они приступили к раскопкам храма Дианы; наверное, в следующем году Мартин познакомился с мистером Шлиманом.
Вдова задумалась, устремив мысленный взор в прошлое.
– Тогда-то он и влюбился в Трою и загорелся идеей отыскать ее. Знаете, муж цитировал Гомера целыми страницами… – Она улыбнулась. – В английском переводе, конечно, не в оригинале. Поначалу я думала, что мне это скоро наскучит… но ничего подобного не произошло. Он заразил меня своей страстью.
– А Эдинетт тоже был специалистом по археологии? – спросила Шарлотта.
Джуно, казалось, удивил этот вопрос.
– Отнюдь нет. Не думаю, что он когда-нибудь ездил на Ближний Восток. И по всей видимости, интереса к археологии не проявлял, иначе Мартин непременно упоминал бы об этом.
Миссис Питт смутилась.
– Я думала, они были близкими друзьями и проводили вместе много времени…
– Так оно и было, – подтвердила ее собеседница. – Но их объединяли идеалы и восхищение различными культурами. Эдинетт интересовался Японией с тех самых пор, когда его брат вошел в состав британской дипломатической миссии в Эдо, столице страны. Здание миссии подверглось нападению толпы по наущению новых реакционных властей Японии, которые хотели изгнать с территории страны всех иностранцев.
– Он ездил на Дальний Восток?
Шарлотта не видела какой-либо ценности в этих сведениях, но поскольку у нее не было ни малейшего понятия о мотивах убийства, ей подходила любая информация.
Миссис Феттерс покачала головой.
– Не думаю. Просто он был очарован их культурой. Довольно продолжительное время он жил в Канаде и дружил с одним японцем, служащим «Компании Гудзонова залива». Они очень тесно общались. Имени его я не знаю. Эдинетт называл его Сёгуном.
– Он рассказывал о нем?
– О да. – Лицо Джуно приняло печальное выражение. – С ним действительно было чрезвычайно интересно. Я ловила каждое его слово. Как сейчас вижу его, рассказывающего о необычайной красоте обширных снежных просторов, жутком холоде, необъятном полярном небе, разных причудливых существах… Чувствовалось, что он искренне любит все это. В шестьдесят девятом году в Манитобе вспыхнул мятеж франко-канадцев под предводительством некоего Луи Риеля. Они негодовали по поводу того, что британцы диктовали свою волю во всех сферах жизни, и убили нескольких представителей колониальных властей. – Она нахмурилась. – Британцы послали против них военную экспедицию, возглавляемую полковником Уолсли. Эдинетт и Сёгун вызвались быть его проводниками во внутренних районах Канады и встретились с ним у Тандер-Бэй, в четырехстах милях к северо-западу от Торонто. Они вели их на протяжении еще шестисот пятидесяти миль. Он часто рассказывал об этом.
Шарлотта не находила во всем этом ничего полезного для себя. Конечно, подобные разговоры были гораздо более занимательными, нежели обычные застольные беседы. Но что же могло стать причиной ссоры, повлекшей за собой убийство?
– Мятеж был подавлен? – спросила миссис Питт.
Догадаться о том, каким будет ответ, было нетрудно, но она никогда ничего не слышала об этой истории.
– О да, и очень успешно, – сказала Джуно и, заметив смущение на лице Шарлотты, пояснила: – Эдинетт проникся глубокой симпатией к франко-канадцам. Он всегда говорил о них с большой теплотой. Восхищался республиканской формой правления французов, их приверженностью идеалам свободы и равенства. Он довольно часто ездил во Францию, в последний раз был там несколько месяцев назад. Это как раз то, что объединяло их с Мартином, – стремление к социальным реформам.
Она улыбнулась, вспоминая былое.
– Они разговаривали о них часами, обсуждая способы их проведения. Мартин впитал в себя эти идеи, изучая историю демократии Древней Греции, а Эдинетт – познакомившись с французским революционным идеализмом, но их цели были очень близки. – Ее глаза вновь наполнились слезами. – Я просто не представляю, из-за чего они могли повздорить… – Вдова неуверенно посмотрела на Шарлотту. – Может быть, мы ошибаемся?
Но ее гостья не была готова ответить на этот вопрос.
– Не знаю… Пожалуйста, вспомните, не говорил ли мистер Феттерс о каких-либо разногласиях или ссорах между ними?
Эта нить была слишком тонкой. Могли ли нормальные люди поспорить, вплоть до драки, из-за преимуществ или недостатков одной формы демократического правления по сравнению с другой?
– Нет, ни о каких ссорах речь не шла, – с уверенностью ответила Джуно, глядя Шарлотте прямо в глаза. – В последнее время Мартин выглядел несколько озабоченным, только и всего. Ему всегда была свойственна некоторая рассеянность, когда он был поглощен работой. В своем деле он не знал себе равных, понимаете? – Ее голос зазвенел от волнения. – Мартин находил такие артефакты, какие не попадались никому, и умел точно определять их ценность. Он много писал для различных журналов, посещал митинги и был одаренным оратором. Люди слушали его с удовольствием.
Чтобы удостовериться в правдивости этих слов, достаточно было всмотреться в умное, живое лицо Мартина Феттерса на фотографии.
– Мне очень жаль… – Слова сорвались с губ миссис Питт прежде, чем она осознала, какой эффект они могут иметь.
Джуно судорожно сглотнула, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы вновь овладеть собой.
– Извините… – пробормотала Шарлотта.
Миссис Феттерс слегка тряхнула головой.
– Его что-то тревожило, но он не хотел обсуждать это со мной, а я не могла давить, поскольку боялась вызвать у него раздражение. Понятия не имею, что это могло быть. Думаю, это имеет отношение к одному из обществ любителей древностей, к которым он принадлежал. Между ними существует ожесточенная конкуренция.
Шарлотта не скрывала своего разочарования. Зацепиться было абсолютно не за что.
– А Эдинетт не интересовался древностями? – спросила она на всякий случай.
– Ни в коей мере. Он слушал Мартина, но только потому, что был его другом. Иногда я замечала, что он откровенно скучал. – Джуно посмотрела на гостью сумрачным взглядом. – Вероятно, от этого мало толку, не так ли?
Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
– Пожалуй, – признала миссис Питт. – Тем не менее должна быть какая-то причина. Мы просто не знаем, с чего нам начать.
Она поднялась с кресла. Больше в данный момент ей ничего не удастся узнать. Кроме того, она уже и так более чем злоупотребила гостеприимством хозяйки.
Миссис Феттерс тоже встала – очень медленно, словно испытывая страшную усталость. Шарлотта видела, какую боль причиняет ей невосполнимая утрата, но не знала, чем можно ей помочь. Вряд ли она могла предложить ей свое общество. Вероятно, проявление любезности по отношению к незнакомцам было последним, чего ей сейчас хотелось… а может быть, и нет. По крайней мере, это побуждало ее держать себя в руках и позволяло ей отвлекаться от печальных дум. Условности, запрещавшие новоявленной вдове показываться в обществе, очевидно, основывались на благих намерениях, и все же трудно было вообразить что-либо еще, что в такой степени усугубляло бы ее горе. Возможно, они помогали кому-то, избавляя их от смущения, связанного с необходимостью что-то говорить, и от напоминаний о смерти супруга.
– Можно мне еще раз заглянуть к вам? – спросила Шарлотта.
Она понимала, что рискует получить категорический отказ, но выбора у нее не было.
В глазах Джуно вспыхнула надежда.
– Пожалуйста… приходите… я… – Она перевела дух. – Я хочу знать, что произошло в действительности. И я хочу что-то делать, а не сидеть здесь в одиночестве.
Миссис Питт улыбнулась.
– Благодарю вас. Как только мне придет в голову что-нибудь мало-мальски дельное, я тут же приду к вам.
Направляясь к двери, она подумала, что пока почти ничего не сделала, чтобы помочь Питту.
* * *
У Грейси Фиппс в это же время появились собственные планы. Едва Шарлотта удалилась, она отложила все дела, надела лучшую шаль и шляпку – у нее их было всего две, – взяла деньги на омнибус и тоже вышла из дома. Дорога до полицейского управления на Боу-стрит, где Питт еще вчера служил суперинтендантом, заняла у девушки чуть больше двадцати минут. Поднимаясь по ступенькам и входя в дверь, Грейси испытывала ощущение, будто идет на войну. В детстве она знала, что любое полицейское управление и его обитателей, кем бы они ни были, следует избегать любой ценой. Теперь же горничная шла туда, исполненная решимости. За дело, которое привело ее сюда, она была готова спуститься в преисподнюю и вступить в сражение с кем угодно.
Дежурный сержант не проявил к ней особого интереса.
– Да, мисс? Могу ли я чем-нибудь вам помочь? – спросил он, жуя кончик карандаша.
– Да, пожалуйста, – бойко заговорила девушка. – Я хочу побеседовать с инспектором Телманом. Это очень срочно и касается дела, которое он расследует. У меня есть для него информация.
Разумеется, это была выдумка, но ей требовалось непременно увидеться с бывшим помощником Томаса Питта, и для этого годились любые средства. При встрече она все ему объяснила бы.
Лицо дежурного оставалось непроницаемым.
– Что же это за информация, мисс?
– Это очень важное дело, – ответила служанка. – И инспектор Телман будет крайне недоволен, ежели вы не скажете ему, шо я здесь. Меня зовут Грейси Фиппс. Передайте ему, а уж он сам решит, видеться со мной или же нет.
Сержант несколько секунд изучал ее лицо и, натолкнувшись на дерзкий взгляд, решил, что, несмотря на небольшие габариты, она настроена достаточно решительно, чтобы доставить массу неприятностей. Кроме того, он очень мало знал о личной жизни Сэмюэля Телмана и его семьи. Тот был на редкость скрытен, и дежурный не знал, кем может оказаться эта девушка. Благоразумие – высшая доблесть. Телман страшен в гневе, и лучше с ним не связываться.
– Подождите здесь, мисс. Я скажу ему, и посмотрим, что он ответит.
Инспектор появился меньше чем через пять минут. Худощавый, угрюмый и, как всегда, аккуратно одетый, он как будто чувствовал себя неловко в тесном воротнике и стеснялся своих гладко зачесанных назад волос. Его впалые щеки слегка покраснели. Не обращая внимания на дежурного сержанта, он приблизился к Грейси.
– Что случилось? – вполголоса спросил он ее. – Что вы здесь делаете?
– Я зашла узнать, чем вы тута занимаетесь, – ответила девушка.
– Чем я занимаюсь? Расследую кражи со взломом.
Брови горничной взметнулись вверх.
– Вы ловите какого-то жалкого воришку, в то время как мистера Питта сняли с работы и услали бог знает куда! Миссис Питт не находит себе места, а дети лишились отца..
– Мы охотимся не на какого-нибудь карманника, а на серьезного взломщика, – раздраженно возразил Телман, понизив голос.
– Пусть даже так. И шо, какой-то дурацкий сейф важнее мистера Питта?
– Нет, конечно!
Лицо Сэмюэля побелело от ярости как из-за незаслуженных упреков с ее стороны, так и из-за несправедливости, проявленной в отношении его начальника.
– Но я не могу ничего с этим поделать! – произнес он с возмущением. – Меня никто не станет слушать. Они уже назначили человека вместо него, не успел остыть его стул. Его зовут Уэтрон, и он велел мне забыть об этом. Дело сделано, и изменить ничего нельзя.
– А вы, конешна, тут же его послушались! – сказала Фиппс, негодующе сверкая глазами. – Что ж мне теперь, самой этим заниматься? – Она закусила губу, чтобы та не дрожала. – Я очень разочарована, потому как рассчитывала на вашу помощь, зная, шо в душе вы честный и порядочный человек, несмотря на постоянное ворчание. А то, шо случилось, несправедливо.
– Разумеется, несправедливо. – Мышцы инспектора напряглись, слова застревали в горле. – Это отвратительно, но с начальством не поспоришь. Неизвестно, кто они и что собой представляют. Вы думаете, я приду к ним и скажу: «Давайте восстановим справедливость и вернем мистера Питта», а они ответят: «Да-да, конечно, мы исправим свою ошибку»? Мистер Уэтрон велел мне забыть об этом, и я знаю, что он следит за мной, проверяя, послушал ли я его. Похоже, он один из них.
Грейси пристально смотрела на Сэмюэля. В его глазах отчетливо читался страх, и на мгновение ей самой стало не по себе. Она прекрасно знала, что не просто нравится этому человеку, хотя он и не желал признаваться в этом даже самому себе. Видя, какая тяжелая борьба происходит в его душе, девушка решила немного смягчить тон.
– Нужно шо-то делать. Это нельзя так оставить. Он даже не может теперича жить в своем доме. Они услали его в Спиталфилдс, шобы он не токмо работал, но и жил там.
Лицо Телмана вытянулось, словно он получил пощечину.
– Я этого не знал.
– Ну вот, теперя знаете. Что мы можем сделать?
Служанка устремила на инспектора умоляющий взгляд. Ей нелегко было обращаться к нему за помощью в силу социального неравенства между ними и его нежелания признаваться в своих чувствах. Но тем не менее решение идти к нему было принято ею без всяких колебаний. Он был ее естественным союзником. Только сейчас Грейси поразило, с какой легкостью она общалась с ним. У нее не было ни капли сомнения в том, что она поступила правильно.
Если Телман и заметил это «мы» и удивился столь активному участию горничной в судьбе своего хозяина, то это никак не отразилось на его лице. Вид у него был совершенно несчастный. Он искоса взглянул на дежурного сержанта, с любопытством наблюдавшего за ними.
– Выйдем на улицу, – резко бросил Сэмюэль.
Взяв девушку за руку, он с силой, едва ли не грубо, потянул ее к двери. Ему не нужны были лишние свидетели.
– Я не знаю, что мы можем сделать, – сказал полицейский, когда они вышли из участка. – Это «Узкий круг», тайное общество могущественных людей, которые оказывают друг другу услуги и даже защищают друг друга от закона, если это в их силах. Они непременно спасли бы Эдинетта, если б им не помешал мистер Питт. Этого они ему не простят. Он уже не в первый раз встает у них на пути.
– Кто ж они такие?
Фиппс не хотела, чтобы инспектор заметил ее испуг. Тот, кто смог перехитрить ее хозяина, не иначе был сродни самому дьяволу.
– В том-то и дело. Никто не знает, кто они, – сказал Сэмюэль сокрушенно. – Это люди, облеченные властью, но кто именно – одному богу известно.
Девушка почувствовала, как ее бьет дрожь.
– Вы хочете сказать, это может быть даже сам судья?
– Вполне. Но только не тот, кто судил Эдинетта, иначе он нашел бы способ его вытащить.
Грейси расправила плечи.
– Все равно нужно шо-то делать. Нельзя мириться с тем, шо мистера Питта засунули в какую-то грязную дыру и он не имеет возможности бывать дома. Вы говорите, Эдинетт не убивал энтого человека, как его там?
– Феттерс… Нет, я этого не говорю. Он убил его. Только мы не знаем почему.
– Значица, необходимо выяснить это. Вы же детектив! С чего начнем?
На лице Телмана отразилась целая гамма противоречивых чувств: протест, нежность, гнев, гордость, страх…
Осознав, что требует от него слишком многого, служанка почувствовала укол совести. Она почти ничего не теряла по сравнению с тем, во что неудача обошлась бы инспектору. Новый суперинтендант недвусмысленно приказал ему не совать нос в это дело и забыть о Питте и добавил, что в случае неподчинения он лишится работы. А Грейси знала, с каким трудом Сэмюэль добивался этой должности. Он никогда и ни у кого не просил протекции, у него не осталось близких и имелось лишь несколько друзей. Он был честным, гордым, одиноким человеком, мало что ожидавшим от жизни и тщательно скрывавшим свое негодование в отношении разного рода несправедливостей.
Его возмутило до глубины души, когда Томаса Питта назначили начальником управления. Питт не был джентльменом; простой человек, сын егеря, он был ничем не лучше Телмана и сотен других полицейских. Но, поработав с ним некоторое время, Сэмюэль проникся к нему уважением и доверием. Предать это означало бы для него выйти за рамки его понятий о порядочности. Инспектор не смог бы примириться с самим собой, и Грейси знала это.
– Так с чего мы начнем? – снова спросила она. – Ежели он сделал это, то у него была причина. Нормальный человек не станет убивать без причины, к тому же очень серьезной.
– Я знаю.
Сэмюэль стоял посреди тротуара, погрузившись в размышления, и мимо них по Боу-стрит проносился поток повозок и фургонов, а пешеходам приходилось обходить их, спускаясь в придорожную канаву.
– Мы сделали все, чтобы выяснить эту причину. Никто никогда не замечал даже намека на ссору между ними. – Полицейский покачал головой. – Ни деньги, ни женщина, ни конкуренция в бизнесе или в спорте, ни что-либо иное. Даже в политике они придерживались сходных взглядов.
– Значица, вы провели расследование не то чтобы тщательно. – Фиппс встала перед ним, уперев руки в бока. – Что сделал бы мистер Питт, будь он здеся?
– То же самое, что и сделал, – ответил Телман. – Он изучил все, что связывало их, чтобы понять, из-за чего между ними могла возникнуть ссора. Мы побеседовали со всеми их друзьями и знакомыми. Провели обыск в доме, прочитали все найденные там бумаги. Ничего.
Грейси щурилась от ярких лучей солнца и, прикусив губу, смотрела инспектору в глаза. Худенькая, в большом, не по размеру, платье, она напоминала усталую, рассерженную девочку, готовую разрыдаться.
– Нормальный человек не станет убивать без причины, – упрямо повторяла она. – И это произошло внезапно – стало быть, перед тем чегой-то случилось. Выясните, шо происходило кажный день в неделю до момента убийства.
Она не потрудилась добавить «пожалуйста».
Телман колебался – не из-за нежелания делать это, а потому, что не мог придумать ничего путного. Грейси не спускала с него глаз, и он должен был дать ей ответ. Горничная не представляла, с какими трудностями было сопряжено расследование, не знала, какие усилия они с Питтом предпринимали, но она была исполнена решимости сражаться за тех, кого любила, за тех, кто составлял часть ее жизни.
А вот Сэмюэлю не хотелось составлять часть чьей-либо жизни и не хотелось признавать, что он хорошо относится к Томасу. Разумеется, то, что с ним поступили несправедливо, имело значение, но мир был полон несправедливостей. Против одних можно бороться, против других – нет. Глупо тратить время и силы в сражении, в котором невозможно одержать победу.
Грейси все еще ждала ответа, не веря, что инспектор способен отказаться.
Он открыл было рот, чтобы объяснить ей, насколько бессмысленна ее затея, но вместо этого неожиданно для себя сказал то, что она хотела услышать:
– Я постараюсь выяснить, чем занимался Эдинетт последние несколько дней перед убийством Феттерса.
Это была самая настоящая нелепость. Как может полицейский позволять какой-то девчонке-горничной так себя дурачить?!
– Не знаю, когда мне удастся сделать это, – добавил Сэмюэль уклончиво. – Потребуется время. Если Уэтрон вышвырнет меня со службы, это делу не поможет.
– Конешна, не поможет, – рассудительно произнесла Грейси, кивнув.
Неожиданно она одарила инспектора ослепительной улыбкой, от которой сердце подпрыгнуло у него в груди. Он почувствовал, как кровь прилила к его щекам, и мысленно выругал себя за такую слабость.
– Как только что-нибудь узнаю, сразу сообщу вам, – буркнул он. – А теперь идите, мне нужно работать.
Не взглянув больше на нее, он повернулся, быстро поднялся по ступенькам и скрылся в дверях. Грейси громко фыркнула и, вдохновленная, отправилась искать омнибус, чтобы вернуться на Кеппел-стрит.
* * *
Телман приступил к расследованию в тот же вечер. Выйдя из здания управления на Боу-стрит, он купил у уличного торговца горячий пирог и ел его, пока шел по Энделл-стрит. Ему следовало действовать предельно осторожно, не оставляя следов – не только по соображениям собственной безопасности, но и потому, что если б начальство узнало о его частном расследовании, он не смог бы завершить начатое.
Кто мог знать, чем занимался Джон Эдинетт? С кем он виделся? Где бывал в дни, предшествовавшие гибели Феттерса? Сам Эдинетт клялся, что в эти дни он не делал ничего особенного или необычного.
Телман впивался зубами в пирог, стараясь не выдавить из него начинку. Эдинетту не было нужды зарабатывать себе на жизнь. Он мог проводить время, как ему заблагорассудится. Обычно этот человек посещал различные клубы, многие из которых имели отношение к научным исследованиям и деятельности Национального географического общества. Такой образ жизни вели те, кто унаследовал деньги и мог позволить себе праздное времяпрепровождение, и Сэмюэль глубоко презирал их со всей страстью человека, видевшего, как люди трудятся основную часть дня и ложатся в холодную постель голодными.
– Газету, сэр! – крикнул ему пробегавший мимо мальчишка-газетчик. – Читали о мистере Гладстоне? Он оскорбил рабочих страны – так говорит лорд Солсбери. Некоторые добиваются восьмичасового рабочего дня! – Мальчик ухмыльнулся. – Или они выпустили новый номер «Тьмы и зари», о коррупции в Древнем Риме? – с надеждой добавил он.
Телман протянул ему монету и взял газету. Его интересовали не результаты выборов, а последние новости об анархистах. Ускорив шаг, инспектор вернулся мыслями к своей проблеме. Ему доставило бы немалое удовлетворение, если б он смог выяснить, почему Эдинетт совершил убийство. Тогда он сделал бы все, чтобы об этом узнали все лондонцы, желают они того или нет. Сэмюэлю было не привыкать отслеживать перемещения людей, но до сих пор он занимался этим в пределах своих должностных полномочий. Теперь же совсем другое дело. Ему придется прибегнуть к услугам тех, кому он сам оказал услуги в прошлом, а также, возможно, тех, кому вынужден будет оказать их в будущем.
Инспектор решил начать с самого очевидного – со знакомых кэбменов. Вероятность того, что Эдинетт, не имевший собственного экипажа, нанимал кэб, была велика, как и вероятность того, что он нанимал один и тот же экипаж неоднократно. Если же он ездил на омнибусе или тем более пользовался подземкой, шансы узнать о его передвижениях приближались к нулю.
У первых двух попавшихся полицейскому кэбменов узнать ничего не удалось, а третий лишь показал пальцем в сторону других своих коллег.
Было уже половина десятого. От усталости у инспектора ныли ноги, и он злился на себя за то, что поддался минутному порыву, когда разговаривал с седьмым кэбменом – маленьким, седым, непрерывно покашливавшим человеком. Он напомнил Телману его отца, который в течение дня трудился носильщиком на рыбном рынке Биллингсгейт, а затем еще полночи, в любую погоду, возил пассажиров в кэбе, чтобы прокормить свою семью и обеспечить им крышу над головой. Возможно, поэтому Сэмюэль старался говорить с этим возницей как можно более вежливо.
– У вас есть немного времени? – спросил он для начала.
– Хотите куда-нибудь поехать? – вопросом на вопрос ответил кэбмен.
– Никуда конкретно, – сказал Телман. – Мне нужна кое-какая информация, которая поможет выручить друга из беды. И я голоден.
Есть он не хотел, но это был весьма тактичный предлог.
– Вы уделите мне десять минут? – попросил инспектор. – Мы могли бы пойти выпить по бокалу эля и закусить его горячими пирогами.
– Сегодня неудачный день, и я не могу позволить себе горячий пирог, – вздохнул извозчик.
– Мне нужна ваша помощь, а не деньги, – возразил Сэмюэль.
Особой надежды узнать у этого человека что-то полезное не было, но перед мысленным взором полицейского все еще стоял отец, и ему захотелось отдать дань прошлому и просто накормить этого человека.
Кэбмен пожал плечами.
– Как вам будет угодно.
Он привязал свою лошадь к коновязи, последовал за Телманом в направлении ближайшего уличного торговца и безропотно принял пирог.
– Так что вы хотите узнать? – спросил возница.
– Вы часто ездите по Мачмонт-стрит?
– Да. А что?
Сэмюэль захватил с собой фотографию Эдинетта, оставшуюся у него после завершения расследования, вытащил ее из кармана и показал кэбмену.
– Вам не доводилось возить этого человека?
Старый извозчик, сощурившись, всмотрелся в снимок.
– Это тот самый парень, который убил человека, выкапывавшего древние горшки и все такое?
– Да.
– Вы полицейский?
– Да, но сейчас я не на службе. Мне нужно помочь другу. Я не имею права заставить вас что-либо рассказывать мне, и никто не будет вас ни о чем спрашивать. Это не официальное расследование, и меня выгонят с работы, если узнают, что я этим занимаюсь.
Кэбмен посмотрел на инспектора с интересом.
– Почему же вы тогда занимаетесь этим?
– Я уже сказал вам: мой друг попал в беду, – отрезал Телман.
Возница взглянул на него искоса, подняв брови.
– Стало быть, если я помогу вам, вы поможете мне… когда будете на службе, так?
– Могу помочь, – согласился Сэмюэль. – Зависит от того, поможете ли вы мне.
– Я возил его три-четыре раза. Бравый джентльмен – отставной военный или какая-нибудь шишка. Всегда ходил прямо, с высоко поднятой головой. Но довольно вежливый. Давал хорошие чаевые.
– Где он к вам садился?
– В разных местах. Обычно там, на западе, где много клубов для джентльменов.
– А что это за клубы? Помните их адреса?
Телман сам не понимал, зачем задавал эти вопросы. Даже если б он узнал названия клубов, какой в этом был бы прок? Он все равно не смог бы проникнуть в них, чтобы выяснить, с кем общался Эдинетт. А если б и выяснил, это опять же ничего не значило бы. Но по крайней мере, он сможет сказать Грейси, что пытался хоть что-то сделать.
– Точно не помню. Название одного из них, у которого я никогда раньше не был, имеет какое-то отношение к Франции, – рассказал возница. – Точнее, к Парижу. Какой-то год, насколько я помню.
Инспектор посмотрел на него с недоумением.
– Год? Что вы имеете в виду?
– Тысяча семьсот… – Кэбмен почесал голову, приподняв шляпу. – Тысяча семьсот восемьдесят девятый, точно.
– Где-нибудь еще?
– Я съел бы еще один пирог.
Телман купил извозчику второй пирог только из сочувствия. Его информация была бесполезной.
– Еще около редакции газеты, – продолжил кэбмен, съев половину пирога. – Той, что всегда пишет о реформах и всяком таком. Он вышел оттуда вместе с мистером Дисмором, ее владельцем. Я его знаю, потому что видел фотографию в газетах.
Ничего удивительного. Сэмюэль знал, что Эдинетт был знаком с Торольдом Дисмором.
Возница нахмурился, и его лицо поморщилось.
– Мне тогда еще показалось странным, что такому джентльмену зачем-то понадобилось ехать в Спиталфилдс, на Кливленд-стрит, что неподалеку от Майл-Энд-роуд, – добавил он. – Он был взволнован, словно сделал какое-то чудесное открытие. Но можете мне поверить, ни в Спиталфилдсе, ни в Уайтчепеле, ни на Майл-Энд-роуд нет ничего чудесного.
Телман в изумлении смотрел на него.
– Вы возили его на Кливленд-стрит?
– Да, дважды.
– Когда?
– Как раз перед тем, как он приезжал к этому мистеру Дисмору, владельцу газеты. Выглядел он очень взволнованным. А потом через день или два убил этого парня. Странно, не правда ли?
– Благодарю вас, – произнес инспектор с неожиданным для себя искренним чувством. – Разрешите угостить вас элем.
– Не возражаю, с удовольствием.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5