2002 г. Лодейное Поле
— Это мой двор! Вали в свой! — воинственно произнесла Ритка.
— Ха! Раскомандовалась тут! Пума-командирка, в голове дырка! — Арина демонстративно сделала большой круг по площадке.
— И не езди около нашей машины, а то поцарапаешь, и мой папа тебя убьет!
— Она и так поцарапанная! — кивнула Арина на мятое крыло «девятки» Латышевых. Риткин отец любил лихачить, а еще он частенько нарушал ПДД, поэтому наличие вмятины было вполне закономерным. Впрочем, Риткин отец к тому времени уже покинул семью, но машину Риткина мать ему не отдала.
— Такие, как ты, и поцарапали! А ну, кыш! Сейчас как дам, так и улетишь за три километра!
— Бе-бе-бе! — показала язык Арина и проехалась восьмеркой мимо Ритки. Терпение у Латышевой закончилось, она попыталась столкнуть нахалку с велосипеда, но та увернулась и прибавила скорость.
— А ты чё не помогаешь?! — набросилась она на мнущуюся в сторонке Лену.
— Ну… я так, — растерялась девочка.
Латышева презрительно фыркнула — с этой тюхи все равно толку в драке никакой, будет стоять истуканом, пока под раздачу не попадет. Смотреть на поникшую подругу было неприятно, Ритка отвернулась. И тут в ее поле зрения попал вышедший из подъезда Пашка.
— Паштет! — обратилась к нему Рита. — Паштет, давай заловим Аринку!
Пашка неохотно поморосил на зов — ввязываться в девичью ссору ему не хотелось.
— Паштет, чё ты как черепаха?!
— А чё я? Аринка же на велике, ее фиг заловишь.
Девочка оценила ситуацию: Арина наматывала круги в другом конце площадки, пока до нее добежишь, она уже будет в Гаграх.
— Ладно, — примирительно сказала Ритка, — пусть крутит педали.
— Пока в лоб не дали! — поддержала ее Лена. В глазах Паши ей хотелось выглядеть смелой.
— Смотри, как бы тебе не дали, — поддела ее подруга. — Надо было Аринке сразу шею намылить, когда она из магазина шла, а не ждать, когда она велик вынесет. Тогда бы с пакетами она никуда не делась.
Лена опустила голову. С ловкой Ариной справиться в одиночку она не могла. И не хотела. Она вообще не собиралась ссориться с Металиди, напротив, Арина ей нравилась несмотря на то, что ходила в старой немодной одежде, а не как Ритка, во всем красивом и ярком. Арина умела рассказывать разные интересные истории так, что заслушаешься. Правда, Ритка тоже интересно рассказывала, но Риткины истории обычно были страшными, и говорила она нарочно ледяным голосом, так, что по спине бежали мурашки, а когда доходила до самого страшного места, неожиданно вытягивала вперед руку с растопыренной пятерней и выкрикивала что-то вроде: «Отдай сердце!» Всех это очень забавляло, включая того, к кому Латышева тянула руку, и только одна Лена всегда пугалась. Вот такие у них были игры — чем страшнее, тем лучше. Зато Арина могла поднять ногу выше головы, сесть на шпагат, исполнить сальто и проделать много подобных штук. Когда Арина впервые показала им на лужайке свое мастерство, у Лены захватило дух. Ей тоже захотелось научиться чему-нибудь этакому. Хотя бы сделать колесо или встать на мостик. Арина пообещала научить. Колесо вышло, как сказала Арина, смазанно, но мостик вполне приличный. Они даже вместе сходили в спортивную школу в секцию художественной гимнастики, где занималась Арина. Она сразу предупредила Лену, что ее, скорее всего, не возьмут. Так и вышло. Тренер окинула Лену взглядом. Во взгляде читалось лаконичное «нет».
— Сколько тебе лет? — спросила она для приличия.
— Десять.
— Многовато. Были бы данные, а так только в качестве физкультуры.
— Я могу и в качестве физкультуры заниматься, — стушевалась Лена, чувствуя, что дело не выгорает.
— Тогда тебе не сюда, а в кружок при школе или в ДК. А у нас готовят чемпионов, — с гордостью показала тренер на стенд с портретами девочек в нарядных костюмах с медалями на лентах.
Ритка тоже хотела заниматься гимнастикой, чтобы стоять на пьедестале в блестящем трико, но она опоздала и подавно — ей тогда уже исполнилось двенадцать. Из них четверых, включая Пашку, Арина была младшей, и гимнастикой она занималась с шести лет.
Это было позапрошлой весной, тогда с Ариной они еще не поссорились и она была не такой сильной, как теперь, хоть с виду оставалась маленькой и тонкой. Лена видела по телевизору, как скачут гимнастки. Арина ногой так двинет, что будьте-нате. А мускулы у нее какие! Вон как на велике шурует без передышки!
Тем временем Латышева подманила Пашку и что-то ему нашептывала. Пашка глупо улыбался, млея от близости девичьего тела. С тех пор как у Ритки начала расти грудь, Пашка стал вести себя рядом с Риткой как придурок. За лето они все изменились, особенно Ритка, она и раньше была модницей, а теперь и вовсе открыто стала рисовать над глазами египетские стрелки и красить малиновой помадой губы, распускала волосы и ходила порой совсем как взрослая, виляя округлившимся задом; Пашка вытянулся, его лицо обветрилось, приобрело угловатость и… притягательность. Когда Лена впервые об этом подумала, ей стало смешно и в то же время необыкновенно приятно. Лене становилось всякий раз приятно, когда она представляла Пашкино лицо, его карие с прищуром глаза, широкие брови, высокий лоб с вихрастым серым чубом, всегда приоткрытые губы… А теперь Пашка прилип к Ритке, а на нее, Лену, ноль внимания, потому что хоть она и подкрашивает иногда губы маминой помадой, но лифчика еще не носит.
— Ленка, подь сюды! Дело есть! — позвала Латышева.
Лена, старательно скрывая удовольствие от возможности очутиться около Пашки, потрусила на зов.
Дело заключалось в следующем. За магазином был глухой двор с одним въездом под аркой. Там никто никогда не гулял, парадные жилых домов выходили на улицу. Ни клумб, ни деревьев там не было, только мусорные баки да пластиковая тара, которую время от времени выносили из магазина грузчики.
— Если в этот двор заманить Арину, никуда она оттуда не денется. Ленка, давай, как будто мы с тобой поссорились и теперь ты с нами не дружишь, а дружишь с Аринкой, — поделилась планом Ритка.
— Зачем это?
— Чтобы Аринка тебя послушалась. Ты позовешь ее за магазин, как будто там… — Ритка задумалась. Арина не так глупа, чтобы ее можно было заманить в ловушку, нужно чтобы все выглядело правдоподобно. — Паштет! Чего молчишь? Что есть за магазом?
Паштет пожал плечами.
— Мы там с пацанами в бачке карбид нашли.
— Карбид не прокатит.
— Я кошку с котятами видела, два сереньких и один черненький, — сказала Лена.
— Вот, ближе к теме. Аринка кошаков любит. Позови ее за магаз, скажи, что идешь кормить котят. Пусть она тебя подвезет.
— Я котят не за магазом видела, а в подвале, на Тракторной, когда мы с мамой к ее знакомой ходили.
— Не важно. Пускай как будто кошаки за магазом. А мы с Паштетом ее на обратном пути под аркой встретим. Вперед пойдем и за ларьками спрячемся.
Даже с грузом на багажнике весом больше собственного Арина продолжала ловко крутить педали.
— Ой, тут кочка! — ойкнула Лена, подпрыгнув за ее спиной.
— Впереди еще ямки. Держись! — предупредила Арина. Она сделала вираж вокруг колдобины.
Трещина, две лужи, поребрик, крышка канализационного люка… Лене очень не хотелось участвовать в заговоре Латышевой, и чем ближе был заветный двор, тем сквернее становилось у нее на душе. Лена не хотела по-настоящему ссориться с Ариной, а еще она боялась участвовать в драке. Она уже втайне мечтала свалиться с багажника, чтобы Риткина затея не состоялась. Может, спрыгнуть, пока не поздно? Разыграть падение и уйти домой. Лена посмотрела по сторонам, ища наименее жесткое место для падения. Подошел бы газон или песок. Но ни того ни другого не было, один сплошной бетон. Прыгать на бетон Лена побоялась. И зачем она согласилась? Хотя и так понятно — Аринка-то может ни с кем не дружить, через неделю сентябрь, и Аринка пойдет на свою гимнастику, так что гулять ей будет некогда, а ей, Ленке, ссориться с Риткой нельзя — можно остаться в полном одиночестве. И перестать общаться с Пашкой.
— Где, ты говоришь, котята? — оглянулась через плечо Арина, проезжая под аркой.
— Около ящиков… были, — выдавила Лена.
Девочки уже третий раз обошли вокруг стопки пластиковых ящиков, заглянули за мусорные бачки и под припаркованные автомобили. На «кис-кис» никто не отозвался. Как верно заметила Ритка, кошек Арина любила и по мере возможности их подкармливала.
— Наверное, их забрали, — предположила Арина.
— А может, они в подвал спрятались? — показала Лена на узкое окошко около земли.
— Вряд ли. Вон — окно запаяно. Оставь еду около ящиков и поедем. Мне домой уже пора.
— А может, котята в магазине? — Лена уже не знала, как выкрутиться. Ей очень не хотелось присутствовать при выяснении отношений Арины и Риты. — Ты, если торопишься, езжай. Я сама посмотрю.
— Давай, только быстро. Я тебя подожду.
— Не надо. Я потом еще должна купить сметаны.
— Как хочешь, — не стала уговаривать Арина. Она села на велосипед и рванула с места.
Лена уныло поплелась к служебному входу в магазин. Она сама начинала верить, что вчера в этом дворе жили котята — три дымчатых и один белый с черными пятнами, как она наврала Арине.
— Чего тебе, девочка? — вышел ей навстречу грузчик с тарой для молочных бутылок.
— Тут котята, — промямлила та.
— Чего? Какие котята? А ну, марш отсюда!
Со стороны улицы раздался резкий звук тормозов, крик, лязг металла.
Лена испуганно зажмурилась, грузчик, прислушиваясь, замер.
— Ядрены пассатижи! — емко охарактеризовал он произошедшее.
Предчувствуя беду и в то же время не в силах сдержать любопытство, Лена поспешила на шум. Первое, что она увидела, был развернутый поперек дороги фургон с надписью «Молоко». Из-под колес фургона тонким ручейком бежала темная жидкость. «Кровь!» — подумала Лена. Воображение девочки нарисовало лежащую под колесами Арину.
По ту сторону машины собиралась толпа. До Лены доносились взволнованные голоса.
— Да она вся в крови!
— Господи боже мой!
— В «Скорую», в «Скорую» звоните!
— Девочка, отойди в сторону, не видишь, здесь авария.
— Катаются на лысапедах где попало, а потом в аварии попадают!
Стоять под аркой было неприятно, страшно и одновременно раздирало любопытство: кого там сбили, что случилось? Лена, прижимаясь к стене, выбралась из-за машины, едва не наступив в лужицу, которая оказалась вовсе не кровью, а бензином.
Толпа шумела, ругалась, причитала. Протиснуться внутрь и посмотреть, что там случилось, удалось не сразу.
Подъехала машина «Скорой помощи», и со словами: «Разойдитесь, дорогу!» — деловито прошествовала бригада в белых халатах. Лена прошмыгнула между двумя широкими тетками с плотно набитыми хозяйственными сумками.
Увиденное вогнало ее в ступор: на асфальте, громко плача и размазывая пыльными руками по лицу кровь, лежала Рита. Ее раньше казавшиеся совершенными ноги, некрасиво торчали из-под задравшейся до неприличия юбки, волосы спутались и выглядели патлами. Вся она была такой жалкой, некрасивой, совсем непохожей на королеву двора, каковой ее привыкла видеть Лена.
— Все из-за тебя, из-за тебя! Это ты специально! — завывала Ритка.
Рядом валялся велосипед Арины, сама Арина сидела на корточках и пыталась протереть ее рану платком. Пашку почему-то Лена не обнаружила.
— Отстань! Вот расскажу маме, тебя в тюрьму посадят! — оттолкнула она окровавленной ладонью Арину.
— Так, что тут у нас? — строго спросил подошедший врач, оценивая фронт работы. По-деловому быстро он осмотрел пострадавшую, оказал первую помощь и, бормоча «жить будешь», сопроводил ее в машину. Туда же отправил и Арину.
— У меня только коленка! — воспротивилась Металиди.
— Не спорь, девочка, проходи в машину. Поехали! — скомандовал он водителю, устраиваясь на свое место. — Езжай на Ударников, туда ближе всего.
* * *
— Мы с Ритой оказались в одной больнице. Рите не могли спасти лицо, для этого нужен был пластический хирург, а в больнице его не было. В Лодейном Поле всего две больницы, нас отвезли в ту, что ближе. Она меньше областной, но и в областной Рите не смогли бы помочь. Я повредила колено, и мне пришлось забыть о художественной гимнастике. Но я не раскисла! А Ритка раскисла, хотя у нее положение было лучше, чем у меня. У нее руки и ноги остались целыми. Лицо-то поправить можно, а колено — нет. Я больше не хромаю, но заниматься гимнастикой не могу. Уже не могу! Время упущено. Рита могла накопить денег и избавиться от шрамов. Не знаю, почему она этого не сделала — может, слишком дорого, а может, не верит в успех. Мне кажется, внутри у нее что-то сломалась. Мы ведь больше не общались после того случая — Рита не хотела. Когда я вошла к ней в палату, она на меня накричала, стала прогонять и швырять в меня вещи. Мне попало в лоб яблоком, так что у меня выросла шишка. Я тогда не обиделась, понимала, в каком Рита состоянии. Позже я несколько раз пыталась навести мосты, но ничего не вышло — словно в глухую стену стучала. Вот я и прекратила попытки.
— И больше вы с Маргаритой не общались? — строго спросил Тихомиров.
— Нет.
— Видите ли, барышня, ваше положение очень серьезное, поэтому я настоятельно рекомендую вам говорить правду.
— Я рассказала все как есть.
— Тогда каким образом на ваших вещах оказались микрочастицы с места убийства Павла Категорова, пятна вина, которым он был отравлен? Каким образом лист из вашего альбома оказался рядом с трупом?
Арина пожала плечами.
— Я не знаю.
— И я не знаю. Может, вы кому-нибудь давали поносить свои вещи или у кого-то был доступ в вашу квартиру?
— Никому. Ключи от квартиры были только у меня.
— А у вашей матери?
— Вы думаете, что мама могла?
— У вашей матери могли ключи украсть, взять на время, она могла их потерять.
— Нет, ключей у нее не было.
— Тогда, может, кто-нибудь мог воспользоваться вашими ключами. Вы не теряли ключи?
— Нет. Я никогда ничего не теряю.
— И не оставляете их без присмотра?
— Оставляю, — задумчиво произнесла Арина. — Оставляла, когда гостила в доме Меньшиковых. Но я не думаю, что кто-то мог взять их из моей сумки.
— Вы в этом уверены?
Арина промолчала. Она вспомнила, как Лена сказала, что видела медальон, когда делала уборку в ее комнате. Арина никогда не оставляла медальон на виду, а это значило, что Земскуля не гнушалась порыться в чужих вещах.
Тихомиров все понял: в доме Меньшиковых кто-то взял ключи от квартиры Ариадны, когда та оставила их без присмотра. Сделать это могли многие, но следователь выделил три кандидатуры.
1. Анна Меньшикова. У хозяйки дома были веские причины отправить Арину за решетку: девушка собиралась вступить в брак с ее пасынком со всеми вытекающими последствиями — рождением наследников, так не желаемых Хасей. Но для этого дела Хася должна быть знакома с Латышевой, что маловероятно.
2. Светлана Сизикова. Желание насолить внучке женщина не скрывает, и с Латышевой она может быть знакома, поскольку сама когда-то жила в Лодейном Поле. По словам Сизиковой, внучка ее видела только будучи крохотной и ее не помнит. Выходит, с подругами Ариадны Сизикова знакома быть не может, разве что только если знакомство состоялось без участия ее внучки.
3. Елена Земскова. Связь с Маргаритой очевидна, но непонятен мотив. Зачем Земсковой понадобилось ввязываться в подсудное дело?
— Вы знаете, — произнесла Ариадна. — Те вещи, которые нашли в моем шкафу при обыске: юбка, куртка, берет… я увозила в дом Меньшиковых. Потом их не могла нигде найти. Я усомнилась: а не привезла ли я их назад? Когда живешь на два дома, иногда сложно вспомнить, где что хранится. Но и в своей квартире я их не находила. Я бы ни за что не затолкала эти вещи на верхнюю полку шкафа, где обнаружили их ваши сотрудники.
— А где хранился альбом, из которого был вырван лист с репродукцией картины Сальвадора Дали? В вашей квартире или в доме Меньшиковых?
— Не помню. Я часто возила разные альбомы к Меньшиковым. Особенно по дизайну интерьера, они мне требовались для работы. Могла и альбом с сюрреалистами взять.
* * *
Найти мастерскую по изготовлению ключей, где был сделан дубликат ключа от квартиры Ариадны Металиди, оперативникам удалось довольно быстро. Человек, вынесший оригинал ключа, был вынужден сделать дубликат как можно быстрее, пока хозяйка не обнаружила пропажу. Поэтому он должен был обратиться в ближайшую к дому Меньшиковых мастерскую.
Мигрант из Средней Азии ловко орудовал инструментами в полуподвальном помещении торгового центра, что расположен около Юнтоловского лесопарка. При виде представителей власти мастер насторожился и на всякий случай стал все отрицать, но, когда понял, что оперативников не интересует, на каких правах он здесь находится, южный гость выказал желание сотрудничать.
— Помню этот ключ, все помню! Девушка приходиль. Сказаль, что для сестры нада. Ай-ай ай! Знаю я, для какой сестры! С маладёй человек жить собирается, а для сестры сказаль.
— Эта? — предъявили ему фотографию Земсковой.
— Да. Красивый девушка. Что натвориль?
Вместо ответа на вопрос оперативники пригрозили мастеру привлечь его в качестве соучастника, отчего и без того испуганный мигрант испугался еще больше.
Оставалось найти свидетелей того, как Елена заходила в квартиру Металиди. Это оказалось не так просто. Дело усложнялось тем, что уже прошло довольно много времени и Елена была немного похожа на Арину — тот же рост, та же худощавая комплекция, каштановые волосы — ее запросто могли принять за хозяйку квартиры.
После долгих поисков сыщикам наконец улыбнулась удача. В отделение позвонила соседка Ариадны по лестничной площадке, Виктория Козлова, и рассказала, что, когда у нее гостила мать, та видела в глазок, как из квартиры Металиди выходила девушка и закрывала ее на ключ.
Мать Козловой была женщиной немолодой и весьма осторожной. Находясь на пенсии, она постоянно смотрела телевизор и была наслышана о непростой криминальной ситуации в городе. Прежде чем открыть входную дверь, она всегда смотрела в глазок с целью убедиться, что на лестничной клетке не стоит какой-нибудь алкаш или, хуже того, бандюга. Вот и в тот раз, собираясь уходить, женщина прильнула к глазку. Выходящая из квартиры напротив девушка никаких подозрений у пенсионерки не вызвала; она бы открыла дверь и, скорее всего, столкнулась бы с девушкой на лестничной площадке, но ее окликнула дочь. Виктория вспомнила, что мама хотела взять у нее миксер, да забыла.
— Ой, да что вы меня спрашиваете! Не помню я, как выглядела та девочка! — замахала руками Козлова-старшая, когда к ней приехал Барсиков. — Если бы Вика мне не сказала, что ищут, кто приходил в тридцать вторую квартиру, о том случае я бы и не вспомнила. Звоню вчера дочке. Привет-привет, говорю. Что нового, спрашиваю. Я каждый день Вике звоню. А как же? Надо знать, что у нее делается. Что нового, спрашиваю. А она мне: так и так, приходили из полиции по поводу соседки. Ну, я и вспомнила, что в глазок видела девушку. А она мне: мама, надо все рассказать полиции! А я ей: что тут рассказывать? Я не разглядела ее толком. А она все равно: давай расскажем. Ну, говорю, рассказывай!
— Посмотрите внимательно, кого из них вы видели около тридцать второй квартиры, — Антон положил перед свидетельницей фотографии Земсковой и Металиди.
— Не, не она, — сразу отмела фотографию Арины женщина. — Эту я раньше тут видела, а в тот раз была другая. Она крупнее, что ли. Я потому и вспомнила. Решила, что они вместе живут или родственница.
— На эту девушку тоже не похожа? — оперативник показал на фото Земсковой.
Козлова долго разглядывала фотографию, потом неуверенно произнесла:
— Не знаю. Я ее лица толком не разглядела. Вот если бы мне фигуру увидеть. Я раньше в «Гостином дворе» в отделе готового платья работала! — с гордостью произнесла пенсионерка. — Считай, лет двенадцать уже не работаю, а глаз дело помнит — прежде всего фигуру оценивает. Та была ростом сто семьдесят пять где-то и в объеме не меньше сорок шестого. Размер не ходовой из-за роста. К нам на такую фигуру всегда мало одежды привозили, все больше на стандартный рост — сто шестьдесят четыре — сто семьдесят.
Из всех накопившихся материалов картина складывалась следующая.
Маргарита Латышева вступила в сговор с Еленой Земсковой. Елена взяла одежду Ариадны Металиди и ее альбом с репродукциями художников-сюрреалистов и сделала дубликат ключей от ее квартиры. Затем, одетая в одежду Ариадны, густо подкрашенная косметикой, Елена отправилась в кафе «Бродяга», где ее ждал Павел Категоров. На то, что в «Бродягу» приходила все-таки Елена, а не Ариадна, косвенно указывали показания Москалевой — квартирной хозяйки, у которой Елена снимала комнату. Москалева видела Земскову днем пятого апреля разодетую и с ярким макияжем, хотя обычно девушка одевалась куда скромнее.
В кафе Земскова и Категоров поссорились, Елена вырвала из альбома лист, скомкала его и бросила в Павла. Или же, наоборот, Павел скомкал лист и бросил им в Земскову. Елена подсыпала в бокал Категорова заранее заготовленный яд и пролила из него вино на себя. Девушка изначально шла в кафе, чтобы убить Категорова. Она неслучайно пролила на себя отравленное вино, а также прихватила с собой альбом Металиди. Все было проделано с целью подставить Ариадну. После убийства Земскова передала вещи Металиди Латышевой. Латышева отправилась на квартиру Металиди и подбросила туда ее вещи. Она положила их в такие места, куда наверняка хозяйка не заглядывала и поэтому не смогла бы их сразу обнаружить и уничтожить следы преступления.
Латышева позаботилась о том, чтобы на время убийства Категорова у Металиди не было алиби — она заранее ей позвонила и, представившись сотрудницей «Ленэнерго», сказала, что пятого апреля энергетики будут ходить по квартирам и проверять счетчики, поэтому в обязательном порядке Ариадне надлежит быть дома. Маргарита все рассчитала: они с Ариадной давно не виделись и поэтому вряд ли Металиди могла узнать ее голос.
Вопреки ожиданиям Латышевой и Земсковой, полиция на Металиди не вышла — убийство Категорова оставалось не раскрытым, несмотря на массу оставленных улик. Более прозрачно намекнуть на причастность Ариадны Латышева не могла — Маргарита отнюдь не глупа, она понимала, что слишком очевидные улики вызовут у следствия подозрения.
Время шло, Ариадна оставалась на свободе, более того, собиралась отправиться в Испанию с женихом — в общем, наслаждалась жизнью. Терпеть это Маргарита не могла. Она решила сделать то, что когда-то сделала с ней Ариадна, — испортить девушке лицо. Но как осуществить свою затею, чтобы не попасть под суд? Даже если она это сделала бы «нечаянно», все равно была бы привлечена к ответственности за непреднамеренное нанесение телесных повреждений, что и говорить о преднамеренном? Тогда Латышева решила разукрасить лицо Ариадне при помощи кота. Сообщницей Латышевой по-прежнему выступала Земскова. Елена, пригрозив оглаской, потребовала, чтобы Ариадна явилась в назначенное время в лесопарк, но Ариадна второй раз на шантаж не поддалась и на встречу в лесопарке не пришла.
По какой причине Латышева бросила кота в лицо Земсковой — непонятно.
На допросах Маргарита Латышева все отрицала; она держалась раскованно, временами дерзко, но Тихомиров чувствовал, что все это напускное и за маской самоуверенности спрятана острая боль, которая вот-вот вырвется наружу.
— Вы звонили Ариадне Металиди в начале апреля?
— Нет.
— Кто тогда звонил с телефона, зарегистрированного на ваше имя?
— Понятия не имею.
— С какой целью вы приходили к Металиди в квартиру и что вы там делали в ее отсутствие?
— Ошибаетесь. Я даже не знаю, где ее квартира.
— Вас видела соседка Ариадны.
— Неправда. Меня не могли вдеть. Я привыкла не светить рожей. Я всегда прячу от людей свое обезображенное лицо: закрываю его волосами, густым театральным гримом, высокими воротниками, шарфами, очками; я всегда отворачиваюсь от людей, когда они подходят ко мне близко, а издалека мои шрамы не разглядеть, как не разглядеть моего лица, а значит, и не опознать.
— Соседка Ариадны видела вас в дверной глазок. Можете ознакомиться с ее показаниями, — Илья Сергеевич положил перед девушкой копию показаний свидетельницы Козловой.
Маргарита с деланым равнодушием заглянула в бумагу. По мере чтения руки ее начали дрожать, на лице и шее выступили красные пятна.
— Выпейте воды, — предложил Тихомиров и любезно поставил перед ней пластиковую бутылку.