Глава 11

– Берите себе по коврику и располагайтесь как дома, – говорит Айзек, приглашая нас в прохладную полутемную комнату. Голос у него глубокий и звучный, чуть подернут шотландской картавостью. – Рюкзаки можете положить где угодно, а я пока принесу по кружечке чя. Измучились, поди, пока добирались?

– Не то слово, – дарит ему ослепительную улыбку Дейзи, а когда он скрывается за дверью, с мучительным стоном освобождается от рюкзака, гулко роняя его на пол.

– Слушайте, это же зал для медитаций! – благоговейно шепчет Линна. – У них на сайте сказано, что они медитируют по три раза в день. А начинают в пять утра!

Ал смеется.

– Ну, значит, меня здесь не увидите.

Я оглядываюсь по сторонам, впитывая впечатления. Пол из темного полированного дерева; стены с фактурной штукатуркой под бирюзу украшены молитвенными флагами и китайскими фонариками. На том конце зала стоит громадный деревянный стол с внушительным золотым черепом посредине; справа от него я вижу бронзовый гонг, а слева выстроились церковные свечи на золотистых тарелочках. Под потолком стелется белесый дым, которым курятся десятки благовонных палочек, зажженных перед черепом; воздух словно загустел от пряного аромата жасмина.

– А вот и я. – Пригнувшись, Айзек минует дверную притолоку, внося в зал поднос, весь уставленный дымящимися металлическими чашечками.

Присев на корточки, он в первую очередь предлагает напиток Линне. Та аж расцветает и, выпрямив спину, милостиво ему улыбается, но тут же, словно спохватившись, прикусывает нижнюю губу. Ал, будто не веря происходящему, медленно разворачивается ко мне и делает во-от такие глазищи. За все семь лет, что мы с Линной общаемся, та ни разу не реагировала на мужчину подобным образом. Ее типичная реакция на мужика предполагает немедленную настороженность, после чего следует очередь саркастических замечаний, да и вовсе оскорблений, замаскированных под остроты. За все время нашего с ней знакомства она поддерживала отношения лишь с двумя парнями: один был старостой университетского кружка социалистов (с ним Линна ходила примерно полгода, после чего они расстались по неведомым причинам), а вторым был какой-то голландец, с которым она познакомилась на занятиях йогой после нашего переезда в Лондон. Впрочем, у них все закончилось уже через три месяца, когда он уехал обратно в свою Голландию. Ал клянется, что этот тип разбил Линне сердце, но на самом деле наша подруга никогда не обсуждает свои переживания. Даже с Ал. В отличие от нас троих, готовых на людях ковыряться в собственных сердечных скорбях до посинения, Линна отказывается обсуждать свою личную жизнь. Не человек, а репчатая луковица: поскреби ей поверхность, а там опять слой шелухи.

Айзек идет к Дейзи, где тоже присаживается на корточки, выставляя поднос. Та забрасывает свою гриву за спину и расправляет лопатки, беззастенчиво демонстрируя декольте. Она и не пытается спрятать влечение; помилуйте, с какой стати? Если Дейзи интересует какой-либо мужчина, она сразу дает это понять, а с ее длинными блондинистыми волосами, узкой талией и крепенькими сиськами мишень будет поражена в девяти случаях из десяти. В отличие от нас, ее ни разу не бросали. Она будет вываживать мужика до тех пор, пока не подсечет, но проделает это с закрытым забралом, не позволит сделать себе больно. Думаю, не надо быть психологом, чтобы догадаться, откуда растут ноги у такого поведения: мамочка оставила ее наполовину сиротой в возрасте шести лет.

А вот Ал, принимая чашку чая, лишь клюет подбородком. Айзек что-то говорит – я не разобрала, что именно, – Ал вдруг заходится смехом и делает жест, мол, «дай пять!». У меня будто обручем стягивает живот, когда Айзек поднимается и идет в мою сторону. Сама не знаю почему, но этот вполне привлекательный мужчина вызывает у меня чувство беззащитности или как минимум собственной неловкости. Во рту прямо-таки пересыхает, пока я готовлюсь обменяться с ним парой слов.

– Привет, Эмма. – Айзек вновь на корточках, на сей раз передо мной. Глаза у него ярчайшие, бирюзовые, обрамлены длинными ресницами и темными бровями. Он улыбается мне, передавая последнюю чашечку. – Всё в порядке?

– Конечно. – У меня немеют губы. – Лучше не бывает.

– Ну и славно. – Его взгляд соскальзывает мне на ноги. – Неужели упали по дороге?

– Д-да… но как вы…

– Так ведь порвали брючки-то.

Он легонько проводит пальцем вдоль всей прорехи у меня на штанах. Я вздрагиваю как от острой боли, хотя ссадина на коленке успела подсохнуть.

– Извините, не хотел. – Айзек отдергивает руку. – У Салли на кухне есть аптечка, так что…

– Спасибо, всё в порядке.

– О’кей.

Он тепло улыбается и встает. Пересекает зал, берет себе свободный коврик, перетаскивает его ближе к нам, где и садится, оказываясь по центру.

– Итак, – разводит Айзек руки в стороны, – добро пожаловать в «Эканта-ятру». Я знаю, вы все смотрели наш веб-сайт, так что мне нет смысла слишком долго распространяться, тем более что вы, конечно же, с нетерпением хотите в душ, поспать и так далее… Я основал «Эканта-ятру» три года тому назад, но не один, а в компании с Айсис, Черой и Йоханном, с которыми вы скоро познакомитесь. Мы встретились случайно, когда путешествовали порознь и остановились на одном и том же постоялом дворе в Покхаре. Каждый из нас искал нечто уединенное, своего рода прибежище вдали от суетного мира… Вот мы и решили, скинувшись, купить это место – по сути, просто кусочек земли и сарай на нем.

– Зато сейчас все очень красиво, – молвит Линна.

– Спасибо! Мы и вправду ужас как вкалывали. Йоханн у нас швед, здоровенный такой парень. Он начальник над огородом, скотным двором… ну и, в общем-то, надо всем, что снаружи. А вот Айсис – малышка, хотя и с проседью. Специалист по массажу и холистическим методам оздоровления, так что за косметическими процедурами, ароматерапией и так далее – это к ней. Чера – высокая элегантная женщина, которую вы будете видеть повсюду. Все здесь держится на ее плечах: она следит и за порядком, и за уборкой, и за припасами в кладовке… Ну а я – Айзек. Веду медитационные занятия, семинары и… гм… с грехом пополам варю чя.

Мы вежливо смеемся.

– Вот, пожалуй, в общих чертах… В принципе все, что нужно знать, написано в памятке сувенирного набора, что лежит у вас под подушками. – Он лезет в задний карман и вытаскивает зеленую жестянку. Поддев ногтем крышку, демонстрирует содержимое: полдесятка самокруток. – Угощайтесь.

У Линны блекнет улыбка.

– Да, но… мы же в пагоде? Я думала… курение… разве здесь можно?

– Мы действительно тут медитируем, – говорит Айзек, поигрывая сигареткой в уголке рта, – да и на дворике у нас занятия йогой и прочие подобные вещи, но здесь все же не церковный приют. Мы – просто коммуна, где живут люди, не желающие больше иметь дела с господствующим образом существования, социальным мейнстримом.

Он делает паузу, выдыхая струйку дыма в потолок.

– Когда заглянете в памятку, то увидите, что у нас тут принят строгий распорядок – и для приема пищи, и для медитаций, и для семинаров, – однако что и как делать, решать только вам. Хотите присоединяйтесь, а нет – так и ради бога. «Эканта-ятра» – это место, куда можно убежать от стрессов и невзгод повседневности; здесь вы просто живете. И, думаю, мир, что находится за этими стенами, много чему мог бы у нас научиться.

– А я никогда не прочь узнать что-то новенькое. – Дейзи соскальзывает со своего коврика и на четвереньках крадется к нему, словно кошка. Берет самокрутку из жестянки Айзека и, вставив ее в рот, выжидательно на него смотрит.

– Новенького у нас на всех найдется, – дает он ей прикурить, не спуская глаз с моего лица.

– Привет, девчата, – раздается за нашими спинами, и Айзек отводит взгляд.

В дверях стоит высокая женщина с бледными губами и темными дредами, свернутыми в узел на макушке. Выждав секунду, она направляется к нам, бесшумно скользя босыми ногами и обметывая половицы длинным подолом своего сари; над обнаженным пупком покачивается ожерелье из каких-то камешков. Ничем не омраченная улыбка, взгляд мягок и полон сочувствия. Вокруг нее словно витает облако гипнотической безмятежности.

– Привет, – вновь говорит она, заглянув в глаза каждой из нас и встав подле Айзека. Опустив руку, рассеянно ворошит ему волосы, затем переводит взгляд на Дейзи. – Меня зовут Чера. Я присматриваю за здешним хозяйством, так что если закапризничает солнечная панель в душевой кабинке, потянет перекусить в неурочное время и так далее – обращайтесь.

Я вскидываю руку в приветствии; Ал с Линной следуют моему примеру.

– Сейчас я покажу вам спальню, – продолжает Чера, – а потом проведу по всему комплексу с экскурсией, но сначала надо бы собрать паспорта.

– Они думают, мы собираемся удрать, не заплатив, – говорит Ал и, перехватив мой взгляд, весело кивает. – Шесть лет назад мы вчетвером путешествовали автостопом из Эдинбурга до Ньюкасла и остановились в домашней микрогостинице, которую держала самая противная и надменная особа на всем свете. Ванну сто лет не чистили, простыни в пятнах, от штор несет тухлыми яйцами, но она напрочь отказалась перевести нас в другой номер. Просто хмыкнула, буркнула себе под нос: «Студенты драные», – и ушла. Мы просидели в забегаловках до четырех утра, вернулись за вещами и тоже ушли. Не заплатив ни пенса. Понятное дело, это была идея Дейзи, хотя нас уговаривать не пришлось. И вообще, мы же не собирались там ночевать, в таких-то условиях, верно?

– Ага, вот вы какие… Имейте тогда в виду: сначала придется разобраться со мной, – говорит Айзек, подмигивая Ал. Сложив руки за головой, он сладко тянется, затем встает. – Что ж, Чера, препоручаю всё в твои надежные руки. – Не загасив окурок, он пересекает комнату и, оказавшись в дверях, оборачивается, помахивая ладонью. – Пока-пока, девушки!

– Еще увидимся… – бурчит Дейзи, сидя на пятках возле его осиротевшего коврика. Была бы она собакой, то, наверное, сейчас бы вся ощетинилась. Чует мое сердце, ждет нас весьма интересная пара недель. Дейзи страсть как не любит, когда ее отвергают.

– Ух ты… – Дейзи заглядывает в дверь санузла и оборачивается к нам. – Смотрите-ка, их веб-сайт не наврал – мол, у нас всё по-простому. Даже раковина – и та кухонная. В буквальном смысле.

– Дай глянуть.

Она отодвигается, чтобы я тоже могла подивиться. Действительно, два душевых стояка, задернутые пластиковыми занавесками в синий горошек; две туалетные кабинки с обшарпанными дверями, а в торце – кухонная раковина с круглым зеркалом в мозаичной рамке.

– Там хоть унитазы или просто дырки в полу? – кричит нам Ал из спальни.

Я ступаю внутрь и толкаю одну из дверей.

– Вроде есть унитазы…

– И на этом спасибо, – закатывает глаза Дейзи и возвращается в дортуар. Подойдя к матрасу, который ей выделили в углу, она пихает его мыском шлепанца. – У нас даже в интернате были нормальные кровати. А тут… прямо на полу… Бог его знает, что по мне начнет ползать среди ночи.

– Зря ты так. – Линна, уже сидящая по-турецки на соседнем матрасе, резко захлопывает путеводитель.

– Вот именно. – Ал отрывает взгляд от скручиваемой сигаретки. – Брось, Дейз. Мы ведь заранее знали, что придется потерпеть. Тут ведь Непал, а не «Хилтон».

– Потерпеть-то я не прочь. И жить с вами вместе тоже не боюсь. Но вот это? – Она показывает на ряды матрасов, лежащих вдоль обеих стен. – Я не знаю, тут прямо стойло какое-то… Всех скопом в одну комнату? Еще неизвестно, с кем придется ее делить.

– Дейзи…

Я делаю к ней шаг, чтобы положить руку на плечо, и тут же передумываю. Когда она в таком настроении, лучше всего делать вид, будто ничего не замечаешь. С тех пор как Айзек оставил нас в медитационном зале, она сказала едва ли пару фраз, пока Чера демонстрировала столовую, примитивную кухню, дворик для йоги, плодовый сад, огород, козий загон, курятник… или это был домик для массажа? Короче, она единственная не пищала от восторга, когда нас отвели к речке с водопадом. Тень интереса мелькнула на ее лице лишь при возвращении, когда Чера, показав рукой на дорожку вправо, пояснила, что там располагается мужской корпус. Нет, убейте меня, не понимаю. Пересечь полмира, добраться до одного из красивейших мест в горной Азии – и надуться только оттого, что Айзек, видите ли, отказался подхватить ее флирт!

– Бьюсь об заклад, местные бабы храпят, – заявляет Дейзи. – И воняют.

– Значит, будешь как рыба в воде, – фыркает Ал. – Я прошлой ночью заснуть не могла: уж такие от вас рулады, не передать.

– Ой, кто бы говорил, – ведет плечиком Дейзи, но краешки губ уже подергиваются в намеке на улыбку. Она вытаскивает свой спальный мешок, расстилает его поверх матраса и начинает копаться в рюкзаке. – Как насчет глоточка лимонной водки, а? Думаю, мы заслужили.

Все поднимают руку.

– Видели? – Линна машет памяткой. – Три занятия йогой в день, после каждой медитации… Нет, я, пожалуй, остановлюсь на двух: один раз утром, другой вечером.

– На кой ляд тебе это надо? – интересуется Ал, облизывая краешек папиросной бумажки, а затем, запечатав самокрутку, сует ее за ухо. – Хочешь добавить слова «восхитительно гибкая» к своим рекламным листовкам?

– Каким еще листовкам?

– А тем самым, которые ты подбрасываешь в столичные телефонные будки.

– Ха-ха, очень смешно. Слушайте, я серьезно: кто со мной пойдет записываться на медитацию или йогу?

– Нет уж, – Ал мотает головой. – Я лично собралась не слезать с собственной задницы и бить баклуши все десять дней.

– Дейзи?

Но та занята бутылкой: свинтив крышечку, наливает в нее водку и выпивает залпом. Поморщившись, глядит на Линну.

– Чего?

– Я говорю, хочешь со мной на медитацию или йогу?

– Пока не знаю, – пожимает плечами Дейзи. – А там много мужиков будет? Как насчет Айзека?

Она бросает на меня косой взгляд. Буквально доля секунды, но обмануться невозможно: все мои подозрения насчет причины ее раздражительности оказались верны.

Дейзи визжит, когда ей между глаз попадает скомканная пара носков.

– Как же ты надоела! – Ал швыряет в нее очередную пару, на сей раз засветив в левое ухо. – Мужики, мужики, мужики, одни только мужики на уме… Лучше дайте мне выпить, и айда к реке. Кто со мной голышом?