17. Лодки
Кому: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: «Неплохая мысль»
Естественно, для тебя «предложение» Граффа – неплохая мысль. Ты же живешь в Австралии.
Мочила.
От: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: Ха-ха
Тем, кто живет на Луне – прошу прощения, в Андах, – не стоит шутить насчет Австралии.
Карн.
Кому: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: Кто тут шутит?
Я видел Австралию и жил на астероиде. И предпочел бы астероид.
Мочила.
От: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: Астероид
Австралия не нуждается в системе жизнеобеспечения, как астероид, или в коке, как Анды, чтобы там можно было жить. К тому же астероид тебе понравился лишь потому, что он назывался Эрос, – хоть какая-то надежда на секс.
Карн.
Кому: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: По крайней мере
По крайней мере, что касается секса – я мужчина. Загляни к себе в ширинку и проверь, кто ты такой. Для этого надо взяться за замок молнии и потянуть вниз. Ах да, ты же в Австралии. Значит, вверх.
Мочила.
От: WallabyWannabe%BoyGenius@stratplan/mil.gov.au
Тема: Посмотрим… молния… ширинка… потянуть…
Ай! Ау! О-о-о-о-о!
Карн.
Матросы настолько нервничали из-за присутствия на их доу самой Госпожи, что только чудом не потопили лодку, еще до того, как вышли в море. Плыли они медленно, постоянно меняя галс, и даже простой поворот, казалось, требовал не меньше труда, чем изобретение заново навигации как таковой. Вирломи, однако, не проявляла ни малейшего недовольства.
Пора было сделать очередной шаг по выходу Индии на мировую сцену. Вирломи требовался союзник, чтобы освободить ее народ от чужеземных оккупантов. Хотя зверства прекратились и снимать на видео было уже нечего, Алай настоял, чтобы его мусульманские войска оставались по всей Индии – ожидая провокаций со стороны индусов и зная, что Вирломи не имеет над своим народом такой власти, как он над своими солдатами.
Но Вирломи не собиралась посвящать в свой замысел Хань Цзы. Ей пришлось приложить немало сил, чтобы заставить китайцев убраться из страны, и у нее не было никакого желания звать их обратно. К тому же, хотя китайцы, в отличие от мусульман Алая, не навязывали всем свою религию, они были не менее высокомерны и точно так же не сомневались в своем праве владеть миром.
И еще эти ребята из джиша, уверенные сверх всякой меры, будто они могут стать ее повелителями. Неужели они не понимали, что вся ее жизнь состояла в отрицании их чувства собственного превосходства? Их выбрали, чтобы вести войну с инопланетянами, и в той войне боги сражались на их стороне. Но теперь боги сражались на стороне Вирломи.
Когда она только начинала, она еще не была верующей, лишь использовала имевшиеся у нее знания религии ее народа. Но в течение многих недель, месяцев и лет кампании против Китая, а затем против мусульман, она не раз видела, как обстоятельства постоянно складываются в ее пользу, соответствуя ее плану. Что бы она ни задумывала, у нее все получалось, а поскольку тесты подтверждали, что Алай и Хань Цзы умнее ее, наверняка ей подсказывали идеи некие высшие, более мудрые существа.
Лишь один человек мог теперь дать ей помощь, в которой она нуждалась, и лишь за одного мужчину на свете она могла выйти замуж, не унизив собственного достоинства. В конечном счете ее замужество стало бы замужеством всей Индии, а все рожденные ею дети стали бы детьми богини, по крайней мере в глазах народа. А поскольку о непорочном зачатии не могло быть и речи, ей требовался муж. Именно потому она и позвала к себе Питера Виггина.
Виггин, брат великого Эндера. Старший брат. Кто тогда посмел бы выразить сомнение, что ее дети унаследуют лучшие гены из всех существующих на Земле? Они могли бы основать династию, способную объединить мир и править вечно. Женившись на Вирломи, Питер включил Индию в свой СНЗ, превратив его из второстепенной организации в союз, объединяющий более половины населения мира. А сама Вирломи – и Индия – возвысилась бы над любой другой нацией. Вместо того чтобы оставаться лидером одного народа, как Хань Цзы, или главой жестокого и отсталого культа, как Алай, она стала бы женой просвещенного Локка, Гегемона Земли, человека, чья проницательность наконец принесла бы мир во всем мире.
Питера явно нельзя было назвать расточительным – его судно не отличалось большими размерами. Но это не была и примитивная рыбацкая доу – яхта выглядела так, словно вот-вот взлетит и помчится над волнами. Главным в мире Питера Виггина была скорость. Никто не мог терять времени зря.
Вирломи сама когда-то принадлежала к этому миру, но за прошедшие годы ритм ее жизни замедлился, что было вполне естественно для Индии. Она ходила не спеша, зная, что люди смотрят ей вслед, и двигаясь с простым изяществом, свойственным женщине ее положения. А когда мужчины спорили, ей приходилось молчать, высказываясь лишь коротко и по делу. Она не могла позволить себе ничего, что могло бы принизить ее в глазах других.
Но при всем при этом она тосковала по стремительному темпу современной жизни – по челнокам, доставлявшим ее в Боевую школу, Тактическую школу и обратно, по чистым блестящим поверхностям, по молниеносным играм в Боевом зале, даже по жизни в Хайдарабаде среди других ребят из Боевой школы, до того как она сбежала, чтобы сообщить Бобу о местонахождении Петры. Все это было ей куда ближе, чем нынешний притворный примитивизм.
Каждый делал то, что было необходимо для победы. Те, кто имел армию, обучал солдат. Но когда Вирломи только начинала, у нее не было никого, кроме нее самой. И она обучила и дисциплинировала саму себя, чтобы выглядеть именно такой, какой должна была казаться.
В итоге она стала такой, какой должна была стать.
Но это вовсе не означало, что она утратила способность восхищаться изящным быстрым судном, на котором к ней прибыл Питер.
Рыбаки помогли ей перебраться из доу в шлюпку, которая должна была доставить ее с одного судна на другое. В Манарском заливе волны наверняка были выше, но небольшие острова Адамова моста защищали водное пространство, и здесь ощущалась лишь легкая качка – что и к лучшему, поскольку ее начало слегка тошнить, как только она поднялась на борт, а ей вовсе не хотелось, чтобы ее вырвало прямо на глазах у матросов. Вирломи даже не предполагала, что страдает морской болезнью. Да и откуда ей было знать? Ее не беспокоили ни полеты на вертолетах, ни поездки на автомобилях по извилистым дорогам, даже свободное падение. С чего бы на нее вдруг так подействовала небольшая качка на воде?
В шлюпке на самом деле оказалось легче, чем на доу, – чуть страшнее, но мутило меньше. Со страхом Вирломи вполне могла справиться – страх не вызывал у нее тошноты, лишь прибавлял решимости.
Питер уже стоял у борта яхты и протянул Вирломи руку, чтобы помочь ей подняться на судно. Хороший знак. Он не пытался хитрить и не завлекал ее к себе насильно.
Велев ее матросам привязать шлюпку к его яхте, Питер пригласил всех на борт отдохнуть в относительном комфорте на палубе, а сам вместе с Вирломи направился в большую каюту, обставленную красиво и уютно, но без особых излишеств. Точно отмеренный объем роскоши. Питер отличался хорошим вкусом.
– Естественно, это не моя яхта, – сказал он. – Зачем впустую тратить деньги СНЗ? Я взял ее напрокат.
Вирломи промолчала – немногословность в числе прочего стала одной из черт ее характера. Но все же его слова ее слегка разочаровали. Понятное дело – скромность, но зачем было говорить ей, что яхта ему не принадлежит и что он решил сэкономить? Судя по всему, он поверил, что ее образ, исполненный традиционной индийской простоты – но не бедности, – настоящий, а не игра ради того, чтобы завоевать сердца народа.
«Что ж, – подумала Вирломи, – вряд ли стоило ожидать, что он столь же проницателен, как я. В конце концов, его ведь не приняли в Боевую школу».
– Садись, – сказал он. – Ты не голодна?
– Нет, спасибо, – тихо ответила она.
Если бы только он знал, что случится с любой едой, которую она попытается взять в рот в море!
– Чаю?
– Ничего не надо, – сказала Вирломи.
Питер пожал плечами.
Неужели его смутил ее отказ? И он по-мальчишески принял его на свой счет?
Что ж, он и должен был принять ее слова на свой счет. Просто не понимал почему.
Впрочем, неудивительно. Мог ли он вообразить, что она собирается ему предложить?
Пора стать настоящей Вирломи. Пора сообщить ему, в чем смысл их встречи.
Питер стоял возле бара с холодильником, вероятно пытаясь решить, то ли предложить сесть с ним за стол, то ли в привинченные к полу мягкие кресла.
Сделав два шага, Вирломи прижалась к нему всем телом, обвив его руками, а затем поднялась на цыпочки и поцеловала – не страстно, но мягко и тепло. То был не девичий целомудренный поцелуй, но обещание любви, которое она пыталась ему дать, как умела. У нее почти не было подобного опыта до того, как пришел Ахилл, превратив Хайдарабад в обитель целомудрия и жуткое место для работы. Несколько поцелуев со знакомыми мальчиками – и все. Но кое-чему она все же научилась, а Питер в конечном счете был еще почти мальчишкой – разве не так?
Похоже, сработало. Он ответил на ее поцелуй.
Все шло так, как она и рассчитывала. Боги были на ее стороне.
– Давай сядем, – сказал Питер.
Но, к ее удивлению, он показал в сторону стола, а не мягких кресел и не широкого дивана, где они могли бы сесть вместе. За столом их разделяла бы деревянная доска – во всяком случае, нечто холодное и гладкое.
Когда они сели, Питер озадаченно посмотрел на Вирломи:
– Ты что, ради этого и проделала такой путь?
– А ты как думаешь?
– Я надеялся, что речь пойдет о ратификации Индией конституции СНЗ.
– Я ее не читала, – ответила Вирломи. – Но ты наверняка знаешь, что Индия не расстанется так легко со своим суверенитетом.
– Все будет достаточно просто, если ты попросишь народ Индии за это проголосовать.
– Сперва мне нужно знать, что Индия получит взамен.
– То же, что получает каждое государство, входящее в СНЗ. Мир. Защиту. Свободную торговлю. Права человека и выборы.
– То же самое вы даете Нигерии.
– И Вануату, и Кирибати. А также Соединенным Штатам, России, Китаю и – да, Индии. Если они решат к нам присоединиться.
– Индия – самое многонаселенное государство Земли. И последние три года она сражается за свое выживание. Ей нужно нечто большее, чем просто защита. Ей нужно особое место возле центра власти.
– Но я не центр власти, – объяснил Питер. – Я не король.
– Я знаю, кто ты, – сказала Вирломи.
– И кто же? – улыбнулся он.
– Ты Чингисхан. Вашингтон. Бисмарк. Строитель империй. Объединитель народов. Творец государств.
– Я – разрушитель государств, Вирломи, – сказал Питер. – Мы сохраним слово «государство», но оно будет означать то же самое, что и «штат» в Америке. Административная единица, не более того. У Индии великая история, но с этого момента у нас будет история всего человечества.
– Как благородно, – проговорила Вирломи. Похоже, все шло совсем не так, как она рассчитывала. – Очевидно, ты не понимаешь, что я тебе предлагаю.
– Ты предлагаешь мне нечто, чего мне очень хочется, – Индию в СНЗ. Но цена, которую ты от меня требуешь, слишком высока.
– Цена? – Неужели он настолько глуп? – Получив меня, ты не платишь цену. Это я приношу себя в жертву.
– Кто сказал, будто романтика умерла? – усмехнулся Питер. – Вирломи, ты же из Боевой школы. И ты наверняка понимаешь, почему я не могу жениться ради того, чтобы Индия вошла в СНЗ.
Только теперь, когда он бросил ей вызов, все стало ясно. Мир был нужен Питеру не таким, каким его видела она, с центром в Индии, но таким, каким видел его он, где средоточием всего являлся он сам.
– Значит, все дело в тебе, – констатировала Вирломи. – Ты не можешь поделиться властью с другим.
– Я могу делиться властью с кем угодно, – покачал головой Питер, – и уже делюсь. Лишь глупец считает, будто может править в одиночку. Править можно лишь тогда, когда тебе добровольно подчиняются и помогают те, кем ты правишь. Они должны хотеть, чтобы ты стоял во главе. А если я женюсь на тебе – сколь бы привлекательным ни казалось подобное предложение, – меня перестанут считать «честным маклером». Вместо того чтобы доверить мне управлять внешней и военной политикой СНЗ на благо всего мира, все будут считать, что я решаю любые вопросы в пользу Индии.
– Не любые, – возразила Вирломи.
– Хуже того, – продолжал Питер, – меня станут считать орудием в руках Индии. Можешь не сомневаться – халиф Алай немедленно объявит войну, не только Индии, где повсюду стоят его войска, но и СНЗ. И придется столкнуться с кровавой бойней в Судане и Нубии, чего мне совершенно не хочется.
– Почему ты этого боишься?
– А почему я не должен бояться? – спросил он.
– У тебя есть Боб, – сказала Вирломи. – Как Алай сможет устоять против тебя?
– Что ж, – заметил Питер, – если Боб настолько могуществен и непобедим, зачем мне тогда ты?
– Потому что Бобу ты никогда не сможешь доверять так, как собственной жене. И Боб не приведет к тебе миллиард человек.
– Вирломи, – сказал Питер, – я был бы дураком, если бы стал тебе доверять, будь ты моей женой или нет. И ты не привела бы Индию в СНЗ, ты привела бы СНЗ в Индию.
– Чем плохи партнерские отношения?
– Тем, что богам не нужны смертные партнеры. Ты слишком долго была богиней. Ни один мужчина не сможет стать твоим мужем, пока ты считаешь, будто способна возвысить его, всего лишь позволив к себе притронуться.
– Не говори того, о чем потом можешь пожалеть, – предупредила Вирломи.
– Не вынуждай меня говорить то, что тебе тяжело будет слышать. Я не намерен ставить под удар мою руководящую роль в СНЗ лишь ради присоединения к нему еще одной страны.
Он говорил серьезно. Он действительно считал, что выше ее по положению. Он думал, что он более велик, чем Индия! Более велик, чем любой из богов! И что, если он примет ее предложение, это его принизит!
Но продолжать разговор не имело никакого смысла. Вирломи не собиралась тратить время на пустые угрозы. Она покажет ему, что может сделать с теми, кто хочет иметь в лице Индии своего врага.
Питер поднялся.
– Прости, что не ожидал твоего предложения, – сказал он. – Я не стал бы тратить твое время зря. И я вовсе не хотел тебя обидеть. Я думал, ты лучше понимаешь, в какой я ситуации.
– Я всего лишь одна-единственная женщина. А Индия – всего лишь одна-единственная страна.
Питер чуть поморщился – ему не нравилось, когда ему в лицо бросали глупые, высокомерные слова. «Что ж, скоро ты поймешь, что словами дело не ограничится, братец Эндера», – подумала Вирломи.
– Со мной еще двое, которые хотели бы с тобой встретиться, – сказал Питер. – Если ты не против.
Он открыл дверь, и вошел полковник Графф с еще одним, незнакомым ей мужчиной.
– Вирломи, министра Граффа ты, полагаю, знаешь. А это Мэйзер Рэкхем.
Она наклонила голову, ничем не выказывая удивления. Оба сели и изложили суть своего предложения.
– Я уже завоевала любовь и преданность крупнейшего народа Земли, – сказала Вирломи. – И меня не победить самым страшным врагам, которых могли бы бросить против меня Китай и мусульманский мир. Зачем мне бежать и скрываться в какой-то колонии?
– Это благородная работа, – ответил Графф. – Не скрываться, а строить.
– Термиты тоже строят.
– А гиены терзают.
– У меня нет ни нужды, ни желания соглашаться на ваше предложение, – сказала Вирломи.
– Нет, – возразил Графф, – ты просто пока не понимаешь, что тебе нужно. Ты всегда с трудом меняла свои взгляды. И именно это мешало твоим успехам в Боевой школе, Вирломи.
– Вы больше не мой наставник.
– Что ж, в одном ты точно ошибаешься, – заметил Графф.
Вирломи молчала.
– Ты еще не столкнулась с самыми ужасными врагами, которых могут бросить против тебя Китай и мусульманский мир.
– Думаете, Хань Цзы сумеет снова вторгнуться в Индию? Я не Тикаль Чапекар.
– А он не Политбюро, и не Снежный Тигр.
– Он из джиша Эндера, – с притворным страхом проговорила она.
– Он не поверил в собственный мистический образ, – сказал молчавший до этого Рэкхем. – Ради своего же блага, Вирломи, взгляни хорошенько в зеркало! Именно так выглядит на ранних стадиях мания величия.
– Для себя мне ничего не нужно, – возразила Вирломи.
– Одним кошмарным утром ты можешь проснуться, – сказал Рэкхем, – и обнаружить, что Индия вовсе не такова, какой тебе хотелось бы ее видеть.
– Надо полагать, у вас большой опыт руководства… какой страной, мистер Рэкхем?
Рэкхем лишь улыбнулся в ответ:
– Ничто не уязвить легче, чем гордость.
– Это что, уже стало пословицей? – спросила Вирломи. – Мне ее записать?
– Предложение остается в силе, – сказал Графф. – До тех пор, пока ты жива.
– Почему бы вам не предложить то же самое Питеру? Ему как раз не помешало бы отправиться куда подальше.
Решив, что лучшей завершающей фразы не придумаешь, она медленно и грациозно направилась к двери. Никто не сказал ей вслед ни слова.
Матросы помогли спуститься обратно в шлюпку и отчалили. Питер даже не подошел к борту, чтобы помахать ей на прощание, – всего лишь очередное проявление невежливости. Впрочем, Вирломи не взглянула бы на него, даже если бы он появился. Что касается Граффа и Рэкхема, она знала, что достаточно скоро они сами придут к ней за финансированием – нет, за разрешением на деятельность их мелкого колониального министерства.
Доу доставила ее в другую рыбацкую деревню – не в ту, из которой она отправилась в путь. Ни к чему было облегчать задачу Алаю, если он узнал о ее отъезде из Хайдарабада и последовал за ней.
Вирломи вернулась поездом в Хайдарабад, выдавая себя за обычную индуску – на случай, если мусульманским солдатам хватит смелости обыскать поезд. Но люди ее узнавали – в лицо ее знала вся Индия. А поскольку она не была мусульманкой, лицо ей закрывать было незачем.
«Первое, что я сделаю, когда стану править Индией, – подумала она, – переименую Хайдарабад. Не обратно в Бхагнагар – хоть он и был назван по имени индийской женщины, имя этому месту дал мусульманский принц, уничтоживший изначально существовавшую здесь индийскую деревню, чтобы построить мечеть Чарминар, монумент его собственной власти, якобы в честь его любимой жены-индуски.
Индия никогда больше не будет разрушена ради удовлетворения жаждущих власти мусульман. Новым именем Хайдарабада станет изначальное название деревни – Чичлам».
Со станции она отправилась на тайную квартиру в городе, а оттуда ее помощники помогли ей перебраться обратно в хижину, где она якобы медитировала и молилась за Индию все три дня своего отсутствия. Там она несколько часов поспала.
Проснувшись, Вирломи послала помощника, чтобы тот принес ей изящное, но простое сари, в котором, как она знала, она будет выглядеть красивой и грациозной и которое показывало ее стройную фигуру во всей красе. Облачившись и уложив прическу, она вышла из хижины и направилась к воротам Хайдарабада.
Солдаты у пропускного пункта уставились на нее, раскрыв рты. Никто из них не ожидал, что она попытается войти, и никто не имел ни малейшего понятия, что делать. Пока они лихорадочно пытались получить указания от начальства, Вирломи просто вошла внутрь. Остановить ее не посмели – никто не хотел брать на себя ответственность за развязывание войны.
Она знала город не хуже любого другого, и ей хорошо было известно, где находится штаб-квартира халифа Алая. Хотя она шла грациозно и не спеша, ей не потребовалось много времени, чтобы туда добраться.
На часовых, служащих, секретарей и важных мусульманских чиновников Вирломи не обращала никакого внимания. Для нее их словно не существовало. Наверняка они уже слышали о решении Алая, и решение это явно заключалось в том, чтобы ее пропустить, поскольку никто ей не препятствовал.
Разумный выбор.
Какой-то молодой офицер даже засеменил перед ней, открывая двери и показывая, куда идти. Он привел ее в большой зал, где ее ждал Алай, а вдоль стен стояли около десятка высших офицеров.
Вирломи прошла на середину:
– Почему ты боишься одной-единственной женщины, халиф Алай?
Прежде чем он успел ответить, что вовсе ее не боится, поскольку позволил ей беспрепятственно пройти через комплекс штаб-квартиры прямо к нему, Вирломи начала разматывать сари. Мгновение спустя она уже стояла перед ним обнаженная. Подняв руку, она распустила длинные волосы и расчесала их пальцами.
– Как видишь, при мне нет спрятанного оружия. Индия стоит перед тобой – нагая и беззащитная. Почему ты ее боишься?
Алай отвел взгляд сразу же, как только понял, что она раздевается. Так же поступили и более набожные офицеры, но некоторые, похоже, решили, что в отсутствии у нее оружия все же стоит убедиться. Она наслаждалась их замешательством, их смущением – и, как она подозревала, невольным желанием. «Вы ведь явились сюда, чтобы изнасиловать Индию? – подумала она. – И все же вам меня не заполучить – потому что я пришла не к вам, мелкие сошки. Я пришла к вашему хозяину».
– Оставьте нас, – сказал Алай остальным.
Даже самые скромные, выходя из комнаты, не смогли удержаться, чтобы не посмотреть.
Наконец дверь закрылась, и они остались вдвоем.
– Весьма символично, Вирломи, – сказал Алай, все так же не глядя на нее. – О таком уж точно пойдут разговоры.
– Мое предложение как символично, так и вещественно, – ответила она. – Этот выскочка Питер Виггин зашел чересчур далеко. Зачем мусульманам и индусам враждовать, если вместе у нас хватит сил, чтобы сокрушить его голые амбиции?
– Его амбиции не такие голые, как ты, – заметил Алай. – Оденься, чтобы я мог на тебя взглянуть.
– Разве мужчина не может смотреть на свою невесту?
– Династический брак? – усмехнулся Алай. – Я думал, ты уже сказала Хань Цзы, как ему следует поступить с подобной идеей.
– Хань Цзы нечего мне предложить. Ты – глава мусульман Индии. Из-за бесплодной вражды немалая часть моего народа оказалась оторвана от Матери-Индии. Но ради чего? Посмотри на меня, Алай.
Возможно, на него подействовал ее властный голос, а может, он просто не смог сопротивляться желанию или решил, что, поскольку они одни, ему незачем изображать идеал нравственности.
Он молча окинул ее взглядом с головы до пят, никак не реагируя. Вирломи подняла руки над головой и повернулась кругом.
– Вот она перед тобой – Индия, – сказала она. – Которая больше тебе не сопротивляется и не избегает тебя, но приветствует тебя и готова стать твоей женой, плодородной почвой, в которой зародится семя новой цивилизации объединившихся мусульман и индусов.
Она снова повернулась к нему лицом. Он продолжал изучать ее взглядом.
– Ты меня интригуешь, – заметил Алай.
«Кто бы сомневался, – подумала она. – Мусульмане никогда не отличались добродетелью, хоть и пытаются убедить всех в обратном».
– Мне нужно подумать, – сказал он.
– Нет, – ответила Вирломи.
– По-твоему, я могу мгновенно принять решение?
– Мне все равно. Но через несколько мгновений я выйду отсюда – либо одетая в сари, как твоя невеста, или голая, оставив одежду. Я пройду голой по всему твоему комплексу – и голой вернусь к своему народу. Пусть сами решают, что, по их мнению, сделали со мной за этими стенами.
– Ты готова спровоцировать войну? – уточнил Алай.
– Твое присутствие в Индии – само по себе провокация, халиф. Я предлагаю тебе мир и единство между нашими народами. Я предлагаю тебе постоянный союз, который позволит нам вместе, Индии и исламу, объединить мир под общим правительством, а заодно избавиться от Питера Виггина. Он никогда не был достоин носить фамилию брата и потратил впустую слишком много времени и внимания всего мира.
Она подошла ближе к Алаю, соприкоснувшись с ним коленями.
– Рано или поздно тебе все равно пришлось бы иметь с ним дело, халиф Алай. Так не лучше ли, если при этом Индия будет в твоей постели и на твоей стороне, чем если большей части твоих войск придется остаться здесь, чтобы не дать нам атаковать вас с тыла? Ибо я так и поступлю. Либо мы любовники, либо враги. Решай сейчас.
Алай не пытался угрожать, что убьет ее или арестует, – он прекрасно понимал, что сделать этого не может, так же как и не может позволить выйти из комплекса обнаженной. Настоящий вопрос заключался в том, станет ли он ее мужем с неохотой или с радостью.
Помедлив, он взял ее за руку.
– Ты сделал разумный выбор, халиф Алай, – сказала Вирломи. Наклонившись, она поцеловала его, так же как целовала Питера Виггина, на которого ее поцелуй не произвел никакого впечатления.
Алай ответил теплым поцелуем. Его руки начали гладить ее тело.
– Сперва поженимся, – сказала она.
– Дай-ка догадаюсь – хочешь, чтобы прямо сейчас сыграли свадьбу?
– Прямо в этой комнате.
– Может, все же оденешься, чтобы мы смогли показать видео с церемонии?
Рассмеявшись, она поцеловала его в щеку:
– Для публики – оденусь.
Она попыталась отойти, но он схватил ее за руку, привлек к себе и снова поцеловал, на этот раз со всей страстью.
– Хорошая мысль, – сказал он. – Смелая и опасная. Но хорошая.
– Я всегда буду рядом с тобой, – отозвалась она.
– Не впереди, – заметил он. – Не позади, не выше, не ниже.
Обняв его, она поцеловала его головной платок, затем сняла его с головы и поцеловала волосы.
– Теперь придется потрудиться, чтобы надеть его обратно, – сказал Алай.
«Тебе над многим придется потрудиться, если я захочу, – подумала она. – Сегодня в этой комнате я только что одержала победу, халиф Алай. Может, ты и твой Аллах этого не понимаете, но здесь правят боги Индии, и они подарили мне победу, ради которой в бессмысленной войне не погиб ни один солдат.
Какие же глупцы были в Боевой школе, что принимали так мало девочек! В итоге, вернувшись на Землю, мальчики оказались полностью беззащитными перед любой женщиной».
