14 апреля
Для Ханлейта снова потянулись однообразные дни в камере. Допросов больше не было. Через неделю Хранителя повели наверх. Поднявшись по многочисленным лестницам, он оказался в коридорах здания тюрьмы. Хана ввели в комнату со столом посередине и усадили на обычный стул, оставив руки скованными за спиной. В зарешеченное окно под потолком било весеннее солнце. Ханлейт пододвинулся к яркому квадрату горячего света на полу и грелся в его лучах. Он недолго оставался в одиночестве. Дверь отворилась и вошел Галар.
— Привет, — сказал он, сев напротив и положив перед Ханлейтом лист бумаги исписанной стороной вниз.
Хан промолчал. Коротко взглянув на мага, он опустил глаза. «Как дурно он выглядит», — с внезапной жалостью подумал Галар. Смуглая кожа Ханлейта за месяцы пребывания в неволе приобрела нездоровый желтый оттенок, а щеки ввалились, подчеркнув острые скулы. Эльф стал походить на харматанца, оправдывая свое прозвище. «Зато я провел в подземелье целый год и вышел больным!» — вспомнил Галар и его сочувствие развеялось.
— «Маг ни в чем не виноват», значит? Как долго ты не решался рассказать правду, мой друг! Что стоило чиркнуть покаянное письмо перед уходом или намекнуть мне, что ты собираешься натворить, чтобы я подготовился! Я был настолько наивен, что даже мог бы тебе помочь!
— Прости, я не подумал об этом, — вздохнул Хан.
— Твое извинение состоит в том, что ты признался, что обо мне забыл? Свободолюбивые харматанцы выше морали и долга: друзья всего лишь дорожная пыль на пути будущих похождений. Отряхнул ноги, забыл — и идешь дальше.
Слова сожаления замерли у Ханлейта на губах. Что бы он ни сказал, Галар не простит. Маг настолько сильно возненавидел бывшего друга, что не захотел разговаривать в Сирионе, а сразу сдал Хана в орден. Но Ханлейт оставил Галару Лиандру, и теперь должен вытерпеть все издевательства, которые оскорбленный в лучших чувствах маг приготовил в отместку.
— Ты пошел через земли моего клана, рассчитывая, что мне давно свернули шею за соучастие в твоих преступлениях? — продолжал допрос Галар.
Ханлейт не видел раньше на его лице такого жесткого выражения. Он запомнил Галара другим: мягким, незлым, приятным собеседником… Как же далеко он зашел в своей ненависти, если предполагает подобную гнусность?
— Я думал, ты в Эвенберге. Я не знал, что тебя наказали.
— Ссылка в лес была наказанием номер два, после тюрьмы. Но забудем о прошлом. Как думаешь, что за бумагу я принес?
— Я не буду угадывать.
— Перед тобой лежит помилование, подписанное рукой Айворта ланн Айдана. Тебя восстанавливают в звании и дают право на жизнь. Признание своей ошибки и искреннее раскаяние — вот твой шанс все исправить. Одно слово — ты раскаиваешься? Скажи «да», Ханлейт, и все будет по-прежнему.
Хан смотрел на белый лист, а в его душе поднималась буря. Не может быть! Неужели Айворт простил его? «Но я не раскаиваюсь и не могу быть Хранителем!» — думал Ханлейт, сопротивляясь искушению.
— Почему Айворт прислал с этим известием тебя? — спросил он, усилием воли стараясь дышать ровнее.
— Старик хочет нас помирить, — без заминки ответил Галар, — я возвращаюсь в Эвенберг, и в случае твоего согласия нам предстоит вместе работать.
— Лиа приехала с тобой?
— Нет, она в поселке под защитой клана. Ей у нас понравилось, а мы отлично поладили. Еще немножко поскучает, и я заберу ее в город.
Хан засомневался: поладить с Лиандрой было непросто…
— Она скучает по мне?
— Причем здесь ты? Она скучает по моим ласкам. Моран очень хороша в постели, хотя… О ее умении отдаваться любому делу со страстью ты и сам хорошо знаешь, — непринужденно ответил Галар.
— Что?! Ты лжешь, она не могла…
Ханлейт даже не заметил, что маг назвал Лиандру по-другому.
— Почему не могла? Моран сделала выбор легко и с радостью. Не считай себя хоть в чем-то лучше меня.
Галар довольно улыбался, отмечая, как больно ранит Хана каждое его слово.
— Обычный разговор, ни капли магии иллюзий, — а ты не знаешь, верить мне или нет! Я научился жить, Ханлейт!
— Почему ты называешь ее «Моран»?
— Я вернул бедняжке память.
— Так тебе известно ее прошлое?
«Он так спокойно воспринял, что Лиа — архонт?» Что-то во всей истории было не так, но Ханлейт не мог уловить, что именно. Да, Галар научился жить! И врать…
— Я не знаю ничего, кроме имени, но мне и неинтересно, — пожал плечами маг, — скорее всего, она знатного рода, об этом говорят и грамотность, и память о хороших манерах. Какое мне дело до того, чем болела ее матушка и каким титулом гордился батюшка? Но вернемся к бумаге. Я жду.
Моран… Ее настоящее имя. Вернув свою забытую жизнь, она предпочла состоятельного Галара, а бродягу Ханлейта отвергла. Отдалаcь другому мужчине, предала любовь. Мысли Хана путались, а память подсовывала картины прошлого: вот Лиандра танцует с Киндаром на празднике, такая непривычно веселая, но и злая одновременно; признается Хану в любви в миг, когда от смерти их отделяют считанные часы и прощается навсегда, но не покоряется. Лиандра, Моран всегда отличалась искренностью чувств. Она и Галар… Их союз невозможен!
— Переверни документ, я хочу прочесть сам.
— Сначала — твое слово, а потом я это сделаю.
Его слово… Согласие принять предательство ордена, снова занять место в рядах ассасинов на службе Императору, вернуться туда, откуда сбежал… Он сделает это не из страха, но ради Моран и перестанет себя уважать…
— Ты выбрал подлую месть, Галар.
— Я играю в игру, придуманную тобой. Она называется «найди семь отличий дешевой лжи от драгоценной правды». Не нравится? Знаешь, что в этой бумаге на самом деле? Приказ о казни через повешение на городской площади Эвенберга. С тебя живьем сдерут кожу, чтобы мертвое тело, болтаясь в петле, не пятнало честь Хранителей символом древа! Так трудно покаяние? Проще было все испортить! На, читай!
Сбросив маску неестественного спокойствия, Галар швырнул документ печатью вверх, под которой стояла размашистая подпись Айворта ланн Айдана. Казнь Хранителя Ханлейта ланн Кеннира была назначена на 14 апреля 3224 года во дворе тюрьмы Эвенберга.
Чтобы не видеть Галара, Хан закрыл глаза. Маг сумел отыграться за каждый час, проведенный в тюрьме, минутами последнего разговора. Вот и все. Надежды и не было, но смертника заставили поверить и засомневаться.
— Страшно смотреть? Тебя даже пытать не будут, а просто отрубят голову! Чем ты заслужил милосердие Айворта? Ты умрешь, как Хранитель, а не как преступник!
— Тебя не устраивает способ, которым меня убьют? — тихо спросил Ханлейт, — скажи, что ожидает Моран на самом деле.
Надо было посмотреть в глаза мага раньше: Галар научился владеть собой, но неуверенность во взгляде скрыть не смог. Похоже, тщательно продуманная месть не доставила ему удовольствия.
— Моран ждет счастливая жизнь со мной. Я с ней не спал, но буду, а пока нас объединяет другая связь, которая с годами станет только крепче. Она не одержимая, а удивительное существо, рожденное природой для эльфийской магии… и для меня. Я позабочусь, чтобы она окончательно забыла твое лицо, имя и вашу связь. Тогда она перестанет переживать, — рассказывал Галар.
Маг успокоился и стал самим собой. Говоря о планах на девушку, он не старался оскорбить Хана и перестал ему лгать, но Ханлейт предпочел бы не слышать его откровения вовсе!
— Ты отпустил Герванта, как обещал? — задал Хан последний важный вопрос.
— И да, и нет. Твой эксцентричный друг был неравнодушен к Моран. Как-то очень по-странному, но я не стал вникать в подробности. Я подарил ему выбор — клинок под ребрами, а уж как им распорядиться дальше — его личное дело. В любом случае, я избавился от охотника, нарезающего круги за оградой поселка.
Ханлейт молча поднялся. Разговор с Галаром заставил его сожалеть, что 14 апреля не сегодня.
* * *
Хан вернулся в свою камеру и просидел оглушенным остаток дня. От еды он отказался. Под вечер пришла Фиона и протянула через решетку пирожок.
— Ешь сама, я не хочу.
— Ты не стал ужинать потому, что невкусно.
— Не поэтому.
Девушка уселась на свое обычное место у решетки. Положив угощение себе на колени, она сняла с шеи кулон на кожаном шнурке и игралась с ним, раскачивая в руках.
— Фиона, ты помнишь свой день рождения?
— Я родилась летом. Потому, что тепло и солнце. Зачем рождаться зимой или осенью? Жить будет холодно и неприятно.
Ханлейт улыбнулся: умозаключения девушки, при всей своей наивности, зачастую таили в себе глубокий смысл, если в них вдуматься.
— А вот я не помню. Для меня детство осталось красивой сказкой в заколдованном лесу, а у сказок нет четких дат и конкретных цифр. Если следовать твоей логике, то я родился зимой. Зато я точно знаю, что случится 14 апреля.
— Пойдет дождь?
— Возможно. Чем ты играешь?
— Ловушкой для архонта.
— Сомневаюсь, что воина-мага поймать так легко!
Фиона протянула сквозь решетку круглый предмет с отверстием посередине. Ханлейт поднес его поближе к свету из коридора и рассмотрел. Кулон напоминал камень, был шершавым на ощупь, но не тяжелым.
— Так это же аммонит! Только сегменты спирали посередине удалены. Фиона, ты знаешь, что раньше, прямо над тем местом, где мы сидим сейчас, плескалось море?
— Море деревьев?
— Нет, настоящее, из соленой воды, которое сейчас омывает берега Аквилеи. Древняя ракушка, превратившаяся в камень, — вот что это такое.
— Эта вещь умеет искать архонтов, когда они прячутся. Я сама ее сделала! — настаивала Фиона, глядя на Хана темным, не очень приятным взглядом, но Хранителю он давно перестал казаться бессмысленным.
— Верно, я тоже слышал о таких амулетах. Не понимаю, какая связь между аммонитами и архонтами.
— Никакой нет. Ловушку сделать проще простого: отнести ракушку домой и подождать. Все!
«Ее дом — Проклятая дорога», — догадался Ханлейт, — «аммониты заряжены силой этого места и не работают сами по себе».
— Долго ждать?
— Да. Можно несколько дней, пока я не пойму, что готово. А я могу долго этого не понимать! — добавила Фиона, лукаво сверкнув глазами, — меня иногда посылают домой, но сами не идут, боятся. У ловушки короткая жизнь: огонь внутри нее умирает, и архонты перестают попадаться.
— Эта уже мертвая? Поэтому ты ее себе забрала?
— Зачем мне дохлая ракушка? — удивилась одержимая, — нет, она живая! С ней дом всегда рядом. Ловушка умеет еще кое-что, но это большой секрет!
— Но мне-то ты скажешь?
— Даже покажу. Подержи ее у себя перед глазами. Да, вот так правильно.
Усмехнувшись, Хан упер локоть в согнутое колено, удерживая амулет за шнурок на уровне лица. Он слегка покачивался, но ничего не происходило.
— Ты не архонт, — авторитетно заключила Фиона.
— Спасибо, а то я не знал.
— А теперь переверни ловушку вверх ногами. Возьми ее пальцами, она не кусается.
Ханлейт так и сделал. Почему никому не приходило в голову перевернуть амулет? Держать неудобно? Внутри кольца мелькнула желтая искра и пропала, а потом аммонит загорелся ровным серебристым светом, наверняка, едва различимым в свете дня, но явственным в полутьме камеры.
— Мы видели свет двух архонтов: желтого и белого, и они оба живы, — важно прокомментировала Фиона, — но ты с магами не на улице столкнулся! Ты разговаривал с архонтами, трогал их, долго пробыл с ними рядом, особенно с белым. Возможно, архонтов было больше, чем два, но остальные умерли, и ловушка их не заметила.
— Ошибся твой амулет — архонта белого огня я не встречал.
«А Моргват жив», — подумал про себя Хан.
— Ловушка не умеет ошибаться, это ты забыл.
— Ну, разве что моя Моран — «ненастоящий архонт» без магии.
— Амаранта.
— Что?!
— «Моран» и «Амаранта» — это одно и то же имя. Все архонты — настоящие.
— Откуда ты знаешь? — шепотом спросил Хан, опуская руку с погасшим аммонитом.
Фиона пожала плечами, и ее лицо снова стало скучным и бесстрастным. Хранитель протянул амулет обратно, но одержимая отрицательно покачала головой.
— Забирай себе.
По коридору кто-то шел, задевая за стены твердым предметом и карябая им полы.
— Брысь отсюда! — прикрикнул Галар, скривившись от гадливости при виде Фионы.
Девушка проворно вскочила на ноги и юркнула в темноту за поворотом. Галар уселся на складной стул.
— Хочешь, я прослежу, чтобы она здесь больше не появлялась?
— Нет, не хочу. Зачем ты пришел?
— Почему ты такой странный? Нравится страдать подле этой тупой твари?
Ханлейт спрятал амулет в карман, не ожидая от внезапного посещения мага ничего хорошего. Он промолчал.
— Тебя хорошо кормят? — задал Галар новый вопрос, наклоняясь к решетке и заглядывая Хану в лицо, — я рискну поговорить с Айвортом, чтобы тебе приносили еду с поверхности, а не тюремную баланду.
— Не бери на себя труд.
— Послушай, Ханлейт… Передавая тебя в руки ордена, я следовал своему долгу. Поверь, я не причастен к приговору, который тебе вынесли! — искренне сказал Галар.
Во вторую часть покаянной речи Ханлейт поверил — на решения Верховного советника Галар никак не влиял. Хан не мог уклониться от новой пытки — терпеть общество мага. Ему предстояло выслушать все, что тот ему приготовил…
— Если бы ты попался другому Хранителю, твоя участь была бы еще хуже! Эльфы моего клана обращались с тобой в дороге достойно, это я им приказал! Я хочу, чтобы мы расстались по-доброму, Ханлейт. Ты должен понять меня.
— Я ничего тебе не должен.
— Подожди злиться, я еще не все сказал. Когда я сидел в соседней камере, я много думал. Я день за днем ждал, что ты объявишься, пришлешь весточку и снимешь с меня все несправедливые обвинения. Но ты молчал, и я оправдывал тебя: вдруг ты болен или попал в беду? А потом я тебя простил.
— Нужно мое прощение, чтобы не мучила совесть? Сходи в храм и отпусти грехи официально.
— Ханлейт, ты стоишь на пороге смерти, как ты можешь говорить таким тоном? — совсем расстроился Галар, — не волнуйся за Моран: я сделаю ее счастливой. Передать мне девушку было верным решением. Не сожалей о нем.
— Она была счастлива. Со мной.
— Судьба распорядилась иначе…
«Галар не оставит меня в покое!» — ясно понял Хан, — «он будет приходить снова и снова, пока до казни остается время! Местью он насладился, а теперь магу понадобилось обрести душевное равновесие!»
— Галар, я простил тебя. Моего слова достаточно, чтобы не утруждать тебя дальнейшими посещениями казематов?
— Правда? — наивно переспросил Галар.
«Нисколько он не изменился, просто я плохо его знал! Однажды я купился на эту непосредственную, удивленную искренность! Неужели мне предстоит сдохнуть под его участливым взглядом!» — пришел в отчаяние Ханлейт. Как же это противно!
Неожиданно покинув свое место, Галар присел на корточки перед решеткой и зашептал:
— Я не оставлю тебя в последнюю минуту! Перед казнью тебе принесут напиток. Выпей его, и ты ничего не почувствуешь: ни сожалений, ни боли, ни душевных страданий, только полную безмятежность. Никто не догадается! Прощай, Ханлейт…
Галар кинул на Хана прощальный взгляд и удалился, таща за собой стул. Казнь — слишком тяжелое зрелище, чтобы обременять им свою память! Из-за угла показалась Фиона.
— Твой друг сам принимает зелье бесчувствия? Не надо его пить. Я тебе помогу. Я умею.
«Значит, когда на мою шею опустится топор палача, мне будет помогать маг крови», — подумал Ханлейт. Осталось несколько дней. Один уже закончился…
