Глава двадцать третья

Жером и Тереза выгуливали Анри вокруг деревенского луга. Погрузившись в разговор, они пошли на второй круг. Мороз стоял трескучий, но им был очень нужен свежий воздух.

– Итак, Арман стал расследовать то, что узнал от старейшины племени кри, – сказал Жером. – И обнаружил, что она говорит правду. Что он сделал?

– Он убедился, что его доказательства неоспоримы, и представил их совету.

Жером знал, что жена говорит о совете суперинтендантов. О высшем руководстве Квебекской полиции. Тереза тоже входила теперь в совет, но в те времена она была начинающим агентом низшего звена. И не знала о землетрясении, которое грозило разрушить все, что считалось стабильным в Квебекской полиции.

«Служба, честность, справедливость». Девиз Квебекской полиции.

– Он знал, что убедить суперинтендантов будет практически невозможно, и даже если он их убедит, они захотят защитить Арно и репутацию службы. Арман поговорил с двумя членами совета, рассчитывая на их поддержку. Один его поддержал, другой – нет. И Арман заставил себя действовать. Он попросил разрешения выступить перед советом. К тому времени Арно и некоторые другие уже подозревали, о чем пойдет речь. Поначалу они отказывались.

– Что заставило их передумать?

– Арман угрожал придать огласке свои материалы.

– Ты шутишь.

Но Жером тут же понял, что в этом был резон. Конечно, Гамаш мог обратиться к общественности. Он обнаружил вещи столь ужасные, столь немыслимые, что больше не чувствовал себя связанным честью мундира. Для него важнее был Квебек, а не группка пожилых людей за полированным столом, глядящих на собственные отражения при принятии решений.

– Как прошло заседание совета? – спросил Жером.

– Арно и его непосредственные подчиненные, те, на кого Арман имел неопровержимые доказательства, согласились уйти в отставку. Они уйдут, Квебекская полиция освободит территорию кри, и все будут жить дальше.

– Арман победил, – сказал Жером.

– Нет. Он хотел большего.

Они медленно шли в свете гирлянд на трех громадных деревьях, и снег скрипел у них под ногами.

– Большего?

– Он сказал, этого недостаточно. Более чем недостаточно. Арман потребовал, чтобы Арно и других арестовали по обвинению в убийствах. Он говорил, что погибшие молодые кри заслуживают такого решения. Что их родители, возлюбленные, их сообщество заслуживают ответов и извинения. И заверения в том, что этого больше не повторится. После ожесточенных споров совет в конце концов согласился. У них не осталось выбора. На руках у Армана имелись все доказательства. Они понимали, что это может погубить Квебекскую полицию, когда все материалы станут достоянием гласности, когда самого главу полиции будут судить за убийства.

Таким было дело Арно.

Жером следил за процессом, как и все остальные квебекцы. Так начиналось его знакомство с Гамашем. Он видел в новостях, как тот каждый день в одиночестве заходит в суд. В окружении прессы. Как вежливо отвечает на невежливые вопросы.

Дает показания против своих же братьев по оружию. Четкие. Основательные. Своим убедительным, вдумчивым голосом втолковывает факты.

– Но кое-что так и не было предано огласке, – тихо сказала Тереза. – Не попало в газеты.

– И что же это?

– Позвольте приготовить вам чай, мадам? – спросил Гамаш у Рут.

Они снова сидели в ее маленькой кухне. Рут уложила Розу спать и сняла свое пальто, но Гамашу раздеться не предложила.

Он нашел пакетик с развесным чаем «Лапсан соучун» и показал его Рут. Та прищурилась:

– Это чай? Тогда мне кое-что становится понятным…

Гамаш поставил чайник на печку.

– Где у вас заварной?

– Вон там.

Когда вода закипела, Гамаш налил немного в заварной чайник, ополоснул стенки и вылил воду. Рут, развалившись в кресле, наблюдала, как Гамаш зачерпывает ложкой черный чай и кладет в поколотый и грязный заварной чайник.

– Пришло время избавиться от твоего альбатроса, – сказала Рут.

– Это эвфемизм? – спросил Гамаш, и Рут фыркнула в ответ.

Он залил чай кипятком и закрыл чайник крышкой. Потом сел за стол.

– Где Бовуар? – спросила Рут. – Только не ври мне про другое дело, которое он расследует. Что случилось?

– Все подробности я не могу вам рассказать, – ответил Гамаш. – Это не моя жизнь.

– Тогда почему ты пришел ко мне сегодня?

– Потому что я вижу – вы обеспокоены. И вы тоже его любите.

– Он здоров?

Гамаш отрицательно покачал головой.

– Мне стать его мамочкой? – спросила Рут, и Гамаш улыбнулся, глядя, как она разливает чай по кружкам.

Они посидели некоторое время молча, прихлебывая чай. Потом он рассказал ей что мог о Жане Ги. И почувствовал, как груз упал с его плеч.

Брюнели шли в тишине, если не считать ритмичного поскрипывания снега под ногами. То, что прежде раздражало, звук, нарушавший тишину, теперь успокаивал, даже приободрял. Человеческое присутствие в истории о бесчеловечности.

– Совет Квебекской полиции проголосовал за то, чтобы не арестовывать немедленно Пьера Арно и других, – сказала Тереза, – а дать им несколько дней, чтобы привели в порядок свои дела.

Жером обдумал ее последние слова:

– Ты хочешь сказать…

Тереза молчала, вынуждая мужа самому произнести это.

– …чтобы они покончили с собой?

– Арман возражал категорически, но совет проголосовал, и даже Арман понимал, что другого выхода нет. Быстрая пуля в висок. Эти люди должны были отправиться в далекий охотничий домик. А позднее там будут найдены их тела и объяснения.

– Но… – Жером опять запнулся, пытаясь обуздать скачущие мысли. – Но ведь был же процесс. Я его видел. На нем судили Арно, верно?

– Да, процесс был.

– Так что же произошло?

– Арман нарушил приказ. Он поехал в тот охотничий домик и арестовал их. Привез в Монреаль и сам подал бумаги. Обвинения в многочисленных убийствах первой степени.

Тереза остановилась. Остановился и Жером.

– Боже мой, – прошептал Жером. – Неудивительно, что руководство его ненавидит.

– Но рядовой состав от него в восторге, – сказала Тереза. – Процесс не стал позором для службы, он доказал, что справедливость существует, невзирая на разложение. Разложение внутри Квебекской полиции потрясло публику. По крайней мере, степень разложения. Но общество было поражено и высокой степенью порядочности. Если руководство втихую сплотилось вокруг Арно, низовое звено полиции заняло сторону старшего инспектора. И конечно, общество тоже.

– «Служба, честность, справедливость», – произнес Жером.

Это был девиз, который висел над рабочим столом Терезы в их доме. Она тоже верила в него.

– Oui. Для рядового состава это не просто слова. Единственный вопрос, оставшийся без ответа: почему старший суперинтендант Арно сделал то, что сделал, – сказала Тереза.

– Арно ничего не объяснил? – спросил Жером, глядя себе под ноги. Не осмеливаясь поднять глаза на жену.

– Он отказался давать показания. На протяжении всего процесса заявлял о своей невиновности. Говорил, что он жертва заговора, что подвергается линчеванию стремящимся к власти и коррумпированным старшим инспектором.

– Так и не объяснил своего поведения?

– Сказал, что тут нечего объяснять.

– И где он теперь?

– В ЗООПе, – ответила Тереза.

– Где? – вздрогнул Жером.

Тереза посмотрела на мужа и впервые за все время их разговора засмеялась:

– ЗООП – зона для особо опасных преступников, там максимальный режим безопасности.

– Ну тогда понятно, – сказал Жером. – А Франкёр?

– Он…

Тереза Брюнель внезапно замолчала. Они услышали новый звук. Приближающийся к ним из темноты.

Хруст. Хруст. Хруст.

Ни быстрый, ни медленный. Не поспешный, но и не досужий.

Два пожилых человека замерли на месте. Жером вытянулся во весь рост. Он вглядывался в ночь и старался прогнать мысль о том, что одно лишь упоминание имени могло вызвать этого человека.

А шаги продолжали приближаться. Размеренные. Уверенные.

– Вот где я совершил ошибку, – раздался из темноты голос.

– Арман, – с нервным смешком произнесла Тереза.

– Господи боже, – выдохнул Жером. – А я уже подумал, что нам понадобится собачий совочек.

– Извините, – сказал старший инспектор.

– Как прошел ваш разговор с мадам Зардо? – спросил Жером.

– Мы немного поговорили.

– О чем? – спросила Тереза. – О деле Уэлле?

– Нет. – Трое людей и собака двинулись к дому Эмили Лонгпре. – О Жане Ги. Она хотела знать, что с ним случилось.

Тереза молчала. Арман впервые упомянул имя своего инспектора, хотя, как она подозревала, думал о нем почти постоянно.

– Многого я ей не мог рассказать, но чувствовал, что кое-что обязан.

– Почему?

– Между ней и Бовуаром возникла особая неприязнь.

Тереза улыбнулась:

– Могу себе представить.

Гамаш остановился и посмотрел на Брюнеля:

– Вы обсуждали дело Арно. Почему?

Тереза и Жером переглянулись. Наконец Жером ответил:

– Извините, я должен был сразу сказать, но я слишком…

«Боялся, признай это. Боялся».

– …боялся, – договорил он. – Во время последнего поиска я наткнулся на его имя. Оно оказалось в очень глубоко запрятанном файле.

– Об убийствах на земле племени кри? – спросил Гамаш.

– Нет. Файл более поздний.

– И вы ничего не сказали? – Голос Армана был ясный, спокойный и темный, как ночь.

– Я нашел его имя перед самым нашим приездом сюда. Я думал, что все кончено. Что мы побудем здесь какое-то время, заляжем на дно, чтобы Франкёр и другие решили, что мы не представляем для них угрозы.

– А что потом? – спросил Гамаш.

Он не сердился – любопытствовал. Даже испытывал сочувствие. Как часто он желал того же? Подать прошение об отставке и уехать. Они с Рейн-Мари найдут маленький домик в коммуне Сен-Поль-де-Ванс во Франции. Подальше от Квебека. От Франкёра.

Разве недостаточно он поработал? Разве недостаточно поработала Рейн-Мари?

Хватит, теперь настал черед других.

Но не настал. Это все еще был его черед.

А еще он втянул в это дело Брюнелей. И ни он, ни они не могли пока сбросить с плеч тот груз, который взвалили на себя.

– Это были дурацкие мечты, – устало признал Жером. – Я принимал желаемое за действительное.

– Что говорилось в тех файлах о Пьере Арно? – спросил Гамаш.

– Я не успел их прочитать.

Даже в темноте Жером почувствовал на себе пронизывающий взгляд Гамаша.

– А Франкёр? – спросил старший инспектор. – Он там упоминался?

– Одни намеки, – ответил Жером. – Будь у меня Интернет, я мог бы копнуть глубже.

Гамаш кивнул в сторону дороги. Вокруг деревенского луга медленно проехала машина и остановилась перед ними. Старый, побитый, ржавый пикап «шевроле» с дешевыми зимними покрышками. Дверь со скрипом открылась, и вышел водитель. Мужчина или женщина – определить невозможно.

Анри, который до сих пор не издал ни звука, низко зарычал.

– Надеюсь, оно того стоит, – произнес голос.

Женский. Раздражительный. Молодой.

Тереза Брюнель повернулась к Гамашу.

– Не может быть, – прошептала она.

– У меня не было выхода, Тереза.

– С таким же успехом вы могли приставить мне пистолет к виску, – сказала она. – Это было бы не так больно.

Она ухватила старшего инспектора за руку, отвела его на несколько шагов в сторону от пикапа и взволнованно прошептала ему в лицо:

– Вы же знаете, она одна из тех, кого мы подозреваем в работе на Франкёра, в распространении видео о рейде. Она имела все возможности. Она имела доступ, все необходимые средства. Да и характер у нее подходящий. – Тереза бросила взгляд на фигуру, похожую на черную дыру в веселом рождественском свете. – Она почти наверняка работает на Франкёра. Что вы наделали, Арман?

– Я должен был пойти на риск, – настойчиво сказал Гамаш. – Если она работает на Франкёра, мы проиграли, но мы так или иначе проиграли – с ней или без нее. Она могла быть одной из тех немногих, кто распространил видео, но еще она одна из тех немногих, кто может обеспечить нам Интернет.

Два старших офицера Квебекской полиции сердито смотрели друг на друга.

– Вы сами знаете, Тереза, – не отступал Гамаш, – у меня не было выбора.

– У вас был выбор, Арман, – прошипела Тереза. – Прежде всего, вы могли посоветоваться со мной. С нами.

– Вы с ней не работали. А я работал, – возразил Гамаш.

– И вы умеете заглядывать людям в душу? Да, Арман? Поэтому Жан Ги теперь там, где он есть? Поэтому мы прячемся здесь и наша единственная надежда – одна из ваших бывших агентов, а вы даже не знаете, предана она вам или нет?

Ответом на ее слова было молчание. Молчание и долгий, долгий выдох.

– Извините, – сказал наконец Гамаш и прошел мимо Терезы Брюнель к дороге.

– Я могу чем-то помочь? – неловко спросил Жером.

Он слышал обвинения Терезы. И подозревал, что молодая женщина тоже их слышала.

– Идите в дом, Жером, – велел Гамаш. – Я разберусь.

– Она не имела это в виду, вы же знаете.

– Имела, – возразил Гамаш. – И была права.

Когда Брюнели ушли в дом, он повернулся к новоприбывшей:

– Вы слышали?

– Слышала. У нее паранойя в жопе.

– Не говорите со мной таким языком, агент Николь. Вы будете уважительно относиться ко мне и Брюнелям.

– Значит, вот кто это, – сказала она, вглядываясь в ночь. – Суперинтендант Брюнель. Я и не думала. Веселенькая компания. Она меня не любит.

– Она вам не доверяет.

– А вы, сэр?

– Я ведь пригласил вас сюда, верно?

– Да, но у вас не оставалось выбора.

Стояла такая темнота, что Гамаш не мог разглядеть ее лица, но он не сомневался, что на нем появилась ухмылка. И он спросил себя, насколько крупную ошибку он, возможно, совершил.