34
В кухне Люси уселась напротив Амандины, которая уже объяснила ей, каким образом нашла тело: как никто не мог дозвониться до Северины со вчерашнего дня, как она поехала к ней по просьбе Жакоба, как обнаружила ужасную картину в спальне… Первым ее рефлексом, рассказала она, было позвонить Фонгу, ее мужу. Это он велел ей вызвать полицию.
– Это ужасно. Я никак не ожидала ничего подобного.
Люси отметила, до какой степени нервничала ее собеседница. Руки у нее еще немного дрожали, вид был измученный. Почему эта женщина с почти наголо бритой головой не снимает маску? Лабораторный рефлекс?
– Я работала с ней часть прошлой недели. Осень всегда горячее время в плане вирусов, в частности – из-за сезонного гриппа. Я помогала ей с анализами, которые каждый день поступают в Центр изучения гриппа. Это тоже наша работа в ГМР. Когда мы не на земле, делаем массу других вещей.
– А в чем в точности состоят анализы?
– Это довольно просто. Мы получаем образцы вирусов в специальных емкостях, в основном из лабораторий, медицинских кабинетов, больниц. К ним прилагается карта пациента – носителя вируса. От нас требуется типизировать их, то есть дать им лицо, идентичность. Нам интересен только грипп. Мы также действуем в случае тревоги биобезопасности, как, в частности, было с лебедями. Но это побочная деятельность.
– Сколько лаборантов в Центре?
– В среднем семь, у каждого свое рабочее место. Каждый лаборант берет поступления по почте или с курьерами, согласно своей рабочей нагрузке, и отслеживает образец от и до. Вносит запрос в базу данных, анализирует, отсылает результаты, часто через несколько часов, это в самых стандартных случаях. Данные также уходят в Лондон, для статистического учета. В случае эпидемии гриппа или пика заболевания персонала требуется больше. Нас из ГМР бросают на прорыв. Сейчас, с этой тревогой, персонал лаборатории как минимум удвоился. Все работают на полную загрузку, чтобы проанализировать как можно больше проб и понять, с каким вирусом H1N1 мы имеем дело.
Люси мало что понимала в микробах, но уже начала представлять себе, как все это работает.
– Значит, на прошлой неделе вы были с Севериной Карайоль…
– Да, большую часть времени. Работали бок о бок.
– Какой она вам показалась?
– Она была… напряженной. Сидела, уткнувшись в пробирки, часто в наушниках. Слушала классическую музыку, не разговаривала. Она и так-то была не болтлива, а тут вообще молчала как рыба.
– Значит, ее напряжение и замкнутость были заметны еще до того, как она получила и проанализировала неизвестный вирус?
– Да. Даже до того, как обнаружили первого мертвого лебедя.
Люси встала и открыла дверь на кухню. В крошечной комнатке было очень душно. В гостиной Шарко и Казю рылись в ящиках, доставали бумаги – банковские выписки, страховки, больничные, – которые помогут ближе познакомиться с образом жизни жертвы. Франк посмотрел на нее, дернул головой, мол, все ли в порядке. Люси кивнула и снова села за стол.
– Вернемся, кстати, к лебедям и рассмотрим эту историю в хронологическом порядке. Извините, мне нужно ясно себе представлять…
– Пожалуйста.
– Нам объяснили, что, с одной стороны, первые птицы были намеренно заражены на немецком острове между седьмым и восьмым ноября, то есть чуть больше двух недель назад.
– Точно.
– А вирус в ресторан Дворца правосудия был занесен в прошлую среду, двадцатого ноября.
– Так полагают, да.
– А вы в Институте Пастера когда начали анализировать вирус лебедей, назовите точную дату?
– Северина приступила к анализам в субботу, двадцать третьего ноября, после обнаружения трех мертвых перелетных птиц в заповеднике Маркантер. Александр Жакоб сообщил об этом нам всем в понедельник, то есть двадцать пятого.
Люси начертила в своем блокноте схемку, записала даты, важные факты, для пущей ясности.
– Хорошо, понятно. Значит, образец H1N1 попал в руки Северины в прошлую пятницу, двадцать второго.
– Да, мой коллега принес его ей, все верно. Послушайте, я… я понимаю, что это ваша работа, но вы говорите о Северине так, будто она в чем-то виновата.
– Мы рассматриваем все возможности. Скажем так, совпадение ее самоубийства и открытий вокруг этого вируса наводит на мысли. В полиции, знаете ли, не любят совпадений.
Движением глаз Амандина показала, что все понимает.
– Тот, кто заразил птиц и наших коллег, должен был откуда-то вынести микроб. Он знал, что у него в руках: вирус гриппа H1N1, от которого ни у кого нет защиты. Я ошибаюсь?
– Нет, вы правы.
– Из этого однозначно следует, что он имеет доступ к аппаратуре для анализов, а значит, может свободно войти в очень хорошо оборудованную лабораторию.
– Наверно, так. Но в мире тысячи лабораторий. Я не понимаю, при чем тут может быть Северина, простая лаборантка. Если бы вы ее знали… Она была очень далека от всего этого.
– Я просто пытаюсь понять ее поступок. И знаете, нет определенного типа преступника или террориста. У него может быть любое лицо, любое общественное положение. Поверьте мне.
Люси посмотрела ей в глаза. Амандине показалось, будто ее просвечивают. От этой сидевшей перед ней сыщицы исходило что-то особенное. Леденящее.
– У вас есть какие-нибудь догадки о том, что могло побудить ее уйти с работы в понедельник днем, после вашего совещания? Ваш шеф говорит, что с обеда никто ее не видел.
Амандина пожала плечами:
– Может быть, телефонный звонок? Какая-то встреча в городе, которая ее так потрясла?
– Мы все это проверим.
Люси написала в своем блокноте одно слово и перевернула его. Амандина снова пожала плечами:
– «Простите». Что я могу вам сказать? Я не знаю, почему она написала это, я никогда не кончала с собой.
Это прозвучало сухо. Амандина сжала голову руками. После всего, что произошло в этот день, и всех принятых лекарств она была выжата и плохо соображала.
– Извините меня, но…
– Тяжелый день?
– Это еще мягко сказано. И у меня такое чувство, что он еще не кончился. Вирус гуляет по улицам.
Люси снова взяла свой блокнот:
– Во всяком случае, мы с вами почти закончили. У Северины, насколько я поняла, был дружок?
– Да. Его зовут Патрик Ламбар. Врач-терапевт, работает во Втором округе, я это знаю со слов Северины. Она была с ним несколько месяцев, и он исчез из ее жизни примерно полтора месяца назад. Но, должна вам сказать, я его никогда не встречала. Северина была очень скрытной в личной жизни, все приходилось вытягивать из нее клещами. Я даже не знаю, как он выглядит, этот врач.
– По-вашему, их разрыв – причина драмы?
– В свете того, что она сказала мне после вчерашнего совещания, да, я действительно так думаю. И это был не разрыв, а исчезновение. Он просто не подавал больше признаков жизни.
Амандина на секунду смутилась, вспомнив свой разговор с Севериной после совещания в понедельник. Люси, которая записывала данные экс-дружка, несколько раз подчеркнув их, ничего не заметила.
Она встала:
– Пока все. Кто-нибудь от нас зайдет в лабораторию, где работала Северина Карайоль. Думаю, мы будем часто видеться, ведь, насколько мне известно, в этом деле все работают сообща.
Амандина тоже встала и дала ей свою визитную карточку:
– Мы пытаемся поймать вирус, вы ловите того, кто его выпустил. На карточке мой личный телефон. Если что, не стесняйтесь, звоните.
Люси протянула ей свою карточку, потом руку на прощание.
– Извините, я не пожимаю рук. Это не потому, что я невежлива.
Она посмотрела на Люси с легкой укоризной:
– Вы бы должны надевать маски, которые вам раздали. Вы можете носить в себе вирус, сами того не зная. И распространять его. Как правило, грамотная защита – лучший способ остановить эпидемию и не подцепить микробы.
– Мы учтем.
Она терпеть не могла эти маски. Амандина попрощалась в гостиной с двумя полицейскими и побежала вниз по лестнице. Спускаясь, она достала из кармана антибактериальный гель и намазала руки. На улице она сняла маску и глубоко вдохнула свежий воздух. Мозг ее кипел, страшная картина – труп Северины – по-прежнему крутилась в голове. Широко открытые глаза… Пена на губах…
И потом, слова лаборантки, которые вспомнились ей в ходе разговора с этой Люси Энебель. Может быть, ей следовало сказать о них сыщице? Но возможно, они вырвались у Северины просто так, потому что она была под впечатлением?
Как бы то ни было, теперь эти слова звучали в ушах Амандины.
«Парни из антитеррористической бригады… Они здесь что-то расследуют, как ты думаешь?» Почему она так ими заинтересовалась? Чего испугалась?
Зазвонил телефон Амандины. Это был Жоан. Она ответила.
– H1N1 в пути, Амандина. Семья нашего второго пациента, Тео Дюрье, в полном составе вышла из строя. Жена, с которой ты говорила в больнице, и двое их детишек слегли.
– Черт.
– Везде вокруг людей, которые заразились в среду в ресторане, имеем вторичные случаи. Родные, близкие, друзья. Этот вирус – спринтер. Черт побери, Амандина, это полное дерьмо!
