Глава 22

Инстинкт среагировал быстрее меня. Я попятилась, натыкаясь спиной на идущих следом людей. Заплакал ребенок. Громко выругалась женщина. Я молилась, одновременно бормоча извинения, и, отталкивая людей с пути, пробиралась обратно.

– Боунс, там две таблички с моим именем! Две таблички! – громко заговорила я в телефон.

– Возвращайся назад, не выходи, сейчас разберусь…

Гудки. Я подняла глаза и вздрогнула. Телефон выпал из моих рук и ударился об пол. Передо мной стоял длинноволосый тип в форме работника аэропорта. Козлиная бородка, бледная, как мел, кожа, ничего не выражающие глаза.

– Служба безопасности аэропорта, – безликим голосом сказал он, тыча мне в лицо какой-то бейдж. – Пройдемте со мной.

– Что вам от меня нужно? – пробормотала я, подбирая телефон и сравнивая фото на бейджике с реальной физиономией.

– Мы следим за вами с того момента, как вы разбили бутылку в холле. Вы нарушаете общественный порядок. Мы просто побеседуем, – настойчиво произнес мужчина, прикасаясь к моему локтю.

– Я никуда с вами не пойду, – возразила я, нервно нажимая клавиши. Телефон выключился от удара и, сколько бы я ни старалась, никак не оживал. Я осталась без связи с Боунсом…

– В таком случае, боюсь, мне придется выпроводить вас за пределы аэропорта, – вцепился в меня охранник.

– Нет! – затрясла головой я. – Только не это! Меня пристрелят, как только выйду из здания.

В толпе встречающих – тот, кто всадит в меня пулю. Я точно это знала.

Тогда работник аэропорта, не сводя с меня мутно-серых глаз, поднес к губам рацию и сказал: «Пришли сюда пару ребят».

Или сейчас, или никогда. Я двинула ему ногой в пах и бросилась бежать в глубь аэропорта. Зевающие таможенники, багажное отделение, турникеты, коридор, еще один… «Не входить, только для персонала». Я распахнула дверь и влетела внутрь. Какое-то помещение для забытых вещей: стеллажи с коробками, стопки бланков, полиэтиленовые мешки… Я забилась в угол между двумя пластиковыми ящиками и уткнулась лбом в стену. Нужно отдышаться и придумать, что делать дальше. Отдышаться и найти способ созвониться с Боунсом. Он один может меня спасти, только он…

Скрипнула дверь, и я зажала руками рот, содрогаясь от безудержной паники.

– Мисс? Я знаю, вы здесь. Вам пора покинуть здание аэропорта.

Последняя фраза прозвучала почти зловеще. Я вросла в стену, слилась с ней. Человек, вошедший в хранилище, прошелся вперед и назад, а затем в комнату вошел кто-то еще. На пол посыпались коробки со стеллажей, послышались звуки борьбы и странные хрипы. Потом чьи-то руки протянулись ко мне в угол и, прежде, чем я успела заорать, зажали мне рот.

– Тихо-тихо… Успокойся, я от Гарри.

– Я отпускаю тебя, только, бога ради, не ори. Холодные, шероховатые руки соскальзывают с моего лица и позволяют мне поднять голову. Передо мной человек-невидимка. Такого увидишь на улице и никогда не запомнишь: одежда, черты лица – все такое обычное, ничем не примечательное. Включая бесцветный голос.

– Насмотрелась? Я Джо, – насмешливо говорит он, помогая мне встать. – А теперь давай выбираться отсюда, тут полно крыс. Набрось-ка это…

Джо дает мне коричневый плащ с капюшоном, и я его неловко напяливаю. Руки не сразу попадают в рукава, меня трясет и пошатывает. И тут мой взгляд натыкается на тело охранника, лежащего без движения среди разбросанных коробок. Я со стоном опираюсь на стену.

– Он не охранник. Правильно сделала, что не пошла с ним, – говорит Джо, выглядывая за дверь. – И он тут не один такой. Теперь послушай внимательно. Сейчас мы пойдем к выходу…

– Нет, нет, – мотаю головой я.

– Они тебя не узнают. Они ищут одинокую девушку, а мы выйдем как пара. Просто прижмись ко мне и улыбайся. Они не обратят внимания на пару.

Джо выводит меня из комнаты, и я беру его под руку. Я быстро передвигаю ноги, чтобы не отставать. Мы приближаемся к толпе встречающих, и мои ноги все сильнее вязнут в воздухе…

– Эй, ты меня слышишь? Улыбку шире! Их полно на выходе. Не смотри никому в глаза.

Мы проходим мимо человека с табличкой с надписью «Скай». Смотрю вниз. Я боюсь, что любой, с кем встречусь взглядом, легко прочтет все мои мысли.

Джо чуть ли не тащит меня через толпу, обхватив рукой за талию. На его лице такая же улыбка, как и у меня, – широкая, фальшивая, напряженная. Мы спешим, как будто земля горит у нас под ногами. Мы уходим, не оглядываясь. Джо ведет меня по лабиринту темной многоэтажной парковки, наконец мы останавливаемся возле черного «мерседеса» старой модели. Джо распахивает передо мной заднюю дверь, захлопывает, когда я усаживаюсь, садится за руль и тут же сует мне в руки какой-то сверток.

– Это от Гарри, – говорит он, обернувшись.

Я разворачиваю обертку и вижу большого игрушечного щенка. Мои глаза наполняются слезами, пока Джо заводит машину.

– И это тоже, – прибавляет он.

Вслед за игрушкой он протягивает мне тяжелый, как смертный грех, пистолет.

– Он сказал, что ты умеешь стрелять.

– Н-не уверена. Я уже забыла, как это делается, – бормочу я, не решаясь прикоснуться к оружию. Но Джо, очевидно, не привык церемониться.

– Если что, стреляй в упор, поняла? – Джо сует мне пистолет. – Или ты, или тебя.

Он гонит машину к выходу, уверенно петляя в лабиринте паркинга. Свет фар пронзает полумрак. Мы несемся быстрее ветра, шины визжат на поворотах… Я вскрикиваю от ужаса, когда внезапно у нас на пути возникает черный седан с затемненными стеклами. Джо резко тормозит. Визг колес, крутой вираж, меня швыряет на спинку переднего сиденья. Лицо немеет от боли, из носа брызжет кровь, но мне некогда об этом подумать. Меня заботит только то, что происходит впереди. Тем временем из седана выскакивают вооруженные люди в черных куртках и в масках. Джо дает задний ход, и я ложусь на сиденье, стиснув в одной руке игрушку, а другой сжимая рукоятку пистолета.

– Стреляй по ним, стреляй, мать твою! – орет мне Джо, но я не в состоянии стряхнуть с себя панический ужас. Я лежу на сиденье, едва не теряя сознание. Крики, паника, сумасшедшие ругательства Джо… А потом машина влетает задом в столб, и наступает тишина. Дверца открывается.

Меня легко вытаскивают из машины и зажимают мне рот. Пистолет падает на пол, но игрушку я держу так крепко, словно в ней – вся моя жизнь. «Нет! Нет!» – пытаюсь я закричать во всю силу легких, но у меня уже нет голоса. Я вижу краем глаза, как Джо скручивают и выволакивают из машины.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – наконец вырывается крик из моего горла. – Джо! Джо!

Тот мне больше не помощник: его куда-то волокут два человека, вывернув ему руки. Еще двое тащат меня к машине, запихивают в салон и запрыгивают на сиденье с двух сторон. Я уже ничего не соображаю от ужаса, я ни жива ни мертва. Сердце вот-вот пробьет грудную клетку и выскочит наружу. Седан трогается с места. Ненависть и паника утраивают мои силы, и я начинаю брыкаться и бороться. Я не буду сидеть тихо, я не продам свою жизнь дешево!

Но один из похитителей стискивает меня железной хваткой, зажимая мне рот, и стягивает с себя маску. Обритая наголо голова, широкое лицо, карие глаза, татуировки на шее.

– Узнаешь меня? Южная Африка, дача, блины, «Ван Дайрекшн».

Я его не понимаю. Я готова плакать и умолять…

– Южная Африка, дача, блины, «Ван Дайрекшн», – терпеливо повторяет он, как мантру, и убирает руку с моего лица.

«Я что, сплю?»

– Оливер? – выговариваю я. – Жених Фионы?

– Он самый.

– Но ты же друг Оушена. Зачем вам меня убивать? Зачем вы напали на Джо?

– Она всегда такая непонятливая? – стягивая с головы маску, говорит крепко сбитый парень с ухмылкой кита-убийцы, сидящий с другой стороны от меня.

– Это просто шок, – замечает Оливер.

– Джо… Джо… – верчу головой я. – А как же Джо?

– Думаю, это как раз тот, кто следил за тобой от самого Бостона, – говорит тот, кто сидит за рулем. Он уже без маски и смотрит на меня в зеркало заднего вида.

Я вздрагиваю, когда слышу его голос. Он так похож на голос Боунса, только в нем больше хрипотцы.

– Что? – перестаю дышать я.

– Тот, кто вывел тебя из аэропорта, – один из наемников Моретти.

Я делаю вдох и выдыхаю. Еще раз. И еще. Наконец происходящее складывается в цельную картину. Джо – наемник Лилит, и он хотел похитить меня. Тогда эти люди…

– Я спасена? – бормочу я. – Вы меня не убьете?

– Иисусе, – вздыхает сидящий за рулем и достает из кармана телефон. – Сынок, твоя девочка у нас. И лучше поговори с ней сам, а то она сейчас выпрыгнет из окна…

СЫНОК?!

У меня в руках оказывается телефон, и я прикладываю его к уху.

– Скай, слышишь меня? Это свои, – говорит Боунс. – Теперь все будет хорошо.

Я не могу ответить, меня душат слезы. Меня переполняет такое облегчение, и тут же посещает жуткая мысль: если бы у меня хватило духу поднять пистолет, я бы могла убить кого-то из них, господи…

– Спасибо, – только и могу сказать я. – За игрушку, за мое спасение, за все…

– Какую игрушку? – настораживается Боунс. «Ах да, ведь эта игрушка не от него», – медленно, по-черепашьи, соображаю я.

– Передай телефон Оливеру, – быстро говорит он. Оливер слушает несколько секунд, что ему говорит Боунс, и неожиданно забирает из моих рук плюшевого щенка. Он слегка сжимает его несколько раз, потом просовывает палец в шов и аккуратно его разрывает.

– Матерь Божья, – бормочет он, глядя внутрь. Окно машины опускается, и Оливер с силой вышвыривает игрушку из машины. Щенок летит по высокой дуге, кувыркаясь в воздухе, и падает в высокую траву. Машина проезжает еще полкилометра и останавливается. Парни выскакивают наружу, громко переговариваются, звонят в «Гарду». Я с тревогой выхожу из машины вслед за ними и смотрю в ту сторону, куда улетела моя плюшевая собачка. Что происходит? В голубом небе – стайка голубей, воздух, родной, особенный, кружит голову. Там, в заросшем высокой травой поле, наверняка фазаны вьют гнезда, и бегают кролики, и…

Сетчатку моих глаз обжигает яркая, как молния, вспышка. Над полем взметается огненное облако, и я падаю на землю, оглушенная взрывной волной. Глотаю пыль, острые стебли колют лицо. Я лежу, пока мне не помогают встать на ноги. Над местом взрыва понимается столб черного дыма, во все стороны разлетаются полевые птицы. Трясусь и вздрагиваю в объятиях мужчины, который сидел за рулем. Он хмуро молчит, потом заглядывает мне в лицо – да это же точная копия Боунса, только на тридцать лет старше и с бородой как у Конора Макгрегора!

– Иисусе, деточка, какому дьяволу ты перешла дорогу? – говорит он.

Если бы я держала эту игрушку в руках чуть дольше, то сейчас части моего тела разбросало бы по всему полю. И Оливер, и его товарищ, и отец Боунса тоже погибли бы: мгновение – и нас всех нет.

– Мистер Оушен, – бормочу я. – Кажется, мне нехорошо…

– Зови меня Брайан. Но-но-но, только не обморок… Детка… Вот черт…

Смутно помню, что было после. Кажется, приехала полиция и о чем-то меня расспрашивала. Кажется, я снова потеряла сознание. Кажется, меня осматривал врач: проверил руки-ноги и продезинфицировал порезы на голове. Не знаю, сколько времени я провела на обочине этого поля: час? два? пять? А потом нам всем позволили уйти. Оушен-старший явно был на короткой ноге с полицейскими шишками.

После мы все приехали в Малахайд, в большой двухэтажный коттедж, крытый черной черепицей и окруженный высокой оградой: я, отец Оушена, Оливер и еще полдюжины вооруженных парней. Я не смогла ни есть, ни говорить и по-настоящему пришла в себя только после того, как мне дали какое-то успокоительное и я немного поспала.

Я очнулась в спальне с красиво скошенным потолком, в котором было большое окно. Через него в комнату вливалась синева вечернего неба и смешивалась с теплым светом прикроватной лампы. Горели все ссадины на теле, в теле ныли все мышцы, во рту пересохло, голова распухла от мыслей – страшных, отчаянных. Неужели мне в самом деле удалось спастись? Неужели я действительно жива? Все кончено? Или еще нет? Где Лилит? Где Боунс? Он приедет ко мне? Он расскажет, кем, черт возьми, она ему приходится?

Я приподнялась на локте и осмотрелась, морщась от всплеска головной боли. На прикроватном столике рядом с лампой стояли графин с водой и пара высоких стаканов. Я плеснула себе воды в стакан, неловко пролив немного на лежащую рядом газету, и… моя рука замерла в воздухе. Я поставила графин и развернула газету, на первой полосе которой красовался Боунс со статуэткой в руке. Заголовок гласил:

СЭМ 'SAMAEL' ОУШЕН:

Ты нужна мне, и пусть твердят обратное все демоны ада.

Строки полетели и вонзились в меня, как стрелы.

«Фронтмен скандально известной группы "Кости Христа", Сэм Оушен, более известный всем под прозвищем Samael, впервые за десять лет вышел в свет. Он посетил церемонию музыкальных наград American Music Awards, где удостоился награды как лучший продюсера года. Сэм и ранее побеждал в различных номинациях, но никогда не являлся за наградой персонально, избегал публичных выступлений и вел максимально закрытый образ жизни. Именно поэтому его появление произвело фурор на церемонии. Пожалуй, это стало самой обсуждаемой темой вечера.

Сэм покинул сцену в 2005 г. после того, как его беременная подруга подверглась жестокому нападению со стороны неизвестного. Но он никогда не покидал свой трон короля эпатажа и той мрачной, атмосферной музыки, которая способна пробрать вас до мозга костей. Он продолжал царить, творить, дарить миру те мистические мелодии, которые невероятным образом объединяют в себе ярость и нежность, божественное и дьявольское, гармонию и диссонанс. Можно сколь угодно обсуждать его персону, его личную жизнь и его прошлое, но его талант, безусловно, не подлежат сомнению. Выступление певицы Foxes с песней "Devil Side", написанной Сэмом Оушеном, стало одним из самых впечатляющих выступлений за всю историю церемоний АМА. Я не припомню ни одной песни, от текста которой меня бы так сильно бросило в дрожь.

Но к таланту, загадочному прошлому и ауре затворничества, окутывающей Сэма Оушена, в эту пятницу прибавилась еще одна тема для разговоров. Похоже, что Сэм явился на церемонию не только для того, чтобы забрать статуэтку. Речь, которую он произнес со сцены, явно предназначалась для одного-единственного человека, которого не было в зале, но до которого Оушен жаждал достучаться. Впрочем, прочтите эту речь сами, представьте, как ее произносит один из самых привлекательных мужчин нашей планеты по версии журнала People, и вообразите, какое впечатление она произвела на ту, которой была адресована. Если, конечно, она ее услышала. Хочется верить, что услышала…»

Я переворачиваю страницу и с замиранием сердца вчитываюсь в текст.

«Твое небо может упасть. Тебе кажется, что оно непоколебимо и несокрушимо. Но, как оказалось, в любой момент оно может обрушиться на землю. Какие-то невидимые струны оборвутся – и оно упадет. Наступит ли конец света? Нет. Погибнешь ли ты? Нет. Ты просто будешь поднимать вверх глаза и видеть черную, пугающую пустоту. Ни звезд, ни солнца, ни снега, ни дождя – всего лишь разрыв пространства и времени, всего лишь вакуумная яма над головой, бездна. И страшней всего будет осознание, что ты мог бы поймать его, подставить плечо под рушащийся небосвод, удержать его стремительное падение – мог бы, да не стал. Небо, надеюсь, ты меня слышишь. Упасть на землю и разбиться на миллион кусков – это не конец. Конец – это не захотеть подняться и оттолкнуть руки тех, кто хочет тебя поднять. Я – один из тех, кому осколки не режут руки, кому уже нечего терять и кто в состоянии дать тебе точку опоры. Ты нужна мне, Скай, и пусть твердят обратное все демоны ада. Ты нужна мне, и только поэтому я сейчас здесь…»

«Пусть твердят обратное все демоны ада, но похоже, что вместо статуэтки АМА Сэм предпочел бы унести отсюда эту самую Скай. Какое трогательное проявление чувств. Я думаю, никто не ожидал услышать нечто подобное от такого человека, как Сэм Оушен. Учитывая его нелюбовь к публичности, можно с уверенностью сказать, что мы стали свидетелями чего-то из ряда вон выходящего. Я увидела, как опасная тьма становится ласковым котенком у ног света. Как сила не может постичь себя без слабости. Я услышала, как дьявол умоляет Небеса о снисхождении. И на этот раз это вовсе не пафосная библейская притча, а самая настоящая лав-стори, в которой дьявол – это мужчина, а Небеса – женщина, которую он любит.

Ваш корреспондент из Лас-Вегаса Стейси Палмер, церемония American Music Awards 2015, специально для Irish Times».

Я сжала газету в руках, сжала зубы, сжала веки.

Он меня искал. Все это время он меня искал. Он знал: я упала и разбилась. Он знал: я превратилась в осколки. Он хотел найти их все до единого, сложить меня заново и сделать своей. И он заявил об этом во всеуслышание, в надежде, что газетчики разнесут его послание по всему миру… Но, по прихоти судьбы, я о нем так и не узнала. Небо бывает на редкость глухо и слепо…

Я спустила ноги на пол и осмотрелась в поисках одежды. На стуле рядом с кроватью аккуратной стопкой лежали мягкие спортивные штаны и толстовка с капюшоном и эмблемой какого-то футбольного клуба. Я подняла ее, и мне тут же бросился в глаза ярлычок с вышитыми на нем инициалами: S. Н. О. – Сэм Гарри Оушен. Кажется, в этом доме для меня нашлась только его старая одежда, которую Гарри носил еще подростком. Неужели я нахожусь в его доме? В тот самом, где прошло его детство?

Количество вопросов у меня в голове зашкаливало. Нужно срочно найти человека, на которого можно будет выплеснуть свое жадное любопытство. Но сначала мне нужен горячий душ и бритва – закончить то, что я начала делать в аэропорту. Ровно обрить торчащие пучки волос и убедиться, что на мне не осталось ни одной чужой пряди. Стереть с себя едкий запах страха и отчаяния. Снова почувствовать себя живой и невредимой…

Сказано – сделано. Я отыскала душевую, вымылась, потом надела футбольное трико Гарри и подошла к зеркалу.

Еще никогда я не выглядела так плохо, так жутко, так странно. Узница концентрационного лагеря в мальчишеской одежде? Бритая наголо пациентка психиатрической клиники? Тощий подросток, которого только что подвергли химиотерапии? Одно предположение лучше другого…

Я бросила взгляд на газету, в которой Боунс выглядел так, словно только что победил в конкурсе «Мистер Вселенная». А потом снова посмотрела в зеркало. «Лучше бы ты сегодня умерла», – заключила моя внутренняя перфекционистка и хлопнулась в обморок.

Я накинула на голову капюшон и, крепко держась за перила, спустилась в гостиную. В камине горел огонь. Красные отблески танцевали на полу из темного дерева и на высоком потолке. На коврике в опасной близости от огня дремал щенок золотистого ретривера, положив голову на лапы. Было так тихо… Только дрова потрескивали в огне, и позвякивал лед в стакане, который держал человек, сидевший за столом.

– Здравствуйте, – тихо сказала я. Скрипнул стул, и сидящий человек обернулся.

– Проходи, дорогая. Хорошо поспала? – Мистер Оушен улыбнулся в рыжую бороду.

– Удалось немного. Спасибо за газету, – сказала я, заползая в стоящее рядом кресло.

– Пустяки, – ответил он, хитро подмигнув.

– И за то, что не позволили мне умереть. Кто вы? Я имею в виду вашу профессию…

– Я обычный пенсионер, которому не сидится дома.

– Ну конечно, – усмехнулась я. – А серьезно? Если это не секрет. Гарри что-то говорил про семейный бизнес, с тонкостями которого он разбирается на досуге. Это что-то вроде…

– Всего лишь небольшое агентство, предоставляющее охранные услуги.

– Так-так, тренируете спецназовцев, значит, и всякое такое?

– О нет, просто переманиваю к себе натренированных, – рассмеялся мистер Оушен. И поинтересовался: – Ты голодна?

– Нет.

– Тогда поужинаете вместе с Гарри. Он скоро будет здесь.

– Как скоро? – сглотнула я, натягивая капюшон пониже.

– Самолет уже приземлился. Полчаса. Час максимум.

Меня вдруг затрясло так сильно, что, наверное это было даже заметно.

– Мистер Оушен…

– Зови меня Брайан.

– Мистер Брайан… То есть Брайан… Наверное, странный вопрос, но… Как я выгляжу? – пробормотала я, поднимая на него глаза.

Он прищурился и мягко улыбнулся.

– Для человека, который сегодня едва не погиб, – просто восхитительно.

– А для человека, у которого сегодня… свидание? – шмыгнула носом я.

– Дорогая, тебе не о чем переживать. Во-первых, тут темно…

Я невольно рассмеялась, громко и нервно.

– Во-вторых, его никогда не влекли блестки и бантики. В третьем классе он запал на девочку, которая играла в регби и треть свободного времени проводила на тренировочном поле в грязи по колено. Носил ее рюкзак, катал на велосипеде и написал ей аж семь песен. Кстати, в этом трико ты очень на нее похожа.

– Вот спасибо, – хихикнула я.

– Ну и, в-третьих, имей в виду, что у меня в запасе есть два десятка бойцов спецназа. Тебе будет из кого выбирать.

Впервые за долгое-долгое время я наконец обрела некое подобие умиротворения. Щенок ретривера, которого разбудил мой смех, подошел ко мне и стал обнюхивать. Я взяла его на руки. Теплый, тяжелый и такой смешной. Как ребенок.

Ребенок…

– Мистер Оушен? То есть Брайан. А здесь есть аптека где-нибудь поблизости? Мне кое-что нужно.

– Боюсь, все аптеки уже закрыты. Но я думаю, в этом доме найдется все от пластырей до антибиотиков. Что тебе нужно?

«Тест на беременность. Боюсь, вы скоро станете дедушкой».

– Кое-что… по женской части, – пробормотала я.

– Думаю, Софи сможет тебе помочь. Моя соседка. Хочешь к ней заглянуть?

– Э-э…

«Софи, простите, у вас не найдется теста на беременность? Заехала в гости к вашему соседу и, кажется, я беременна…»

– Думаю, это подождет до завтра, – ответила я, заставив себя широко улыбнуться.

– Ты можешь попробовать поискать круглосуточную аптеку, но только если Оливер, Коннор или кто-то из парней поедет с тобой.

– Они все здесь? – Я повертела головой.

– Останутся до утра, – кивнул Брайан на дверь соседней комнаты, откуда слышался шум трансляции какого-то матча. – Нам нужно кое-что обсудить, когда Гарри приедет.

Щенок на моих руках навострил уши, громко гавкнул и засучил лапами. Я опустила его на пол, и он вперевалку побежал к входной двери. Я отчетливо различила звук шагов снаружи и звук мотора отъезжающей машины. Сердце пропустило удар, а когда в дверь позвонили, казалось, остановилось вообще. Я положила вспотевшие ладони на стол и медленно поднялась.

Брайан пошел открывать. Считаю его шаги. Воздух в комнате заканчивается. Стою неподвижно, как каменное изваяние. От слез в глазах размываются очертания окружающего…

«Моргни, Скай. Смахни ресницами слезы. Смотри, как Брайан открывает дверь и порог переступает человек, которому ты обязана жизнью. Смотри, как он входит в дом, обнимает отца – так крепко, словно не видел его тысячу лет. Потом роняет на пол куртку и останавливается в дверях. Запомни этот момент – ведь потом ты захочешь воскрешать его в памяти снова и снова. В твоей жизни не было и не будет картины более волнующей…»

– Боунс, – говорю я голосом привидения. Комната начинает медленно вращаться, я чувствую такую слабость и такое блаженство…

– Морковь, – отвечает он.

«Морковное пюре, если точнее».

Выхожу из-за стола и иду к нему неровным шагом. И его руки смыкаются вокруг меня, берут меня в плен. Я спасена. Теперь я точно спасена. Осталось продемонстрировать чудеса выдержки и не разрыдаться так громко, что рухнет крыша. Боже, дай мне сил… И только бы капюшон с головы не упал… И пусть он не смотрит на меня так пристально…