7. Время покажет

Что такое время? Оставьте настоящее псам и обезьянам. Человек принадлежит вечности!

Роберт Браунинг (1896)1

Определяя расстояние между двумя деревьями, обезьяна основывается на своей памяти о предыдущих прыжках, чтобы рассчитать следующий. Есть ли на другой стороне место для приземления? Выдержит ли ветка ее вес? Эти жизненно важные решения, требующие большого опыта, показывают, как прошлое и будущее переплетаются в поведении животных. Прошлое обеспечивает необходимую практику, в то время как будущее предопределяет место следующего шага. Отдаленное планирование также случается, например, когда старшая самка в стаде слонов вспоминает об источнике питьевой воды, расположенном на расстоянии многих километров, о котором никто больше не знает. Стадо направляется в долгий путь, занимающий несколько дней, чтобы найти драгоценную воду. При этом старшая самка действует на основе знания, а остальные слоны — на основе доверия. Не важно, речь идет о секундах или о днях, животные ориентированы не только на цель, но и на будущее.

Поэтому мне кажется странным, когда животных считают ограниченными настоящим временем. Настоящее недолговечно. Сейчас оно есть, а в следующее мгновение его уже нет. Дрозд, подбирающий червя для своих птенцов, сидящих в далеком гнезде, или собака, выходящая утром охранять территорию и метящая важные ориентиры, — все животные выполняют работу, связанную с будущим. Действительно, в большинстве случаев — это близкое будущее, и неизвестно, насколько они о нем беспокоятся. Тем не менее их поведение потеряло бы смысл, если бы они заботились только о настоящем.

Мы сами размышляем о прошлом и настоящем, поэтому вопрос о том, поступают ли так же животные или нет, неизбежно превращается в предмет споров. Разве не сознание делает человека особенным? Одни считают, что мы единственные, кто вспоминает прошлое и воображает будущее, другие собирают факты, чтобы опровергнуть это мнение. Поскольку никто не может доказать наличие подобных размышлений без словесного подтверждения, дискуссии сводятся к субъективному опыту. Это единственное, на что мы можем опереться, во всяком случае на сегодняшний день. Тем не менее достигнут значительный прогресс в понимании того, как животные устанавливают продолжительность времени. Возможно, это самая непонятная и с трудом поддающаяся определению область эволюции познания. Терминология постоянно меняется, и ведутся ожесточенные дебаты. Для того чтобы выяснить, каково сейчас положение дел, я посетил двух экспертов, мнения которых представлены в конце этой главы.

В поисках утраченного времени

Возможно, противоречия возникли раньше, чем мы себе представляем, потому что в 1920-х гг. американский психолог
Эдвард Толмен храбро и провокационно заявил, что животные способны на большее, чем бездумно устанавливать связь между стимулом и реакцией. Он отверг представление, что животные руководствуются только побудительными мотивами. Толмен отважился употребить термин «познавательный» (ученый приобрел известность благодаря когнитивным картам, описывающим поведение крыс в лабиринте) и называл животных «целеустремленными», движимыми целями и ожиданиями, которые связаны с будущим.

Пока Толмен, уступая удушающей хватке эпохи классического бихевиоризма, открещивался от понятия «целеустремленность», его студент Отто Тинкльпо разработал эксперимент, в котором макака наблюдала, как под крышку кладут лист латука или банан. Как только обезьяна получала возможность, она бежала к крышке с наживкой. Если она обнаруживала пищу, которую прятали у нее на глазах, никаких неожиданностей не возникало. Но если экспериментатор незаметно заменял банан латуком, макака только удивленно смотрела на вознаграждение. Затем она лихорадочно раз за разом обыскивала все вокруг, пока наконец не начинала пронзительно кричать на коварного экспериментатора. Только по прошествии долгого времени она соглашалась на разочаровавший ее овощ. С точки зрения бихевиоризма ее поведение было странным, потому что предполагалось, что животные всего-навсего сопоставляют поведение с вознаграждением — любым вознаграждением. Характер вознаграждения не имеет значения. Тинкльпо, однако, показал, что все не так просто. Руководствуясь представлением о том, что спрятано, обезьяна имела определенные ожидания, а когда они не оправдались, это вывело ее из равновесия2.

Вместо того чтобы просто предпочесть одно поведение другому, одну крышку другой, макака вспомнила о прошедшем событии так, как будто сказала: «Эй, клянусь, я видела, как под крышку положили банан!» Такое точное запоминание происшедшего известно как «событийная память». Долгое время считалось, что событийная память нуждается в наличии языка, следовательно, характерна только для людей. Предполагалось, что животные способны запоминать общую последовательность событий, но их память не сохраняет детали. Это представление оказалось спорным. Я приведу еще один показательный пример, который включает больший промежуток времени, чем эксперимент с макакой.

Однажды мы применили подход Мензеля в эксперименте с шимпанзе Соко, когда он еще был подростком. Через маленькое окно Соко мог наблюдать, как на внешней огражденной территории мой помощник прячет яблоко в большую покрышку от трактора, в то время как все остальные шимпанзе оставались за закрытыми дверями. Затем мы выпускали обезьян, задерживая Соко, так что он выходил последним. Оказавшись снаружи, он первым делом забирался на покрышку и заглядывал внутрь, проверяя, на месте ли яблоко. Однако Соко не трогал его, а удалялся с невозмутимым видом. Затем он выждал более двадцати минут, прежде чем вернуться и забрать фрукт. Это было разумно, так как иначе у него могли отобрать приз.

Однако по-настоящему интересное продолжение эта история получила годы спустя, когда мы повторили этот эксперимент. Соко проходил тест всего один раз, и мы показали эту видеозапись приехавшей съемочной группе. Как обычно бывает, кинематографисты больше доверяли собственным съемкам и настояли на повторении эксперимента. К тому времени Соко стал альфа-самцом, поэтому не подходил для теста. Так как он обладал высоким статусом, у него не было оснований скрывать, что он знает о спрятанной пище. Вместо него мы выбрали самку по имени Наташа, имевшую низкий статус, и проделали все примерно так, как раньше. Мы заперли всех шимпанзе, а Наташе позволили наблюдать в окошко, как мы прячем яблоко. На этот раз мы вырыли ямку в земле, положили туда яблоко и засыпали сверху песком и листьями. Мы проделали это так тщательно, что потом с трудом могли определить, где спрятали фрукт.

После того как всех остальных шимпанзе выпустили, наконец, смогла войти и Наташа. Мы с волнением следили за ней с помощью нескольких камер. Она проделала то же, что и Соко, продемонстрировав при этом намного лучшую ориентацию в пространстве, чем мы. Она медленно прошла точно над тайником, а через десять минут вернулась, чтобы уверенно выкопать фрукт. Пока она делала это, Соко смотрел на нее с очевидным удивлением. Не каждый день кому-нибудь удается выкопать из земли яблоко! Я переживал, что Соко может наказать ее за то, что она ест прямо у него на глазах, но вместо этого Соко побежал прямо к тракторной покрышке! Он заглянул в нее с нескольких сторон, но она была пуста. Похоже, он пришел к заключению, что мы снова прячем фрукты, и вспомнил точное местоположение, которое мы использовали раньше. Это было особенно примечательно, потому что я совершенно уверен, что у Соко был всего лишь один опыт подобного рода в течение всей его жизни, который произошел пять лет назад.

Было ли это случайным совпадением? Трудно сказать, основываясь всего на одном случае, но психолог Джема Мартин-Ордас из Испании также исследовала этот тип памяти. Работая со множеством шимпанзе и орангутангов, она проверяла, что помнят человекообразные обезьяны из прошедших событий. Первоначально обезьянам дали задание найти подходящий инструмент, чтобы достать банан или замороженный
йогурт. Обезьянам показали, как инструменты прячут в ящики, после чего они должны были выбрать нужный ящик, чтобы получить инструмент, необходимый для выполнения задания. Решение этой задачи не составило труда для обезьян. Спустя три года, полных событий и различных тестов, обезьяны вновь встретились с тем же экспериментатором в лице Мартин-Ордас, предложившей им старое задание с такими же условиями и в том же помещении. Послужит ли сходная ситуация подсказкой обезьянам в выполнении задания? Будут ли они знать, какой инструмент им нужен и где его взять? Обезьяны знали, по крайней мерe, те из них, кто проходил предыдущий тест. Обезьяны, впервые столкнувшиеся с этим заданием, не проявляли подобных способностей, что подтверждало роль памяти. Более того, обезьяны, проходившие тест ранее, без колебаний решали проблему в течение нескольких секунд3.

По большей части процесс научения у животных имеет неявный характер, подобно тому как я научился избегать некоторых автострад в Атланте в определенное время суток. Неоднократно попадая в пробки, я начал искать лучшие, более быстрые маршруты, не сохранив в памяти события, которые произошли в предыдущие поездки. Точно так же крыса в лабиринте научается поворачивать в одну сторону, а не в другую или птица запоминает, в какое время можно найти хлебные крошки на балконе моих родителей. Такого рода научение — процесс, который распространяется на все, что нас окружает. Другой тип памяти, о котором идет речь, — это запоминание деталей. Именно так французский писатель Марсель Пруст описывает в цикле романов «В поисках утраченного времени» ощущения от вкуса пирожных-мадленок. Опущенное в чай пирожное вызвало у него воспоминания о детских визитах к его тете Леони: «В то самое мгновение, когда глоток чаю с крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул, пораженный необыкновенностью происходящего во мне»4. Воздействие воспоминаний о собственной жизни основано на их исключительности. Яркие и живые воспоминания можно вызвать в памяти и подробно пережить заново. Эти воспоминания представляют собой реконструкции — вот почему они часто обманчивы, — но при этом настолько убедительны, что заставляют нас поверить в их реальность. Они наполняют нас эмоциями, как это и произошло с Прустом. Вы вспоминаете чью-то свадьбу или похороны отца, и все подробности относительно погоды, гостей, угощений, радостей и печалей всплывают в вашей памяти.

Этот тип памяти работает, когда человекообразные обезьяны реагируют на сигналы, связанные с событиями, произошедшими много лет назад. Подобная память помогает шимпанзе добывать пищу: за день они обходят до десятка плодовых деревьев. Как они узнают, куда им направляться? В джунглях слишком много деревьев, чтобы полагаться на счастливый случай. Работая в национальном парке Тай в Кот д'Ивуар, голландский приматолог Карлин Джанмаат обнаружила, что человекообразные обезьяны превосходно запоминают места кормежки. Они ищут преимущественно те деревья, на которых питались в предшествующие годы. Если они находят дерево со множеством спелых плодов, то остаются на нем, пока не объедаются до изнеможения, а через пару дней обязательно возвращаются. Джанмаат описывает, как шимпанзе строят временные гнезда (в которых проводят всего одну ночь) по дороге к таким деревьям и встают до рассвета, чего они обычно терпеть не могут. Отважная ученая следовала за группой шимпанзе пешком, и, хотя обычно обезьяны не обращали внимания, когда она спотыкалась или наступала на хрустящую ветку, на этот раз все они поворачивались и пристально смотрели на нее, так что ей было не по себе. Звуки привлекают внимание, а обезьяны нервничали в сумерках. Это было объяснимо, потому что недавно у одной из самок леопард утащил детеныша.

Несмотря на затаенный страх, шимпанзе предприняли далекое путешествие к фиговому дереву, на котором недавно кормились. Они старались успеть к новому урожаю фиг. Этим мягким сладким плодам отдают предпочтение многие лесные животные — от белок до птиц-носорогов, так что раннее прибытие было единственным способом получить преимущество в сборе плодов. Примечательно, что чем дальше расположено дерево от их ночлега, тем раньше шимпанзе отправляются в путь, поэтому в любом случае оказываются на месте примерно в одно и то же время. Это предполагает расчет времени в зависимости от предполагаемого расстояния. Все это убедило Джанмаат в том, что шимпанзе активно используют предшествующий опыт, чтобы спланировать сытный завтрак5.

Эстонско-канадский психолог Эндел Тулвинг определил событийную память как воспоминание о том, что случилось, где случилось и когда случилось. Это подтолкнуло исследование памяти к выяснению трех обстоятельств события: что, где, когда6. Хотя описанные выше примеры, по всей видимости, соответствуют этому списку, необходимо было провести более строго контролируемые эксперименты. Первое опровержение концепции Тулвинга, согласно которой событийная память характерна только для человека, было получено именно в таком эксперименте, но не на человекообразных обезьянах, а на птицах. Ники Клейтон совместно с Энтони Дикинсоном использовала привычку кустарниковых соек делать запасы, чтобы выяснить, что они помнят о спрятанной пище. Птицам давали различную пищу: скоропортящуюся (мучных червей) и долго хранящуюся (арахис). Четыре часа спустя сойки отыскивали мучных червей — свою любимую пищу — прежде, чем орехи. Однако через пять дней их предпочтения менялись: они даже не пытались искать мучных червей, которые уже испортились и стали несъедобными, но даже через такой долгий срок прекрасно помнили, где спрятали орехи. К тому времени ученые составили представление о системе поиска у соек — были проведены эксперименты в отсутствие пищи, и одним из значимых факторов оказался запах. Но исследование с орехами и червями было очень изобретательным и включало несколько дополнительных контролей, так что ученые смогли заключить, что сойки помнят, какие они сделали запасы, в каком месте и в какой момент времени. Таким образом, их память хранит все три обстоятельства события7.

Доводы в пользу наличия у животных событийной памяти еще укрепились, когда американские психологи Стефани Бабб и Джонатан Кристалл исследовали поведение крыс в звездо­образном лабиринте с восемью ответвлениями. Крысы усвоили, что если они побывали в данном ответвлении и съели находившуюся там пищу, то ее там больше нет и возвращаться туда не имеет смысла. Тем не менее было одно исключение. Крысы случайно обнаружили, что шоколадные шарики восполняются после долгого перерыва. У крыс сформировались соответствующие ожидания относительно этого вида лакомства — где и когда его можно найти. Они возвращались в нужное ответвление, но после продолжительного времени. Другими словами, крысы знали, что, где и когда, если дело касалось шоколадных шариков8.

Однако Тулвинга и некоторых других ученых эти результаты не удовлетворили. Мы не получили представления — что так красочно удалось сделать Прусту, — каким образом птицы, крысы и человекообразные обезьяны оперируют собственной памятью. Какое участие принимает в этом сознание и принимает ли вообще? Воспринимают ли они свое прошлое как часть собственной истории? Поскольку на эти вопросы не нашлось ответов, было предложено ограничить толкование термина, наделив животных памятью, «похожей на событийную». Я не согласен с этим отходным маневром, поскольку он придает вес с трудом поддающейся определению способности человеческой памяти, известной только благодаря самоанализу и языку. Хотя язык помогает выразить воспоминания, он вряд ли служит их основой. Я бы предпочел снять бремя доказательств с животных, особенно если речь идет о близких нам видах. Если другие приматы вспоминают события с той же точностью, что и люди, скорее всего, они делают это тем же способом. Тем, кто утверждает, что человеческая память основана на уникальных особенностях сознания, следует продемонстрировать эти особенности, чтобы доказать свою точку зрения.

Все это может быть буквально в наших головах.

Зонтик для кота

Дискуссии о том, как животные оценивают протяженность времени, разгорелись еще больше, когда речь зашла о будущем. Кто когда-нибудь слышал, чтобы животные размышляли о предстоящих событиях? Тулвинг основывался на том, что знал о Кешью, своем коте. Кешью, по-видимому, умел предсказывать дождь и находить от него укрытия, рассказывал Тулвинг, но «не был настолько предусмотрителен, чтобы взять с собой зонтик»9. Обобщая это проницательное наблюдение для всего животного царства, именитый ученый пояснил, что, хотя животные приспосабливаются к существующим обстоятельствам, они вряд ли способны вообразить будущее.

Другой сторонник человеческой исключительности заметил, что «нет никаких объективных свидетельств, что животные когда-либо принимали пятилетний план»10. Действительно, но много ли людей делали это? У меня пятилетний план ассоциируется с централизованным руководством, поэтому я предпочитаю примеры, связанные с повседневной жизнью животных и людей. Например, я могу запланировать купить бакалейные товары по дороге домой или решить озадачить своих студентов письменным опросом на следующей неделе. Такова суть нашего планирования. Это немногим отличается от истории, которой открывается книга о Франье — шимпанзе, которая собрала всю солому в своей спальне, чтобы устроить теплое гнездо под открытым небом. Существенно, что она приняла такое решения, находясь в помещении, до того, как ощутила холод снаружи, поскольку это соответствует так называемому «тесту с помощью ложки», предложенному Тулвингом. В эстонской истории для детей девочке снится праздник у друзей, на котором все угощаются шоколадным пудингом, кроме нее, потому что она не захватила с собой ложку. Чтобы такого больше не случилось, она ложится спать, сжимая ложку в руках. Тулвинг предлагает два критерия для определения планирования будущего. Во-первых, поведение не должно непосредственно вытекать из текущих потребностей и желаний. Во-вторых, обстоятельства, в которых планируется будущая ситуация, должны отличаться от существующих обстоятельств. Девочке нужна была ложка не в постели, а на вечеринке с шоколадным пудингом, которую она ожидала увидеть во сне11.

Когда Тулвинг предложил тест с помощью ложки, он задумался — может быть, это несправедливо? Может быть, мы слишком многого требуем от животных? Тулвинг придумал свой тест в 2005 г., задолго до того, как было проведено большинство экспериментов по планированию будущего, и не имел представления о том, что человекообразные обезьяны проходят этот тест каждый день в своем естественном поведении. Франье прошла проверку, когда собрала солому в другом месте и в других условиях, чем те, где она была нужна. В Центре изучения приматов Йеркса есть самец шимпанзе Стюард, который никогда не заходит в помещение, где проводятся тесты, пока не оглядится кругом и не захватит с собой палку или ветку, которой он показывает на различные предметы в наших экспериментах. Хотя мы и пытались отучить его от этого поведения, забирая у него палку, чтобы он показывал, как все, пальцем, Стюард непреклонен. Он предпочитает показывать палкой и готов отклониться от своего маршрута по пути к нам, чтобы ее найти, тем самым предвосхищая наш эксперимент применением им самим изобретенного орудия.

Но, пожалуй, самая показательная иллюстрация из многих, которые я могу предложить, — это бонобо по имени Лисала, живущая в Лола йа Бонобо, заповеднике в джунглях недалеко от Киншасы, где мы проводили изучение сопереживания. Наблюдение, о котором идет речь, не связано с этим исследованием и было сделано моей коллегой Занной Клей, когда она неожиданно увидела, как Лисала поднимает огромный камень (шесть-семь килограммов весом) и кладет себе на спину. Лисала тащила этот тяжелый груз на плечах, в то время как детеныш цеплялся за ее спину. Все это было довольно странно, так как мешало ей передвигаться и требовало значительных усилий. Занна включила видеокамеру и последовала за бонобо, чтобы выяснить, для чего потребовался этот камень. Как всякий настоящий эксперт по человекообразным обезьянам, она сразу же сообразила, что Лисала держит какую-то мысль в голове, потому что поведение человекообразных обезьян, как писал Кёлер, «непоколебимо целенаправленно». То же самое можно сказать о человеческом поведении. Если мы видим на улице человека, несущего лестницу, мы автоматически предполагаем, что он не станет тащить такой тяжелый предмет без всякой цели.

Занна снимала путь Лисалы около полукилометра. За это время Лисала остановилась всего один раз, чтобы положить камень и поднять предметы, которые трудно было разглядеть. Затем она вновь положила камень на плечи и продолжила свое путешествие. Она шла в общей сложности около десяти минут, пока не достигла пункта назначения — большой каменной плиты. Затем смахнула с нее мусор, посадила детеныша, положила свой камень и собранные предметы, которые оказались пригоршней пальмовых орехов, и начала колоть эти орехи с очень твердой скорлупой, кладя их на плиту, как на наковальню, и ударяя по ним тяжелым камнем, как молотком. Она провела около четверти часа за этим занятием, после чего отложила камень. Трудно представить, что Лисала предприняла это обременительное мероприятие, не имея плана, который должна была составить задолго до того, как подняла орехи. Возможно, она знала, где их искать, потому что проложила свой маршрут через это место, а завершила его у плиты с подходящей поверхностью, чтобы колоть орехи. В результате действия Лисалы полностью соответствовали критериям Тулвинга. Она подобрала орудие, которое собиралась использовать в другом месте, чтобы добыть пищу, существовавшую только в ее воображении.

Другой замечательный случай поведения, ориентированного на будущее, наблюдал в зоопарке шведский биолог
Матиас Осват. На этот раз речь идет о самце шимпанзе по имени Сантино. Каждое утро перед приходом посетителей Сантино неторопливо собирал камни во рву, окружавшем его территорию, и складывал их в небольшие аккуратные кучки, скрытые от посторонних глаз. Таким образом он накапливал арсенал оружия к тому времени, когда открывался зоопарк. Как и другие самцы шимпанзе, Сантино по нескольку раз в день носился с вздыбленной шерстью, чтобы произвести впечатление на сообщество шимпанзе и публику. Разбрасывание всего вокруг составляло часть представления, включая предметы, нацеленные в посетителей. В то время как большинство шимпанзе оказывается в нужный момент с пустыми руками, Сантино заранее заготавливал кучки камней на этот случай. Он делал это в спокойное время суток, когда еще не находился под воздействием адреналина, чтобы впоследствии сыграть свой обычный спектакль12.

Подобные ситуации заслуживают внимания, так как показывают, что человекообразные обезьяны не нуждаются в создании экспериментальных условий, придуманных людьми, чтобы планировать свое будущее. Они делают это по собственному почину. При этом человекообразные обезьяны ведут себя иначе, чем другие животные, готовящиеся к предстоящим событиям. Мы знаем, что белки собирают осенью орехи, чтобы воспользоваться ими зимой и весной. К созданию запасов их побуждает сокращающееся светлое время суток и наличие орехов, независимо от того, знают ли эти животные, что такое зима. Молодые белки, не имеющие представления о смене времен года, делают то же самое. Хотя эта деятельность служит будущим потребностям и требует некоторых познавательных способностей — какие орехи заготавливать и как их потом находить, — сезонные запасы белок вряд ли представляют собой настоящее планирование13. Это приобретенное в результате эволюции поведение, характерное для всех представителей данного вида и ограниченное определенными условиями.

Планирование у человекообразных обезьян, напротив, приспосабливается к обстоятельствам и проявляется в бесчисленном множестве вариантов. Однако, чтобы доказать, что оно основано на обучении и понимании, одного наблюдения недостаточно. Для этого необходимо поместить человекообразных обезьян в условия, с которыми они никогда раньше не сталкивались. Что произойдет, если мы создадим ситуацию, в которой, образно говоря, зажатая в руках ложка может обеспечить преимущество в дальнейшем?

Первое исследование подобного рода провели в Германии Николас Малкэхи и Джозеф Колл, которые предложили орангутангам и бонобо выбрать орудие, которое они не могли использовать в данный момент, хотя и видели вознаграждения. Обезьян перевели в комнату ожидания, чтобы выяснить, сохранят ли они орудия на будущее, даже если подходящий случай представится только через четырнадцать часов. Обезьяны так и поступили, однако эти результаты были оспорены, так как у обезьян могли выработаться положительные ассоциации с некоторыми орудиями и они стали представлять для них ценность независимо от их последующего применения14.

Это исследование было продолжено в сходном эксперименте, когда обезьянам предложили выбор между орудиями, которые они могли использовать в дальнейшем, и виноградом. Обезьяны выбрали орудия, подавив желание немедленно получить награду. Когда обезьяны получили орудия, им предложили тот же выбор, и на этот раз они предпочли виноград. Очевидно, обезьяны не считали орудия самым ценным приобретением, потому что, если бы это было так, их второй выбор не отличался бы от первого. По всей видимости, обезьяны сообразили, что раз у них уже есть орудие, то не имеет смысла приобретать еще одно такое же и виноград — лучший выбор15.

Основой для этих хорошо продуманных экспериментов послужили предположения Тулвинга, а также Кёлера, который первым задумался о планировании будущего животными. Теперь существует даже тест, в котором человекообразным обезьянам предлагаются не готовые орудия, а возможность изготовить их самим впрок. Обезьяны научились разделять доску из мягкой древесины на мелкие части, из которых делают палки, позволяющие достать виноград. Предвидя потребность в палках, обезьяны усердно трудятся над ними, чтобы подготовить их в срок16. Сходным образом ведут себя и дикие обезьяны. Они путешествуют на значительные расстояния с заготовками, из которых в пункте назначения делают орудия, видоизменяя их различными способами — заостряя, размочаливая и т.д. Иногда для решения конкретной задачи требуется более одного орудия. Шимпанзе могут нести с собой набор орудий, включающий до пяти различных палок и прутьев, для того чтобы доставать муравьев из подземных гнезд или добывать мед из пчелиных ульев. Сложно представить себе человеко­образную обезьяну, заготавливающую множество инструментов, а затем путешествующую с ними, без всякого плана. Так, Лисала подобрала тяжелый камень, бесполезный сам по себе и способный принести пользу только в сочетании с орехами, которые ей еще предстояло собрать, и каменной плитой, расположенной на значительном расстоянии. Попытки объяснить подобное поведение, не учитывая предусмотрительность, неизбежно выглядят неуклюжими и надуманными.

Вопрос теперь состоит в том, можно ли получить сходные данные, не используя таких орудий, как ложки, зонтики и палки. Нельзя ли рассмотреть более широкий спектр поведения? Как это можно сделать, снова было продемонстрировано на кустарниковых сойках. Эти птицы постоянно прячут пищу, и хотя некоторые ученые считают, что такое поведение предполагает очень ограниченные познавательные способности, тем не менее эти способности существуют и значительно отличаются от тех, которыми обладают приматы. Организация тайников с пищей — деятельность, в которой преуспели врановые точно так же, как приматы освоили употребление орудий. Результаты исследований оказались примечательными.

Кэролайн Рэби разделила клетку соек на две части, в каждой из которых они могли запасать пищу. На ночь клетка закрывалась, а утром сойки могли попасть только в одну из ее частей. Одно отделение клетки стало ассоциироваться у соек с голоданием, так как по утрам их там не кормили. Другое отделение было связано с завтраком, потому что каждое утро пополнялось пищей. Получив возможность вечером прятать кедровые орехи, птицы заготовили в первой половине клетки в три раза больше запасов, чем во второй, предвидя возможность остаться без пропитания. В другом эксперименте соек научили связывать каждое из отделений клетки с разной пищей. Поскольку птицы знали, какая пища их ждет, они по вечерам заготавливали в каждой половине клетки пищу, отличную от той, которой их кормили. Это обеспечивало разнообразный завтрак независимо от того, в каком отделении они окажутся на следующее утро. Так или иначе, когда кустарниковые сойки создают запасы пищи, они, судя по всему, руководствуются не текущими нуждами, а теми, которые предвидят в будущем17.

В качестве не связанного с орудиями примера у приматов можно привести социальную ситуацию, в которой планирование используется в личных целях. Шимпанзе часто устраивают тайные свидания с представителями противоположного пола. Бонобо в этом не нуждаются, так как окружающие редко прерывают их сексуальные связи, но шимпанзе менее терпимы. Самцы высокого ранга не позволяют соперникам встречаться с самками, готовыми к спариванию. Тем не менее альфа-самец не может все время бодрствовать и быть настороже, поэтому у молодых самцов появляется возможность пригласить самку удалиться в уединенное место. Обычно самец вытягивает ноги и, убедившись, что остальные самцы находятся за его спиной, показывает свою эрекцию, которая служит сексуальным приглашением, или, опираясь предплечьями на колени, одну из рук небрежно свешивает к пенису, так чтобы это видела только самка, за которой он ухаживает. После этой демонстрации самец невозмутимо удаляется и садится вне видимости доминантных самцов. Теперь все зависит от самки — последовать за ним или нет. Обычно она поднимается и, сохраняя совершенно бесстрастный вид, отправляется в прямо противоположном направлении, чтобы окольным путем оказаться там же, где и молодой самец. Какое совпадение! Между ними происходит быстрое спаривание, при котором они хранят молчание. Все это производит впечатление тщательно спланированного мероприятия.

Еще более поразительную тактику применяют взрослые самцы, соперничая друг с другом за статус. Поскольку конфликты никогда не ограничиваются только двумя соперниками, а привлекают сторонников одного или другого, преимущество имеет тот, кто заранее заручился поддержкой окружающих. Самцы обычно вычесывают самок высокого ранга и своих друзей, прежде чем ввязаться в ссору, вздыбив шерсть, чтобы спровоцировать соперника. Вычесывание производит впечатление, что самцы оказывают услуги впрок, зная, каков будет их следующий шаг. Подобное поведение было систематически исследовано. В большом сообществе шимпанзе Честерского зоопарка в Великобритании Никола Койама подробно записывала, кто кого вычесывал в течение более двух тысяч часов. Она также отмечала, какого рода конфликты происходили между самцами и какие союзы при этом образовывались. Когда она сравнила результаты этих двух типов поведения — вычесывания и союзничества — день за днем, оказалось, что самцы получали наибольшую поддержку от особей, которых они вычесывали накануне. Это широко распространенный у шимпанзе принцип оказания «услуги за услугу». Но поскольку такая взаимосвязь прослеживалась только для агрессоров, а не их жертв, объяснение заключается не просто в том, что вычесывание обеспечивает содействие. Койама полагает, что эта взаимосвязь — часть деятельной стратегии. Самцы заранее знают, в каких конфликтах им предстоит участвовать, и они подготавливают для них почву, заблаговременно вычесывая своих друзей. Тем самым самцы удостоверяются в том, что получат поддержку18. Это напоминает мне политику университетских факультетов, когда коллеги приходят в мой кабинет накануне важного совещания, чтобы оказать влияние на мое мнение.

Наблюдения позволяют сделать предположения, но редко приводят к окончательным выводам. Тем не менее наблюдения подсказывают идеи, в каких областях может быть полезно планирование будущего. Если наблюдения в естественных условиях и результаты экспериментов указывают в одном направлении, значит, вы на правильном пути. Например, недавнее исследование предполагает, что орангутанги связываются друг с другом относительно будущих путей передвижений. Орангутанги ведут очень замкнутый образ жизни, так что их встречи в кронах деревьев — чрезвычайно редкие события. Эти человекообразные обезьяны обычно путешествуют сами по себе, сопровождаемые только зависящими от них детенышами, и в течение долгого времени остаются вне видимости своих сородичей. Звуковая информация о местоположении друг друга — это часто все, что у них есть.

Карел ван Шейк — голландский приматолог, бывший когда-то моим студентом, на полевой станции которого на Суматре я побывал, — наблюдал за самцами орангутангов, когда они устраиваются на ночлег в построенных ими гнездах на высоких деревьях. Он записал более тысячи криков, которые издают эти самцы перед тем, как отправляются спать. Эти громкие звуковые сигналы могут продолжаться до четырех минут, и все находящиеся поблизости орангутанги придают им особое значение, поскольку с доминантным самцом — полностью зрелым самцом с развитыми щечными подушками — следует считаться. Обычно каждый доминантный самец занимает в лесу определенную территорию.

Карел обнаружил, что направление, в котором кричат самцы перед сном, предупреждает об их маршруте на следующий день. Крики содержат эту информацию, даже если направление день ото дня меняется. Самки подстраивают свои передвижения к пути самца, так что готовые к спариванию особи могут к нему приблизиться, а остальные самки знают, где его найти, если их будут преследовать молодые самцы. (Самки орангутангов отдают предпочтение доминантным самцам.) Хотя Карел признает ограниченность полевых исследований, его данные предполагают, что орангутанги знают, куда будут направляться и предупреждают об этом по меньшей мере за двенадцать часов до осуществления своего намерения19.

Может быть, когда-нибудь нейробиология объяснит, как происходит планирование. Существующие данные показывают, что в этом участвует гиппокамп, о котором давно известно, что он жизненно необходим как для закрепления воспоминаний, так и для ориентации в будущем. Разрушительное действие болезни Альцгеймера обычно начинается именно с этого отдела мозга. Как и в отношении остальных важных областей человеческого мозга, гиппокамп человека не уникален. У крыс имеется такой же отдел мозга, который внимательно изучается. После прохождения лабиринта грызуны хранят свои воспоминания в гиппокампе независимо от того, спят они или бодрствуют. С помощью энцефалограмм ученые попытались выяснить, к каким участкам лабиринта возвращаются в памяти крысы. Оказалось, что гиппокамп служит не только для закрепления имеющихся воспоминаний, но и для предполагаемого изучения тех частей лабиринта, где крысы еще не бывали. Поскольку у людей также активизируется гиппокамп, когда они планируют будущее, было высказано предположение, что люди и крысы воспринимают прошлое, настоящее и будущее сходным образом20. Это заключение вместе с данными о том, что приматы и птицы способны планировать будущее, опровергает мнение некоторых скептиков, что только человек может совершать мысленные перемещения во времени. Таким образом, мы приблизились к дарвиновскому пониманию единства всего живого, в соответствии с которым различие между животными и человеком заключается в количестве, а не в качестве21.

Сила воли у животных

Про французского политика, обвиненного в сексуальном домогательстве, сказали, что он вел себя как «похотливый шимпанзе»22. Как оскорбительно для человекообразной обезьяны! Как только люди поддаются своим желаниям, мы торопимся сравнить их с животными. Но, как показывают приведенные выше сведения, шимпанзе, например, умеют контролировать свои эмоции и вместо того, чтобы следовать сексуальному влечению, сдерживают его или сохраняют в тайне. Все это основано на социальной иерархии, которая служит мощным регулятором поведения. Если бы каждый вел себя так, как ему вздумается, развалилась бы любая иерархия. Иерархия построена на ограничениях. Поскольку социальные лестницы имеются у всех видов животных — от рыб и лягушек до кур и бабуинов, — самоконтроль представляет собой давно сформировавшееся качество любого животного сообщества.

В начале исследований в Гомбе-Стрим, когда шимпанзе еще подкармливали бананами, произошла следующая анекдотическая история. Голландский приматолог Франс Плооидж заметил взрослого самца, приближающегося к ящику для фруктов, который открывался дистанционно. Каждому шимпанзе полагалась строго ограниченная доля бананов. Открывающий ящик механизм издавал хорошо различимый щелчок, который означал, что можно взять банан. Но, увы, как раз когда этот самец услышал щелчок и обрадовался удаче, появился альфа-самец. Что было делать? Первый самец повел себя так, как будто ничего не произошло. Вместо того чтобы открывать ящик — и потерять банан, — он сел на некотором расстоянии. Доминантный самец удалился, но, едва скрывшись из вида, забрался на дерево, чтобы выяснить, что будет делать оставшийся самец. Таким образом, альфа-самец увидел, что другой самец открывает ящик, и быстро освободил его
от приза.

Самое простое объяснение этой сцены состоит в том, что альфа-самец заподозрил что-то неладное, потому что другой самец вел себя странно. Поэтому доминантный самец принял решение не спускать с него глаз. Однако некоторые ученые находят в данной ситуации несколько уровней побуждений: во-первых, альфа-самец заподозрил, что другой самец пытается сделать вид, как будто ящик все еще закрыт; во-вторых, альфа-самец попытался всех убедить, что он ничего не заметил23. Если это правда, то оба самца пытались манипулировать друг другом, ведя более сложную игру, чем большинство экспертов способны допустить в отношении человекообразных обезьян. Для меня, однако, наибольший интерес представляют терпение и сдержанность, которую проявили оба самца. Они подавили желание открыть ящик в присутствии друг друга, хотя в нем находился желанный фрукт, который им редко доставался.

Как происходит подавление желаний, можно легко увидеть у домашних животных, например, когда кошка охотится на бурундука. Вместо того чтобы преследовать маленького грызуна, кошка делает обходной маневр, прижимая тело к земле, чтобы оказаться в засаде, откуда она может прыгнуть на ничего не подозревающую жертву. Другим примером может послужить большая собака, которая позволяет щенкам прыгать по ней, грызть ее хвост и не давать спать, ни разу не зарычав в качестве протеста. Но хотя самообладание животных очевидно каждому, кто сталкивается с ними каждый день, общественное мнение отказывает им в этой способности. Такая точка зрения восходит к противопоставлению «диких» животных и «цивилизованного» человека. Быть диким означает быть недисциплинированным, даже умалишенным и не уметь останавливаться. Быть цивилизованным, напротив, означает проявлять благовоспитанную сдержанность, на что люди способны в благоприятных обстоятельствах. Это разграничение подразумевается в каждой дискуссии о том, что делает нас людьми, поэтому, когда люди ведут себя неподобающе, их называют «животными».

Чтобы завершить эту тему, приведу историю, которую рассказал мне Десмонд Моррис. Когда-то Десмонд работал в Лондонском зоопарке, в котором в присутствии публики проводили чаепития с участием человекообразных обезьян. Обезьян, сидевших на стульях вокруг стола, научили пользоваться мисками, ложками, чашками и заварочным чайником. В действительности использование этих приспособлений не составляло труда для обезьян, умеющих применять орудия. К сожалению, с течением времени обезьяны приобретали слишком хорошие манеры, а представление становилось чересчур изысканным для британской публики, которая считает чаепитие высшим достижением цивилизации. Когда это представление начинало задевать самолюбие обывателей, следовало что-то предпринять. Обезьян переучивали, чтобы они проливали чай, разбрасывали закуску, пили из носика чайника и совали чашки в миски, как только отворачивался смотритель. Публике это нравилось. Обезьяны вели себя дико и непристойно, полностью оправдывая ожидания24.

В соответствии с этим превратным представлением американский философ Филип Китчер назвал шимпанзе существами, поддающимися любому сиюминутному желанию. Китчер имел в виду не злобность и похотливость, а другое качество — неспособность оценить последствия своего поведения. Китчер предполагал, что на каком-то этапе своей эволюции люди преодолели это качество, что и сделало нас тем, что мы есть. Этот процесс начался с «осознания того, что некоторые формы предполагаемого поведения могут иметь неприятные последствия»25. Это осознание действительно важно, но, несомненно, присутствует у большинства животных, иначе они бы сталкивались с бесчисленными проблемами. Почему мигрирующие антилопы-гну так долго не решаются прыгнуть в реку, которую собираются пересечь? Почему молодая обезьяна ждет, пока мать ее партнера по играм окажется вне поля зрения, чтобы начать ссору? Почему ваша кошка прыгает на кухонный стол только тогда, когда вы этого не видите? Примеры осознания неприятных последствий окружают нас повсюду.

Ограничения поведения имеют множество последствий, которые распространяются на истоки человеческой морали и свободной воли. Без способности контролировать желания как можно было бы различать добро и зло? Философ Гарри Франкфурт определяет «личность» как индивидуума, который не просто следует своим желаниям, а осознает их и способен хотеть, чтобы они изменились. Как только индивидуум начинает учитывать «целесообразность своих желаний», он становится личностью, обладающей свободой воли26. Но в то время как Франкфурт уверен в том, что животные и маленькие дети не способны контролировать и оценивать свои желания, наука активно изучает именно эти способности. Эксперименты на отложенное удовольствие исследуют способность человекообразных обезьян и детей сдерживать свое желание ради будущего приобретения. Ключом здесь служат эмоциональный контроль и ориентация на будущее.

Многим знакомы видеозаписи забавных сцен с детьми, которые сидят за столом и отчаянно пытаются не есть пастилу — незаметно лижут ее, отщипывают маленькие кусочки, всеми способами пытаясь побороть искушение. Это один из наиболее показательных тестов на подавление желаний. Детям обещают вторую пастилку, если в отсутствие экспериментатора они не тронут первую. Все, что должны сделать дети, — это отложить удовольствие. Но чтобы этого достичь, им необходимо пойти против общего правила — немедленное удовольствие притягательнее, чем отсроченное. Вот почему нам сложно отложить деньги на черный день, а курильщики находят сигарету более привлекательной, чем перспективу здорового образа жизни. Описанный выше тест показывает, какое значение дети придают будущему. Поведение детей в этом тесте значительно различается, а его результат показывает, насколько успешны они будут в последующей жизни. Контроль эмоций и ориентация на будущее — основа успеха в обществе.

Многие животные не справляются с подобным тестом и без колебаний немедленно съедают пищу, возможно, потому, что в естественных условиях они ее потеряют. У некоторых видов время, на которое они способны отложить удовольствие, очень невелико. В недавно проведенном эксперименте капуцинам была предложена вращающаяся тарелка с куском моркови и куском банана (капуцины предпочитают бананы). Обезьяны сидели перед окном, через которое им разрешалось протянуть руку только один раз, и видели, как перед ними появляется сначала морковь, а затем банан. Большинство капуцинов пропустило морковь, чтобы дождаться лучшей награды. Несмотря на то, что время от появления одного продукта до появления другого составляло всего пятнадцать секунд, обезьяны проявили достаточную выдержку, так как в общей сложности потребили значительно больше бананов, чем моркови27. Животные отдельных видов тем не менее способны на впечатляющий самоконтроль, сравнимый с нашим собственным. Например, шимпанзе терпеливо смотрит на контейнер, в который каждые тридцать секунд падают конфеты. Он знает, что может отключить контейнер в любой момент, но тогда прекратится поток конфет. Чем дольше он ждет, тем больше получит конфет. Человекообразные обезьяны не менее успешны в этом тесте, чем дети, и способны откладывать удовольствие на период времени до восемнадцати минут28.

Сходные исследования были проведены с птицами, имеющими большой мозг. Вам может показаться, что птицам ни к чему самоограничение, но не торопитесь. Многие птицы собирают пищу для своих птенцов, которую легко могут проглотить сами. У некоторых видов самцы кормят самок во время ухаживания и при этом остаются голодными. Птицы, запасающие пищу, подавляют желание немедленно насытиться ради будущих потребностей. Таким образом, существует множество причин, по которым можно ожидать наличия у птиц самоограничения. Результаты тестов подтвердили это. Воронам и во́ронам предложили бобы — пищу, которую они обычно сразу же съедают, — после того, как научили их обменивать бобы на кусок колбасы, которой они отдают предпочтение. Птицы не трогали бобы до десяти минут29. Когда Гриффин, попугай жако Ирэн Пепперберг, прошел сходный тест, ему удалось еще больше увеличить время ожидания. У попугая было преимущество, так как он понимал указание «Жди!». Гриффин сидел на своем насесте перед чашкой с овсянкой — не слишком привлекательной для него пищей — и ждал. Он знал, что если подождет достаточно долго, то получит орехи кешью или даже конфеты. При условии, что овсянка останется нетронутой в течение случайно выбранного периода времени — от десяти секунд до пятнадцати минут, — Гриффину достанется лучшая пища. Попугай достигал успеха в 90% случаев, включая длительные промежутки времени30.

Интересно, как дети и животные множеством способов пытаются преодолеть искушение. Они не просто сидят, уставившись на соблазнительный предмет, а стараются отвлечься различными способами. Дети избегают смотреть на пастилу, закрывая глаза ладонями или опустив голову на руки. Они разговаривают сами с собой, поют, изобретают игры, используя свои руки и ноги, и даже стараются заснуть, чтобы не терпеть это испытание бесконечно долгое время31. Поведение человекообразных обезьян не слишком отличается, и одно из исследований показало, что если обезьянам дать игрушки, то они могут продержаться дольше. Игрушки помогают обезьянам отвлечь свое внимание от конфетной машины. Что касается Гриффина, то примерно в каждом третьем своем длительном ожидании он швырял чашку с овсянкой через всю комнату. Это позволяло ему не смотреть на нее. В других случаях он отодвигал чашку так, чтобы ее нельзя было достать, разговаривал сам с собой, расчесывал клювом перья, тряс опереньем, часто зевал и старался заснуть (или по крайней мере закрывал глаза). Время от времени он так же лизал пищу, не глотая ее, или кричал: «Хочу орех!»

Некоторые из этих форм поведения не соответствуют ситуации и подходят под определение психологов «смещенная активность», которая осуществляется, если мотивация не находит выхода. Это происходит, когда два разных побуждения, например драться или бежать, возникают в одно и то же время. Так как оба побуждения не могут реализоваться одновременно, ситуация разряжается неуместным поведением. Рыба, расправившая плавники, чтобы напугать противника, может неожиданно нырнуть на дно и зарыться в песок, петух способен прекратить драку и начать собирать воображаемые зерна. У людей типичным проявлением смещенной активности служит почесывание головы, когда они сталкиваются с трудноразрешимым вопросом. Такое поведение характерно и для других приматов при выполнении тестов на познавательные способности, особенно если задания сложные32. Смещенная активность возникает, когда энергия мотивации ищет выход и находит его в не относящемся к делу поведении. Первооткрывателя этого механизма, голландского этолога Адриаана Кортланда, до сих пор почитают в Амстердамском зоопарке, где он вел наблюдения за бакланами. Деревянная скамейка, на которой он провел долгие часы, следя за птицами, называется «смещенная скамейка». Недавно я присел на нее и действительно не смог удержаться, чтобы не зевать, не ерзать и не чесать в затылке.

Но это не полное объяснение того, как животные справляются со смещенной активностью и почему они расчесывают клювом перья или зевают. Существуют также познавательные объяснения. Довольно давно основатель американской психологии Уильям Джеймс предложил понятия «воля» или «сила эго» в качестве основы самоконтроля. Вот каким образом обычно объясняется поведение детей, например, в случае приведенного ниже теста с пастилой: «Индивидуум может терпеливо ждать, если полагает, что действительно получит со временем больший выигрыш, и очень его хочет, но при этом переключает свое внимание на что-нибудь другое и постоянно занимает себя смещенной активностью»33. Главное значение здесь придается взвешенной, осознанной стратегии. Ребенок знает, что получит в будущем, и удерживает свои мысли от искушения перед ним. Учитывая, как похоже ведут себя дети и некоторые животные в одинаковых условиях, логично предположить, что и объяснения их поведения тоже должны быть сходными. Демонстрируя впечатляющую силу воли, животные также могут осознавать свои желания и пытаться их обуздать.

Чтобы продолжить изучение этого вопроса, я посетил Майкла Берана, сотрудника Университета Джорджии. Майк работает в лаборатории, расположенной на обширном лесном участке в Декейтере рядом с Атлантой, где находятся помещения для содержания шимпанзе и других обезьян. Это место известно как Центр изучения языка, с тех пор как Канзи, бонобо, выучивший язык символов, стал его первым постоянным жителем. Здесь Чарли Менцель проводит тесты на пространственную память у человекообразных обезьян, а Сара Броснан изучает экономические решения, которые принимают капуцины. Возможно, вокруг Атланты самая высокая в мире концентрация приматологов, так как они также работают в зоопарке Атланты в соседних Афинах и, конечно, в Центре изучения приматов Йеркса, который исторически и побудил интерес к этой области исследований. В результате здесь можно найти экспертов по широкому кругу вопросов.

Я спросил Майка, который занимается изучением самоконтроля34, почему статьи на эту тему начинаются с установления связи с сознанием, а затем быстро переходят к реальному поведению, даже не возвращаясь потом к сознанию. Авторы смеются над нами? Причина в том, рассказал Майк, что связь с сознанием достаточно умозрительна. Строго говоря, тот факт, что животные показывают хорошие результаты в экспериментах по отложенному удовольствию, не доказывает, что они понимают, что произойдет дальше. При этом их поведение не зависит от постепенного научения, потому что обычно они демонстрируют его сразу же. Вот почему, считает Майк, решения, относящиеся к самоконтролю, связаны с познавательными способностями и ориентированы на будущее. Мы не располагаем исчерпывающими доказательствами, но можем допустить, что человекообразные обезьяны принимают такие решения, основываясь на ожидании лучшего вознаграждения: «Утверждать, что поведение человекообразных обезьян всецело зависит от внешних стимулов, мне кажется, глупо».

Еще одним доводом в пользу познавательных способностей служит поведение человекообразных обезьян во время долгого ожидания, которое может длиться до двадцати минут, пока конфеты с регулярными интервалами падают в контейнер. Обезьяны предпочитают играть в это время, что предполагает понимание ими необходимости самоконтроля. Майк описывает странные вещи, которые шимпанзе делают в период ожидания. Шерман, взрослый самец шимпанзе, вынимает конфету из контейнера, обследует ее и кладет назад. Панзи отсоединяет трубку, по которой катятся конфеты, смотрит на нее, трясет ее, а затем присоединяет обратно. Если обезьянам дают игрушки, они используют их для отвлечения, чтобы облегчить ожидание. Такое поведение основывается на предвидении и разработке стратегии, которые подразумевают разумное осознание.

Интерес Майка к этой теме возник, после того как он узнал о знаменитом эксперименте американского приматолога Сары Бойсен с шимпанзе Шебой. Шебе предложили выбрать между двумя чашками с разным количеством конфет. Уловка состояла в том, что чашку, на которую показывала Шеба, отдавали другой обезьяне, оставляя вторую чашку. Разумная стратегия для Шебы состояла в том, чтобы указывать на чашку с меньшим количеством конфет. Однако, не сумев преодолеть свое желание получить более полную чашку, она не смогла научиться поступать таким образом. Тем не менее, когда конфеты заменили числами, ситуация изменилась. Шеба выучила числа от одного до девяти, понимая, какое с ними связано количество конфет. Получив два различных числа, она без колебаний показывала на меньшее, подтверждая, что знает, как это
работает35.

На Майка произвело впечатление исследование Сары, так как оно показывало, что шимпанзе не могут сделать правильный выбор с настоящими конфетами. Очевидно, что проблема заключалась в самоконтроле. Когда он попробовал провести подобный эксперимент со своими шимпанзе, они также провалили задание. Идея Сары заменить конфеты числами оказалась блестящей. Возможно, дело было в том, что символы отодвинули на задний план стремление шимпанзе к удовольствиям, но обезьяны, обученные обращаться с числами, действительно хорошо справлялись с тестами. Когда я спросил, проводились ли подобные эксперименты с детьми, ответ Майка показал, какое значение придают исследователи познавательных способностей животных сопоставимости сравнений: «Возможно, проводились, не могу припомнить, но, наверное, детям все объясняли, а я бы предпочел, чтобы не объясняли ничего. Мы же не можем ничего объяснить обезьянам».

Знаю, что ты знаешь

Утверждение, что только люди мысленно запрыгнули в поезд времени, оставив все остальные виды стоять на платформе, связано с фактом, что наше сознание может перемещаться в прошлое и будущее. Нам трудно признать, что другие виды обладают чем-то похожим на сознание. Но это противодействие создает проблемы: не из-за того, что мы намного больше узнали о сознании, а потому, что мы получаем все новые данные о событийной памяти, планировании будущего и самоконтроле у других видов. Нам следует либо отказаться от представления, что эти способности нуждаются в сознании, либо согласиться с тем, что животным также может быть присуще сознание.

Помехой в решении этих вопросов служит метапознание, которое буквально означает «знание о знании» или «мышление о мышлении». Когда соперникам в игровом развлекательном представлении разрешается выбрать тему, они, разумеется, называют ту, с которой знакомы лучше всего. Это и есть метапо­знание в действии, потому что означает, что они знают, что они знают. Точно так же я могу сказать: «Погодите, это вертится у меня на языке!» Другими словами, я знаю, что мне известен ответ, но нужно время, чтобы его вспомнить. Студент, поднимающий руку в ответ на заданный вопрос, также полагается на метапознание, потому что думает, что знает решение. Мета­познание основано на организующей функции мозга, позволяющей контролировать собственную память. Мы связываем эту способность с сознанием, и именно поэтому метапознание расценивается как уникальная способность человека.

Изучение этой способности у животных началось с неопределенного ответа, замеченного Толменом в 1920-х гг. Крысы, которых он исследовал, судя по всему, сомневались в решении сложного задания. Это выражалось в том, что они «оглядывались и бегали из стороны в сторону»36. Такое поведение было примечательно, потому что в то время считалось, что животные просто реагируют на стимулы. При отсутствии внутреннего мира откуда взяться сомнениям в принятии решения? Десятилетия спустя американский психолог Дэвид Смит дал бутылконосому дельфину задание различать высокие и низкие звуки. Дельфин, восемнадцатилетний самец по имени Натуа, содержался в бассейне в Центре исследования дельфинов во Флориде. Как и у крыс Толмена, степень уверенности дельфина была очевидна. Он плыл с разной скоростью, чтобы ответить на вопрос, в зависимости от того, насколько сложно было различить два звука. Если они сильно отличались, дельфин приплывал на такой скорости, что поднимаемая им волна грозила затопить электронную аппаратуру, которую пришлось покрыть пластиком. Если же звуки были похожи, Натуа замедлял ход, тряс головой и плескался между двумя педалями, которые он должен был нажать, чтобы определить низкий и высокий звуки. Он не знал, какую педаль выбрать. Смит решил подробно изучить проявление неуверенности у дельфина, учитывая предположение Толмена, что это качество может быть связано с сознанием. Исследователь создал для дельфина условия, при которых он мог выйти из игры. Была поставлена третья педаль, которую Натуа мог нажать, если он нуждался в новой попытке с более четким различием звуков. Чем сложнее был выбор, тем чаще дельфин прибегал к третьей педали, очевидно понимая, когда у него возникает проблема с правильным ответом. Так появилась область изучения метапознания у животных37.

Ученые обычно использовали два подхода. Один состоял в том, чтобы изучать состояние неуверенности, как в случае с дельфином, а другой предполагал выяснить, понимают ли животные, что им не хватает информации. Первый подход оказался успешным с крысами и макаками. Роберт Хэмптон, в настоящее время сотрудник Университета Эмори, давал макакам задание на запоминание с помощью сенсорного экрана. Обезьяны видели сначала один рисунок, например розовый цветок, затем делалась пауза, после которой им предлагалось несколько изображений, включая розовый цветок. Пауза продолжалась разное время. Перед каждым показом изображений у макак был выбор, соглашаться на выполнение задания или нет. Если они соглашались и правильно указывали изображение, то получали арахис. Но если они отказывались, то им доставался ежедневный скучный обезьяний корм. Чем дольше была пауза, тем чаще обезьяны отказывались от выполнения задания, несмотря на щедрое вознаграждение. По-видимому, они сознавали, что изображение стирается в их памяти. Периодически макакам давали задание, не предполагавшее возможности отказа. В этом случае их результаты были посредственными. Другими словами, у обезьян была причина отказываться от заданий, которая состояла в том, что они не могли положиться на свою память38. Подобный тест с крысами дал сходные результаты: грызунам лучше всего удавались задания, которые они намеренно решили выполнять39. Таким образом, как макаки, так и крысы вызывались выполнять тесты, только когда чувствовали себя уверенно, а это предполагает, что они знали, что они знают.

Второй подход связан с поиском информации. Например, сойки наблюдали через смотровые отверстия, как прячут пищу — мучных червей, а затем птиц впускали в помещение, чтобы они могли их найти. Через одну смотровую щель сойки могли видеть, как экспериментатор кладет мучного червя в одну из четырех открытых чашек, а через другую — другого экспериментатора с одной открытой чашкой и тремя закрытыми. Во втором случае было очевидно, где окажется мучной червь. Прежде чем попасть в помещение, чтобы найти червей, сойки проводили больше времени, наблюдая за первым экспериментатором. Видимо, птицы понимали, что эта информация для них важнее40.

С обезьянами проводились тесты, в которых экспериментатор прятал пищу в одной из нескольких горизонтальных трубок. Конечно, приматы помнили, где он спрятал пищу, и уверенно выбирали нужную трубку. Но если пищу прятали втайне от обезьян, они сомневались, на какой трубке остановить свой выбор. Обезьяны заглядывали в трубки, наклоняясь, чтобы лучше видеть, прежде чем принять решение. Они осознавали, что нуждаются в дополнительной информации для успеха41.

В результате этих исследований было признано, что некоторые животные способны оценивать собственные знания и понимать, когда они недостаточны. Все это соответствует убеждению Толмена, что животные активно перерабатывают поступающую к ним информацию, формируя представления, ожидания и, возможно, даже сознание. Когда появилась такая точка зрения, я обратился к своему коллеге Робу Хэмптону, чтобы выяснить, каково состояние дел в этой области. Мы оба работаем на одном этаже помещения психологического факультета Университета Эмори. Сначала, сидя в моем кабинете, мы посмотрели в видеозаписи, как Лисала несет свой огромный камень. Как настоящий ученый, Роб немедленно начал придумывать, как превратить эту ситуацию в контролируемый эксперимент, меняя местоположение орехов и орудий. Однако для меня красота последовательности действий Лисалы состояла именно в их спонтанности. Нам нечего было к этому добавить. Роб был очень впечатлен.

Я спросил Роба, послужило ли побудительной причиной его работы изучение дельфинов, но он сказал, что это скорее совпадение интересов. Исследование дельфинов стало первым, но оно не было связано с памятью, которая увлекала Роба. Его вдохновили идеи Аластера Инмена, сотрудника лаборатории Сары Шеттлуорт, где Роб в то время работал. Аластера интересовала стоимость памяти. Каковы затраты на хранение информации в мозге? Он провел исследования памяти голубей, сходные с тестами на метапознание, которые разработал Роб42.

Когда я спросил Роба, каково его мнение о людях, которые проводят четкую границу между людьми и животными, как, например, Тулвинг в своих смещенных определениях, он воскликнул: «Тулвинг! Да он в восторге от этого. Он оказал большую услугу этологической братии». Роб уверен, что Тулвинг высказывается подобным образом, потому что ему доставляет удовольствие задирать планку как можно выше. Тем самым он побуждает ученых проводить хорошо продуманные эксперименты. В своей первой статье об обезьянах Роб поблагодарил Тулвинга за это «побуждение». Когда вскоре после этого они встретились, Тулвинг сказал: «Я видел, что вы написали, спасибо!»

Что касается Роба, то для него самый сложный вопрос, связанный с сознанием, — для чего оно нам нужно? Какую роль сознание играет на самом деле? В конце концов, существует множество вещей, которые мы делаем бессознательно. Например, больные, страдающие амнезией, способны учиться, не зная, чему они выучились. Они могут научиться рисовать перевернутые изображения с помощью зеркала. Они обладают зрительной координацией движения рук примерно в той же степени, что и любой другой человек, но каждый раз, когда их спрашивают об этом, они утверждают, что раньше никогда ничего подобного не делали. Все это ново для них. Тем не менее поведение страдающих амнезией показывает, что у них есть опыт выполнения этих заданий и они обладают соответствующими навыками.

Притом что сознание возникло как минимум один раз, неясно — по каким причинам и при каких обстоятельствах. Роб считает «сознание» таким затасканным словом, что старается его не употреблять. Он добавляет: «Каждый, кто утверждает, что решил проблему сознания, не думал об этом достаточно серьезно».

Сознание

Когда в 2012 г. группа известных ученых опубликовала «Кембриджскую декларацию о сознании» (The Cambridge Declaration on Consciousness)43, я отнесся к этому скептически. Средства массовой информации описывали это как окончательное признание, что животные — существа, обладающие сознанием. Как и большинство ученых, изучающих поведение животных, я на самом деле не знаю, что на это сказать. Учитывая, насколько неопределенно понятие «сознание», это не тот случай, когда можно принять решение большинством голосов или просто бросив на ходу: «Конечно, они сознательные. Я это вижу по выражению их глаз». Субъективные ощущения нам не помогут. Наука основывается на точном знании.

Однако, прочитав текст декларации, я успокоился, потому что это разумный документ. В действительности в нем не утверждается, что животные обладают сознанием, чем бы оно ни было. Декларация всего лишь признает, что, учитывая сходство в поведении и устройстве нервной системы у животных, обладающих большим мозгом, и человека, нет оснований считать, что только человек обладает сознанием. Согласно декларации, «множество данных показывает, что человек не уникален в обладании неврологической основой, которая формирует сознание». Я могу это пережить. Как видно из этой главы, существуют убедительные доказательства, что мыслительные процессы, связанные с сознанием у людей, например обращение к прошлому и будущему, осуществляются также у других видов. Строго говоря, это не доказывает наличия сознания, однако наука постоянно склоняется в сторону единства всего живого. Это совершенно справедливо при сравнении человека и других приматов, но подобный подход распространяется и на остальных млекопитающих, а также птиц, в связи с тем что мозг птиц больше напоминает мозг млекопитающих, чем считалось раньше. Структура мозга у всех позвоночных гомологична.

Хотя мы не можем непосредственно установить наличие сознания у других видов, у них обнаруживаются способности, которые обычно рассматриваются как показатели сознания. Доказательство того, что они обладают этими способностями в отсутствие сознания, требует излишнего усложнения ситуации. Оно предполагает, что животные могут делать то же, что и человек, но совершенно другим способом. С точки зрения эволюции в этом нет логики, а логика — одна из тех особых способностей, которыми мы гордимся.