Книга: Спящий
Назад: Часть третья Оракул. Сны и Сновидец
Дальше: Часть пятая Анархист. Демоны и бомбы

Часть четвертая
Стрелок. Линзы и патентованный глушитель Максима

1
Человек не может жить без воды, воздуха и сна. Это объективная реальность, с этим ничего поделать нельзя.
Я знал людей, которые боялись спать – кого-то мучили кошмары, кто-то попросту опасался не проснуться, – но никто из них не смог преодолеть свою природу. Рано или поздно, несмотря на литры крепкого кофе и дорожки кокаина, они сдавались и засыпали. Иногда – на ходу. Иные – навсегда.
У меня не было ни единого шанса продержаться без сна сколь бы то ни было долго, я прекрасно отдавал себе в этом отчет. Принцесса непременно до меня доберется не этой ночью, так следующей, но все же до самого утра я так и не сомкнул глаз.
Впрочем, никаких особых усилий это не потребовало. Что именно сказалось – нервотрепка, отказ от морфия или последствия электротерапии, но ни малейших позывов задремать я не ощутил. Просто лежал рядом с Лилианой, слушал ее размеренное дыхание и старался не думать о новых бедах и проблемах.
Получалось плохо.
А потом Лили повернулась ко мне и улыбнулась.
– У тебя изменились глаза, Лео.
Я принял беззаботный вид и провел ладонью по неровно обстриженной макушке.
– Не только глаза.
– Ну, стрижку мы тебе устроим!
Лилиана поцеловала меня, накинула халат и убежала приводить себя в порядок в ванную комнату. Я немного повалялся в постели, потом осторожно поднялся на ноги и прислушался к своим ощущениям. Болели ребра и ныли мышцы, а в остальном ничего особо не беспокоило. Даже голова не кружилась. И – удивительное дело – вернулся аппетит.
Я надел халат и отправился вслед за Лилианой, но спокойно умыться не получилось. Подруга велела раздеваться и садиться на выставленный в середину комнаты табурет, а сама вооружилась расческой и ножницами.
– Проще сходить в цирюльню! – запротестовал я, ежась от холода, да только Лили даже слушать ничего не стала.
– Здесь работы на пять минут, – сообщила она, подцепляя расческой и состригая неровные клоки волос. – А сейчас на тебя без слез не взглянешь!
Я только вздохнул.
Вскоре от состриженных волос начала зудеть кожа, но при малейшей попытке почесаться Лилиана шикала на меня и требовала сидеть спокойно.
– Знаешь, Лео, – произнесла она в конце, – мне хочется навестить родителей, но не уверена, будет ли это удобно…
– Почему нет? – не понял я причину странной нерешительности.
– Ты только вернулся, а меня наверняка упросят задержаться дома. Придется провести там день или даже два.
– Не переживай, – погладил я подругу по руке. – Если хочешь, могу поехать с тобой, но с ночевкой не останусь – надо разобраться с делами.
– Я все понимаю. – Лилиана щелкнула ножницами и вдруг хихикнула: – Ты же у нас – особа королевской крови!
– Формально – нет, – возразил я, понемногу начиная жалеть о своей вчерашней откровенности. – Климент сам провозгласил себя императором, а его брат стал герцогом, он не являлся частью императорской фамилии.
– Мне все равно, – улыбнулась Лили, отложила ножницы и поинтересовалась: – Ну и как тебе?
Я поднялся с табурета, посмотрелся в зеркало и обнаружил, что с новой стрижкой напоминаю то ли армейского новобранца, то ли портового грузчика. Короткий ежик едва топорщился над головой, но ничего более приличного не смог бы сотворить даже самый искусный цирюльник.
– Очень даже неплохо. У тебя талант!
– Ты мне бессовестно льстишь, – не приняла всерьез похвалу Лилиана. – И отрасти волосы, прежде чем показываться на глаза моим родителям. Они люди строгих взглядов.
– Особенно мама, – вздохнул я.
– Ты относишься к ней предвзято! – укорила подруга и покинула ванную комнату.
Я умылся, почистил зубы и побрился, а только вышел в коридор, и успевшая переодеться в домашнее платье Лилиана потянула меня на первый этаж.
– Идем, Мари готовит завтрак, не стоит заставлять ее ждать.
– Но…
– Никаких «но», Лео! – отрезала Лили. – И не волнуйся, миссис Харди сегодня взяла выходной, кроме нас, в доме никого.
Пришлось идти на кухню, где хозяйничала Елизавета-Мария в длинной юбке и накинутом поверх блузы переднике. От ее длинных рыжих локонов не осталось и следа; суккуб щеголяла короткой мальчишеской стрижкой, удивительно подходящей к ее похудевшему и заострившемуся лицу.
При нашем появлении Елизавета-Мария оторвалась от плиты и округлила глаза.
– Оригинально! – только и вымолвила она.
Захотелось посоветовать ей посмотреться в зеркало, но я пересилил себя и молча сел за стол у выходившего в глухой внутренний дворик окна.
– Как тебе новая прическа Леопольда, Мари? – поинтересовалась Лилиана, вложив в электрический тостер два ломтика белого хлеба.
– У тебя талант, – повторила Елизавета-Мария мои слова и убрала с огня сковороду с беконом.
– Да вы смеетесь надо мной! – обиделась Лили.
– Ничуть, дорогая, – мягко улыбнулась суккуб. – Вчера на голове Лео бы сущий кошмар, а сейчас посмотри на него – приличный человек! Подумаешь, тифом переболел…
Девушки рассмеялись, я покачал головой.
– И когда только успели спеться?
Лилиана выставила передо мной тарелку с яичницей и беконом, потом принесла поджаристые хлебцы и сообщила:
– Между прочим, у нас с Мари нашлось предостаточно общих интересов.
Я с сомнением посмотрел на суккуба.
– Например?
– Индийское культурное наследие, – с загадочной улыбкой произнесла Елизавета-Мария.
– Тебе интересна индийская культура? Серьезно? – не поверил я. – Лили жила в Калькутте, но что знаешь об индийской культуре ты?
Суккуб провела языком по верхней губе и лукаво улыбнулась.
– «Камасутра» по праву считается одним из древнейших трактатов о чувственных отношениях между мужчиной и женщиной. В основном мы обсуждали именно ее.
– О! – только и выдавил я из себя и повернулся к Лилиане.
Под моим взглядом подруга смутилась, зарделась и выскочила с кухни.
Елизавета-Мария рассмеялась.
– Приятно осознавать, что наше обсуждение не кануло втуне и получило практическое применение. За тебя остается только порадоваться, Лео. Ты в надежных… руках.
Я с сомнением посмотрел на завтрак и поднялся из-за стола.
– Ну хоть кто-то не изменился, – пробормотал я, покидая кухню.
Отыскать Лилиану труда не составило: она сидела на кровати в спальне и дулась.
– Что случилось, дорогая? – спросил я, садясь радом.
– Что случилось?! – опешила Лили и на миг даже потеряла дар речи от возмущения. – И ты еще спрашиваешь?!
– А что я такого сказал?
– Не что, а как! Не мог промолчать? Мари все поняла!
– Поняла? – вздохнул я. – Что именно она могла понять?
– То, что я вчера сделала! – Лилиана замялась, вновь покраснела и взмолилась: – Лео, прошу, не заставляй меня произносить это вслух!
Я не стал продолжать разговор, просто обнял подругу и повалил на кровать.
– Не надо! Перестань! – попыталась высвободиться из моих объятий Лили, но сразу хихикнула: – Лео, ты ведь сам говорил, что не в состоянии!
– Это было вчера, – парировал я, покрывая поцелуями девичью шею. – К тому же ты наглядно показала всю глубину моего заблуждения.
– Лео!
– Молчу-молчу…
2
Когда мы вновь спустились на кухню, завтрак успел давно остыть. Елизавета-Мария милостиво согласилась подогреть яичницу и с интересом посматривала на нас с Лилианой, но от ехидных ремарок воздержалась.
Потом Лили вспомнила о вызванном извозчике и убежала собирать вещи, я же решил не мешать ей и остался пить чай.
Елизавета-Мария налила себе вина, заняла место у приоткрытого окна и вставила в мундштук длинную сигаретку.
– Да, совсем забыла! – встрепенулась она, закуривая. – Благодарю за подарок. Я тронута.
– Подарок? – не понял я.
– Сабля твоего деда, – пояснила суккуб, стряхнула пепел на фарфоровое блюдечко и догадалась. – А! Так это был не ты!
– Не я.
– Вернуть саблю?
– Оставь себе, – покачал я головой, гадая, с какой стати мой вымышленный друг решил вдруг сделать суккубу столь странный подарок.
От желания досадить или за этим жестом скрывается нечто большее?
Впрочем, у меня с избытком хватало забот, несравненно более важных, потому я решил оставить все как есть.
Раздался стук во входную дверь; Елизавета-Мария затушила сигаретку и отправилась в прихожую. Я в своем домашнем халате и тапочках показываться на людях не стал и встал за простенком в коридоре, на всякий случай взведя перед тем курок револьвера. Но в оружии необходимости не возникло – это прибыл вызванный Лилианой извозчик.
Я помог спустить на первый этаж легкий чемоданчик подруги и обнял ее на прощанье.
– Скоро увидимся, – шепнула Лили, поцеловала и убежала на улицу.
Елизавета-Мария заперла за ней дверь и внимательно оглядела меня с головы до ног.
– Рассказать тебе об исторической ценности «Камасутры» или сразу перейдем к практическим занятиям? – поинтересовалась суккуб.
– Воздержусь.
– Умный мальчик, – рассмеялась Елизавета-Мария, поднимаясь по лестнице. – Если Альберт вернется домой раньше меня, пусть не волнуется. Я еду на летное поле!
– На летное поле? – не понял я. – Ты серьезно?
– Более чем.
Тяжело отдуваясь, я поднялся на второй этаж и последовал за суккубом.
– Но зачем?
– Рутина убивает! – ответила Елизавета-Мария, проходя в свою спальню. – Пусть нас и лишили радости полета, украли небо, но память об этом спит в моей крови. Я хочу ее разбудить. Полет на аэроплане – уверена, это будет нечто особенное. Возможно, даже не хуже плотских утех. В последнее время мне не хватает страсти. Я ведь верная жена, Лео. Я не изменяю Альберту.
Суккуб расстегнула юбку и скинула ее к ногам, оставшись в коротких панталонах с кружевными оборками, и я вышел в коридор.
– Уверена, что хочешь именно этого? – спросил, прислонясь к стене. – Утерянную силу не вернуть!
– Не сыпь соль на рану! – резко отозвалась суккуб, задетая моей репликой за живое. – Думаешь, просто было расстаться с таким могуществом, едва обретя его?
– Полет не поможет тебе позабыть об утрате.
– Лео, дорогой! Даже если мне не понравится, столь экстравагантный поступок жены известного поэта не останется незамеченным для обозревателей светской хроники. Альберту не помешает немного рекламы, а если соблазнить кого-нибудь из участников постановки, дело кончится дуэлью. Альберт хоть и похваляется широтой взглядов, на деле жуткий ревнивец.
– Вы нашли друг друга, – усмехнулся я и отправился в спальню Лилианы, но сразу вернулся обратно: – Кто отвезет тебя на летное поле?
– Лео, ты отстал от жизни! – рассмеялась Елизавета-Мария, выйдя в коридор в блузе и велосипедных штанах-блумерах. В руках она держала короткую кожаную куртку. – Гонорар Альберта за выступление в Монтекалиде был столь бесстыдно хорош, что он выписал из Нового Света паровую самоходную коляску. У меня еще не было возможности опробовать ее. Прокатимся?
– Ты умеешь водить?
– Я полна скрытых талантов, тебе ли этого не знать?
– Мне надо одеться. Подождешь?
– Буду у каретного сарая. Выходи через заднюю дверь.
Я кивнул и зашагал по коридору, но только поравнялся с распахнутой дверью ванной комнаты, как меня окликнула Елизавета-Мария.
– Лео! – позвала она.
– Да? – обернулся я, и в этот самый миг звякнуло стекло и что-то глухо стукнуло по стене на уровне моей головы.
– Падай! – отрывисто бросила Елизавета-Мария, а только я повалился на пол, и тотчас послышался новый удар.
Я откатился от двери, прижался к стене и вытянул из кармана халата «Веблей – Фосбери».
– Держись подальше от окон! – крикнул после этого суккубу.
Та лишь фыркнула и скрылась в спальню, но сразу появилась обратно с саблей в руке.
– Лео, ты собираешься ловить стрелка или нет? – спросила она, сбегая по лестнице на первый этаж.
Именно стрелка, пулевые отверстия в стенах не оставляли в этом ни малейших сомнений.
Я выругался, но отлип от стены и бросился вслед за Елизаветой-Марией. Выбежав на улицу, мы со всех ног рванули к дому через дорогу. Я вскинул револьвер, беря на прицел окна, но движения в них не уловил, в глаза бросилось только темное пятно под самой крышей.
Елизавета-Мария первой ворвалась в особняк с саблей наголо и с ходу прижала к стене какого-то тщедушного мужичка.
– Где он?! – прорычала она. – Говори!
– О чем вы?! – опешил насмерть перепуганный бедолага.
Я взглянул на доску со списком жильцов и подсказал:
– Квартиросъемщик с третьего этажа, окна выходят на улицу.
– А что, собственно…
К мужичку начала возвращаться уверенность, но Елизавета-Мария вмиг взяла его в оборот:
– Извращенец с подзорной трубой, который следил за мной в ванной, где он?!
Управляющий замер с отвисшей челюстью, и я, пряча за спиной руку с револьвером, зашагал к лестнице в дальнем конце коридора.
– Где он? – вновь прошипела суккуб.
– Так ушел! – опомнился мужичок. – И не жилец это был вовсе, просто квартиру осмотреть попросил!
Я выглянул на задний двор и спрятал револьвер в карман халата.
– Покажите нам квартиру! – потребовала Елизавета-Мария, а стоило мужичку заколебаться, мило улыбнулась: – Вам ведь не нужен скандал, так? Или придется вызвать полицию?
– Но ваша с-сабля…
– Это театральный реквизит, – улыбнулся я. – Так вы хотите прочитать об этом возмутительном инциденте в газете или уладим все полюбовно?
Меньше всего управляющему нужна была огласка случившегося; он враз перестал упрямиться и повел нас на третий этаж. Елизавета-Мария незаметно придержала меня на лестнице и напомнила:
– Я не слышала выстрелов.
– Я тоже, – кивнул я, вновь достал револьвер и спрятал его за спину.
– И местные жильцы не всполошились…
– Не всполошились.
Это было действительно странно. В меня стреляли, но выстрелов никто не слышал. Как такое могло случиться? Сразу вспомнилось духовое ружье Бастиана Морана, и по спине пробежали колючие мурашки. Если старший инспектор решил взять правосудие в свои руки, остается либо бежать из столицы, либо действовать на опережение. И то и другое чревато совершенно ненужными осложнениями.
Но стоило лишь пройти в квартиру, и эти подозрения рассеялись сами собой. Уже в прихожей я уловил пороховую гарь, а в гостиной она усилилась еще больше. С револьвером в руке обежав все комнаты, я вернулся к распахнутому окну, прижал к плечу воображаемое ружье и взглянул, куда могли отлететь стреляные гильзы. В той стороне оказался сервант, чтобы заглянуть под него, пришлось лечь на пол, но возня того стоила: у самого плинтуса обнаружилась винтовочная гильза весьма необычного калибра.
Тридцать два – двадцать, винчестер. Первый раз с таким сталкиваюсь.
Спрятав латунный цилиндр в карман, я вернулся в коридор к управляющему, который к этому времени уже целиком и полностью поддался очарованию суккуба и едва ли отдавал себе отчет, с каким шумом мы вломились в дом.
– Можете описать постояльца? – спросил я его.
– Обычный господин, немногим за сорок, – коротко ответил дядька, но недовольная гримаса Елизаветы-Марии моментально прочистила ему память.
– Невысокий, худощавый, рыжий, – начал перечислять управляющий. – В очках. Представился Роем Ллойдом. Выговор, как у выходцев с Британских островов. Англичанин, шотландец или ирландец – не подскажу.
– У него что-то было с собой?
– Только тубус. Сказал, работает чертежником.
– Благодарю, милый. Ты просто чудо, – расплылась в чарующей улыбке Елизавета-Мария, а когда мы начали спускаться по лестнице, спросила: – Лео, во что ты влез на этот раз?
– Ни во что.
– Тебя пытались убить!
– Понятия не имею, кто и зачем.
Я первым вышел на улицу, настороженно огляделся по сторонам и перебежал через дорогу.
– С твоей смертью в моей жизни произойдут весьма серьезные изменения, мой милый Лео! – напомнила Елизавета-Мария, запирая за нами входную дверь. – Поэтому просто расскажи, что происходит! Пожалуйста, не вынуждай меня выяснять все самой!
Я только покачал головой и поднялся на второй этаж. Пулевые отверстия в стене были едва заметны, но не обратить внимания на расколотое окно ванной было попросту невозможно. Я поднял с пола зеленоватый осколок и обернулся к суккубу.
– Как стрелок вообще умудрился меня разглядеть?
– В первую очередь тебя должно интересовать не это, а откуда он узнал о твоем появлении в доме!
– Верно, – кивнул я, припомнил я окрик суккуба и спросил: – Что ты хотела сказать, когда позвала меня?
– Какую-то ерунду, – пожала плечами Елизавета-Мария. – Чтобы ты поторапливался или одевался теплее. Не помню!
– Твоя ерунда спасла мне жизнь.
– И это радует. Я на твоей стороне, Лео.
– Если ты действительно хочешь помочь, наведи порядок до возвращения миссис Харди.
Елизавета-Мария закатила глаза и горестно вздохнула.
– Ну пожалуйста! – попросил я.
– Хорошо! – сдалась суккуб. – Но самоходная коляска уже стоит под всеми парами, и я буду не я, если не выеду сегодня в город! Куда ты собирался? Я отвезу. Или прибирайся здесь сам.
Я несколько секунд обдумывал выдвинутый Елизаветой-Марией ультиматум, потом сдался и махнул рукой.
– Будь по-твоему.
– Спускайся в каретный сарай. И не подходи к окнам!
– Стрелок уже далеко отсюда! – возразил я, но, первым делом зайдя в спальню Лилианы, все же занавесил окно.
В повторное покушение мне нисколько не верилось, просто не слишком уютно ощущать себя мишенью в тире, и не важно – взяли уже тебя на прицел или еще нет.
3
Много времени сборы не заняли. Мои вещи Лилиана привезла из отеля с собой; вечерний костюм и сорочки висели в шкафу, остальное отыскалось в задвинутом на антресоли чемодане. И все бы ничего, но легкие штиблеты, столь подходящие для летней жары, мало годились для дождливого октября, а никакой другой обуви у меня не оказалось.
Одевшись, я встал у зеркала, посмотрел на свое отражение и первым делом решил купить головной убор. С прической категорически не повезло.
Еще среди сложенных в чемодан вещей обнаружились солнцезащитные очки – те самые, что купил когда-то в ломбарде, – с изрядно поцарапанными круглыми окулярами темного стекла, и хоть мои глаза больше не резал яркий свет электрических ламп, а небо затягивали плотные облака, я прихватил их с собой.
Как и револьвер. Громоздкий «Веблей – Фосбери» в карман не поместился, его пришлось засунуть сзади за ремень брюк, пусть в отличие от плоского «кольта» правительственной модели он и давил барабаном на поясницу.
Но иначе никак, придется потерпеть.

 

Елизавета-Мария ждала меня у каретного сарая. Я подошел к ней, заглянул в ворота и присвистнул от одобрения при виде приземистой ярко-красной самоходной коляски с двумя кожаными креслами – водителя и пассажира. Фары, оси и ободья колес сверкали позолотой, впереди красовалась золоченая же надпись: «Стенли».
– Подними верх, – попросила Елизавета-Мария, надевая гогглы.
– Насколько хорошо ты управляешь этой штукой? – обеспокоенно поинтересовался я, выполняя распоряжение суккуба.
– Это всяко проще, чем извлечь человеку мозг без повреждений черепа, – легкомысленно фыркнула Елизавета-Мария, натянула кожаные шоферские краги и забралась за руль.
Я уселся в соседнее кресло, и сарай вдруг наполнился дымом, а потом приземистая самоходная коляска неожиданно резво тронулась с места и выкатила во двор.
– Расслабься, Лео! – рассмеялась Елизавета-Мария. – Альберт настоял, чтобы я прошла обучение!
Меня это заявление нисколько не успокоило, но отказываться от поездки было уже поздно: самоходная коляска выехала со двора и затряслась на неровной брусчатке. Пока мы катили по пустынной узенькой улочке, все шло неплохо, но дальше на дорогах оказалось не протолкнуться от экипажей, повозок и громоздких паровиков. Елизавета-Мария лавировала между ними, беспрестанно сыпля проклятиями и яростно давя на клаксон. Несколько раз ей лишь в самый последний миг удавалось уйти от верных столкновений, и летевшую вслед нам брань я не хочу даже вспоминать.
И это еще сыпавший с неба мелкий дождь разогнал зевак по домам, и потому не приходилось опасаться сбить перебегавших через проезжую часть пешеходов!
Погода и в самом деле оставляла желать лучшего. Воздух обжигал непривычной для октября прохладой, а зависшие над городом тяжелые облака сыпали мелким дождем. Но дышалось при этом на удивление легко: сильный западный ветер в кои-то веки выгнал из города смог, а морось прибила к земле пыль.
– Тебя подождать? – поинтересовалась Елизавета-Мария, после того как остановила самоходную коляску у конторы моего поверенного.
– Нет! – отказался я, выбираясь на мостовую. – Больше никогда!
За время поездки меня укачало, и земля под ногами ходила ходуном. К тому же весь путь капли дождя залетали под брезентовый верх самоходной коляски, и я изрядно озяб. В отличие от Елизаветы-Марии у меня кожаной куртки не было.
– Слабак! – рассмеялась суккуб и стремительно укатила прочь.
Я с отвращением глянул на темное серое небо и поспешил укрыться от дождя в особняке. На ходу махнул рукой консьержу и поднялся в контору поверенного.
– Виконт?! – удивился тот. – Что-то случилось?
Я подошел к окну, оглядел серую улицу и покачал головой.
– Нет, все в порядке. Мне нужен саквояж из сейфа.
– Вы уверены?
– Вполне.
Поверенный явственно заколебался, а потом предложил:
– Вызвать вам извозчика?
– Нет, – отвернулся я от окна, так и не заметив на улице никого подозрительного. – Мне просто нужен саквояж.
Юрист нехотя отпер сейф и достал из него новенький кожаный саквояж с моей заначкой на черный день – ста тысячами франков наличными.
– Виконт, у вас точно все в порядке?
– Абсолютно, – подтвердил я. – Мне пора идти. Срочная встреча.
– Возьмите хоть зонт!
От зонта я отказываться не стал.
На улице по-прежнему моросил дождь, и легкие летние туфли вскоре промокли, поэтому пришлось свернуть на широкий бульвар с яркими витринами торговых заведений. В первом же попавшемся на глаза магазине готовой обуви я приобрел пару прочных осенних ботинок, а в соседнем салоне с разряженными манекенами на витрине попытался подобрать плащ из легкой прорезиненной ткани, но ничего подходящего по размеру в наличии не оказалось. Пришлось остановить свой выбор на реглане, пошитом из плотной черной кожи. «Веблей – Фосбери» прекрасно поместился в боковой карман.
В итоге я превратился то ли в отставного военного врача, то ли в курьера на частной службе. Котелок смотрелся с подобного кроя одеждой совершенно нелепо, и на первое время показалось уместным взять фуражку.

 

Когда дождь наконец стих, я сложил зонт и стал использовать его в качестве трости. Никакой манерности в этом не было – пешеходная прогулка попросту вымотала меня сверх всякой меры.
Направлялся я в гости к Александру Дьяку, но на этот раз, решив не искушать судьбу, обошел Римский мост стороной и зашагал к Леонардо-да-Винчи-плац напрямик через сквер, откуда дождь разогнал и студентов Императорской академии, и уличных торговцев. На пустынных тропинках ветер небрежно трепал мокрые ветви унылых деревьев.
По дороге в лавку изобретателя я заглянул в расположенный поблизости оружейный магазин и купил там «Цербер», три быстросъемных кассеты и коробку патронов. Выбор складных ножей с титановыми клинками, к сожалению, оставлял желать лучшего, ничего подходящего мне предложить не смогли.
Покинув магазин, я прошел через площадь с памятником Леонардо-да-Винчи к лавке «Механизмы и раритеты» и толкнул незапертую дверь. Посетителей внутри не оказалось, лишь блестели на полу чьи-то мокрые следы.
Старый изобретатель подслеповато сощурился, узнал меня и всплеснул руками.
– Леопольд Борисович! – охнул он с нескрываемым изумлением. – Я совсем вас потерял!
– Вы не возражаете? – указал я на дверь.
– Закрывайте! Конечно же закрывайте!
Я задвинул засов, стряхнул с фуражки капли дождя и выставил на прилавок кожаный саквояж.
– Что это? – насторожился Дьяк.
– Сто тысяч франков. Подержите их пока у себя.
– Что-то случилось? Я могу как-то помочь?
– Ничего не случилось, ровным счетом ничего. Меня просто учили не складывать все яйца в одну корзину. Если кто-то придет и спросит о саквояже, отдайте. Понадобится наличность – используйте как кассу взаимопомощи.
– Ну в финансах я еще не настолько стеснен! Даже сам могу ссудить тысячу-другую! – рассмеялся старик. – Ваш товарищ Миро недавно заказал партию зажигательных зарядов белого фосфора, вышел неплохой приработок.
– Рад за вас. Но все же – имейте такую возможность в виду.
Хозяин лавки откашлялся в платок и предложил:
– Напоить вас чаем? На улице собачья погода.
– Буду очень признателен! – ухватился я за это предложение не только из-за непогоды, но и по причине банальной усталости.
– Проходите в мастерскую. Чай уже заварен.
В задней комнате я убрал плащ на вешалку и опустился на деревянный табурет у верстака, давая отдых гудящим от перенапряжения ногам. С куда более мягкого и удобного диванчика у стены я боялся попросту не встать.
– Александр, только не говорите, что вы бросили научную деятельность! – удивился я, отметив некоторое запустение в мастерской.
– Вовсе нет! – рассмеялся старик, выставляя на верстак заварочный чайничек, стаканы и корзинку с печеньем. Он сходил за кипятком и заговорщицки подмигнул. – Просто мои исследования требуют тишины и уединения.
– Работаете в подвале? – догадался я, наливая себе чая. – Надеюсь, вы не притащили туда для опытов какую-нибудь инфернальную тварь?
Александр Дьяк помрачнел.
– Наличие подопытного существа чрезвычайно ускорило бы мои исследования, – вздохнул он. – Но – нет. Вы правы, это слишком опасно.
– И не говорите… – поежился я при воспоминании о не столь уж давнем изгнании полтергейста.
Изобретатель пригладил седые волосы и зябко обхватил сухонькими пальцами стакан с горячим чаем.
– Уверен, я на пороге очередного открытия, – сообщил старик, – но у меня может просто не хватить времени завершить эту работу. Здоровье уже не то.
– Бросьте! – не принял я всерьез эти слова. – Это просто осенняя хандра. Над чем работаете?
– Электромагнитное излучение с длиной волны между инфракрасными лучами и радиоволнами, – не слишком ясно ответил Александр Дьяк. – У них удивительная способность передавать свою энергию веществам, состоящим из дипольных молекул.
Я не понял из объяснений изобретателя ровным счетом ничего и, дабы скрыть замешательство, отпил чая и взял из вазочки песочное печенье.
– Дипольные молекулы? – спросил после этого.
Александр понял причину моего замешательства и пояснил:
– Вода, жиры, сахара.
– Очень интересно, наверное.
– Но только не вам! – рассмеялся Дьяк.
Я кивнул, сделал еще один глоток чая и поинтересовался:
– Александр, что вы знаете о работе человеческого мозга?
Изобретатель захлопал глазами от удивления.
– Боюсь, вопрос находится вне моей компетенции, – признал он после недолгой заминки.
Меня подобный ответ нисколько не удивил, но изрядно расстроил. Я питал надежду с помощью изобретателя проникнуть в суть экспериментов профессора Берлигера, а теперь этим надеждам пришел конец.
– Расскажите, что вас беспокоит, Леопольд Борисович, – предложил Дьяк. – Расскажите, и, возможно, я сумею посоветовать нужного специалиста на медицинском факультете академии.
Я не стал запираться и коротко поведал все, что запомнил о магнитном стимулировании коры головного мозга, электротерапии и эффекте от приема микстуры, но в итоге изобретатель лишь покачал головой.
– Медицина не мой конек, – сообщил Александр, взял с полки электрический фонарик и посветил мне сначала в один глаз, затем в другой. – Изменение пигментации действительно имеет место, но каким образом это связано с вашим талантом сиятельного, ответить затрудняюсь.
– Речь шла о магнитном излучении.
– Должна быть научная основа, – отрезал Дьяк. – Действовать наобум в подобных ситуациях недопустимо. Я могу направить вас на медицинский факультет, но не уверен, что кто-либо из моих знакомых сумеет вникнуть в суть проводившихся над вами экспериментов. Для этого как минимум нужны лабораторные записи. Лучше поговорите с профессором, наверняка он пойдет на сотрудничество. Огласка ему не нужна.
Я допил чай и развел руками.
– Так и сделаю. Могу позвонить от вас, Александр?
– Разумеется!
– И спрячьте деньги в сейф, – указал я на саквояж, поднимаясь с табурета.
– Ах моя дырявая голова! – хлопнул себя по лбу Александр. – Старость не радость!
– Вы на себя наговариваете, – улыбнулся я и вышел в торговый зал, где на прилавке стоял телефонный аппарат.
Позвонил Рамону – тот оказался на месте.
– Все в порядке? – спросил я у бывшего напарника.
– Раз ты звонишь, значит, нет, – послышалось в ответ.
И с этим было не поспорить. Я рассказал об утреннем покушении и попросил выделить какого-нибудь смышленого паренька присмотреть за домом, возможно, даже на время снять квартиру в особняке напротив.
– Деньги не проблема, – предупредил я Рамона. – И вот еще что – мне надо навестить профессора Берлигера, и лучше бы наведаться к нему домой. Обеспечишь?
– Так понимаю, утренних газет ты не читал? – вздохнул Миро. – Почитай газеты, Лео. И перезвони после этого. Если захочешь.
Рамон отключился, повесил трубку и я. Тон бывшего напарника меня чрезвычайно обеспокоил, я вернулся в заднюю комнату и взял верхнюю газету из стопки на верстаке.
– Что-то случилось? – с тревогой посмотрел на меня Александр Дьяк.
– Не обращайте внимания, – отмахнулся я, расправляя желтые листы.
Дата на выпуске «Столичных известий» стояла сегодняшняя, но первая страница оказалась полностью посвящена политическим новостям, а на вторую поместили огромный аналитический материал о расколе в движении «Всеблагого электричества». И лишь дойдя до криминальной хроники, я понял причину обеспокоенности Рамона Миро.
В колонке происшествий был напечатан репортаж о пожаре в одном из корпусов психиатрической лечебницы «Готлиб Бакхарт». Сообщалось о гибели доктора Эрганта и нескольких санитаров; тело профессора Берлигера на момент написания статьи не нашли, но разбор завалов еще продолжался. Помимо персонала от огня пострадали и пациенты, некоторым из них удалось сбежать, и полиция предпринимала неотложные меры для поиска и задержания беглецов. О причинах возгорания ничего не говорилось.
– Дьявол! – беззвучно выдохнул я.
Я пригрозил доктору Эрганту сжечь его заживо – и уже на следующий день случился пожар. Едва ли мне получится убедить Рамона, что это просто совпадение. Более того – в совпадение не верил я сам. Причиной столь ужасного происшествия совершенно точно был мой талант сиятельного. Либо свихнулся от страха в карцере доктор Эргант, либо решил замести следы своих противоестественных экспериментов напуганный угрозами профессор Берлигер.
Я остался прежним – это хорошо. Плохо, что теперь никто не расскажет, как восстановить нормальную работу мозга. Научный подход помочь не мог, ведь на длительные исследования попросту не оставалось времени. Теперь приходилось рассчитывать лишь на себя самого.
– Все в порядке, Леопольд Борисович? – поинтересовался Дьяк.
Я бросил газету на верстак и улыбнулся.
– Абсолютно, Александр!
– Вы кажетесь встревоженным. И сильно похудели. Как у вас со здоровьем?
– Худоба – это последствия недавнего ранения, ничего серьезного.
Я снял с вешалки кожаный плащ, нацепил на голову фуражку и спросил:
– Могу воспользоваться черным ходом?
– Разумеется! – всплеснул руками Дьяк и напомнил: – А зонт?
– Заберу в следующий раз.
– На улице идет дождь.
– Не сахарный, не растаю, – отшутился я, выскользнул в приоткрытые ворота заднего двора и махнул на прощанье изобретателю рукой. – До встречи!
4
Меня спасла непогода. Будь сегодня ясный денек, разгуливай всюду студенты, карауль покупателей зазывалы и лотошники, я попросту не обратил бы внимания на шагавшего по противоположной стороне улицы преследователя. Невзрачный, среднего роста господин с плоским чемоданчиком не показался бы подозрительным, даже высматривай я слежку намеренно.
Мало ли кто может спешить по своим делам?
И даже сейчас, на пустынной улице, все решил случай. Преследователь просто немного не угадал с выбором места: он караулил меня на углу, откуда просматривался вход в лавку Александра Дьяка, а я вывернул на улицу через боковой проход, спутав тем самым ему все карты.
Чтобы сократить отставание, шпику пришлось выскакивать из-под навеса кофейни и опрометью нестись через перекресток, и хоть он благоразумно выбрал противоположную сторону улицы, от меня этот маневр не укрылся.
Если честно, чего-то подобного я и ожидал. Покушение на Римском мосту случилось сразу после визита к поверенному, а стоило только мэтру посетить меня в доме на улице Яблочкова, и там объявился снайпер. Я не был склонен подозревать в предательстве юриста, но и списать все на случайное совпадение тоже не мог.
И потому озирался.
Дурная погода и расшатанные нервы позволили высмотреть преследователя, но как станет действовать тот в случае раскрытия? Какие у него на этот счет указания: раствориться на серых мокрых улицах Нового Вавилона или предпринять попытку завершить дело парой точных выстрелов?
Я ставил на второе, резонно полагая, что целью слежки является вовсе не сбор сведений, а убийство. Но вот чего я не знал и никак не мог просчитать – так это с какого расстояния убийца откроет огонь. Как близко он постарается подобраться, прежде чем спустит курок? И как скоро ему надоест высматривать удачное для покушения место?
Глаз на затылке у меня не было, и неопределенность безумно выводила из себя.
Хуже нет, чем ждать выстрела в спину.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Пальцы сунутой в карман руки немеют на рукояти револьвера.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Шлепают ботинки по мокрой мостовой.
Шаг – вдох. Шаг – выдох. Сердце колотится как безумное.
А впереди – прямая улица, сплошная стена домов и – никого. Старый город словно вымер, и только краешек глаза улавливал на самой грани видимости мельтешение нерезкого силуэта преследователя. Попробуй тут не сорваться на бег!
А бежать нельзя. Побежишь – и враз превратишься в мишень.
Нет, я вполне мог развернуться и открыть огонь первым, просто не был готов ни к хладнокровному убийству случайного прохожего по одному лишь подозрению в слежке, ни тем более к перестрелке с профессионалом.
Я искренне, до икоты и дрожи в коленях боялся схлопотать пулю и ничуть этого не стыдился. Полтора месяца на больничной койке и паралич из-за поврежденного позвоночника оказывают воистину удивительное воздействие на психику человека.
Именно поэтому, как только представилась такая возможность, я сразу спустился по узенькой лестнице в случайную пивную. В небольшом питейном заведении оказалось на удивление многолюдно и ужасно накурено, и сразу стало ясно, куда именно подевалась с улиц развеселая студенческая братия. Стучали о тарелки ножи и вилки, гулко разносились под сводчатым куполом голоса, звякали друг об друга пивные кружки.
В первом зале с длинной стойкой бара свободных столов не оказалось вовсе, в дальнем было не столь людно, да и публика подобралась куда более степенная. Более тихая – так уж точно.
– Кружку сливочного стаута, – попросил я, кидая на стойку мятую пятерку.
– Закуски?
Я окинул взглядом исписанную мелом доску и заказал первое попавшееся на глаза блюдо:
– Большую порцию картошки по-бельгийски, пожалуйста. – А потом указал на телефонный аппарат. – Можно от вас позвонить?
Бармен кивнул, и я снял трубку, посылая мысленные молитвы Создателю, чтобы Рамон Миро оказался в конторе.
– Опять ты? – нисколько не обрадовался тот моему звонку.
– Вытащи меня отсюда! – прошептал я, не спуская взгляда с входной двери. – Дело серьезное, мне срочно нужна помощь!
– Где ты?
– Пивная «У прогульщика» на… – Я посмотрел на бармена и спросил: – Как называется эта улица?
– Кюри.
– На улице Кюри. Знаешь, где это?
– Буду через полчаса, – ответил Рамон и бросил трубку.
Я оставил в покое телефонный аппарат, взял свое пиво и занял один из столов у прохода, с таким расчетом, чтобы видеть входную дверь. Мокрый плащ я убрал на вешалку, револьвер поначалу укрыл полой пиджака, потом переложил на колени. Столешница прекрасно маскировала его от чужих взглядов.
Никто в здравом уме не станет открывать стрельбу на глазах у такого количества свидетелей, и все же меня не оставляло некое иррациональное чувство, будто я не принимаю в расчет какое-то чрезвычайно важное обстоятельство. Захотелось даже улизнуть через черный ход, но коридор упирался в уборные, и другого выхода из подвального помещения попросту не было. Если только через кухню…
Рискнуть или дождаться Рамона? И сколько вообще его ждать?
Я взглянул на левое запястье и чертыхнулся, не обнаружив там хронометра.
Закинув в рот несколько ломтиков жареной картошки, я без всякого аппетита прожевал их, запил глотком пива и решил все же покинуть бар через черный ход, если таковой имеется, а не сидеть в пивной в ожидании бывшего напарника. Но только приподнялся с лавки, как резким толчком распахнулась входная дверь и лязгнул о каменный пол заброшенный с улицы металлический цилиндр. И сразу – еще один!
Гранаты!
Сметая на пол посуду, я опрокинул стол набок, рассчитывая укрыться от осколков за прочными досками столешницы, но цилиндры оказались не гранатами, а дымовыми шашками. Раздался сдвоенный хлопок, и помещение вмиг затянули непроницаемо-черные клубы едкого дыма. Из глаз полились слезы, и сразу над головой дважды резко стукнуло, как если бы в стену одна за другой угодила пара пуль.
Но выстрелов при этом не прозвучало! Я ничего не расслышал!
Следующая пуля попала в край перевернутого стола, и тогда я пальнул в сторону входной двери, метя заведомо выше, чтобы случайно не зацепить никого из студентов, а сам пригнулся и перебежал из зала в боковой коридор. За спиной щелкнуло о стену запоздалое попадание, но я не стал открывать ответной стрельбы и ввалился в кухню, которая еще не успела толком заполниться дымом.
Сгибаясь в три погибели от приступа надсадного кашля, я всунул швабру в ручку двери, а только сместился в сторону – и деревянная филенка прыснула щепками, когда преследователь открыл огонь прямо через нее.
Я дважды выстрелил в ответ, уловил отголосок чужого страха и быстро присел за кухонную плиту, но, сколько ни вертел головой по сторонам, дверь черного хода не заметил. Здесь не было даже окон, только у дальней стены попался на глаза подъемник для провизии и бочонков с пивом.
Не колебался я ни мгновения. Сотрясаясь от кашля, рванул к подъемнику, передвинул рычаг и заскочил на дрогнувшую платформу. Надсадно загудел паровой привод, и заслышавший подозрительный шум преследователь потерял всякую осторожность. Несколькими сильными ударами он вышиб издырявленную пулями дверь и ворвался внутрь.
Я выстрелил по окутанной клубами дыма фигуре и промахнулся, а убийца спешно укрылся за железным шкафом и открыл ответную стрельбу, но к этому времени платформа уже подняла меня из подвала.
Вырвался!
Из люка я вывалился в небольшой дворик, поднялся на ноги и заковылял прочь, на ходу вытирая носовым платком катившиеся из глаз слезы. Как на грех, вскоре проезд меж домами вывел меня обратно на улицу, где от затянутого дымом бара разбегались перепуганные студенты. Я развернулся и побежал в противоположном направлении, а только заскочил за угол – и сразу наткнулся на неспешно кативший навстречу полицейский броневик.
И все бы ничего, но в правой руке у меня по-прежнему был зажат револьвер!
Просто забыл о нем. Совсем вылетело из головы! Дьявол!
Я попятился, но тут дверца броневика распахнулась, и наружу высунулся Рамон.
– Лео! – махнул он рукой. – Это мы!
Сипя от натуги, я подбежал к самоходной коляске и буквально ввалился в кузов. Рамон запрыгнул следом и рывком захлопнул боковую дверь.
– Лео, что у тебя опять стряслось? – потребовал он объяснений.
– Меня хотели убить!
– И?
Я вкратце ввел бывшего напарника в курс дела, и тот недолго думая отправил в бар племянника – осмотреться на месте, а если получится, то и прихватить оставленные на вешалке фуражку и плащ.
– У тебя есть патроны к «Веблей – Фосбери»? – спросил я, вытряхнув из револьвера четыре стреляных гильзы, а когда Рамон достал из железного ящика под лавкой картонную коробку, добавил: – Мне понадобится охрана.
– Уже отправил человека по твоему адресу.
– Мне нужен телохранитель, – поправился я. – Плачу пять тысяч в месяц.
Рамон Миро только покачал головой.
– Извини, Лео. Ничего не выйдет. Не хочу влезать в твои дела…
– Ты уже в них влез.
– …больше необходимого.
Я лишь усмехнулся.
– Боюсь, тебе придется.
Красноватая физиономия Рамона потемнела.
– Это шантаж?
– Это деловое предложение. Шесть тысяч.
– Лео, от тебя одни неприятности!
– Неприятности неизбежны в любом случае, предлагаю минимизировать ущерб. Если я не возьму ситуацию под контроль, достанется всем. Это не угроза. Это объективная реальность.
– Проклятье! – выругался Рамон Миро. – На кой черт я только с тобой связался!
– Ты получил пятьдесят тысяч за два часа работы, – напомнил я, заряжая револьвер. – И получишь еще шесть.
– Десять, – сдался мой бывший напарник.
– Семь, и это мое последнее слово.
– Что надо делать?
– Пока – ничего. Просто прикрой меня.
В этот момент распахнулась боковая дверца, и Тито закинул в кузов реглан и фуражку.
– Едем отсюда, – распорядился Рамон и спросил у меня: – Куда тебя везти, Лео?
– Пока не знаю, – поежился я. – Но надо убираться отсюда, пока нами не заинтересовались полицейские!
Тито забрался за руль и запустил пороховой движок. Под размеренное стрекотание броневик тронулся с места и затрясся на неровной мостовой, и тогда Рамон Миро наконец бросил сверлить меня напряженным взглядом.
– Что в пивной? – поинтересовался он у племянника, открыв окошко в кабину.
– Раненых нет. Несколько человек отравились дымом, но их всех откачали. На шум прибежала пара постовых, при мне они ничего внятного добиться от свидетелей не смогли.
– А стрелок?
– Никого с чемоданчиком я там не видел, – ответил Тито и чихнул. – А дым и вправду дьявольски едкий!
Я досадливо выругался и расправил кожаный реглан, намереваясь надеть его, но Рамон не дал мне этого сделать.
– Плащ висел на вешалке? – спросил он и просунул указательный и средний пальцы в не замеченные мной пулевые отверстия. – Странно…
– Что странного? – не понял я. – Думаешь, это не случайность?
– Сам посуди, если дым не успел заполнить бар и убийца видел, куда стрелял, зачем тогда он дырявил плащ? А если стрелок ничего не видел, то как умудрился уложить две пули так близко друг к другу? И главное – почему точно в сердце?
Ответов на эти вопросы у меня не было, зато вспомнились прошлое покушение и дымовая завеса, затянувшая Римский мост. Образ действий стрелка вырисовывался вполне определенный.
– Слушай, Рамон, – задумчиво произнес я. – Ты ничего не слышал о подобных случаях? Дым и бесшумная стрельба – тебе это ни о чем не говорит?
– Нет, но могу поспрашивать знакомых.
– Поспрашивай. И лучше – прямо сейчас.
На скуластом лице крепыша отразилось явственное раздражение, но упрямиться он не стал, постучал по перегородке, привлекая внимание племянника, и велел тому остановиться у аптеки. Броневик перескочил через высокий бордюр и замер на тротуаре, тогда Рамон Миро распахнул боковую дверцу и выбрался наружу. Я тоже не стал терять времени впустую, отыскал в ящике с инструментами длинную иглу и суровую нитку и принялся зашивать пулевые отверстия, не особо беспокоясь по поводу неровных стежков.
Назад: Часть третья Оракул. Сны и Сновидец
Дальше: Часть пятая Анархист. Демоны и бомбы