В конце книги мы подошли к наиболее спорной и проблематичной части нашей работы. То, с чем предстоит сейчас познакомиться читателю, почти невозможно строго обосновать, ибо речь идет о нашей оценке направления эволюции отечественного хозяйства, причем об эволюции, идущей не по воле правительства или реформаторов, а формирующейся стихийно, в результате решений, принимаемых каждой фирмой независимо друг от друга. Увы, эволюционная экономическая теория, которая, по идее, должна описывать подобные процессы, во всем мире пока еще находится в младенческом состоянии.

Вместе с тем авторы не считают правильным уклониться от рассмотрения общей направленности конкурентных процессов в современной России, от передачи ощущения начинающегося тектонического сдвига, которое возникло у них при работе с массивами фактического материала. Поэтому мы призываем читателей отнестись к последующим страницам как к своего рода факультативному чтению, как к еще одному «видению» (Vision), подобному тому, которое возникает в голове предпринимателя, пытающегося заглянуть за горизонт повседневности. Оно заведомо неточно, но от этого потенциально не менее продуктивно. Читателям же, привыкшим доверять лишь строго доказанным положениям, мы можем посоветовать просто пропустить последующие страницы.

И начать нам придется издалека, с общих научных представлений об эволюции. В биологии, на «родине» эволюционных концепций, выработано два принципиально разных способа объяснения эволюции – ламаркистский и дарвинистский подходы. Предельно огрубляя и упрощая их содержание (что до какой-то степени извинительно, поскольку биологические концепции применимы к экономике лишь на правах метафоры), можно свести их отличия к следующему (табл. 6.3).

По Ламарку, виды живых существ эволюционируют потому, что интенсивно функционирующие органы усиливаются и развиваются, не находящие же употребления ослабевают и уменьшаются. Так, согласно наиболее цитируемому примеру, шея жирафа удлиняется потому, что он ее тянет, стремясь достать листву с верхних веток. Функционально-морфологические изменения, возникающие вследствие такой избирательной тренировки, согласно Ламарку, передаются по наследству и плавно накапливаются. Каждый следующий жирафенок рождается со все более длинной шеей.

Самое же главное в нашем контексте то, что изменения, по Ламарку, происходят целенаправленно и, следовательно, заведомо «правильны», поскольку и делались ради достижения соответствующей цели. Вряд ли стоит удивляться, скажем, тому, что длинная шея весьма полезна жирафу при объедании веток. Ведь он и тянул-то ее именно за этим. Новые, приобретенные признаки имеют полезный характер, увеличивают шансы особи на выживание в условиях, сложившихся в природе в данное время. Таким образом, в процесс изменений сразу встроен и механизм адаптации к среде. Пожалуй, можно сказать, что в ламаркистской теории эволюции любые изменения и есть адаптация, повышение степени приспособленности организма к среде.

Дарвин заменил идею о целенаправленной изменчивости идеей случайной изменчивости. Как известно, дарвинистский механизм эволюции основан на случайных изменениях (или, в терминах генетики, на мутациях). В отличие от ламарковских изменений большинство мутаций не только неполезно, но откровенно вредно. Последнее прямо вытекает из их случайного характера: путем внесения случайных изменений в сложную систему организма куда вероятней получить некие уродства, чем усовершенствования.

Здесь, однако, вступает в дело фильтр естественного отбора. Хотя удачные мутации редки, именно они определяют направление эволюции вида. Ведь в борьбе за ограниченные ресурсы особи с благоприятными мутациями имеют более высокие шансы на выживание. Можно сказать, что, по Дарвину, виды живых существ прекрасно приспособлены (адаптированы) к окружающей среде потому, что неприспособленные особи регулярно выбраковываются. В череде поколений потомки удачных мутантов постепенно вытесняют всех прочих, поскольку те не имеют новых свойств, облегчающих выживание.

Дарвинизм в его современной разновидности – синтетической теории эволюции (СТЭ) – стал господствующей биологической теорией эволюции. Произошло это в первую очередь потому, что ламаркизм и родственные ему течения так и не смогли представить неопровержимые доказательства наследования приобретенных признаков. А без передачи благоприятных изменений потомству вся идея целенаправленной эволюции в биологии повисла в воздухе. Сколько бы не тянулся папа-жираф за верхними листьями, он в лучшем случае натренирует свои собственные мышцы, но его дети родятся со стандартной длиной шеи, как будто этой тренировки и не было вовсе. Некоторые ученые, правда, считают, что механизмы ламаркистской эволюции все же существуют в мире живого, но эти биологи находятся в явном меньшинстве.

Действует ли дарвиновская эволюция в экономике? Ответ на этот вопрос, бесспорно, положителен. Любые хозяйствующие субъекты обладают изменчивостью, причем они менее устойчивы, чем биологические организмы. Если биологические гены хорошо защищены от внешних воздействий (за исключением сильных раздражителей вроде радиации) и мутируют сравнительно редко, то стабильность фирм не так высока. Они могут реагировать на изменения социальной, культурной, политической, экономической, природной сред.

Тысячи решений, принимаемых на самых разных этажах иерархической пирамиды фирмы, причем принимаемых по разным частным поводам, как зависящим, так и независящим от самой фирмы, равносильны граду случайных мутаций, непрерывно изменяющих лицо компании. Понятно, что часть из них приживается, доказав свою целесообразность. А часть отбрасывается как бесполезные или вредные. Понятно также, что если фирма не отбраковывает «вредные» изменения, то по мере их накопления ее положение может настолько ухудшиться, что конкуренция «отбракует», т. е. обанкротит саму фирму.

Случай, просеваемый через сито конкурентного отбора, непрерывно совершенствует, оттачивает коммерческую практику. Недаром Р. Нельсон, один из отцов экономического эволюционизма, подчеркивая роль фактора неопределенности в экономической жизни, даже назвал признание принципа случайности ключевым признаком любой эволюционной теории.

Особенно сильны подобные эволюционные механизмы должны быть в плотной конкурентной среде, когда множество фирм исповедуют примерно одну и ту же модель бизнеса. Всякое усовершенствование («удачная мутация») немедленно становится известным конкурентам. И поскольку они делают примерно такую же продукцию, примерно на том же оборудовании, сбывают ее приблизительно через те же каналы и сопровождают схожим сервисом, то удачные стандартные бизнес-приемы (или «рутины», если воспользоваться термином Р. Нельсона и С. Уинтера) распространяются по всей отрасли. Тот, кто их не копирует, просто не выживает. В нашей книге нетрудно найти массу примеров подобной «ползучей» эволюции, в которой некие стандартные приемы первоначально появлялись у одной фирмы (причем, вероятно, случайно), а затем копировались многими.

В то же время мы столкнулись и с примерами других, не случайных, а явно целенаправленных изменений, когда фирма вполне осознанно, «скачком» создавала принципиально новую модель бизнеса. И эта, вторая разновидность экономической эволюции по своему основному содержанию должна носить скорее ламарковский, чем дарвиновский характер.

Иногда целенаправленный характер экономической эволюции удается в самом прямом смысле задокументировать. Современный российский бизнесмен А. Казючец создал «с нуля» компанию «Энергосистемы», поставляющую на бензиновые заводы газовый конденсат и имеющую на настоящий момент оборот порядка 20 млн дол. До него этого никто не делал, здесь была свободная ниша. Хорошо известно, что в России нефтеперерабатывающие заводы, не входящие в единый холдинг с нефтедобывающими фирмами, часто испытывают дефицит сырья (нефти). И газоконденсат А. Казючеца был для них очень к месту.

Но когда бизнес с нефтепродуктами встал на ноги, его рутинное продолжение стало предпринимателю (по его собственным словам) неинтересным. И тогда А. Казючец занялся поиском другого перспективного дела, перебирая, в том числе, и отрасли, очень далекие от нефтепродуктов. В итоге он остановился на производстве… картофеля. Человеку, знакомому с реалиями российского сельского хозяйства, почти невозможно представить себе, что такое занятие может приносить высокие прибыли.

Однако оказалось, что это великолепная ниша, спрос в которой десятикратно превышает предложение. Дело в том, что фирма «Тульская нива», созданная А. Казючецем, предлагает мытый, калиброванный, хорошо упакованный и гарантированно качественный продукт. Именно такой продукт, который хотели бы положить на свои полки супермаркеты, но не могут найти на рынке. Очевидно, что в данной ситуации «Тульской ниве» практически обеспечен экспоненциальный рост. «Андрею Казючецу нравятся ниши как таковые», – комментирует его принцип поиска нового дела журнал «Эксперт».

Разве это не повтор (пусть в меньших масштабах) истории Рустама Тарико, увидевшего, что на мировом рынке водки парадоксальным образом пустует сегмент водки класса премиум, производимой в России? Действительно, знаменитых портвейнов из Португалии около десятка, знаменитых виски из Шотландии – десятка два, коньяков из Франции – явно не меньше, а все водочные премиальные бренды до недавнего времени происходили не из России, а из Швеции с Финляндией или вообще не поймешь откуда (нерусская «русская водка» «Smirnoff»). Так появилась водка «Русский Стандарт», мировой успех которой был вычислен подобно решению научной задачи «на кончике пера»: не может быть, чтобы родине водок России не нашлось места на вершине международного водочного Олимпа!

А потом осознание зияющей бреши в предложении экспресс-кредитов породило и еще более масштабный проект Р. Тарико – банк «Русский Стандарт», о котором так много говорилось в этой книге. Вряд ли можно поверить, что двойной успех при столь резкой смене сфер бизнеса был результатом случайности. Скорее надо говорить об оправдавшемся расчете, об успешном достижении поставленной цели.

Еще один известный предприниматель, Олег Тиньков, сначала создал одну из первых розничных сетей в стране («Техношок»). Потом заметил пустовавшую нишу качественных замороженных полуфабрикатов и «раскрутил» пельмени «Дарья». А затем выпустил известное пиво «Тинькофф».

Сергей Выходцев организовал выпуск первого в стране растворимого напитка «Инвайт». Чуть ли не первым активно рекламировавшимся на телевидении российским товаром был именно он, слоган «Просто добавь воды!» в 90-е гг. буквально не сходил с экрана. А потом начался экспоненциальный рост совсем другого продукта – каш быстрого приготовления «Быстров».

Приведенные примеры особенно ярко демонстрируют осознанную нацеленность предпринимателей на поиск свободных ниш потому, что каждый из упомянутых бизнесменов нашел по несколько ниш, причем в прямо не связанных областях. Но разве в меньшей степени можно говорить о сознательном, целенаправленном характере поиска свободной ниши, если предприниматель – однолюб? Если он (как А. Коркунов) увидел в мечтах свои «вкусные конфеты», потом создал их в реальности, связав с ними свое имя как с главным проектом жизни? Или если он, как В. Мельников («Глория Джинс»), одержим стремлением превратить Россию в «джинсовую супердержаву»?

Ни о какой случайности инициированных названными предпринимателями (равно как и другими отцами-основателями «быстрых» фирм) перемен речь просто не может идти. Все они сознательно искали перспективную нишу, потом накапливали ресурсы для ее успешного занятия, а потом не щадили сил ради реализации замысла (Vision).

Примечательны в рассматриваемом отношении и типичные для «быстрых» фирм взрывные (по экспоненте) кривые роста объемов реализации. Нетрудно понять, что они прекрасно согласуются с сознательным характером эволюции.

Ведь предпринимательский поиск нацелен не на любые сферы вложения денег. Сознательно ищутся незанятые ниши с большим неудовлетворенным спросом. Экспонента же просто отражает тот факт, что поиск оказался успешным. Стоит компании добраться до такой ниши, как начинается именно экспоненциальный рост, имеющий совершенно ту же природу, что и экспоненциальное размножение кроликов, когда те оказались на бескрайних травяных лугах Австралии. Ведь в первые моменты после появления долгожданного, «правильного» товара спрос на него буквально не имеет границ. А. Коркунов в одном из интервью сказал, что для успеха ему всего лишь надо было «попасть конфетой в рот потребителя». Распробовав сладость, покупатель становился ее приверженцем, да еще с помощью «сарафанного радио» вербовал в круг потребителей коркуновских конфет своих знакомых.

Все сказанное отнюдь не отрицает значимости естественного (конкурентного) отбора при направленной (ламарковской) разновидности эволюции в экономике. Каждому замыслу (Vision) еще предстоит пройти окончательную проверку реальным рынком. Не говоря уже о прямых ошибках новаторов, даже в короткой новейшей истории экономики России можно найти примеры, когда в принципе перспективные начинания захлебывались из-за своей преждевременности (так, скажем, провалилась предпринятая в 1991 г. «Токобанком» попытка создать рынок факторинга).

Свойственные рынку риск и неопределенность принципиально неустранимы. Точно «вычислить будущее» не может даже гениальный предприниматель. Если судьба не будет к нему благосклонна, самое перспективное дело может закончиться крахом. В этом смысле случай играет и при направленной разновидности эволюции в экономике столь же фундаментальную роль, что и в биологии.

И все же есть принципиальная разница между естественным отбором благоприятных вариантов из числа совершенно случайных мутаций и таким же отбором, но уже среди вполне осознанных и продуманных попыток вывести фирму в перспективную нишу. Обезьяна, достаточно долго барабаня пальцами по клавишам печатной машинки, имеет отличную от нуля вероятность случайно напечатать осмысленный текст. Что получится, если некий совершенный фильтр возьмет на себя функции естественного отбора и будет отбраковывать всю белиберду, вышедшую из-под ее лап?

После отсева из обезьяньих творений всего бессмысленного на стол ляжет некий сухой остаток «разумных» мыслей. Ясно, однако, что он будет мало напоминать плоды труда человека, занятого печатаньем на машинке. Во-первых, неизбежна большая разница в производительности: чтобы «случайно напечаталась» даже простенькая фраза, нужно много времени. Возвращаясь к экономической эволюции, можно сказать, что генерация благоприятных изменений вследствие сознательных усилий значительно эффективнее, чем в результате случайного процесса. Мы должны ожидать, следовательно, что направленная эволюция куда быстрее дарвиновской.

Весьма существенным в этой связи представляется факт, что во многих случаях речь идет о «конкуренции за будущее», т. е. о скачкообразном приспособлении «быстрых» фирм не к ныне существующей, а сразу к будущей (прогнозной) среде. Дело в том, что многие инновации имеют смысл лишь в том случае, если в результате их реализации рынок изменится. Тот же «Русский Стандарт» еще до становления реального рынка экспресс-кредитования должен был развить у себя компетенции по его обслуживанию.

Экспресс-кредитование частных лиц рентабельно только при массовой выдаче кредитов. Поэтому-то «Русскому Стандарту» и пришлось создавать русифицированную версию «скоринга» – формализованного алгоритма обработки заявок на получение кредита, который делает возможным массовое кредитование в экспресс-режиме. То есть банк готовился к обслуживанию массового рынка еще тогда, когда в России не было даже маленького рынка экспресс-кредитования.

К тому же, когда новый рынок уже возник, конкурировать за него часто бывает поздно – на нем укрепился пионер. И для нейтрализации «преимущества первого хода», как минимум, понадобятся время и деньги. Конкуренту – «Хоум Кредит энд Финанс» – уже после успеха «Русского Стандарта» (т. е. когда стало ясно, что скоринг в России может работать) понадобилось целых два года, чтобы разработать аналогичную технологию. Стремясь первыми приспособиться к будущему рынку, «быстрые» фирмы буквально перепрыгивают через эволюционные ступеньки.

Далее, направленная эволюция производит изменения с помощью совершенно иных механизмов, чем случайная. Случайный процесс внесубъектен по самой своей сути. В нашем примере число осмысленных фраз не зависит ни от личности, ни от опыта обезьяны, ни даже от желания что-то выразить, буде такое у нее возникло бы.

Напротив, природа направленных изменений крайне субъективна. Свободные ниши во множестве находят только тогда, когда начинают целенаправленно искать . Успех зависит от нацеленности на это конкретных людей, от общей атмосферы в обществе. К тому же творить новое тоже можно научиться. Возможны, в частности, эвристические приемы, которые с высокой вероятностью будут порождать успехи в самых разных отраслях. В российской практике, например, хорошо зарекомендовала себя адаптация западного опыта. Успех приносит не отказ от него «потому, что у нас другие условия», и не механический перенос (поскольку условия действительно иные), а именно изобретение способа адаптации.

И здесь мы подходим к необходимости заново взглянуть на выявленный в ходе работы феномен существования «быстрых» фирм. С этой точки зрения важность полученных нами результатов в первую очередь состоит:

1) в обнаружении в современной России неожиданно большого числа сверх-успешных компаний;

2) в выявлении отдельных случаев особо крупных успехов. Вдумаемся: объем потребительских кредитов, выданных банком «Русский Стандарт» за один только 2005 г., превышает величину финансирования всех четырех национальных проектов;

3) в обнаружении кластеров, в рамках которых рост отдельных фирм взаимно усиливается и сливается в явление макроэкономических масштабов;

4) и, как следствие всего вышесказанного, в огромном «демонстрационном эффекте» описанных успехов. «Быстрые» фирмы словно кричат всем остальным: Делай как я, только в своей области.

Не забудем также, что все происходит на глазах у фирм, выбивающихся из сил, чтобы еле-еле выжить. В отраслевых главах книги мы постоянно подчеркивали мощное давление среды (доминанты – государство – тень) на рядовые фирмы. Сужение числа банальных способов успешного ведения дел должно было породить и действительно породило поиск решений небанальных. Экономический жираф начал тянуть голову вверх не из досужего любопытства, а потому, что под ногами травы не осталось. Интересно, что и у Ламарка среда вызывает не изменения, а потребность в изменениях, которую организм осознает и в соответствии с которой действует.

Весьма характерно в этом плане время начала взлета большинства «быстрых» фирм в России – непосредственно после кризиса 1998 г. Именно тогда, с одной стороны, стали складываться современные структурированные рынки с властвующими на них доминантами (давление!), а с другой стороны, отпали многие легкие внеэкономические способы обогащения (приватизация, рынок ГКО, пирамиды и пр.). Самое время было задуматься о стратегическом будущем бизнеса.

Очевидно, что стимулы к поиску незаполненных ниш исключительно велики, а успех первопроходцев способен вдохновить множество последователей. Подавляющее большинство рассмотренных сверхуспешных компаний действовали не на рынках массовых, уже распространенных продуктов, а в более или менее узких нишах. Точнее, в таких нишах они начинали свою деятельность, потому что затем их часто удавалось расширить.

Эта закономерность подтверждается и другими исследователями. «Все рассмотренные нами компании пришли к выводу, что конкурировать с китайцами в издержках и цене бессмысленно», – говорится в уже цитированном исследовании «Неизвестный русский бизнес». И далее: «Главное свое конкурентное преимущество перед китайскими производителями наши соотечественники видят… в возможности создавать уникальные продукты».

Аналогия – мощная сила, когда поиск свободных ниш осознается как один из наиболее многообещающих путей к успеху. Ниши с огромным потенциалом обнаруживаются в этом случае в самых неожиданных областях. Кто бы мог подумать, например, что найдутся «быстрые» фирмы, успешно производящих в России обувь, джинсы и картошку!

Если в биологии структурой, передающей наследственную информацию, является ген, то в экономической среде передача информации во времени происходит путем имитации и обучения. При этом эволюционирующим экономическим структурам присущи так называемые эмерджентные свойства – такие свойства, которые, раз появившись, закрепляются и передаются «по наследству» в виде устойчивого стереотипа поведения. Подобным эмерджентным свойством вполне могут стать и предпринимательская бдительность, тяга к творческому поиску свободных ниш, закрепление «в коллективной памяти» национального сообщества фирм некого набора эффективных алгоритмов выхода на кривую экспоненциального роста.

Представляется, что хорошо знакомый экономистам феномен неправдоподобно быстрого развития отдельных стран, получивший звонкое наименование «чуда» – германского, японского, корейского, – должен иметь именно эту природу. Когда значимая по размерам и влиянию группа компаний обнаруживает бизнес-модель, в наибольшей мере соответствующую конкурентным преимуществам страны, сознательные механизмы ее тиражирования придают процессу характер лавины, что и отражается на макроэкономических показателях.

Приложимо ли все это к России? Может ли, в частности, рассматриваться появление заметной страты фирм с экспоненциальным ростом как предвестник «русского экономического чуда»?

Объяснимся: обычно прогнозы темпов роста экономики опираются на макроэкономический анализ динамики факторов производства – труда, капитала, природных ресурсов, технического прогресса и т. д. Прогнозы этого типа существуют, в том числе, и для России. Причем, как правило, даже у оптимистов они остаются весьма осторожными, в частности, ни о каком «экономическом чуде» речи не идет.

Отказать в основательности общепринятому скептицизму нельзя. Трудно предположить, какие сдвиги на уровне факторов производства могут привести к резкому ускорению хозяйственного роста. Мировые нефтяные цены, стимулировавшие развитие России в последние годы, явно исчерпали ресурс роста; инвестиции в стране увеличились, но все еще очень низки; заметных позитивных сдвигов в качестве рабочей силы не наблюдается; с техническим прогрессом вообще худо.

На уровне отдельных фирм, однако, как мы убедились, происходит нечто вроде цепной реакции. Правильно определив нишу, они стремительно растут. Причем странным образом находят все необходимое для этого роста: кадры, капитал, технологии и т. п., хотя часто начинают на пустом месте. Препирательства на высшем государственном уровне о том, реально ли или нет удвоение объема ВВП за пять лет, очень красноречиво демонстрируют различия механики «ресурсного» и «фирменного» роста. Было бы о чем спорить! Как мы помним, многие «быстрые» фирмы за подобные временные отрезки успевают увеличить свое производство не в два, а в десятки раз.

Иными словами, представляется, что шансы на реализацию «экономического чуда» в России, вырастающего стихийным, низовым образом на базе здорового бизнеса и опирающегося на личный предпринимательский талант, вовсе не являются нулевыми. Весь вопрос состоит в том, достигла ли совокупная масса «быстрых» предприятий таких размеров, чтобы решающим образом повлиять на экономику всей страны.

Здесь возможны два сценария. Умеренный (и более вероятный) сценарий предполагает, что в течение ближайших 3–5 лет два обнаруженных «быстрых» кластера успешно завершат этап стремительного роста и перейдут к более плавному развитию. Большое «экономическое чудо» не состоится, но то, что произойдет, вполне может рассматриваться как малое «чудо». За очень короткий срок страна получит развитую инфраструктуру бизнеса и освоит выпуск потребительских товаров для россиян со средним уровнем достатка. Это очень неплохая база для дальнейшего развития.

Оптимистический сценарий предполагает, что ядро «быстрых» фирм сможет вовлечь в орбиту своего роста множество других предприятий. Первые примеры такого рода есть уже сейчас. «Быстрая» фирма-авиаперевозчик «Волга-Днепр» своими заказами и финансовой поддержкой обеспечил восстановление производства сверхтяжелых транспортных самолетов «Руслан» на Ульяновском авиационном заводе. Это весьма примечательный и обнадеживающий факт, если принять во внимание тотальный кризис (или правильнее сказать «полную остановку производства»?) всего гражданского авиапрома страны. «ГОТЭК» сумел превратиться в чуть ли не единственную «быструю» фирму российской лесной промышленности за счет того, что сконцентрировал производственную программу на поставке тары и упаковки, прежде всего, динамично растущим отечественным предприятиям пищевой промышленности. Мы уже упоминали экспоненциальный рост компании «Алтайвагон» (см. рис. 4.5 и комментарий).

Примеры подобной «диффузии роста» в направлении отраслей, смежных с двумя «быстрыми» кластерами, относительно редки. Сегодня их явно недостаточно, чтобы обеспечить общенациональное «экономическое чудо». Но они есть! И, быть может, новые свободные ниши, лежащие на периферии современных «быстрых» кластеров, уже замечены еще никому неизвестными фирмами, которые начинают в них свой экспоненциальный взлет.

Здесь мы вновь возвращаемся к сознательному характеру ламарковской разновидности экономической эволюции. Вероятно, чтобы отдельные точки роста слились в общенациональное «экономическое чудо», нужно многое: и поддержка государством развития инфраструктуры, и осмысленная промышленная политика (а может быть, не просто промышленная, а кластерная, как в Финляндии, с адресной поддержкой «быстрых» фирм?), и усилия по сглаживанию социальных напряжений, и благоприятная внешнеэкономическая среда. Видимо, именно потому, что необходимо выполнение длинного списка условий, чудеса и бывают так редко.

Но одно несомненно: целенаправленная эволюция возможна, только если все общество (или как минимум бизнес-сообщество), будет хорошо информировано о существовании реальной (здесь! сейчас! в России!) возможности сверхбыстрого, экспоненциального роста. Опыт фирм, добившихся его на практике, должен быть широко известен и основательно обдуман. Именно этот опыт заслуживает стать общепризнанным образцом для подражания. Именно его должны изучать в учебных «кейсах» студенты вузов и солидные слушатели программ МВА. Трудно ждать успехов в сознательном по своей сути процессе, если не относиться к нему осознанно.

Экономическая эволюция удивительна. Небольшие фирмы, сознательно занимающие незаполненные рыночные ниши, вырастают там в могучих драконов, со временем выходящих в большой мир и меняющих весь рынок. Становится ясно, что к обилию свободных ниш в нашей стране надо относиться не только как к возможности найти маленькие спасительные укрытия для слабых отечественных фирм (хотя и эту сторону полностью нельзя сбрасывать со счетов). Умение находить такие ниши может стать важнейшим конкурентным преимуществом российских компаний.