Глава 21
Дверь не поддавалась. Лилит заперла ее, а ключ… Один Бог знал, где сейчас находится ключ. Мне не выйти через дверь. Окно тоже не вариант: если выпрыгну с седьмого этажа – костей не соберу!
Лилит кашлянула и склонила голову набок, глядя на меня своими бесовскими глазами. Ее лоб блестел от пота.
– Ну, так что ты думаешь, Полански? Гарри учил стрелять всех своих девок или только меня и тебя? – сказала она, размахивая в воздухе сигаретой. – Не знаешь? Зато я знаю. Только меня и тебя. Потому что мы с тобой особенные. Мы – в наибольшей опасности. И мы должны были научиться защищаться. Догадываешься от кого?
Лилит стерла со лба пот, опалив сигаретой волосы.
– От него же! – криво улыбнулась она. – Он хотел, чтобы мы могли защититься от него самого. Однажды я провела в госпитале две недели. Полсотни швов, бесчисленные ушибы, отбитые внутренности, одна рука сломана, другая выдернута из сустава. Хлопай глазками, Скай, хлопай. Мне безразлично, веришь ты или нет. Он избил меня так, что я едва осталась жива, а потом – как удобно! – просто ничего не помнил. Но нужно отдать ему должное, Оушен все-таки захотел защитить меня. Научил меня пользоваться оружием и сказал, чтобы я, если придет другой он, не раздумывая, стреляла в него. И тебя он попытался защитить тоже. Пораскинь мозгами, и все встанет на свои места. Он наверняка избегал секса с тобой, не прикасался к алкоголю, показал, где лежит пушка, попросил полицию приглядывать за тобой. Так? Полицейская машина, дежурящая по ночам неподалеку, – ничего такого не припоминаешь? У нашего дома постоянно торчал кто-то из его дружков-копов. На всякий случай.
Я перестала дергать дверную ручку и прижалась к двери спиной. Мои ноги вдруг ослабели. ЧТО ОНА ГОВОРИТ?
– Все еще теряешься в догадках, что с ним не так? – Лилит затушила окурок, вдавив его в столешницу, и взяла со стола пистолет. – Он одержим, Скай. Был и есть. Он одержим демоном, уступающим в могуществе только дьяволу. Но мне не требовались ни оружие, ни меры предосторожности. Я его не боялась. Ведь я… – Лилит многозначительно помолчала, поправляя волосы. – Ведь я тоже была одержима. И когда наши с ним демоны встречались, то старикан, который приглядывает за всеми нами, сгорал от стыда. Клянусь, как только мои руки обвивали его шею, как только его губы соединялись с моими – все святое падало в обморок, потрясенное глубиной нашей нечеловеческой страсти. Я любила каждую рану, которую он мне наносил. Я получала наслаждение от каждой травмы. Наши демоны знали толк в развлечениях! Но больше всего мне нравилось быть той единственной, с которой ему не нужно сдерживать себя, бояться. Быть той, которой не нужно совать оружие в руки. Со мной он мог не держать своего демона в узде, а просто дать ему волю – он мог выплеснуть на меня всю свою ярость! И я бы ответила на это только благодарностью и восторгом.
Я зажала рот рукой. Меня вдруг начала сотрясать такая дрожь, что застучали зубы.
– Но все однажды заканчивается. Какой бы волшебной она ни была, сказке тоже придет конец.
Я забеременела. В самый неподходящий момент, когда его одержимость обострилась до крайности. Его демон не хотел ребенка, он боялся, что, став матерью, я перестану принадлежать ему целиком и полностью. Первые несколько месяцев Сэм пытался сдержать своего демона, а потом устал и дал ему волю. Нож вошел сюда…
Лилит распахнула полы халата и немного повернулась, демонстрируя косой шрам на боку.
– Крови было столько, что можно было всю улицу перекрасить в алый цвет. Реанимация, экстренное кесарево, удаление матки… Я помню все это обрывочно, вспышками. Мой демон изрубил мою память на куски и большую часть из них уничтожил. Чтобы спасти меня, чтобы мне нечего было вспоминать. А вот муж и его демон – они предали меня. Когда подключились копы и запахло жареным, Сэм сумел повесить на меня всех собак, заявив, что я сама всадила себе нож в живот. А потом запер меня в психиатрическую клинику, где я должна была провести на нейролептиках остаток жизни. Рассказать, как они действуют? Это когда ты даже усилием воли не можешь заставить себя закрыть рот. И он всегда остается открытым, из него вытекает слюна и капает тебе на туфли. Это когда твой разум практически дремлет, а взгляд в одну точку становится единственным посильным развлечением! Сэм бы с удовольствием превратил меня в растение. Растения умирают молча.
Чудом мне удалось сбежать и укрыться. Я потратила последние сбережения на пластику лица, на новые документы и новую жизнь. Мне удалось начать свое дело и добиться успеха. Я смогла разбогатеть. Мне ничто не угрожало, и я больше ни в чем не нуждалась. Но… – Лилит потерла виски, словно ее одолевала жуткая головная боль. – Пережитое насилие, унижение, страх уродуют человека похлеще язв, огня и кислоты. Несмотря на все мои попытки этому препятствовать, мой демон – обиженный, брошенный, одинокий – стал выходить наружу и делал это все чаще. В такие дни я могла разгромить свою квартиру, расцарапать себе лицо, могла наносить себе увечья, выдергивать из суставов руки, кричать до срыва связок – от боли и от отчаяния. Мне кажется, я даже могла убить себя, если бы нашла вескую причину это сделать. Мой демон тосковал по демону Оушена. Рвался к тому, с кем больше не мог быть рядом. Все, даже самые непостижимые и потусторонние существа, не выносят предательства.
И вот тогда я начала находить облегчение в мыслях о мести. «Если бы я только могла сделать с ним все то же самое», – думала я, и боль, разрывающая мое сердце, утихала. Но разве могла я нанести хоть какой-то вред такому, как он? Могущественному вооруженному монстру, скрывающемуся за спинами секьюрити, за стенами своих роскошных вилл и бронированных авто. Я не могла подступиться к нему. Но мой демон подсказал, что не обязательно мстить самому Оушену. Достаточно уничтожить того, кого он полюбит. Нужно просто подождать. Просто запастись терпением. Ведь все рано или поздно теряют голову.
И я ждала. Приглядываясь к тем, кто вертелся вокруг него, не пропуская ни одной сплетни, выслеживая его, прикармливая папарацци, копя деньги и силы для решающего броска, составляя в деталях сценарий самой грандиозной охоты.
А потом судьба столкнула меня с тобой. Швырнула мне тебя, пока я цедила паршивый кофе в паршивом дублинском кафе с Брук. Завернув в фартушек с оборками.
Лилит подняла пистолет и медленно двинулась ко мне, прихрамывая на каждом шаге.
– Я бы даже не взглянула на тебя, если бы ты не нагрубила нам. Что-то в твоем голосе и в твоем акценте зацепило меня крючком. Мой демон сразу смекнул, что ты могла бы легко, без приглашения влезть в разум и сердце Сэма. Ягненок с дерзкими глазами, ясным умом и острым языком – ты бы пришлась ему по душе. Нужно было только снять с тебя оболочку простушки и подогнать тебя под вкус Сэма Оушена. Умные, яркие длинноволосые штучки, сыплющие шутками и знающие себе цену, – это то, что ему всегда нравилось. А дальше все было так просто, очень просто… Даже напрягаться не пришлось. Вы прилипли друг к другу, как два куска пластилина. Я обгрызала до мяса все ногти, когда слушала ваши разговоры, я выла от боли. Но мой демон приказал мне терпеть и ждать. Чем сильнее разгорятся чувства, тем больше будет боли, тем слаще окажется месть.
Лилит переложила пистолет в другую руку и вытерла вспотевшую ладонь о белое бедро. Покачала головой, рассыпая по плечам блестящие светлые волосы. Саймон перед смертью постарался на славу. Ведь именно этим он занимался в свои последние часы – возвращал Лилит ее натуральный оттенок. Точно такие же волосы я видела на фото раненой беременной блондинки, лежащей на кровати с кислородной маской на лице.
– Все еще не понимаешь, о чем речь? Ты здесь для того, чтобы быть замученной и убитой, Полански. Вот зачем ты мне нужна. Это твоя звездная роль. Я уничтожу тебя, уничтожу Оушена и уничтожу любого, кто попытается помешать мне. Будь то человек или тварь.
Но с наибольшим удовольствием я уничтожу зародыш у тебя в животе, этот комок плоти, в котором сплавились воедино ваши гены. И сделаю это неторопливо, смакуя каждый момент. Мне доставит особенное удовольствие сделать с тобой то же, что Сэм сделал со мной…
Лилит подошла ко мне и приставила блестящий ствол к моему животу. Меня парализовал страх. Он превратил мои нервы и мышцы в желе. Неужели все закончится здесь? Именно так? Почему я не послушала Селену? Почему позволила Лилит околдовать меня? Почему в этой сказке нет супергероя, который сейчас влетит в окно в развевающемся плаще, подхватит меня на руки и унесет прочь?
– Если это твой план, то почему ты просто не позволила мне выйти за него замуж и забеременеть? К чему вся эта извращенная травля, издевательства, шантаж? – прошептала я, втягивая живот.
– Дети, зачатые в пробирке, зачаты так же непорочно, как и Иисус. А убить святого отпрыска Оушена совсем не то же, что лишить жизни обычного ребенка. Ведь это будет как… охота на Богородицу.
– Охота? – переспросила я, задыхаясь. – Я сама попалась в твой капкан, как тупая овца, – это и есть твоя охота, Лилит? Я даже буду стоять смирно. Не двинусь с места. Стреляй.
«Продолжай, – шепнул мне мой инстинкт самосохранения, крепко зажмуриваясь. – Говори хоть что-нибудь! Хуже не станет!»
– В тебе нет ничего демонического, ничего дьявольского, Лилит, ты не дотягиваешь до воплощения настоящего зла. Ты обычная уголовница, убивающая исподтишка психопатка. Никто не покровительствует тебе, никто не стоит у тебя за спиной. И всезнающий демон, слышащий каждое сказанное мною слово, – всего лишь твоя больная выдумка!
Рука Лилит дрогнула. Дуло больше не касалось моего живота. Она отступила, опуская пистолет, словно он вдруг стал неподъемно-тяжелым. Потом вскинула подбородок, прищурилась – она обдумывала что-то, что нравилось ей куда больше предыдущего замысла.
– Ты права, – наконец сказала она. – Убивать тупых овец – слишком скучно. Почему бы не устроить охоту. Охоту на рыжую лису, задыхающуюся от погони, харкающую кровавой пеной и визжащую от ужаса.
– Лилит, прошу тебя, – взмолилась я, почти потеряв способность говорить.
Она взмахнула рукой, приказывая мне молчать, и медленно, словно подбирая нужные слова, как будто английский ей не родной язык, проговорила:
– Лилит больше не будет говорить с тобой. Вам больше не о чем говорить. Теперь ты будешь иметь дело со мной – ее демоном.
ЧТО?!
Стоящая напротив женщина, в белье, испачканном кровью, сунула руку в карман халата, вынула что-то – и через мгновение к моим ногам упал ключ, звонко звякнув о паркет.
– Я даю тебе фору в шесть часов и шестьдесят шесть минут, чтобы ты успела скрыться. В твоем распоряжении весь земной шар, небо и земля, суша и вода. В твоем распоряжении люди, звери и слуги Господа – моли их о помощи. А потом я найду тебя, разрежу тебе живот и выну твою матку вместе со святым ребенком. И вот тогда я успокоюсь. Я обрету покой, который он отнял.
Дважды меня просить не пришлось. Я подняла ключ, воткнула его в замочную скважину и быстро повернула. Дверь распахнулась, я выскочила на площадку и побежала. Еще ни разу в жизни я не убегала так быстро.
* * *
Задыхаясь и плача, я вызвала полицию. Прохожие оборачивались, пока я орала в трубку адрес квартиры Саймона. Потом я помчалась к автобусной остановке и запрыгнула в первый же подъехавший автобус. Кредитка в нагрудном кармане, паспорт, телефон и шесть часов шестьдесят шесть минут – вот и все, что у меня осталось. Разум убеждал побежать в ближайшее отделение полиции и попросить там помощи, но инстинкт самосохранения забраковал эту затею. Лилит узнает, где я. Она заявится в отделение и прострелит мне голову раньше, чем сидящий рядом коп скажет «ой». Бежать как можно дальше от Бостона, прочь из Америки, на другой континент!
– Куда едет автобус? – Я тронула за плечо сидящего впереди хиппи с копной кудрявых волос.
– Аэропорт, – ответил тот.
Я откинулась на спинку сиденья, сцепив пальцы в замок. «Боже, если это твоя рука, то веди меня и дальше…»
Мой телефон завибрировал, и я чуть не выронила его из рук, как только прочитала имя на дисплее. Мне захотелось закричать от ужаса, забраться под сиденье и больше никогда оттуда не выбираться.
Вызов шел от Саймона. Рингтон становился все громче, и мелодия, которая раньше всегда меня радовала в предвкушении разговора с доброжелательным парикмахером, теперь звучала страшнее музыки из фильмов ужасов. Я сбросила звонок, отключила звук и…
Получила с номера Саймона сообщение: «Раз-два, в крови трава».
Я его удалила, нервно оглядываясь по сторонам. Но тут же прилетела новая эсэмэска: «Три-четыре, ружья в тире».
А потом сообщения посыпались одно за одним: «Пять-шесть, собачья шерсть». «Семь-восемь, башню сносит». «Девять-десять, кожа слезет».
Я их удаляла, но взамен сразу же получала другие: «Прыг-скок. Свинец в висок». «Беги не беги. На стенку мозги». «Там или тут. Ты – труп».
Я снова тронула сидящего впереди хиппи.
– Простите, вам не нужен айфон? Почти новый. Поменяю на ваш телефон.
Оглядевшись по сторонам, тот спросил:
– Краденый?
– Нет, мой собственный. Пароль тринадцать девяносто семь. Берите…
Хиппи вынул из кармана убитый «Самсунг» с треснувшим экраном и протянул его мне.
* * *
Вслед за телефоном, в котором мог быть жучок, я сменила одежду. Добравшись до аэропорта, купила в магазине новые ботинки, джинсы, майку и кофту с капюшоном, а ворох старой одежды оставила на полу в примерочной. Если на мне и было передающее устройство, то теперь я избавилась от него. Потом я вышла из магазина и стала вертеть головой в поисках табло: самый верхний в списке рейс, посадка на который уже заканчивалась, оказался до Мюнхена.
– Мюнхен, ближайший самолет, – сказала я кассирше, когда подошла моя очередь.
Та постучала по клавишам, хлебнула кофе и сказала:
– Возле окна хотите?
– Да хоть в топливном баке, лишь бы подальше отсюда, – глупо пошутила я.
– Все клевые места в топливном баке распроданы, остался только эконом, – не растерялась кассирша и протянула мне билет.
Девушка, севшая в самолете рядом со мной, развернула газету, и я перестала дышать: со страницы на меня уставился Боунс с замысловатой статуэткой в руке. Такой убийственно привлекательный, такой взволнованный. Тайны украшают людей. Покрытое мраком прошлое накладывает на лица необычный отпечаток. Должно быть, мое лицо тоже станет красивее: если доктор Бхагнари сдержал слово, то теперь и у меня есть тайна. Боже, помоги мне долететь до Германии, и я первым делом куплю тест на беременность.
Я положила руку на живот, чувствуя тянущую боль. Нужно успокоиться, взять себя в руки. Уверена, копы приехали в квартиру Саймона раньше, чем Лилит успела сбежать оттуда. А если и успела, то они возьмут ее по горячим следам.
* * *
Я не сомкнула глаз в самолете и, когда в семь утра прилетела в Мюнхен, где планировала снова купить билет на какой-нибудь случайный самолет, чувствовала себя хуже некуда. Двадцать минут на паспортном контроле показались вечностью. Потом, когда пограничник молчаливо одобрил мою физиономию, я нашла полупустой зал ожидания и стала дожидаться своего рейса. Я уснула всего на несколько минут, а когда проснулась, то обнаружила рядом с собой пожилую пару, разглядывающую стопку туристических буклетов. Старички заняли два соседних кресла и сложили рядом сумки.
– О, вы проснулись, – ослепительно улыбнулась мне старушка.
– Угу, – кивнула я, отрывая от сиденья гудящую голову.
– Как вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовалась она.
– Кто вы? – спросила я.
– О, я – Джеки, а этой мой муж Клаус… Старичок приподнял над головой воображаемую шляпу.
– Очень приятно, а меня зовут Скай, – кивнула я, оглядываясь по сторонам. – Простите, у вас не найдется воды?
– Конечно, – с готовностью ответила Джеки и принялась рыться в сумке. – Хотите диетической колы? Ваш муж, кстати, ушел за едой для вас. А вот и кола…
Моя рука замерла в воздухе, на полпути к алюминиевой банке.
– М-мой кто?
– Ваш муж, очаровательный молодой человек. Он охранял ваш покой, когда мы с Клаусом подошли…
– Джеки, – перебила я ее. – У меня нет мужа.
– Может быть, я что-то не так поняла, – смущенно проговорила старушка. – Простите, у меня со слухом в последнее время не очень… Кстати, кажется, вы что-то обронили. – Вытянув руку, Джеки указала на конверт под моим сиденьем.
Я подняла его, и мои зубы начали выбивать чечетку. «Скай Полански» – было выведено на конверте незнакомой рукой. Я надорвала его, вытащила листок бумаги и вчиталась в три короткие строчки:
Прыг-скок, свинец в висок.
Беги не беги, на стенку мозги.
Там или тут, ты – труп.
Конверт выпал из моих рук, я вскочила и побежала.
Я боялась оглянуться, боялась остановиться, просто двигала ногами так быстро, как только могла. Коридоры, люди, магазины. Когда сил совсем не осталось, я влетела в туалет и заперлась в кабинке. Опустила крышку унитаза и села, подтянув колени к груди. Волосы прилипли к вспотевшему лицу, кровь оглушительно стучала в висках. Вот и все, Скай, вот и все. Предчувствие смерти – тяжелое, паническое – наполнило меня. Кажется, до настоящей минуты я не осознавала всю реалистичность происходящего. Я надеялась, что после того, как избавлюсь от телефона и одежды, слежка прекратится. Я не представляла, что Лилит уйдет из квартиры Саймона без наручников на запястьях…
Кто-то нажал кнопку слива в соседней кабинке, и я вскрикнула. Нервы совсем отказывали, и последние силы покидали меня. Так вот что чувствуют осужденные на смерть. Что тебя вот-вот не станет и этого никто не заметит. Залатают пулевое отверстие в двери, вытрут лужу крови, завернут в полиэтилен то, что от тебя останется, – и Земля продолжит вращение. Как будто тебя и не было. И даже на кладбище тебя не похоронят, потому что некому будет об этом похлопотать. А раз некому – лети пеплом по ветру…
Я прикрываю глаза и переношусь в прошлое. В ту минуту, когда рука Боунса скользит по моему колену и он просит: «Если ты узнаешь что-то, что тебе не понравится, – не важно что, – то, бога ради, приди ко мне и спроси об этом прямо… Пообещай, что сначала поговоришь со мной… Я в самом деле не хочу тебя потерять». Глаза начинает жечь так, будто их закапали кислотой. Я достаю из кармана телефон и после секундного колебания начинаю набирать номер, не сразу попадая в нужные клавиши негнущимися пальцами. Когда устанавливается соединение, меня приветствует автоответчик, и я зажмуриваюсь, слыша этот голос. Он режет меня без ножа. Океанская волна отчаяния внутри меня поднимается выше и выше, и я наконец не выдерживаю…
«Оставьте свое сообщение после звукового сигнала…»
Пи-и-и-ип!
Меня душат рыдания. Нужно исторгнуть их из себя, иначе голова лопнет от напряжения.
– Б-боунс, мне так жаль, – плачу в трубку я. – Я хочу, чтобы ты знал, что во всем, что я натворила, не было злого умысла. Виной всему или страх, или отчаяние, или просто моя глупость. И если бы я только могла…
Соединение прерывается. Но мой телефон тут же взрывается оглушительным рингтоном. Я принимаю входящий вызов и прижимаю телефон к вспотевшей щеке.
– Где ты? – коротко спрашивает он.
* * *
– Мне конец! Я в аэропорту Мюнхена. Меня преследуют! И когда поймают, то убьют! Меня убьют, Гарри…
– Куда ты летишь? – перебивает меня он.
– Куда глаза глядят…
– Лети в Ирландию. У тебя есть деньги?
– Д-да.
– Слушай меня внимательно. Садись на ближайший рейс до Дублина…
– Нет, нет, это первое место на Земле, где они будут меня искать!
– Лети в Дублин, Скай, ради всего святого!
– Ты встретишь меня там? Ты в Ирландии? – всхлипнула я.
– Нет, я в Штатах, но ты полетишь в Дублин, поняла? Позаимствуй у кого-нибудь другую одежду, спрячь волосы и избавься от всех вещей, к которым имели доступ другие люди. Иди в кассу и купи билет на ближайший рейс до Дублина. Оставайся в людных местах. По прилету присоединись к какой-нибудь группе. Ни в коем случае не останься одна где-нибудь в коридоре. Затем выходи и ищи в толпе встречающих табличку со своим именем. Доверься тому, кто ее держит. О тебе позаботятся. Скай? Ты запомнила?
– Я боюсь выходить… Я боюсь, что не дойду до кассы…
– Ты дойдешь до нее и долетишь до Дублина, слышишь?! – сдерживаясь, чтобы не повысить голос, отчетливо произносит Боунс. – И только попробуй этого не сделать!
– А иначе ты найдешь меня и убьешь первым? – всхлипываю я. На грани истерики мой мозг оказывается способен только на такие шутки.
– Да, иначе я найду тебя и убью первым, – ласково соглашается Боунс.
И в это мгновение у меня включается резерв внутренней силы. Я утираю нос и опускаю затекшие ноги на пол. «Я долечу до Дублина, сделаю все, как ты сказал. А если не получится, то по крайней мере я услышала перед смертью твой голос».
– Боунс, я…
– Скажешь спасибо потом, Морковь, – отвечает он. – И надеюсь, благодарность будет щедрой.
Меня сотрясает нервный смех. Кто-кто, а он знает, как меня взбодрить.
– Не отсоединяйся, будь на связи, пока не сядешь в самолет, – говорит он командным голосом.
– Есть, босс.
Я выхожу из кабинки, набрав полные легкие воздуха.
«Боже, только не покидай меня…»
– Пусть только попробует, – замечает Боунс.
– Я, что, сказала это вслух?
– Да, ты сказала это вслух.
– Прости, постараюсь думать не так громко.
У зеркала прихорашивается полная загорелая тетка. На ней соломенная шляпа, безразмерный кардиган, с плеча свисает огромная красная сумка, больше напоминающая мешок Санта-Клауса.
– Мэм… Мэм! Простите, за сколько вы готовы продать мне вашу шляпу и кардиган?
* * *
– Вот это напор. Буду иметь в виду, что ты очень быстро умеешь раздевать людей, – говорит Боунс, пока я, нахлобучив на свою голову широкополую шляпу, быстрым шагом двигаюсь к кассе.
– Лучше бы я умела убивать людей взглядом. Проблем бы в разы убавилось.
– Скай, – вдруг произносит Боунс низким и хриплым голосом, – имя Джек Моретти тебе что-нибудь говорит?
– Н-нет.
– Однако ты перевела пятьдесят тысяч долларов залога за него, пока он сидел в тюрьме по подозрению в убийстве.
– Это какая-то ошибка, – отвечаю я. – Я никуда не переводила такие суммы, тем более в качестве залога.
– Ошибки нет, – говорит Боунс. – Платеж был совершен с твоего счета. Ты знала, с кем имеешь дело?
– Я понятия не имею, кто такой Джек Моретти и что вообще за…
– Он брат Дженны Моретти, с которой мы были… близко знакомы. Уголовник со стажем и психопат. Она исчезла много лет назад, но я продолжал приглядывать за ее братцем. Год назад он убил девушку в Бостоне, и спустя несколько месяцев его взяли по подозрению в убийстве. Но долго за решеткой он не просидел, за него внесли залог. Только один человек мог это сделать – его сестра. Лилиан Дженна Моретти, которая считается без вести пропавшей. Ты уверена, что не знаешь никого с фамилией Моретти? Уверена, что к твоему счету никто не имел доступа?
Нейроны у меня в мозгу начинают бегать с воистину ужасающей скоростью. «Пятьдесят тысяч долларов». Почему именно эта цифра кажется мне смутно знакомой? Я едва не роняю телефон, когда одна из клеток моей памяти вдруг находит ответ. «Я перевела с твоего счета… пятьдесят тысяч долларов в качестве штрафа за нарушение нашими сотрудниками правил парковки…» «А почему с моего счета?» «Тонкости бухгалтерии, в которые уже нет смысла тебя посвящать… Вот компенсация затрат». Тонкости бухгалтерии… Черт бы тебя побрал, лживая змея!..
– Боунс, я вспомнила. С моего счета действительно переводили эти деньги. И… Кажется, я знаю Лилиан Дженну Моретти. Она моя начальница. Это она за мной охотится! И еще она убила человека! Возможно, даже не одного! И еще она явно не в себе! И, насколько мне известно, она… – Я глотнула воздуха, задыхаясь от волнения. – Это правда, что она твоя жена?
Я подбежала к кассе, сунула в окошко паспорт, и кассирша начала оформлять билет до Дублина, а Боунс все молчал.
– Гарри?
– Я расскажу тебе все. Должен был рассказать сразу. Мы поговорим, как только ты окажешься в безопасности. Только прошу тебя, не теряй бдительности. И не позволь ей запугать себя.
Получив билет, я огляделась по сторонам, надвинула шляпу на глаза и встала за декоративной колонной рядом с группой горластых немецких студентов, сваливших на пол свои сумки. Боунс говорил со мной так ласково, так мягко…
– Ты не ненавидишь меня? – хрипло спросила я. – Даже после того видео, где…
– Где тебя насилуют? – резко сказал он.
– К-как ты понял? – пробормотала я, прижав руку к шее.
– Узнал этот взгляд. В той проклятой беседке ты смотрела на меня точно так же.
– Прости… Прости меня…
– Прекрати. Тебе не за что извиняться. Тобой умело манипулировали, а я был слишком занят своими проблемами, чтобы разобраться, во что тебя втянули.
Объявили посадку на рейс до Дублина, и я, потупив голову, прошла на борт. Боунс все еще говорил со мной, когда стюардесса попросила всех выключить телефоны.
– Мне пора отключаться, – прошептала я ему. – Гарри, если это наш последний телефонный разговор, то… просто знай, что…
– Что все остальное ты скажешь мне при встрече, – закончил он.
– Мисс, вам нужно выключить телефон, – тронула меня за плечо стюардесса.
– При встрече, значит… Да, этот вариант и мне нравится.
– Ищи табличку со своим именем в руках встречающих, – напомнил Боунс.
– Найду.
– Держись ближе к людям, не заходи в туалет.
– Поняла.
– Мы скоро увидимся.
– Да, – выдохнула я, вытирая рукавом уголки глаз.
– Мисс, прошу вас, – снова обратилась ко мне стюардесса.
Я отключила телефон и сунула его в «мешок Санты». Загорелая тетка охотно продала мне еще и свою сумку… А это что такое? Кажется, мне достались чужие личные вещи вместе с сумкой… Я вытащила из нее какую-то записную книжку с липучкой, раскрыла ее и… начала медленно глохнуть: в ушах зазвенело, и этот звук становился все громче и громче…
На первой странице книжки было написано мелким, аккуратным почерком: Задача № 1. Скай Полански прилетела в аэропорт Дублина. Но из аэропорта она не вышла. Вопрос: где Скай? (Смотрите ответы в конце записной книжки.)
Самолет тронулся с места и покатил по взлетной полосе.
Не дыша, я открыла последнюю страницу. Там оказалось всего одно слово Нигде.
* * *
Самолет, летевший по маршруту Мюнхен – Дублин, вез сто шестнадцать человек и одно каменное изваяние. Я боялась пошевелиться. Боялась оглянуться и встретиться глазами с кем-то, кто уже знает, как и где я умру. Все, что я могла, это закрыть глаза и молиться. Утирать катящийся со лба пот и молиться снова. Как только самолет приземлился, я набрала номер Боунса и панически зашептала:
– Меня выследили. Не представляю, как. Они здесь… Я не знаю, где может быть жучок, под моей кожей разве что!
– Серьги? Пирсинг? Кольца? Солнечные очки? Выбрасывай все, – ответил Боунс.
Я и так от всего избавилась, я не знаю, как они следят!
– Проклятье. Выходи из самолета, держись ближе к людям. Сейчас перезвоню.
Ни жива, ни мертва, я бросила под сиденье шляпу, кардиган, сумку и вышла из самолета. Прошла пограничный контроль, пристала к большой компании каких-то немецких туристов и двинулась к выходу. Боунс позвонил, когда я проходила мимо движущихся лент с багажом.
– Волосы, – взволнованно сказал он. – Твои волосы нарощены, так?
– Д-да, а что?
– Каждая прядь крепится с помощью капсулы кератина, так? Срежь их все. Раздобудь где-нибудь что-то острое и срежь нарощенные волосы, Скай! Живо!
– О господи…
– Срежь волосы – и бегом к выходу!
Я выхватила из ближайшей урны бутылку и рванула к туалету, где тут же грохнула ее об пол. Мысли улетучились, чувства замерли, исчезла я сама. Остались только мои трясущиеся пальцы, сжавшие кусок стекла, и мои волосы, в которых была заключена моя гибель.
Разрезая до крови пальцы и кожу на голове, я принялась сдирать с себя искусственные пряди рыжих волос. Они падали в раковину и искрили, когда соприкасались со струей воды. Гнев и обида сдавили горло. Так вот что ты делал со мной, Саймон! Так вот на что ты намекал, когда говорил, что мне стоит избавиться от волос, если я почувствую себя в опасности! Как я не догадалась раньше? Вздрагивая от каждого звука снаружи, я срезала последние пряди и глянула в зеркало.
Где Скай Полански?
Нигде.
Теперь на меня смотрел совсем другой человек. Человек, которого я прежде не знала. Торчащие пучками волосы и свежие, кровоточащие порезы на голове, искусанные губы и глаза смертницы. Глаза той, кто больше не боится умирать.
Я набросила на голову капюшон кофты и вышла из уборной. Гулкий, длинный коридор, от стен отражается свет люминесцентных ламп. Треск колесиков чужих чемоданов. Потусторонние голоса диспетчеров. Я выйду из этого аэропорта, Лилит. Тебе и всем твоим дьяволам назло. Поворот коридора, таможенники в пиджаках, толпа встречающих. Я набираю полные легкие воздуха и иду вперед. СКАЙ – мой взгляд впивается в табличку, которую держит незнакомый человек. Я едва успеваю его рассмотреть и тут же останавливаюсь, как вкопанная. Чуть поодаль кто-то держит в вытянутой руке еще одну табличку…
Еще одна табличка с надписью «Скай».