1966 г. Лодейное Поле
Рельсы то сходились, то расходились, чтобы вновь переплестись в замысловатый узор на какой-нибудь узловой станции местного значения. Тихо падал первый ноябрьский снег. В Москве в этом году обещали мягкую зиму с оттепелью и дождями, а в Ленинградской области, куда увозил Веру поезд, по прогнозам, зима предстояла более суровой. Вера к зиме подготовилась: взяла шерстяное одеяло, пуховый платок, а также пряжу, чтобы связать для Виолетты теплые носочки. Праздник Великого Октября остался далеко позади, а Новый год еще не скоро, да и о билете Вера позаботилась заранее, поэтому ехали они с Виолой на хорошем месте — в середине вагона на нижней полке. Малышка сладко спала у Веры на руках, Вера смотрела в окно. На полке напротив ехала словоохотливая женщина в летах. Она зашла в Твери и за время дороги успела поведать изрядную долю своих нехитрых секретов. Вера слушала молча, время от времени кивая и для приличия задавая короткие вопросы. К середине пути попутчица выговорилась и стала расспрашивать Веру:
— В Москве гостила али как?
— Нет, не гостила. Сейчас в гости едем.
— В гости? — допытывалась попутчица. — Погода-то нынче не шепчет. В наших-то краях ноябрь — месяц промозглый, только по домам сидеть и нос на улицу не высовывать. Аль ты к свекровке едешь?
— Нет у меня свекрови, — сдержано ответила Вера.
— Померла, што ли? А… да ты незамужняя! — догадалась женщина, ревизируя взглядом безымянный палец Веры. Она прикрыла рот рукой, будто бы обнаружила что-то неприличное. — Ну ты не переживай, дело житейское. У нас одиноких баб с дитями — пропасть! Мужик он же как песок — был и утек, а бабы в однуху на себе детей тянут, горемычные. Я вот троих на ноги поставила одна, хоть и при муже была. Степан мой, пока еще не помер, пил по-страшному и бузил, а я, грешным делом, думала, что лучше бы его и не было вовсе, отца такого непутевого. Так что, может, без мужика даже лучше.
Вера так не думала, но спорить не стала. Конечно же, она мечтала о полной семье: любимом муже и детях. Чтобы муж был таким же, как ее отец: честным, уважаемым человеком и хорошим семьянином. Мать с шестнадцати лет науськивала ее искать жениха, а Вера лишь отмахивалась — она не сомневалась, что своего человека искать не надо, встреча произойдет сама собой и в нужное время. Ну и что, что годы идут, ну и что, что специальность швеи не дает выхода в высший свет, ну и что, что пришлось покинуть столицу и ехать в глухомань да еще и с ребенком на руках! Значит, для заветной встречи так надо. Даже, если так случится, что ей, Вере Рязанцевой, придется до скончания века просидеть в девках, она никогда не пожалеет о своем выборе.
Тот день, когда Светлана с матерью отвезли Виолетту в детский дом, Вера запомнила навсегда. Усталая, она вернулась из Долгопрудного; до ночи оставалось четыре часа, и нужно было дошивать сорочку. Несмотря на цейтнот, Вера не удержалась и зашла в «Детский мир», чтобы купить для племянницы погремушку. Выбрала самую красивую — оранжевое улыбающееся солнышко на ножке, похожее на апельсин. Игрушка такая яркая, что Виолочка наверняка будет тянуть ее в рот, думала Вера. Вере самой погремушка очень нравилась; в трамвае она достала ее из сумки и любовалась, разве что только играть не стала.
Придя домой, Вера первым делом направилась в комнату сестры, чтобы сразу же вручить подарок малышке. Светланы в комнате не оказалось, как и племянницы. Гуляют, попыталась успокоить себя Вера, заметив отсутствие детских вещей. Ее сердце почуяло неладное. Девушка помчалась на кухню, где, судя по звукам, кто-то находился.
— Где ребенок?! — спросила она с порога.
— Где надо, — огрызнулась Света, запивая чаем пирожное. На столе стояла коробка из «Метрополя» с пирожными «Ассорти». Такая коробка в их семье обычно появлялась по поводу какого-нибудь праздника или приятного события.
— Верочка, тебе чайку налить? — ласково промурлыкала Нина Матвеевна.
— Куда вы дели ребенка?! — завопила Вера.
— Садись с нами, выпей чаю с эклерами. Мы со Светланкой их для тебя оставили, ты же любишь эклеры, — продолжала убаюкивать хозяйка дома.
— В гробу я видела ваши эклеры! Где моя племянница, я спрашиваю?! — Вера впервые позволила себе крикнуть на мать.
— В детском доме твоя племянница! — не выдержала сестра.
— Что?! — задохнулась Вера. — Светка, ты серьезно?! Как ты могла?! Или ты шутишь? Скажи, что ты шутишь!
— Не шучу, — Светлана с аппетитом откусила шоколадный бисквит. — Мы решили, что там ей будет лучше.
— Мама! Мама, скажи, что это не так! — не поверила старшая дочь.
Нина Матвеевна ничего не ответила. По ее лицу Вера поняла, что Виолетту они отдали.
— Как вы могли! Ведь она наша родная девочка, наша кровиночка. Мы сейчас же пойдем в детский дом и заберем ее оттуда!
— Сейчас! — рыкнула Нина Матвеевна, мгновенно переменившись в лице. — Столько мотаться по кабинетам, собирать бумажки, всех просить, умасливать, унижаться, чтобы потом пустить все дело насмарку! И кто тебе дал право решать за всех?!
— Тогда я сама ее заберу! В какой детский дом ты отдала своего ребенка?! — обратилась Вера к сестре.
Светлана продолжала невозмутимо пить чай. Вера бушевала вулканом, глаза горели огнем, щеки и шея покрылись пятнами. Такой свою старшую дочь Нина Матвеевна еще никогда не видела. Профессорша поняла, что ситуация выходит из-под контроля.
— Хватит жрать! — рявкнула Вера. Она выхватила у сестры тарелку с пирожным и была готова ее задушить. — Говори адрес!
— Я не помню. В Сокольниках где-то, — испуганно пролепетала Света.
— Не помнит она! Ладно, на месте сориентируемся. Вставай, поехали за Виолеттой!
— Вера, уже поздно, — мягко заметила мать. Нина Матвеевна смекнула, что необходимо менять тактику. — Садись за стол, выпей чаю, успокойся.
— Успокоиться?! Моя племянница неизвестно где, а я буду успокаиваться! Да как ты можешь такое говорить?! Как ты можешь спокойно пить чай после всего, что произошло?!
— Сядь! — приказала Нина Матвеевна. — Поговорить надо. А ты, Светлана, иди к себе.
Света с готовностью выскочила из-за стола и исчезла за дверью — участвовать в семейных баталиях ей совершенно не хотелось.
Металлическим тоном Нина Матвеевна долго выговаривала Вере о том, что на карту поставлена честь семьи, судьба Светланы и жизнь отца. Зная, что у Рязанцевых дочь родила без мужа, знакомые будут шептаться и тыкать пальцем; вход в приличные дома им будет закрыт. С ребенком на руках Свету не возьмут замуж, а если возьмут, то в ее семье согласия не будет из-за того, что перед глазами мужа всегда будет напоминание небезгрешного прошлого жены. Какой нормальный мужчина захочет растить чужого ребенка? Не сироту из детского дома, а нагулянного отпрыска своей жены? Ну а как родственнички цыганенка объявятся, будь они неладны! Вот мужику удовольствие — лицезреть кочевую родню бывшего любовника жены! В общем, на спокойную семейную жизнь Светлана рассчитывать не сможет. И самое страшное — это то, что случится с отцом, когда он узнает о Виолетте. Ведь профессор Рязанцев до сих пор считает Светлану образцом целомудрия. Его сердце такого удара не выдержит.
— Ты хочешь загнать в могилу отца? — с пафосом произнесла Нина Матвеевна.
Вера понимала, что ситуация тупиковая: вернуть племянницу в дом так, чтобы об этом не узнал отец, невозможно. Отец непременно разволнуется, и сердце его может не выдержать. Но спокойно жить, зная, что Виолетта в детском доме, тоже нельзя.
— Может, папу сначала как-нибудь подготовить? — затравленно предложила Вера.
— Каким образом? Он мечтает о внуках, но внуки должны появиться в полной семье и непременно после свадьбы. Свадьбы не было, а внучка есть. Такое и я с трудом пережила, что уж говорить о человеке с больным сердцем! Совсем вы не бережете родителей, — Нина Матвеевна театрально промокнула кухонным полотенцем слезу.
Вере отца было жалко, ей ничего не осталось, как пообещать матери при отце держать рот на замке. Но разговор был не закончен. На следующий день Вера помчалась в Сокольники к Виолетте. Трехэтажное серое здание за высоким бетонным забором вызывало ассоциации с тюрьмой. Сердце Веры содрогнулось: в этой «тюрьме» будет расти ее девочка!
Племянницу она увидела лишь спустя десять дней. Строгая администрация детского учреждения с подозрением отнеслась к новоявленной родственнице. Посещать воспитанницу было не положено: во-первых, карантин, во-вторых, лица без надлежащих бумаг к детям не допускались.
Вера терпеливо собирала справки, в том числе и медицинские, свидетельствующие об отсутствии у нее сифилиса и прочих заразных болезней. Когда она наконец увидела ребенка, едва не прослезилась от жалости. Маленькая, беспомощная, она лежала на застиранном сероватом белье и молча хлопала черными ресницами. Вере показалось, что эта малютка все понимает; она даже не плакала, только смотрела не по-детски тяжелым взглядом. Вера твердо решила во что бы то ни стало забрать племянницу. Пусть мать и сестра будут против, пусть от нее отвернутся, но она не позволит расти малышке в приюте.
Забрать ребенка из детского дома оказалось сложнее, чем туда его отдать. Родная тетя имела преимущество перед другими усыновителями, если бы таковые нашлись, но и ей пришлось пройти три круга ада бюрократических процедур. Движимая благородной целью, Вера была непоколебима. И вот ближе к зиме наконец все случилось — она получила заветный документ, где говорилось о том, что она является матерью Рязанцевой Виолетты Александровны.
С домашними все разрешилось приемлемо: Вера сказала матери, что ребенка она сразу же увезет в Лодейное Поле, даже домой заносить не станет, а отцу они скажут, что тетка Зина стала слаба здоровьем и Вера отправляется за ней ухаживать. Нина Матвеевна хотела было возразить, но подумала, что в сложившейся ситуации это, пожалуй, будет наилучшим решением. Старшая дочь у нее упрямая, все равно про племянницу не забудет, станет постоянно к ней мотаться, и однажды отец обо всем узнает, а если уедет с глаз долой, то глядишь, там все и уляжется.
* * *
Виолетта выросла красавицей: яркие угли глаз, густая волнистая шевелюра темно-каштановых волос, высокие скулы — вся в отца, в цыгана, лишь овал лица и высокий лоб выдавали в ней породу Рязанцевых. Характером девушка пошла в мать — гордая, осознающая свою красоту, себялюбивая и амбициозная. Она хотела всего и сразу: если достаток, то полный — с огромным красивым домом и дорогим автомобилем, если работу, то престижную, чтобы все восхищались, если любовь, то сумасшедшую! Даже Вера, привыкшая баловать и всячески нахваливать дочь, поражалась такому настрою Виолетты. Сколько она в нее ни вкладывала любви и добра, сколько ни прививала высокие идеалы, а получилось, что все напрасно. Гены взяли верх, печально думала Вера, не наши гены, цыганские.
Александр Венедиктович Металиди, за которого Вера вышла замуж, приемную дочь воспринимал как родную, но воспитывать ее не пытался — не умел. Он доверял педагогический процесс жене — мудрой и доброй Вере. Девочке учеба давалась легко, она уверенно шла на медаль, но ленца сделала свое дело — аттестат Виола получила, пестрящий пятерками, однако до медали немного не дотянула. Впрочем, Виолетта не расстроилась. Привыкшая, что все падает к ее ногам благодаря сообразительности, необычной внешности, греческой фамилии и положению в обществе Александра Венедиктовича, Виолетта рассчитывала на легкое поступление в институт. Она не стала готовиться к экзаменам, надеясь на школьные знания — ведь по нужным предметам у нее пятерки, — и провалилась. На следующий год поступить оказалось еще труднее, а потом девушка с досады опустила руки. Главное для женщины — семья, говорила она подругам, оправдывая свое фиаско. К тому времени у них с Василием было все серьезно. Свадьбу сыграли пышную, как Виолетта и мечтала: с кортежем из белых автомобилей, платьем «баба на чайнике», катанием на речном трамвайчике, пиром горой и весельем до упада. Потом последовали ремонт и обустройство новой квартиры с видом на реку Смоленку, и не абы чем — молодая хозяйка старательно подбирала все только самое лучшее. Василий привозил из заграничных рейсов красивые вещи: не только безделушки, предметы интерьера и бытовую технику, но и косметику, и женскую одежду, удивительно точно угадывая с размером. Виолетта щеголяла в модных нарядах по городу, посещала с подругами — женами моряков рестораны и театры. Жизнь была удивительно прекрасной, и молодой женщине очень хотелось, чтобы это восхитительное время продолжалось как можно дольше. С детьми Виолетта не торопилась, откладывала на потом. Василий терпеливо ждал. Своим природным чутьем Виола определила ту грань, за которую лучше не переходить, чтобы не потерять мужа. Дотянув до предела, она наконец решилась. Ребенок подоспел словно по заказу — быстро и легко. Родилась крепкая, здоровая девочка с красивым разрезом глаз и смуглой кожей. Отец был счастлив, мать немного расстроилась — она предпочла бы мальчика. Говорят, что беременность сыном украшает, в то время как дочь забирает красоту. А еще девочка — потенциальная конкурентка за любовь мужа. Любви к дочери Виола не чувствовала, но назвала ее красиво, по-гречески — Ариадна. Ариадна Металиди. Виолетта всем говорила, что они с дочерью гречанки, и сама верила в свою выдумку.
