18. Ереван
Тема: Не могу поверить, что у тебя такой адрес
Когда Боб рассказал мне, что произошло на вашей встрече, я подумала, что знаю одного парня, который никогда не согласится ни с каким планом Граффа.
Потом я получила твое письмо, в котором ты сообщал, что у тебя сменился адрес. Тогда я подумала еще немного и поняла: на Земле нет ни единого места, куда вписался бы Динк Микер. У тебя чересчур много способностей, чтобы тебя удовлетворила какая бы то ни было служба.
Но, думаю, ты был не прав, отказавшись стать главой колонии, к которой хочешь присоединиться. Отчасти потому, что кто же еще справился бы с этим лучше тебя? Не смеши меня.
Но главная причина в том, что при наличии такого подчиненного жизнь главы колонии превратится в сущий ад. Особенно потому, что все будут знать, что ты из джиша Эндера, и удивляться, почему главой НЕ стал именно ты…
Мне все равно, насколько преданным ты хочешь стать, Динк. Это не твое. Ты всегда был нахальным забиякой и им останешься. Так что признайся, что на роль подчиненного никак не годишься. Вставай во главе и РУКОВОДИ.
И на случай, если ты этого не знаешь, самый глупый из всех возможных гениев, я тебя люблю. Я всегда тебя любила. Но ни одна женщина в здравом уме никогда не вышла бы за тебя замуж и не родила бы тебе детей, поскольку НИКТО НЕ СПРАВИЛСЯ БЫ С ИХ ВОСПИТАНИЕМ. У тебя будут просто адские детишки. Так что лучше обзаводись ими в колонии, где они смогут раз пятнадцать сбежать из дома, прежде чем им исполнится по десять лет.
Динк, в конечном счете я буду счастлива. И – да, я была готова к трудным временам, когда выходила замуж за человека, которому предстоит умереть и чьи дети, вероятно, страдают тем же недугом. Но, Динк, нельзя же выйти замуж за того, кто НИКОГДА не умрет.
Да пребудет с тобой Господь, друг мой. И кто знает – может, дьявол уже с тобой.
С любовью, Петра.
Во время перелета из Киева в Ереван Боб держал на руках двух детей, а одного Петра – у маминой груди оказывался тот, кто больше всего проголодался. Родители Петры жили теперь в Ереване: к тому времени, когда умер Ахилл и они смогли вернуться в Армению, жильцы их старого дома в Маралике настолько все там переделали, что въезжать туда у них уже не было никакого желания.
К тому же Стефан, младший брат Петры, начал активно путешествовать по миру, и Маралик стал для него чересчур мал. Ереван, хоть его и нельзя было назвать одним из крупнейших городов мира, все же оставался столицей, и Стефан собирался поступать в местный университет после окончания школы.
Однако для Петры Ереван был столь же незнаком, как, например, Волгоград или любой из городов под названием Сан-Сальвадор. Даже армянский язык, на котором продолжали говорить многие на улицах, звучал для нее чуждо. «У меня нет родины», – с грустью подумала она.
Боб, однако, наслаждался новыми впечатлениями. Петра села в такси первой, и он подал ей Беллу и последнего, хотя и самого крупного младенца, Рамона, которого он привез с Филиппин. Едва оказавшись в такси, Боб поднял Эндера к окну. А поскольку их первенец уже начинал понимать человеческую речь, это было не просто игрой.
– Это родина твоей мамы, – сказал Боб. – Все эти люди выглядят так же, как она. – Он повернулся к двум малышам, которых держала Петра. – Вы, дети, все выглядите по-разному, поскольку половина ваших генов унаследована от меня, а я – помесь. Так что вам за всю свою жизнь не найти места, где вы могли бы сойти за коренных жителей.
– Ну ты молодец – с самого начала вгоняешь детей в депрессию и одиночество, – заметила Петра.
– Мне это нисколько не помешало.
– В детстве ты не испытывал депрессии, – возразила Петра. – Только отчаяние и страх.
– Значит, постараемся сделать жизнь наших детей лучше.
– Смотри, Белла, смотри, Рамон, – сказала Петра. – Это Ереван, город, в котором куча незнакомых людей. Весь мир полон чужаков.
– Петра Арканян не чужая ни для кого в Ереване, – произнес по-армянски водитель такси.
– Петра Дельфики, – спокойно поправила она.
– Да-да, конечно, – поправился водитель на общем. – Я просто имел в виду: если захотите выпить в таверне, никто не позволит вам заплатить!
– К ее мужу это тоже относится? – спросил Боб.
– Такому рослому парню? Да тебе даже цену не назовут, просто спросят, сколько хочешь дать! – Он расхохотался над собственной шуткой, естественно не догадываясь, что рост Боба убивает его. – Такой здоровый мужик и такие маленькие дети! – Он снова рассмеялся.
Он наверняка бы удивился, узнав, что самый крупный младенец, Рамон, – самый младший.
– Я так и знал – надо было идти из аэропорта пешком, – сказал Боб по-португальски.
– Неприлично разговаривать на языке, которого он не понимает, – поморщилась Петра.
– Что ж, рад слышать, что в Армении все-таки существуют понятия о приличии.
Таксист уловил упоминание об Армении, хотя вся остальная фраза осталась для него загадкой.
– Хотите экскурсию по Армении? Страна не такая уж и большая. Могу организовать – по специальной цене, без счетчика.
– Нет времени, – ответила по-армянски Петра. – Но спасибо за предложение.
Семья Арканян теперь жила в многоквартирном доме с застекленными балконами, причем достаточно приличном для того, чтобы с улицы не было видно сушащегося белья. Петра предупредила родню о своем приезде, но попросила не встречать ее в аэропорту. Они настолько привыкли к чрезвычайным мерам безопасности в те времена, когда Петра и Боб скрывались от Ахилла Фландра, что согласились без возражений.
Консьерж узнал Петру по фотографиям, которые появлялись в армянских газетах каждый раз, когда там писали что-либо о Бобе. Он не только позволил им подняться наверх без предупреждения, но также настоял, что понесет их чемоданы.
– Вас двое, с тремя детьми – и это все ваши вещи?
– Мы редко носим одежду, – пояснила Петра таким тоном, как будто высказала самую здравую мысль на свете.
Они уже успели наполовину подняться на лифте, прежде чем консьерж рассмеялся:
– Да вы шутите!
Улыбнувшись, Боб дал ему стодолларовую монету. Консьерж подбросил ее в руке и спрятал в карман.
– Хорошо, что именно он мне ее дал! Если бы дала Петра Арканян, жена никогда не позволила бы мне потратить эти деньги!
– С этой минуты на чай в Армении даешь ты, – сказал Боб, когда двери лифта закрылись.
– Какая разница? Все равно деньги нам не вернут.
– Ну… да.
Дверь открылась почти сразу, словно мать Петры заранее стояла за ней. Вполне возможно, что так оно и было.
Последовали объятия, поцелуи и словоизлияния на армянском и общем. В отличие от таксиста и консьержа, родители Петры владели общим свободно, как и Стефан, который сегодня пораньше пришел из школы. А маленького Давида явно учили говорить на общем как на родном, поскольку именно на нем он почти непрерывно болтал с того самого мгновения, когда Петра вошла в квартиру.
Естественно, накрыли на стол и позвали соседей, – может, Ереван и большой город, но армяне есть армяне. Однако всего через пару часов в доме осталась только семья.
– Девять человек, – проговорила Петра. – Пятеро нас и четверо вас. Я по вам скучала.
– У тебя уже столько же детей, сколько у нас, – сказал отец.
– Законы поменялись, – напомнил Боб. – К тому же мы на самом деле не планировали иметь всех сразу.
– Порой мне кажется, – сказала мать Петре, – что ты все еще в Боевой школе. Постоянно приходится напоминать себе: нет, она вернулась домой, она вышла замуж, у нее дети. Наконец-то мы можем увидеть детей! Но какие же они маленькие!
– У них генетическое заболевание, – объяснил Боб.
– Конечно, мы знаем, – кивнул отец. – Но все равно удивительно. И притом вполне… сформировавшиеся.
– Которые совсем маленькие – пошли в отца, – криво усмехнулась Петра.
– А который нормальный – в мать, – сказал Боб. – Спасибо, что позволили нам воспользоваться вашей квартирой для сегодняшней неофициальной встречи.
– Здесь не вполне безопасно, – заметил отец.
– Встреча неофициальная и не секретная. Мы рассчитываем на сообщения турецких и азербайджанских наблюдателей.
– Вы уверены, что вас не попытаются убить? – спросил Стефан.
– Если честно, Стефан, тебе еще в детстве промыли мозги, – сказал Боб. – Когда прозвучит ключевое слово, сработает закладка и ты убьешь всех присутствующих на встрече.
– Нет, я лучше пойду в кино, – возразил Стефан.
– Страшные вещи ты говоришь, – заметила Петра. – Даже в шутку.
– Алай – не Ахилл, – сказал Боб Стефану. – Мы друзья, и он не позволит мусульманским агентам нас убить.
– Вы друзья вашего врага? – недоверчиво спросил Стефан.
– На войне такое случается, – объяснил отец.
– Пока никакой войны нет, – напомнила мать.
Поняв намек, они перестали обсуждать текущие проблемы, предавшись воспоминаниям. Впрочем, Петре, попавшей в Боевую школу в слишком юном возрасте, вспоминать особо было не о чем. Ей, скорее, казалось, будто ее инструктируют насчет ее новой личности перед некоей тайной миссией, рассказывая о том, что она должна была помнить из детства – если бы таковое у нее имелось.
А потом появились премьер-министр, президент и министр иностранных дел. Мать унесла малышей к себе в спальню, а Стефан забрал Давида с собой в кино. Отцу, как заместителю министра иностранных дел, позволили остаться, хотя и не давали слова.
Разговор оказался непростым, но дружеским. Министр иностранных дел объяснил, с какой радостью Армения готова вступить в СНЗ, затем президент повторил то же самое, а за ним начал повторять премьер-министр.
Боб поднял руку:
– Давайте не будем скрывать правду. Армения не имеет выхода к морю, и вас практически полностью окружают турки и азербайджанцы. Поскольку Грузия в настоящее время отказывается вступать в СНЗ, вас беспокоит, что мы не сможем даже вас снабжать, не говоря уже о том, чтобы защитить от неизбежного нападения.
Все облегченно вздохнули. Стало ясно: Боб все понял.
– Вы просто хотите, чтобы вас оставили в покое, – сказал он.
Все кивнули.
– Но правда такова: если мы не победим халифа Алая и не разрушим странный и внезапный союз мусульманских наций, халиф Алай в конце концов завоюет все окружающие его народы. Не потому, что хочет этого сам, но потому, что не сможет долго оставаться халифом, не ведя агрессивную захватническую политику. Он говорит, что в его намерения это не входит, но по-другому кончиться не может, ибо у него нет выбора.
Услышанное никому не понравилось, но они продолжали слушать.
– Армении рано или поздно придется сражаться с халифом Алаем. Вопрос в том, случится ли это сейчас, пока я еще возглавляю готовые вас защитить войска СНЗ, или позже, когда вы останетесь наедине с превосходящими силами противника.
– В любом случае Армения вынуждена будет заплатить свою цену, – мрачно проговорил президент.
– Война непредсказуема, – сказал Боб. – И цена слишком высока. Но не по нашей вине Армения оказалась там, где она находится, – в окружении мусульман.
– На то воля Божья, – ответил президент. – Так что мы особо не жалуемся.
– Почему бы Израилю не сыграть роль провокатора? – спросил премьер-министр. – В военном отношении они намного сильнее нас.
– Как раз напротив, – возразил Боб. – Их географическое положение безнадежно и всегда было таковым. К тому же они настолько интегрировались с окружающими их мусульманскими нациями, что, если сейчас вступят в СНЗ, мусульмане решат, что их окончательно предали. Гнев их будет ужасен, и мы не сумеем защитить Израиль. Что касается вас… хватит того, что на протяжении веков мусульмане вырезали больше армян, чем когда-либо евреев. Они вас ненавидят, считая отвратительной язвой на своей земле, хотя вы жили здесь задолго до прихода турок из Центральной Азии. Но кроме ненависти они испытывают и чувство вины. Да, ваше вступление в СНЗ их разозлит, но они не почувствуют себя преданными.
– Подобные нюансы выше моего понимания, – скептически заметил президент.
– Именно благодаря им война может стать совершенно другой. Для Армении жизненно важно вынудить Алая действовать еще до того, как он будет готов. Сейчас его союз с Индией – чистая формальность, а не свершившийся факт. Это брак, а не семья.
– Вам незачем цитировать мне Линкольна.
Петра внутренне содрогнулась. Цитата «брак, а не семья» вовсе не принадлежала Линкольну, а была позаимствована из одной из ее собственных статей Мартелла. Линкольна и Мартелла начинали путать – дурной знак. Но естественно, лучше было не поправлять говорившего, чтобы не выдать чересчур хорошего знакомства с этими трудами.
– Мы остаемся при том же мнении, что и несколько недель назад, – сказал президент. – Вы слишком много требуете от Армении.
– Согласен, – кивнул Боб, – но прошу учесть, что мы всего лишь просим. Когда мусульмане наконец решат, что Армения не должна существовать, они никого спрашивать не станут.
Президент потер пальцами лоб. Петра называла подобный жест «стимуляцией мозга».
– Как нам в такой ситуации провести референдум? – спросил он.
– Именно референдум нам и нужен.
– Зачем? Какой в том смысл в военном отношении, кроме как усилить ваши войска и отвлечь относительно небольшую часть армии халифа?
– Я знаю Алая, – ответил Боб. – Он не станет нападать на Армению. Вести серьезную кампанию в такой местности – настоящий кошмар. Вы не представляете серьезной угрозы. Нападение на Армению не имеет никакого смысла.
– Значит, на нас не нападут?
– Обязательно нападут.
– Как-то вы слишком замысловато изъясняетесь, – заметил премьер-министр.
– Мой муж изъясняется вовсе не замысловато, – улыбнулась Петра. – Все настолько очевидно, что вы просто не можете в это поверить. Алай не станет нападать, но нападут мусульмане. И ему придется действовать. Если он откажется атаковать, но атакуют другие мусульмане, руководство джихадом перейдет от него к кому-то еще. Независимо от того, сумеет ли он подавить тех, кто откажется ему подчиняться, мусульманский мир расколется и двум лидерам придется соперничать друг с другом.
– Вы надеетесь на нечто большее, – заметил президент. Он вовсе не был дураком.
– Все воины преисполнены надежды, – ответил Боб. – Но я понимаю, отчего вы мне не доверяете. Для меня все это – большая игра. Но для вас это судьба вашей родины и ваших семей. Вот почему нам нужна была эта встреча – чтобы заверить вас, что это и наша родина, и наши семьи.
– Сидеть и ждать нападения врага – гибельное решение, – сказала Петра. – Мы просим Армению пойти на жертвы и риск, ибо в противном случае она обречена. Но если вы присоединитесь к Свободному Народу Земли, Армения получит могущественную защиту.
– И из чего будет состоять эта защита?
– Из меня, – ответила Петра.
– Кормящей матери? – уточнил премьер-министр.
– Армянского члена джиша Эндера, – поправила она. – Я буду командовать армянскими войсками.
– Наша горная богиня против богини Индии, – сказал министр иностранных дел.
– Мы – христианский народ, – возразил отец. – И моя дочь – не богиня.
– Шучу, – улыбнулся его босс.
– Но в шутке есть и доля правды, – заметил Боб. – Петра – равный противник для Алая. Как и я. Однако Вирломи не может сравниться ни с кем из нас.
Петра надеялась, что это действительно так. У Вирломи имелись годы реального опыта – если не логистики перемещений огромных армий, то именно тех мелких операций, которые могли оказаться наиболее действенными в Армении.
– Нам нужно подумать, – сказал президент.
– Что ж, от чего ушли, к тому и пришли, – вздохнул министр иностранных дел. – Будем думать.
Боб поднялся на ноги, что само по себе было впечатляющим зрелищем, и поклонился:
– Спасибо, что встретились с нами.
– Не лучше бы было, – спросил премьер-министр, – если бы вы сумели подтолкнуть этот… индо-мусульманский союз к войне с Китаем?
– Рано или поздно это все равно случилось бы, – сказал Боб. – Но когда? СНЗ хотелось бы сломать хребет мусульманскому союзу халифа Алая прямо сейчас, пока он не стал сильнее.
Петра поняла, о чем думают они все: пока жив Боб. Ибо Боб – самое важное оружие.
Президент встал, но жестом удержал на месте остальных.
– Здесь присутствуют Петра Арканян и Джулиан Дельфики. Не могли бы мы попросить их дать совет нашим войскам, как подготовиться к войне?
– Я не заметила тут никого из военных, – сказала Петра. – Не хотелось бы, чтобы они решили, будто нас им навязали.
– Не решат, – бесстрастно заверил министр иностранных дел.
Но Петра поняла: военных здесь нет, потому что они с радостью поддержали бы вступление в СНЗ именно по причине сомнений в собственной способности защитить Армению. И никаких проблем с инспекционной поездкой не было бы.
После того как высшее руководство страны покинуло квартиру Арканянов, отец и Петра расположились в креслах, а Боб растянулся на полу. Они сразу же начали обсуждать произошедшее только что и то, что, по их мнению, могло произойти в будущем.
Когда разговор уже подходил к концу, вошла мать.
– Все малыши спят, – сказала она. – Скоро придут из кино Стефан и Давид, но пока у нас есть немного времени для взрослых бесед.
– Что ж, ладно, – кивнул отец.
– Мы только что обсуждали, – сказала Петра, – не зря ли сюда приехали.
Мать закатила глаза:
– Что значит – зря?
И тут, к всеобщему удивлению, она разрыдалась.
– Что случилось? – тотчас же окружили ее заботой муж и дочь.
– Ничего, – ответила она. – Я просто… вы ведь приехали и привезли детей не ради ваших переговоров? Все, что здесь происходило, можно было организовать с помощью телеконференции.
– Тогда для чего, по-твоему, мы приехали? – спросила Петра.
– Чтобы попрощаться.
Петра взглянула на Боба и впервые поняла, что, возможно, мать права.
– Если даже и так, – ответила она, – это не входило в наши планы.
– Но ведь так оно и есть, – не унималась мать. – Вы приехали, потому что могли больше нас не увидеть. Из-за войны!
– Нет, – сказал Боб. – Не из-за войны.
– Мама, ты же знаешь, что с Бобом.
– Я не слепая! Сама вижу, что он вырос, словно жираф, и даже в двери с трудом проходит!
– С Эндером и Беллой то же самое. У них то же заболевание, что и у Боба. Так что, когда мы отыщем наших остальных детей, мы улетим в космос. Со скоростью света, чтобы воспользоваться преимуществом релятивистских эффектов. И Боб будет жив, когда наконец найдут лекарство.
Отец покачал головой.
– В таком случае мы умрем еще до того, как вы вернетесь, – сказала мать.
– Считай, будто я снова в Боевой школе.
– У меня появились внуки, но… я опять их потеряю.
Мать снова расплакалась.
– Я никуда не улечу, – сказал Боб, – пока все не окажется под надежным контролем Питера Виггина.
– Потому ты и торопишься начать войну, – усмехнулся отец. – Почему бы прямо так им и не сказать?
– Нам нужно, чтобы в меня верили, – ответил Боб. – Если я скажу, что могу умереть посреди кампании, вряд ли это прибавит им желания вступать в СНЗ.
– Значит, малыши вырастут на космическом корабле? – скептически уточнила мать.
– Мы будем только рады увидеть их взрослыми, – сказала Петра. – И что никто из них не вырос таким великаном, как их отец.
Боб поднял огромную ногу:
– Никому не пожелаю оказаться в моих башмаках.
– Но мы действительно хотим воевать в Армении, – продолжала Петра. – Война в горах будет медленной.
– Медленной? – переспросил отец. – Разве вы хотите не обратного?
– Мы хотим, чтобы война закончилась как можно скорее, – сказал Боб. – Но это как раз тот случай, когда медленный темп лишь ускорит развитие событий.
– Вы – превосходные стратеги, – заметил отец, направляясь в кухню. – Кто-нибудь еще хочет поесть?
Ночью Петра не могла заснуть. Выйдя на балкон, она взглянула на город.
«Есть ли что-нибудь в этом мире, ради чего я не смогла бы его покинуть? – подумала она. – Я столько лет прожила вдали от семьи. Значит ли это, что я буду меньше по ним скучать? Или больше?»
Но потом она поняла, что ее меланхолия вовсе ни при чем. Она не могла заснуть потому, что знала о приближающейся войне. Их план заключался в том, чтобы ограничить конфликт горными районами, вынуждая турок платить за каждый метр земли. Но вряд ли стоило предполагать, что войска Алая – или какие-то другие мусульманские силы – остановятся перед бомбежками крупных населенных центров. Точечные удары столь давно – еще со времен уничтожения Мекки – превратились в правило, что внезапный возврат к антигуманным ковровым бомбардировкам стал бы для всех деморализующим шоком.
«Все зависит от нашей способности получить и удержать контроль над воздушным пространством, – подумала Петра. – А у СНЗ нет такого количества самолетов, как у Союза мусульман. Черт бы побрал недальновидных израильтян, которые обучали арабские военно-воздушные силы, ставшие одними из самых внушительных в мире!
Почему Боб так уверен в себе? Лишь потому, что знает: скоро покинет Землю и ему не придется наблюдать последствия? Нет, так нечестно. Боб говорил, что останется, пока Питер не станет Гегемоном не только по названию, но и фактически. Боб не нарушит данного слова.
А что, если лекарство так и не найдут? Что, если нам придется вечно путешествовать в космосе? Что, если Боб умрет там вместе со мной и детьми?»
За ее спиной послышались шаги. Она решила, что это Боб, но это оказалась мать.
– Не спишь, даже если младенцы тебя не будят?
– Мне много что не дает заснуть, – улыбнулась Петра.
– Но тебе действительно нужно поспать.
– В конечном счете тело все равно возьмет свое, хочу я этого или нет.
Мать взглянула на город:
– Ты по нам скучала?
Петра знала, что мать ждет от нее ответа: «Каждый день». Но вполне хватило и правды.
– Когда есть время хоть о чем-нибудь вообще думать – да. Но я не то чтобы скучаю. Я… я рада, что в моей жизни есть вы. Рада, что вы есть в этом мире. – Она повернулась к матери. – Я уже не маленькая девочка. Я знаю, что еще очень молода и наверняка ничего еще не знаю, но я теперь часть круга жизни. Я уже не младшее поколение и не цепляюсь за родителей, как когда-то. Но в Боевой школе я очень скучала. Детям нужны семьи.
– И, – грустно проговорила мать, – они создают семью из того, что есть под рукой.
– С моими детьми такого никогда не случится, – сказала Петра. – Мир не подвергся нашествию инопланетян. Я могу оставаться с ними.
Внезапно она вспомнила, что некоторые заявляли, будто ее дети – сами по себе нашествие инопланетян. Об этом ей даже не хотелось думать.
– Ты носишь такую тяжесть на сердце… – сказала мать, гладя ее по волосам.
– Не такую, как Боб. И намного меньшую, чем Питер.
– Этот Питер Виггин – хороший человек?
Петра пожала плечами:
– Разве великие когда-нибудь бывают хорошими людьми? Я знаю, что такое возможно, но мы оцениваем их по иным стандартам. Величие меняет их, какими бы они ни были вначале. Примерно как война – разве война когда-нибудь что-то решает? Но мы не можем так рассуждать. Вопрос не в том, решает ли что-либо война. Вопрос в том, лучше ли было воевать, чем не воевать. Похоже, с той же мерой стоит подходить и к великим людям.
– Если Питер Виггин действительно великий человек.
– Мама, он ведь был Локком, помнишь? Он остановил войну. Он уже был великим, когда я вернулась домой из Боевой школы. А ему тогда еще не исполнилось и девятнадцати – меньше, чем мне сейчас.
– Значит, я задала неправильный вопрос, – сказала мать. – Станет ли хорошо жить в мире, которым он правит?
Петра снова пожала плечами:
– Думаю, он этого хочет. Я не замечала, чтобы он был особо мстителен или продажен. Он следит за тем, чтобы любая нация вступала в СНЗ посредством всенародного голосования, так что никто никого не принуждает силой. Многообещающе, не так ли?
– Армения столько веков добивалась собственной государственности. Теперь она у нас есть, но, похоже, сохранить ее можно, лишь от нее отказавшись.
– Армения все равно останется Арменией, мама.
– Нет, не останется, – возразила мать. – Если Питер Виггин добьется всего, чего он пытается добиться, Армения станет чем-то вроде… Канзаса.
– Вряд ли!
– Мы все будем говорить на общем языке, и если полетишь из Еревана в Ростов, Анкару или Софию, даже не заметишь, что оказался где-то в другом месте.
– Мы уже все говорим на общем. И никогда не будет такого, чтобы Анкару нельзя было отличить от Еревана.
– Ты настолько в этом уверена?
– Я во многом уверена. И примерно в половине случаев оказываюсь права.
Петра улыбнулась матери, но ответная улыбка показалась ей искусственной.
– Как ты могла? – спросила она. – Как ты могла отдать собственного ребенка?
– Тебя никто не отдавал, – возразила мать. – Тебя забрали. Бо́льшую часть времени я заставляла себя поверить, что это – ради всеобщего блага. Но иногда я плакала. Я гордилась тобой и скучала по тебе. Ты всегда могла составить мне хорошую компанию, почти с того самого дня, как произнесла свое первое слово. Но ты была такая тщеславная!
Петра слегка улыбнулась.
– Теперь ты замужем, – продолжала мать. – И твое тщеславие перешло на твоих детей.
– Я просто хочу, чтобы они были счастливы.
– Как раз счастья ты не можешь им дать. Так что не ставь это своей целью.
– У меня нет цели, мама.
– Вот и хорошо. Значит, ничто не сможет разбить твое сердце.
Мать невозмутимо посмотрела на нее. Петра коротко рассмеялась:
– Знаешь, меня тут так долго не было, что я забыла, что тебе известно все на свете.
– Петра, – улыбнулась мать, – я ни от чего не могу тебя уберечь, как бы мне ни хотелось. Но если бы я могла – я сделала бы все, что в моих силах. Поможет ли тебе, если ты будешь знать, что кто-то желает тебе счастья?
– Больше, чем тебе кажется, мама.
Мать кивнула, и по ее щекам потекли слезы.
– Улететь в космос – примерно то же самое, что закрыться в собственном гробу. Знаю, знаю… но для меня это выглядит именно так. Я просто знаю, что потеряю тебя, как если бы ты умерла. И ты тоже это знаешь. Потому ты и стоишь тут, прощаясь с Ереваном?
– С Землей, мама. Ереван – далеко не главное.
– Что ж, Ереван по тебе скучать не будет. Города никогда ни по кому не скучают. Они продолжают существовать, и мы не имеем для них никакого значения. Именно это я в них и ненавижу.
«То же самое верно и в отношении человечества», – подумала Петра.
– Пожалуй, неплохо, что жизнь продолжается. Как вода в ведре – если забрать немного, оно снова наполнится.
– Когда уходит мое дитя, ничто уже не наполнится, – убежденно сказала мать.
Петра поняла, что та вспоминает годы, проведенные без дочери, но в ее мозгу тут же вспыхнула мысль о шести пока что не найденных младенцах, и она вдруг разрыдалась, хотя и терпеть не могла плакать.
Мать обняла ее.
– Прости, Пет, – сказала она. – Я просто не подумала. Я скучала по одному ребенку, а у тебя их вон сколько, и ты даже не знаешь, живы они или мертвы.
– Но для меня они даже не реальны, – ответила Петра. – Не знаю, отчего я плачу. Я же их никогда не видела.
– Мы тоскуем по нашим детям. Нам необходимо о них заботиться, как только мы производим их на свет.
– Со мной даже этого не было, – проговорила Петра. – Всех, кроме одного, выносили и родили другие женщины. И еще я скоро потеряю… его.
Внезапно ее жизнь показалась ей невыносимым кошмаром, и Петра бросилась в объятия матери, сотрясаемая новыми приступами рыданий.
– Бедная моя девочка, – шептала мать, – твоя жизнь разрывает мне душу.
– Как я могу жаловаться? – всхлипнула Петра. – Я стала участницей одного из величайших событий в истории…
– Когда в тебе нуждаются твои дети, история мало чем может утешить.
Словно по сигналу, где-то в квартире послышался слабый детский плач. Мать собралась уходить, но Петра ее остановила:
– Боб ее возьмет.
Она вытерла глаза краем футболки.
– Ты можешь по голосу отличить, кто из детей плачет?
– А ты не могла?
– У меня никогда не было одновременно двух младенцев, не говоря уже о трех. В нашей семье нечасто рождались близнецы.
– Что ж, я нашла отличный способ завести девятерняшек. С помощью восьми других женщин.
Она слабо усмехнулась собственному черному юмору.
Ребенок снова заплакал.
– Это явно Белла, она всегда более настойчива. Боб сменит ей пеленки, а потом принесет ее мне.
– Я могла бы и сама, а он бы поспал, – предложила мать.
– Для нас это самое лучшее время, проведенное вместе, – сказала Петра. – В заботе о детях.
Мать поцеловала ее в щеку:
– Намек поняла.
– Спасибо, что поговорила со мной, мама.
– Спасибо, что приехала домой.
Мать вошла в квартиру. Петра осталась стоять на балконе. Вскоре послышалось шлепанье босых ног Боба. Петра задрала футболку, и Белла принялась шумно сосать.
– Хорошо, что твой братишка Эндер запустил мою молочную фабрику, – сказала ей Петра. – Иначе пришлось бы кормить тебя из бутылочки.
Пока она стояла, кормя Беллу и глядя на ночной город, огромные ладони Боба легли ей на плечи, гладя по рукам – мягко и нежно.
Когда-то они были такими же крошечным, как и эта малышка.
Но он всегда был великаном, еще до того, как изменения проявились в его теле.
