– Глядите-ка, ведь он изрезал ее на полосы и предлагает их окружающим на раскурку трубок! – Какая мерзость, – отвечал Дидий. – Этого нельзя так оставить, – сказал доктор Кисарций (он был из нидерландских Кисарциев).

– Мне кажется, – сказал Дидий, привстав со стула, чтобы отодвинуть бутылку и высокий графин, стоявшие как раз между ним и Йориком, – мне кажется, вы могли бы воздержаться от этой саркастической выходки и выбрать более подходящее место, мистер Йорик, – или, по крайней мере, более подходящий случай, чтобы выказать свое презрение к тому, чем мы здесь заняты. Если ваша проповедь годится только на раскурку трубок, – тогда, понятно, сэр, она не годится для произнесения перед таким ученым собранием; если же она была достаточно хороша, чтобы ее произнести перед таким ученым собранием, – тогда, понятно, сэр, она была слишком хороша, чтобы пойти потом на раскурку трубок господ слушателей.

– Вот я его и поймал, – сказал про себя Дидий, – теперь он непременно будет подцеплен если не одним, то другим рогом моей дилеммы, – пусть выпутывается как знает.

– Я перенес такие невыразимые муки, разрешаясь нынче этой проповедью, – сказал Йорик, – что, право, Дидий, я готов тысячу раз подвергнуться кадкой угодно пытке – и подвергнуть ей, если это возможно, также и моего коня, только бы меня больше не заставляли сочинять подобные вещи: я разрешился моей проповедью не так, как надо, – она вышла у меня из головы, а не из сердца – и я с ней так беспощадно разделался именно за те мучения, которых она мне стоила, когда я писал ее и когда ее произносил. – Проповедовать, чтобы показать нашу обширную начитанность или остроту нашего ума – чтобы щегольнуть перед невежественными людьми жалкими крохами грошовой учености и вправленными в нее кое-где словами, которые блестят, но дают мало света, а еще меньше тепла, – какое это бесчестное употребление коротенького получаса, предоставляемого нам раз в неделю! – Это вовсе не проповедь Евангелия – это проповедь нашего маленького я. – Что до меня, – продолжал Йорик, – я предпочел бы ей пять слов, пущенных прямо в сердце. —

При последних словах Йорика дядя Тоби поднялся с намерением что-то сказать о метательных снарядах – – – как вдруг одно только слово, брошенное с противоположной стороны стола, привлекло к себе общее внимание – слово, которого меньше всего можно было ожидать в этом месте, – слово, которое мне стыдно написать – а все-таки придется – и читателю придется его прочитать, – нелегальное слово – неканоническое. – Стройте десять тысяч догадок, перемноженных друг на друга, – напрягайте – изощряйте свое воображение до бесконечности – ничего у вас не выйдет. – Короче говоря, я вам его скажу в следующей главе.