Глава девятнадцатая

Старший инспектор Гамаш приехал в Монреаль и теперь, сидя за своим компьютером, читал недельные отчеты инспектора Лакост, своих агентов, полицейских отделений по всей провинции.

Стояло субботнее утро, и он был один в отделе. Отвечал на электронные письма, делал записи, отправлял соображения и предложения по поводу расследований. Звонил в отдаленные районы двум инспекторам, ведущим следствие, расспрашивал, как идут дела.

Потом он посмотрел последний дневной отчет. Это была сводка проведенных мероприятий и дел из офиса старшего суперинтенданта Франкёра. Она присылалась Гамашу не с целью информирования и определенно не из вежливости, а в качестве оскорбления.

Гамаш помедлил на иконке «открыть сообщение».

Если нажать ее, то оно будет помечено как прочтенное. За его столом на его терминале. С предварительно введенными его паролями.

Франкёр опять будет знать, что он еще раз умыл Гамаша.

Тем не менее Гамаш щелкнул мышкой, и на экране появились слова.

Он прочел то, что хотел Франкёр. И почувствовал именно то, чего Франкёр хотел добиться своим посланием.

Бессилие. Злость.

Франкёр назначил Жана Ги на очередную операцию, на сей раз – рейд по изъятию наркотиков, который вполне мог быть осуществлен Канадской конной полицией или пограничной службой. Начав читать сообщение, Гамаш сделал долгий, неторопливый, глубокий вдох. На мгновение задержал воздух в легких. Потом выпустил его. Медленно. Заставил себя перечитать все заново. Воспринять целиком.

Потом он закрыл сообщение и сохранил его.

Он сидел в своем кресле и смотрел через стекло, отделяющее его кабинет от всего офиса. От пустого офиса. С замусоленными рождественскими гирляндами. С жалкой елочкой без подарков, даже фальшивых.

Гамаш хотел развернуться в кресле спиной к этому запустению и взглянуть на город, который он любит. Но вместо этого он обдумал то, что видел и что прочел. И что чувствовал. Потом он позвонил по телефону, встал и ушел.

Наверное, ему следовало сесть в машину, но старший инспектор хотел подышать свежим воздухом. На тротуарах Монреаля лежал талый грязный снег, а улицы были полны спешащими покупателями, которые толкались и желали друг другу чего угодно, только не мира и благополучия.

Активисты Армии спасения исполняли на углах рождественские песни. Гамаш прошел мимо мальчика, который распевал сопрано «Однажды в царском городе Давида».

Но старший инспектор ничего не слышал.

Он шагал среди горожан, не встречаясь ни с кем взглядом. Погруженный в свои мысли. Наконец старший инспектор подошел к офисному зданию и нажал кнопку домофона. Лифт доставил его на последний этаж. Он прошел по пустому коридору и открыл дверь в знакомую приемную.

От ее вида, от ее запаха у него скрутило желудок, и он слегка удивился этой волне тошноты и силе воспоминаний, нахлынувших на него.

– Старший инспектор.

– Доктор Флёри.

Они обменялись рукопожатием.

– Спасибо, что согласились меня принять, – сказал Гамаш. – В особенности в субботу. Merci.

– Обычно по выходным меня здесь нет. Но сегодня я расчищал завалы перед праздниками.

– Извините, что побеспокоил, – сказал Гамаш.

Доктор Флёри посмотрел на визитера и улыбнулся:

– Я же сказал, что приму вас, Арман. Вы меня ничуть не побеспокоили.

Он провел старшего инспектора в свой кабинет – удобное светлое помещение с большими окнами, где стояли стол и два стула друг перед другом. Флёри указал на один из стульев, хотя Арман Гамаш прекрасно знал это место – провел в нем немало часов.

Доктор Флёри был психотерапевтом. Точнее, главным психотерапевтом Квебекской полиции. Но его офис располагался не в управлении полиции. Решили, что такое место подойдет лучше.

И потом, если бы доходы доктора Флёри зависели только от агентов полиции, приходящих к нему на консультации, то он жил бы впроголодь. Агенты полиции не любили признаваться, что им нужна помощь. И уж конечно они не хотели, чтобы кто-то знал, что они обращались за помощью.

Но после операции на фабрике старший инспектор Гамаш сказал себе, что непременным условием возвращения к работе всех участвовавших агентов, получивших физические или психологические травмы, является психотерапия.

Включая и его самого.

– Я думал, вы мне не доверяете, – сказал доктор Флёри.

Старший инспектор улыбнулся:

– Вам я доверяю. Но что касается других, сомневаюсь. Были утечки обо мне, о моей личной жизни и отношениях, но главным образом утечки о той истории, после которой к вам приходили консультироваться мои агенты. Против них использовалась информация, в высшей степени личная информация, которую они доверили только вам.

Гамаш не сводил глаз с доктора Флёри. Тон его голоса был обыденным, но взгляд – жестким.

– Утечки могли произойти только из вашего офиса, – продолжал он. – Однако я никогда не обвинял вас лично. Надеюсь, вы это знаете.

– Знаю. Вы считали, что кто-то взломал мой архив.

Гамаш кивнул.

– И продолжаете так считать?

Старший инспектор выдержал взгляд психотерапевта. Они с доктором были почти ровесниками, Флёри, возможно, на год-другой моложе. Опытные мужчины. Которые многое повидали, многое слышали.

– Я знаю, вы провели тщательное расследование, – сказал старший инспектор. – И не нашли никаких указаний на то, что кто-то взламывал файлы ваших пациентов.

– Но ваше мнение не изменилось?

Гамаш улыбнулся:

– Иными словами, не параноик ли я?

– Надеюсь, что нет, – сказал Флёри. Он закинул ногу на ногу и поставил на колено открытый ноутбук. – Вот присматриваю коттедж в Лаврентидах.

Гамаш рассмеялся, но в желудке у него обосновалась тошнота, горьковатая, застойная лужица. Его одолевали сомнения.

– Вы все еще не уверены, Арман?

Гамаш видел озабоченность, почти наверняка искреннюю, на лице Флёри, слышал ее в его голосе.

– Недавно еще один человек назвал меня параноиком.

– И кто же?

– Тереза Брюнель. Суперинтендант Брюнель.

– Старший офицер? – спросил Флёри.

Гамаш кивнул:

– А также друг и доверенное лицо. Она решила, что я спятил. Повсюду вижу заговоры. Она, гм… – Он стрельнул глазами на свои руки, лежащие на коленях, потом снова посмотрел в лицо доктора Флёри и застенчиво улыбнулся. – Она отказалась помогать мне в расследовании и уехала на каникулы в Ванкувер.

– Вы думаете, что ее планы на Рождество прежде были как-то связаны с вами?

– Теперь вы подозреваете меня в нарциссизме?

– Я вижу в своем будущем новый навесной лодочный мотор, – пошутил Флёри. – Продолжайте, старший инспектор.

Но на этот раз Гамаш не улыбнулся. Он подался вперед:

– Что-то происходит. Я знаю, просто не могу доказать. Пока. В Квебекской полиции процветает коррупция, но дело не только в этом. Я думаю, за такими делами стоит один из старших офицеров.

На доктора Флёри слова Гамаша не произвели впечатления. Он остался невозмутимым.

– Вы все время говорите «я думаю», – сказал психотерапевт. – Но рациональны ли ваши опасения?

– Это не опасения, – возразил Гамаш.

– Но и не факты.

Гамаш молчал, видимо подыскивая слова, которые убедили бы собеседника.

– Вы опять о том слитом видео? Вы же знаете, что проводилось официальное расследование, – сказал доктор Флёри. – Вы должны принять их выводы и забыть ту историю.

– Двигаться дальше? – Гамаш услышал в своем голосе намек на обиду, слабое недовольство.

– Вы не можете контролировать такие вещи, Арман, – терпеливо напомнил ему доктор.

– Я говорю не о контроле, а об ответственности. О необходимости занять позицию.

– Рыцарь в белых доспехах? Главное – знать, атакуете ли вы реального противника или ветряную мельницу.

Старший инспектор Гамаш пристально посмотрел на Флёри, потом резко вдохнул, словно от неожиданной боли. Он уронил голову на руки и закрыл лицо. Принялся массировать лоб, ощущая пальцами грубый шрам.

Наконец Гамаш поднял голову и встретил взгляд терпеливых и добрых глаз.

«Боже мой, – подумал Гамаш. – Он ведь мне сочувствует».

– Я ничего не выдумываю, – упрямо сказал он. – Что-то происходит.

– Что?

– Не знаю, – признался старший инспектор, понимая, как неубедительно звучат его слова. – Но это происходит на самом верху. Среди высших чинов.

– И они же, как вы считаете, взломали мои файлы и похитили вашу историю болезни?

В голосе доктора прозвучали покровительственные нотки.

– Не только мою, – ответил Гамаш. – Они похитили файлы всех участников рейда. Всех тех, кто обращался к вам за помощью, кто рассказал вам все о себе. О своих страхах, опасениях. О том, чего они хотят от жизни. О том, что для них важно. О дорожной карте в их головах.

Голос его становился громче, напористее. Правая рука начала дрожать, и он ухватил ее левой и сжал.

– К вам приходил Жан Ги Бовуар. Он сидел на том месте, где сейчас сижу я, и открывал вам душу. Он не хотел, но я приказал ему. Заставил его. А теперь они все знают о нем. Знают, как проникнуть ему в голову, под кожу. Они натравили его на меня.

Тон Гамаша сменился на умоляющий. Он просил психотерапевта поверить ему. Просил хоть одного человека поверить ему.

– Значит, вы по-прежнему считаете, что мой компьютер взломали? – Обычно ровный голос Флёри дрогнул. – Если вы и в самом деле так считаете, Арман, то почему вы здесь?

Это заставило Гамаша замолчать. Они уставились друг на друга.

– Потому что больше мне не с кем поговорить, – сказал наконец старший инспектор почти шепотом. – Я не могу говорить с женой, с коллегами. Не могу сказать об этом друзьям – не хочу их втягивать. Я мог бы сказать Лакост. У меня было искушение. Но у нее семья…

Его голос смолк.

– А в прошлом, когда дела шли плохо, с кем вы говорили?

– С Жаном Ги, – прозвучало еле слышно.

– Теперь вы один.

Гамаш кивнул.

– Я не возражаю. Мне так даже предпочтительнее, – произнес он покорно.

– Арман, вы должны мне верить, когда я говорю, что мои файлы никто не похищал. Они в полной безопасности. Никто, кроме меня, не знает, о чем мы беседовали. Здесь вы в безопасности. То, что вы сейчас сказали, не выйдет за эти двери. Я вам клянусь.

Флёри продолжал оценивать взглядом человека, сидевшего перед ним. Осунувшегося, печального. Дрожащего. Вот что скрывалось под его невозмутимой наружностью.

– Вам нужна помощь, Арман.

– Мне и в самом деле нужна помощь, но не такая, как вы думаете, – сказал Гамаш, овладев собой.

– Никакой угрозы не существует, – произнес Флёри убедительным тоном. – Вы сами создали ситуацию угрозы в своей голове, чтобы объяснить то, что вы не хотите видеть или признать.

– Мой отдел разгромлен, – сказал Гамаш, снова вспыхнув от возмущения. – Наверное, это у меня воображение разыгралось. Я создавал его годами, принимал отвергнутых другими отделами агентов и делал из них первоклассных следователей, лучших в стране. Теперь они ушли. Вероятно, это все мне кажется.

– Может быть, вы сами виноваты в том, что они ушли? – тихо предположил Флёри.

Гамаш изумленно посмотрел на доктора:

– Вот этого он и добивается – создать у всех такое впечатление.

– Кто «он»?

– Сильв… – Гамаш осекся на полуслове и уставился в окно, пытаясь взять себя в руки.

– Почему вы пришли ко мне, Арман? Чего вы хотите от меня?

– Я пришел не ради себя.

Доктор Флёри кивнул:

– Это очевидно.

– Мне нужно знать, по-прежнему ли вы наблюдаете Жана Ги Бовуара.

– Я не могу вам сказать.

– Это вовсе не вежливая просьба.

– Тот день на фабрике… – начал доктор Флёри, но Гамаш прервал его:

– К тому дню это не имеет никакого отношения.

– Нет, имеет, – возразил доктор, больше не стараясь скрыть нетерпение. – Вы почувствовали, что потеряли контроль, и ваши агенты погибли.

– Я знаю, что случилось, мне не нужно напоминать.

– Но вам нужно напомнить, что это была не ваша вина, – парировал доктор. – Однако вы не желаете этого понимать. Проявляете упрямство и самонадеянность, тогда как вам нужно просто принять случившееся. У инспектора Бовуара собственная жизнь.

– Им манипулируют, – возразил Гамаш.

– Тот же самый старший офицер?

– Прекратите говорить со мной покровительственным тоном. Я тоже из старших офицеров, у меня за спиной десятилетия следовательской работы. Я не какой-то психопат, несущий бред. Мне необходимо знать, посещает ли вас Жан Ги Бовуар. И мне нужно видеть его файлы. Я должен знать, что он вам говорит.

– Послушайте, – произнес доктор, еле сдерживаясь. Он пытался успокоиться, говорить рассудительно, но у него плохо получалось. – Вы должны позволить Жану Ги Бовуару жить его собственной жизнью. Защитить его вы не можете. Он идет своим путем, а вы – своим.

Гамаш покачал головой и посмотрел на свои руки, лежащие на коленях. Одна неподвижная, другая чуть подрагивающая. Он поднял глаза и встретился взглядом с Флёри:

– Ваши слова имели бы резон в нормальных обстоятельствах, но Жан Ги не в себе. Он находится под влиянием, им манипулируют. И он злоупотребляет лекарственными средствами.

– Своими обезболивающими?

Гамаш кивнул.

– Суперинтендант… – Он осекся.

Доктор Флёри чуть подался вперед. Гамаш еще не подходил так близко к тому, чтобы указать на своего так называемого противника.

– Тот самый старший офицер, – поправился Гамаш, – посадил его на оксикодон. Я это точно знаю. И Бовуар теперь работает у него. Я думаю, он хочет столкнуть Жана Ги в пропасть.

– Зачем?

– Чтобы добраться до меня.

Доктор Флёри сделал паузу, чтобы слова Гамаша все сказали сами за себя. Сказали о паранойе и самомнении старшего инспектора. О его бредовом состоянии.

– Я беспокоюсь за вас, Арман. Вы говорите, что инспектора Бовуара подталкивают к краю пропасти, но и вы тоже на краю. Только вы сами себя туда привели. Вы должны стать осторожнее, иначе я настоятельно порекомендую вам взять отпуск.

Он посмотрел на пистолет на поясе Гамаша.

– Когда вы начали его носить?

– Таково требование устава.

– Я не об этом спрашивал. Придя ко мне в первый раз, вы абсолютно четко заявили о своем отношении к огнестрельному оружию. Вы сказали, что никогда его не носите, если только не чувствуете, что оно вам понадобится. Почему вы носите его сейчас?

Гамаш прищурился и встал со стула:

– Я вижу, что совершил ошибку, придя к вам. Я хотел узнать об инспекторе Бовуаре.

Гамаш пошел к двери.

– Лучше думайте о себе, – сказал ему вслед доктор Флёри. – А не о Бовуаре.

Арман Гамаш вышел из кабинета, прошагал по коридору и нажал кнопку вызова лифта. Когда кабина появилась, он вошел в нее. Глубоко дыша, прислонился к задней стене и закрыл глаза.

Выйдя на улицу, он ощутил морозный воздух на щеках и прищурил глаза от яркого солнца.

– Рождество, Рождество, – пел маленький хор на углу. – Ро-о-ожде-е-ество-о-о, Ро-о-ожде-е-ество-о-о.

Старший инспектор неспешно двинулся к управлению, сцепив руки в перчатках за спиной. Звук рождественских песен не смолкал в его ушах.

Шагая, он довольно напевал себе под нос. Он сделал то, что и собирался сделать.

В управлении старший инспектор нажал кнопку вызова лифта «вверх», но, когда лифт прибыл, он не стал входить в кабину. К тому времени как дверь лифта закрылась, Гамаш был уже на лестнице. Он шел вниз.

Он мог воспользоваться лифтом, но не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, насколько низко он спускается.

Ниже цоколя, ниже подвала, ниже уровня подземной парковки, в зону мерцающих флуоресцентных огней. Стен из шлакобетона и металлических дверей. Постоянного пульсирования света, бойлеров, обогревателей, кондиционеров. Гудения гидравлики.

Здесь располагалась хозяйственная часть здания. Место для всевозможных установок и бригад обслуживания.

И одного агента.

На пути в Монреаль Гамаш обдумывал свой следующий ход. Взвешивал последствия визита к доктору Флёри и посещения агента. Прикидывал, что случится, если он сделает это. Что случится, если не сделает.

Каков наилучший ожидаемый результат?

Каков наихудший?

И наконец, какова альтернатива? Какие у него есть варианты?

Ответив себе на все вопросы и приняв решение, старший инспектор Гамаш больше не колебался. Он резко постучал в дверь и открыл ее.

Молодой агент, чье бледное лицо отливало светло-зеленым цветом из-за ряда мониторов вокруг, повернулась. Гамаш увидел, что она удивлена.

К ней сюда никто не приходил. Именно поэтому Арман Гамаш и пришел к ней.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал он.