Книга: Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г.
Назад: XXII. Встреча со Святым отцом
Дальше: XXIV. Возвращение

XXIII. Сон

 

26 апреля 1991 года — пятая годовщина катастрофы в Чернобыле. Я — на Украине, в городе, когда-то подаренном одним князем другому как Божий подарок: Именем Его освящена божественной красоты река — Буг. Теперь она запретна для человека, после Чернобыля. Рядом с городскими электронными часами мигают цифры уровня радиации. Мне хорошо, я уеду через несколько дней. Дам выступления, сбор с которых пойдёт чернобыльским детям, и уеду. А студенты, заплатившие эти деньги, останутся.
Они останутся.
Вечером первое выступление: Главы из книг протоиерея Александра Меня.
Раннее утро. Я проснулась, а потом опять задремала. Сон:
Много-много света. Белого. Как светящийся туман. Я дома. Рядом мама. Не молодая, не старая, а просто моя мама. Где-то за стеной отец. Стены — как из фанеры, но нет потолка. Только этот клубящийся свет, так что и углов в комнате нет. Фанера стен свежая, бело-золотистая, на этом свету, в этом воздухе иногда выгибается, как свойственно фанере, как бы сама по себе, с гулким стреляющим звуком. Эта обстановка — во сне реальна. Это дом моих родителей. И я думаю во сне: видеть дом умерших родителей — это не ко смерти ли мне? Дом моих родителей звучит как Дом Отца моего.
И вроде мы с мамой ждём кого-то. И какие-то люди тоже ждут, но я их не вижу, а только знаю, что они есть, наши друзья, или гости.
И он входит.

 

Краков. Проход на Площадь Малого рынка

 

Высокий, — я закидываю голову несвойственно своему росту. Молодой, совсем юноша. Худой. Волосы стриженые, густые, — торчат.
— Знакомьтесь, — говорю я, — это отец Александр. Во сне меня нисколько не смущает его возраст и полное несовпадение внешности. И потом, — он кладёт свою руку на моё плечо, это тепло — отца Александра, я слышу весёлый его голос. Нет-нет, весёлый — неправильное слово, отец Александр излучал не весёлость, а радость. О жизни, о любви к тебе… Это был отец-Александр-во-сне!
Потом он из облаков света достаёт, как бы снимает с книжных полок книги. Он что-то говорит, отчего тепло и радость входят в меня. Я гляжу снизу вверх ему в лицо, какой-то луч падает на него, и я вижу кончик его носа, как бы стёсанный снизу, несоответственно его лицу в жизни. Он листает книжку обычным для него бережным, любовным движением и ставит её обратно. В облака.
— Возьмите, возьмите её себе, — умоляю я. Он смеётся:
— Мне теперь уже не нужно, а вы зайдите, — он делает куда-то отсылающий жест, — посмотрите что-нибудь из моих книг. Может, вам пригодится? —
Это значило во сне: «Благословляю вас взять…» — и ушёл в светлые облака.
Сон во сне кончился. Господи, благодарю Тебя! Ты услышал мои молитвы, — думала я во сне, — отец Александр даёт мне знак, что нашёл моих некрещёных родителей, и теперь они через него, как и я, узнают Господа, и будем мы все вместе с ним во Христе.
Я проснулась. Вся левая половина тела была полна теплом прикосновения отца Александра.
..............................................................
На встрече со студентами, в первом ряду сидел мальчик в чёрном. Круглолицый, с тёмными особенными глазами. В конце я включила магнитофон с проповедью отца Александра. «Бодрствуйте! Бодрствуйте! Бодрствуйте!» — закончил нашу встречу его голос. Люди что-то дарили, обступив меня, показывали. И спрашивали, спрашивали, спрашивали… Решили, что лучше всем сесть и мне говорить для всех, а не — каждому. Когда усаживались, подошёл этот мальчик с особенными глазами. То был ксёндз, в чёрном до полу одеянии с кипельно-белой полосочкой у шеи, сверх сутаны был надет на нём дешёвый с ярким узором свитер. Он весь сиял, произнося с акцентом слова извинения, что ему нужно уйти. Я узнала, где он служит, и обещала, что мы с мужем придём к нему в костёл завтра утром.
Костёл был в бывшем францисканском монастыре, перестроенном советами в общество «Знание». Теперь костёл вернули католикам. Священники не стали ждать возвращения храма к божьему виду и сразу начали богослужения. Над входом — профили в барельефе: советские рабочий и колхозница держат перед носом серп и молот. А над самой дверью трепещет вышитое украинское полотенце, обрамляющее Лик Мадонны.
Службы идут в комнате с низким потолком. Высоченный костёл был перегорожен карликовыми этажами для нужд «знания». В пластмассовых панелях — стены, на полу — линолеум. Алтарь самодельный. (В настоящем Алтаре «знающие» справляли в своё время нужду.) В нише из берёзовых брёвнышек — Крест с бумажным Распятием Господа.
Мы думали, что служба начинается в 7, и подошли к половине восьмого. Кто-то мёл, кто-то расставлял стулья. Перепутали мы, наверно, начало. Стали ждать. Мы были одни, но для нас включили где-то записи органных молитвенных мелодий. Старинный орган монастыря был порушен. Помолившись, мы сели. Было хорошо думать и вспоминать.
…В городе ведь были афиши о Вечере памяти отца Александра. Никто из православных священников не пришёл… Студентов духовно взращивает отец Ярослав. Они говорят, он с ними и Евангелие изучает, и мяч гоняет, и в походы ходит, и фильмы о Христе показывает, к нему запросто можно прийти.
…Наверно, ему стыдно было за меня, что я душеспасительные разговоры веду. Ведь, по правде-то, ничего не умею, не имею права говорить, — мои слова обеспечены ли моей жизнью? Отец-то Александр проникает в людей, да передатчик его лучей почистить бы надо.
Через полтора часа мы поняли, что Службу пропустили. Началась в 7 и кончилась в полвосьмого. Это же не православная Обедня! К счастью, отец Ярослав не ушёл. Нас провели к нему, в монастырскую библиотеку. Мы постучали в обитую железом дверь с окошком над подоконничком. Кормушка тюремная. Раньше здесь выдавали зарплату за «знание».
Дверь распахивается изнутри. Перед нами — маленькая келья, вся залитая солнцем через узкое в толще стены окно, уходящее в своды. Отец Ярослав раскинул руки, улыбается, качая головой, всё повторяет: — Яки ж гости дороги, яки ж гарни…
Он очень высокий, невольно приходится задирать голову. Вчера, стоя на эстраде, я этого не почувствовала. В комнате ещё женщина, и он с ней бегло договаривает что-то по поводу книги у неё в руках жестами на языке глухонемых и одновременно улыбается нам своей белозубой мальчишеской улыбкой. Солнце падает лучами, так что всюду светятся и двигаются пылинки. По стенам — книжные полки из простых некрашеных досок Корешки книг имеют вид тамиздатный.
Женщина вышла. Я попросила благословения. И мы начали разговаривать взахлёб, обо всём сразу. Я твердила о недостоинстве своём говорить об отце Александре, а он — что я его старшая сестра и что-то такое о моём выступлении, отчего мне было радостно и стыдно. И мы всё стояли втроём, и говорили, и жали друг другу руки, и улыбались, радуясь друг другу и Господу. Потом он стал снимать с полок книги и дарить нам, кладя стоп кой мне в руки. Это была Тереза Маленькая, и Замысел любви Божьей, и книги отца Александра брюссельского издания, с которых у нас дома были ксероксы, и такие, каких совсем не было. И тут какой-то луч упал прямо на его лицо, и я увидела снизу кончик его носа — он был так узнаваемо стёсан, что книги у меня стали сыпаться, и я, кажется, схватила его за руки и что-то пыталась объяснить про сон и, кажется, даже закапала, к своему стыду, слезами…
Потом мы завтракали в церковной трапезной, и он расспрашивал об отце Александре, и мы подарили ему фотографию нашего духовного отца. Было так странно, что брат Ярослав (он сказал, чтоб я говорила брат) не торопился. Наших православных священников настолько мало, их рвут на части. Они всегда спешат.
Потом брату Ярославу надо было уйти, он просил нас дождаться его и оставил нам книги и журналы. Тут я впервые увидела лицо Святого отца Иоанна Павла II, и что-то мы с мужем, спотыкаясь, разбирали с английского и французского. Отец Ярослав свободно владел всеми европейскими языками. И языком глухонемых… Когда он вернулся, я спросила, есть ли у него духовный отец. Он показал фотографию убитого ксёндза Попелушки и подарил её нам
Он рассказал, что ему уже (!) 25 лет. Он дал вечные обеты. Мама у него в Польше. А он давно — по разным странам. По их монашеским законам каждые несколько лет он должен менять место жизни, чтоб не обрастать связями и «имением». Бедность — один из обетов. Живёт там, куда пошлют — «Куда Он пошлёт». Я стала спрашивать о Папе Иоанне Павле II. Он рассказал нам о паломничестве в Ченстохову, где будет встреча со Святым отцом.
— Вы могли бы поехать с нами, но поздно, списки уже отправлены.
— Я поехала бы и сама, да у меня нет приглашения...
Через короткое время в Москву пришли приглашения от брата Ярослава. Но они уже не понадобились. Зерно было посеяно и дало ростки. Я уезжала в паломничество с Воскресной школой отца Александра Меня...

 

Назад: XXII. Встреча со Святым отцом
Дальше: XXIV. Возвращение