13. Интервью с Жаком Дрезом

Беседовали Пьер Деэ

Лувенский католический университет

и

Омар Ликандро

Институт Европейского университета

Май 2004 г.

Жак Дрез родился в 1929 г. в бельгийском городе Вервье. Он получил ученую степень в области экономики в Колумбийском университете в 1958 г. Жак Дрез внес большой вклад в экономическую науку, сделав много открытий в таких областях, как теория всеобщего равновесия, теория принятия решений, теория игр, эконометрика (в особенности байесовская эконометрика), а также макроэкономика и экономическая политика. Дрез был президентом Эконометрического сообщества, помощником, а затем и соредактором журнала Econometrica, одним из основателей и первым президентом Европейской экономической ассоциации, президентом Между­народной экономической ассоциации, а также почетным членом Американской экономической ассоциации и Национальной академии наук. Пятнадцать образовательных учреждений, в том числе и Чикагский университет, присвоили ему степень почетного доктора наук. Он принимал активное участие в продвижении и развитии исследований и системы высшего образования в Европе. Он — один из основателей Центра исследований операций и эконометрики (CORE), а также Европейской программы для докто­рантов по количественной экономике (EDP). Кроме того, Жак Дрез активно участвует в решении наиболее сложных проблем, с которыми сталкивается европейская экономика.

Цель нашего интервью — выяснить, что, по мнению Жака Дреза, является наибольшим его вкладом в науку и каково будущее исследований в области макроэкономики. Все началось в октябре 2002 г. в Институте Европейского университета. Большой материал, собранный в ходе продолжительных и подробных бесед, после некоторой обработки и лег в основу этого текста. Интервью состоит из трех частей. В первой части речь идет о начальном этапе карьеры Дреза в Бельгии и последующем изучении экономики в США. Во второй части вы увидите все разнообразие интересов Жака Дреза как исследователя. И третья часть посвящена самым последним его достижениям в области макроэкономики, которые можно было бы обозначить следующим образом — «неполные рынки ведут к множественности равновесия, требующей проведения активной экономической политики». Завершает интервью рассказ о вкладе Жака Дреза в продвижение исследовательской работы и в первую очередь — исследовательских институтов в Европе.

И Пьер Деэ, и Омар Ликандро были студентами Жака Дреза. Кроме того, Деэ и Дрез написали вместе несколько работ — некоторые из них упоминаются в этом интервью.

Ликандро: Когда я учился в Лувенском университете, я слышал много различных версий ответа на вопрос «Что послужило причиной вашего интереса к экономике?»: ваш опыт работы в банке, ваши связи в профсоюзах, ваша учеба в Льежском университете. Помогло ли что-то из перечисленного вам и каким образом? Почерпнули ли вы что-нибудь для себя и как это повлияло на вашу исследовательскую работу?

Дрез: После окончания школы в 1946 г. я собирался получить степень по философии в Лувенском университете. Но моим планам не суждено было сбыться, поскольку незадолго до торжественной церемонии по случаю окончания школы в результате несчастного случая погиб мой старший брат. Это был тяжелый удар для моих родителей, поэтому я решил остаться с ними и пойти работать к отцу сначала секретарем, шофером и помощником, чтобы просто поддержать его и дать ему возможность познакомить меня со своим бизнесом. Одновременно я решил получить степень по бизнесу и экономике в Льежском университете, который был не так далеко от нас.

Мой отец был банкиром в городке, в котором все так или иначе было связано с текстильной промышленностью. Бизнес отца был более чем скромным, но война только что окончилась. Полным ходом шло восстановление экономики, и клиентам отца приходилось решать свои финансовые проблемы. Вследствие того, что в банке у меня не было каких-либо определенных обязанностей и я быстро постигал основные премудрости работы с финансами, мне очень часто поручали особые задания, которые, как мне кажется, были весьма полезны для меня. Например, найти контрагентов в Лондоне для проведения сделок в иностранной валюте; организовать бартерные соглашения в Финляндии для того, чтобы обеспечить местной фирме оплату оборудования для текстильного производства чугунными чушками; привлечь капитал для небольшой семейной фирмы или даже выступить в качестве посредника в трудовом споре.

Поэтому в возрасте 21 года я познакомился с реальными экономическими проблемами. И справиться с ними было намного сложнее, чем с предметами из моего учебного плана по бизнесу и экономике в Льежском университете. В первые послевоенные годы не могло быть и речи о преподавании современной экономики в университете. Я окончил университет, не подозревая о существовании экономики как научной дисциплины.

Деэ: Но затем была Америка. Почему вы решили поехать в Соединенные Штаты, чтобы получить ученую степень, и почему именно в Колумбийский университет?

Дрез: После получения диплома в университете меня убедили подать заявку на стипендию и отправиться учиться в США. Администрация университета была недовольна тем, что среди получателей стипендий Бельгийско-американского образовательного фонда было мало льежских студентов, и поэтому они искали выпускников-отличников как потенциальных кандидатов. Один из моих льежских профессоров сказал мне, что в Колумбийском университете самая лучшая программа по экономике в США и что там преподает Джон Морис Кларк. Правда, Кларк к тому времени, как оказалось, уже девять лет как не работал… Мне на самом деле повезло, поскольку в Колумбийском университете в начале 1950-х гг. работало несколько замечательных преподавателей, с тремя из которых мне посчастливилось общаться особенно близко: это был мой куратор Джордж Стиглер, руководитель диссертации Уильям Викри и Абрам Бергсон (получивший известность благодаря функции благосостояния).

Я выполнил стандартную программу первого года обучения, в конце которого сдал квалификационные экзамены на степень доктора философии. Во второй год моего пребывания в университете Стиглер выразил свое несогласие с моими планами провести там еще год. Я планировал подготовиться к сдаче практических экзаменов по специальности до того, как встанет вопрос моего возвращения в Бельгию для прохождения военной службы. Стиглер тогда сказал мне: «Не возвращайся в Бельгию, поучившись лишь в Колумбийском университете. Для того, чтобы научиться мыслить независимо, ты должен услышать и тех, кто с нами не согласен. Сдавай как можно скорее экзамены и поступай еще в какой-нибудь университет или даже университеты — до того как вернешься в Бельгию».

Это был лучший совет, который мне кто-либо давал. И я конечно же ему последовал. Уже в январе я сдал все четыре экзамена — по теории, математической экономике, благосостоянию и циклам, — которые Стиглер определил как четыре характеристики теории, и отправился на весенний триместр в Кембридж в Массачусетс. Там у меня была возможность посещать семинары Самуэльсона, Леонтьева и Хаберлера, а также пообщаться с молодыми учеными, такими как Дэниел Эллсберг (я зондировал почву для возможной темы моей диссертации по неопределенности). Май и июнь я провел в комиссии Коулза, где познакомился с Маршаком, Купмансом и Дебрё, а также с Хаутаккером, Бекманом и Телсером. Затем я принял участие в летней школе в Анн-Арборе, где Центр опросных исследований (Survey Research Centre, SRC) создал большую базу для проведения опросов в области потребительского финансирования и активно использовал микроэконометрические методы. Здесь работали и Клейн, и Джим Морган, и конечно же Джорд Катона, психолог, который и основал этот Центр.

Между тем в декабре 1953 г. я присутствовал на презентации модели жизненного цикла Франко Модильяни, которая мне показалась очень убедительной. Но пожизненный доход был чем-то неопределенным. Я написал Модильяни письмо, в котором выразил свой интерес к расширению модели неопределенности. В мае 1954 г. по приглашению самого Модильяни я приехал к нему в Питсбург. Мы проговорили часов шесть. За это время мы вывели разницу между сиюминутным и отложенным принятием решений в ситуации неопределенности в контексте вопросов сбережений. Это легло в основу моей работы, опубликованной в 1972 г.

Так был получен мой первый успешный опыт в проведении исследований. Это было началом нашего долгосрочного союза с Франко Модильяни, который оказал большое влияние на меня как на ученого.

Благодаря предоставленной мне командованием бельгийской армии трехмесячной отсрочке, я провел осень 1954 г. в Карнеги, общаясь с Модильяни и Миллером, а также Гербертом Саймоном, Чарнесом, Купером, Сайертом, Марчем, Джеком Мутом и группой ученых, разрабатывавших линейные правила принятия решений. Я прослушал курс по многомерной статистике, чтобы заполнить пробел в изучении эконометрики, поскольку в Колумбийском университете ее нам не преподавали. Я открыл для себя исследования операций, ценность которых вскоре была доказана на практике, когда я пошел в армию и стал служить специалистом по исследованию операций при генерале-квартирмейстере.

Ликандро: Так мы плавно подошли к теме вашего вклада в различных областях науки: от экономической теории до экономической политики; от эконометрики до исследований операций; от всеобщего равновесия до теории игр; от микро- до макроэкономики. Почему вы решили столь значительно расширить область ваших исследований? Каковы, на ваш взгляд, связующие их темы?

Дрез: У меня есть два ответа на этот вопрос, которые могут это объяснить. Первый заключается в том, что все темы едины при их кажущемся различии. Во-вторых, это остаточная разнородность. Как экономиста, которого в первую очередь интересуют реальные мировые проблемы, меня в теоретической плоскости увлекли вопросы, связанные с обширной темой распределения в условиях неопределенности, а также желание интегрировать все успехи в теории в единый подход, в частности, в теорию всеоб­щего равновесия. Именно этот предмет я преподавал в Лувенском университете в течение 25 лет.

Что касается темы неопределенности, то мой интерес к ней берет свое начало в моих ранних работах по теории принятия решений. Соответственно и моя докторская диссертация называлась «Принятие единоличных решений в условиях частично контролируемой неопределенности» (Individual decision-making under partially controllable uncertainty). В ней рассматривались два расширения модели принятия единоличного решения в играх «против природы человека», как это вывел Леонард Сэвидж в своей работе «Основы статистики» (The Foundation of Statistics, 1972). Они касались предпочтений, определяемых состоянием, и моральных рисков. Применимость этих расширений в отношении вопроса безопасности, что я рассматривал еще в начале 1960-х гг., ясно показывает их релевантность (Drèze, 1962).

Деэ: Действительно, это очень интересный пример использования, который я с большим удовольствием 20 лет спустя разрабатывал вместе с вами дальше (Dehez, Drèze, 1982). Не могли бы вы подробнее об этом рассказать?

Дрез: В 1960 г. два французских инженера пытались узнать, сколько необходимо инвестировать, чтобы повысить уровень безопасности на дорогах. Они пытались определить экономическую ценность спасенной жизни. Они предложили измерять стоимость как величину будущего дохода потенциальной жертвы. Подобная точка зрения сохранилась и до трагических событий 11 сентября 2001 г. в отношении компенсаций родственникам жертв теракта. Но возник вопрос, а должна ли при этом вычитаться стоимость будущего потребления, чтобы оценить чистые потери общества. Я сразу же понял, что этот вопрос указывает на основной недостаток такого подхода: люди хотят жить и потреблять, а не голодать! Возвращаясь к источнику проблемы, я разработал подход к оценке жизни для анализа безопасности, который сегодня известен как «готовность платить». Какую сумму человек готов заплатить за снижение вероятности наступления несчастного случая? В этом случае человек решает сам, исходя, с одной стороны, из наличия необходимых для этого ресурсов, а с другой — из степени важности для него данного риска. Такая субъективная стоимость не может быть сведена до объективных вычислений, она также приуменьшает уровень возможности наступления несчастного случая. Безопасность дорог — общественное благо, и готовность каждого платить за это в данном случае должна агрегироваться на основе теории общественных благ Линдаля–Самуэльсона.

Деэ: Безусловно, мой дорогой Ватсон! Но как это связано с вашей диссертацией?

Дрез: Когда «состояние» определяется понятиями «жив» или «мертв», становится очевидным, что предпочтения зависят от состояния! Если решения направлены на повышение уровня безопасности, то понятно, что вероятность наступления того или иного состояния не дана, но она зависит от выбранного «направления действия». Поэтому модель Сэвиджа в данном случае не подходит. Она должна быть расширена за счет предпочтений, определяемых состоянием, и степени вероятности в зависимости от действия. Это как раз те расширения, которые я и рассматривал в своей диссертации. Литература перегружена моделями, в которых агенты придают большее значение ожидаемой полезности, чем действиям, у которых есть не только последствия, но также и переменная вероятность. Я искал аксиоматическое основание такого поведения.

Деэ: В вашей диссертации уже что-то было об этих основаниях?

Дрез: В диссертации рассматривалась модель, включающая в себя лишь три состояния мира. Обобщение до n >3 состояний, требующее более сложного инструментария, появлялось частями: сначала в 1961 г., затем в окончательной формулировке в 1987 г. (Drèze, 1987a), и не так давно в несколько упрощенном варианте (Drèze, Rustichini, 2004). В своей диссертации я также высказал предположение, что логика субъективной максимизации ожидаемой полезности применима и к стратегическим играм. Это предположение в конце концов было доказано в нашей недавней совместной работе с Робертом Ауманном (2004). Если так можно выразиться, это хороший пример продолжительного интереса к одной теме.

Деэ: Вы сразу перешагнули через 45 лет! А что было после диссертации?

Дрез: Еще во время подготовки диссертации я вместе с Франко Модильяни начал работать над принятием решения по поводу сбережений в условиях неопределенности (Drèze, Modigliani, 1972). Вскоре я понял, что и многие другие разделы микроэкономической теории просто требуют пересмотра с точки зрения понятия неопределенности. Сборник моих работ «Эссе о принятии экономических решений в условиях неопределенности» (Essays on Economic Decisions Under Uncertainty) состоит из нескольких частей: единоличные и коллективные решения, равновесие рынка, решения потребителя и производителя, человеческий капитал и трудовые конт­ракты. Он был выпущен благодаря Джону Хею и исходя из его видения этой книги. Мое живое участие в вопросе необходимости объяснения расширений за счет неопределенности многих экономических моделей без сомнений корнями уходило к тому периоду, когда я сам был свидетелем реаль­ных ситуаций в бизнесе: бороться с неопределенностью было частью повсе­дневной жизни моего отца и его клиентов.

Деэ: Сборник вышел в 1987 г. Вы снова забегаете вперед! Можете выделить какие-то промежуточные точки в вашей карьере?

Дрез: В 1953 г. Эрроу написал свою новаторскую работу, в которой представил состояния мира и дерево событий как примитивное описание внешних факторов неопределенности для анализа всеобщего равновесия. Эту тему вскоре подхватил Жерар Дебрё в своей «Теории стоимости» (Theory of Value, 1959). Это было замечательно, но требовалось более подробное объяснение. Каким образом субъективная вероятность (а в таком случае и полезные свойства, определяемые состоянием) влияет на цены как возможные условия? Моя работа «Рыночное распределение в условиях не­определенности» (Market Allocation Under Uncertainty, 1971), идея которой пришла во время посещения Чикагского университета в 1963–1964 гг., обосновывает мартингальное свойство для возможных цен — важное открытие, которое впоследствии развили Харрисон и Крепс (1979).

Кроме того, полные рынки страхования и активов — это некая абстракция, без сомнения необходимая для теоретического понимания, но лишенная эмпирического реализма. Таким образом, ценные бумаги, торгуемые на всех американских основных и вторичных рынках, составляют не более чем 7% ВВП! Поэтому существование неполных рынков теперь стало правилом. В 1960-х гг. такое мнение занимало центральное место в моих рассуждениях о неопределенности. Обнаружив новаторскую работу Питера Даймонда «Роль рынка ценных бумаг в модели всеобщего равновесия» (The Role of a Stock Market in a General Equilibrium Model, 1967), я тут же попытался расширить его анализ — сведенный до лучевых технологий, подтверждающих, что фирмы выбирают только уровень инвестиций — до более общих технологий. Я не смог повторить полученный им показатель эффективности и в конечном итоге доказал обратное: в условиях неполных рынков равновесие фондового рынка не обязательно должно быть эффективным и даже принудительно эффективным (Drèze, 1974b)! И это несмотря на то, что каждая фирма принимает производственный план, который, с точки зрения ее владельцев, является парето-эффективным, а фондовый рынок конкурентным!

Деэ: Вы сейчас говорите о так называемом «критерии Дреза» для принятия решений фирмами в условиях неполных рынков, когда целью не стоит максимизация прибыли. Вы и дальше разрабатывали эту тему?

Дрез: Да, в нескольких направлениях. Я расширил этот критерий для использования в более сложных структурах принятия решений внутри фирмы (Drèze, 1987b, 1989). В других работах я использовал тот же самый анализ для некоммерческих организаций (Drèze, Marchand, 1976) и для фирм, управляемых трудовыми коллективами (Drèze, 1976b, 1987). В совместной работе (Geanakoplos et al., 1990) мы вывели в общей модели характерную неэффективность равновесия фондового рынка. На сего­дняшний день я занимаюсь распространением так называемого «критерия Дреза» на нескольких периодах времени, и таким образом интегрированием идеи, озвученной Гроссманом и Хартом (1979), но на основе использования более общих предположений.

Деэ: Еще один пример продолжительного интереса к исследованию одной темы! Из всего, что вы сказали, создается впечатление, что ваш неиссякаемый интерес к теме неопределенности является причиной такого разнообразия направлений исследования и подтверждает то, о чем мы говорили выше.

Дрез: Здесь я должен покаяться — есть такой грех. Не просто же так мой друг Агнар Сандмо любит представлять меня как «Жак Вездесущий». Но также нельзя забывать о постоянном стремлении к интегрированию. Если посмотреть на основные разработки в области неопределенности, которые были сделаны на протяжении 50 лет моей профессиональной деятельности, то все истоки этих разработок можно отнести к трем взаимодействующим дисциплинам: теории статистических решений, теории принятия единоличных решений и всеобщему равновесию. Знакомство с теорией статистических решений, особенно с трудами Абрахама Вальда (1950), стало источником вдохновения как для Джимми Сэвиджа (1972) при создании работы по теории принятия решений, так и для Кена Эрроу (1953) в его изучении всеобщего равновесия. Я же работал на обоих направлениях. И здесь можно наблюдать еще один результат взаимодействия, где я также отметился, а именно байесовская статистика.

Деэ: Как это случилось?

Дрез: Значительное развитие байесовской статистики за последние полвека произошло благодаря новаторским исследованиям, проведенным в 1950-х гг. в Гарвардской бизнес-школе Праттом, Райфа и Шлайфером. В 1958 г. меня приняли на работу в Лувенский католический университет в качестве преподавателя статистики, эконометрики и теории исследования операций. Что касается статистики, то я использовал направляющие и разъясняющие байесовские технологии. Это был один из наиболее естественных подходов для человека, увлекающегося теорией принятия решений. И переход от теории принятия решений к байесовской статистике, а затем к экономике неопределенности более чем естественен (Drèze, 1972a). Но в центре внимания эконометрики того времени были системы уравнений, и это был классический поход. Поэтому мои студенты после Байесовской статистики, столкнувшись с классической эконометрикой, ощутили некое нарушение целостности обучения. Вот почему в 1962 г. я взялся за написание работы по Байесовскому анализу системы уравнений, которая так и не была опубликована, но оказала большое влияние на некоторых ученых и студентов и проложила дорогу для моих последующих работ (Drèze, 1974a, 1976a; Drèze, Morales, 1976) и работ моих студентов — Моралеса, Мушара, Палма и Ричарда. Это объясняет мою поддержку байесовской эконометрики и рождение так называемой лувенско-байесов­­ской школы.

Деэ: Таким образом, вы активно работали на всех перечисленных выше направлениях. Вы упомянули сегодняшнюю совместную работу с Ауманном. А ведь были еще и более ранние совместные «набеги» на теорию игр.

Дрез: Я не считаю себя специалистом по теории игр. Мы написали с Бобом до этого две работы (Aumann, Drèze, 1975, 1987), соединив его технические знания и опыт и мои экономические интересы. Мне также близка совместная работа с Йосси Гринбергом по «гедонистическим коалициям» (Drèze, Greenberg, 1980), где говорится о предпочтениях игроков по отношению к идентичности других членов коалиции, к которой они принадлежат — вполне естественный вопрос для любого экономиста! Я хотел бы когда-нибудь вернуться к этой интересной теме…

Деэ: Пожалуйста, давайте не будем о будущем… Мы еще не закончили с прошлым! Мы уже все обсудили на периодически возникающую тему неопределенности?

Дрез: Если позволите, последняя ремарка. Существует прямая взаимо­связь между неопределенностью и макроэкономикой, и сегодня это пони­мает каждый специалист по теории макроэкономики. На мой взгляд, эта взаимосвязь осуществляется через жесткость цен. Позвольте мне прочесть одно примечание из моей работы «Существование денежного равновесия при условии жесткости цен» (Existence of an Exchange Equilibrium Under Price Rigidities), написанной в 1975 г.: «Данные записи появились благодаря актуальным исследованиям по рациональным аспектам жесткости заработной платы и пособий по безработице, рассматриваемой как некая форма страхования доходов и не имеющей на рынке замены». Вышеупомянутые исследования активно развивались (Drèze, 1990, 1993), в результате появилась моя совместная с Кристианом Голлье работа «Распределение рисков на рынке труда и квази­оптимальная жесткость заработной платы» (Drèze, Gollier, 1993) и другие работы по взаимосвязи эффективности распределения рисков и производственной эффективности на рынке труда (Drèze, 2000, 2002). Однако в то же самое время внимание специалистов по макроэкономике привлекла тема равновесия в условиях неэластичности цен — рецессия, вызванная ростом цен на нефть в 1970-е гг., стала более чем реальна. Движимый подобными реальными экономическими проблемами, я переключился на макроэкономику, но здесь опять же тема неопределенности в условиях неполных рынков была все так же актуальна. Неполные рынки обусловливают не только разумность жесткости заработной платы, но и волатильность инвестиционного и совокупного спроса, которая лежит в основе макроэкономических колебаний. Мое недавнее исследование «Макроэкономика неопределенности и неполных рынков» (The Macroeconomics of Uncertainty and Uncompleted Markets) (Drèze, 2001a) как раз суммирует мои мысли по поводу неопределенности и макроэкономики, вновь рассматривая как единое целое такие на первый взгляд разные темы. Это добавляет определенную размерность внешним, макроэкономическим факторам неопределенности. Таким образом, макроэкономика вновь возвратила меня к теме неопределенности. Цепь замкнулась.

Ликандро: Вы снова заявляете об основополагающей однородности. Мы еще вернемся к теме жесткости заработной платы и макроэкономике, но сначала позвольте мне узнать у «Жака Вездесущего», каким образом он стал интересоваться вопросами организации труда?

Дрез: Все началось, когда я был профессором без какой-либо определенной специализации в Корнеллском университете. Меня приписали к отделению Ярослава Ванека, в то время как тот находился в академическом отпуске и занимался научной работой. Однажды во время ланча глава факультета Т. Лиу заявил: «Данная тема будет мне интересна, если только Ярослав сможет объяснить, когда фирмы, управляемые трудовыми коллективами, примут на вооружение трудосберегающие инновационные решения, но никак не раньше». Днем я сидел в кресле Ванека, смотрел на шкаф, забитый работами по организации труда и размышлял над тем, что сказал Лиу. Как только мои мысли стали приобретать какую-то форму, они привели меня к модели всеобщего равновесия экономики компаний, управляемых трудовыми коллективами (Drèze, 1976b). Однозначным ответом на вопрос Лиу стал мой вывод относительно эквивалентности для конкурентного равновесия и равновесия организации труда — вывод, сравнимый с тем, который Оскар Ланге и Фред Тейлор (1938) сделали в отношении компаний, работающих в условиях плановой экономики. Конечно, я тут же проанализировал вопрос неопределенности и финансирования фирм, управляемых трудовыми коллективами. Данное направление исследования естественным образом сочеталось с моими интересами в области неполных рынков и квазиоптимальной жесткости заработной платы, как это можно увидеть по моим Янссоновским лекциям на тему «Организация труда, контракты и рынки капитала» (Labour Management, Contracts, and Capital Markets) (Drèze, 1989).

Другие ответвления возникли из рассматриваемых тем, связанных с моей основной исследовательской работой. Это относится, например, к работам по стабильности динамических процессов. На первом этапе исследований по нормативной теории фирмы в условиях неопределенности я, послушав мудрый совет Жерара Дебрё (тогда гостя CORE), исследовал сначала менее сложную проблему эффективного обеспечения общественными благами. В результате появилась работа «Метод повторных проб в отношении общественных благ» (A tâtonnement process for public goods) (Drèze, de la Vallée Poussin, 1971), математическая составляющая которой была обобщена Шампсором и др. (1977) и использована в 1990-х гг. для решения вопросов макроэкономического характера (Drèze, 1991, 1999).

Деэ: На вашем счету еще несколько достижений в области государственной экономики, начиная со ставок дисконтирования для государственных инвестиций (Sandmo, Drèze, 1971) и ценообразования в госсекторе (Drèze, 1985a) и заканчивая исключаемыми общественными благами (Drèze, 1980). Такая разнородность существует в пределах какого-то ответвления вашей научно-исследовательской деятельности?

Дрез: Государственная экономика — это еще одна область, которую я не изучал в университете, а «познавал самостоятельно». Все началось с обзора послевоенных достижений французских экономистов (Drèze, 1964). Это было очень познавательно — я познакомился с работами Марселя Буате по квазиоптимальному ценообразованию. В своей работе «Ценообразование в госсекторе при кейнсианской системе управления» (Public Sector Pricing in a Keynesian Regime) (Drèze, 1985a) я развиваю анализ Рамсея–Буате, дойдя до экономики с жесткими ценами — еще одна попытка интегрировать различные подходы. Это показало мне, что поиски макроэкономических следствий микроэкономики могли бы быть более плодотворными, чем поиски микроэкономических принципов макроэкономики.

Деэ: Каким образом?

Дрез: Мне было любопытно посмотреть, что будет с правилами цено­образования при условии обратной эластичности, когда частные блага распределяются не только на основе цен, но и частично на основе количественных ограничений. Развивая правила ценообразования, я наткнулся на мультипликатор! В этой работе вы можете найти специальную формулу, которую я интерпретировал как мультипликатор. При этом специально я его не искал. Я просто вывел формулу из анализа Рамсея–Буате. Мультипликатор работал при условии, если в экономике цены на некоторые товары являются жесткими, а правительственные структуры влияют на распределение ресурсов посредством ценовой политики. Для меня это стало сюрпризом: каким образом в этом анализе квазиоптимума появился мультипликатор? Словно сверкнула молния, и я увидел, как можно применить макроэкономику всеобщего равновесия!

Деэ: Вы начали с привычной для вас отправной точки — жесткости цен. Помню, насколько живым был интерес к равновесности в условиях жесткости цен и количественного нормированного распределения в середине 1970-х — начале 1980-х гг. Безусловно, эта работа была призвана примирить подход, основанный на всеобщем равновесии, и кейнсианский подход. Однако в Европе интерес к этой теме был выше, и это неудивительно, если учитывать значительный вклад в ее развитие с вашей стороны, а также со стороны Бенасси, Юнеса и Маленво. Почему, как вы думаете, интерес к этой теме в итоге угас?

Дрез: Меня очень сильно расстраивает то, до какой степени теоретики-макроэкономисты превозносят особую ситуацию с фиксированными ценами над более общей ситуацией неидеально гибких цен с количественно нормируемым распределением, которое возможно только при условии нисходящей жесткости. Хотя, безусловно, я понимаю всю полезность рассмотрения случаев с фиксированными ценами для понимания всего многообразия рыночных конфигураций (классическая, кейнсианская, подавляемая инфляция) и необходимости их смешивания на микроуровне, как это было сделано, например, в эконометрической работе «Проблема безработицы в Европе» (Europe's Unemployment Problem) (Drèze et al., 1990). Я до некоторой степени также отвергаю парадигму фиксированных цен — хотя сохраняю приверженность мнению о релевантности и важности жесткости цен и количественно нормируемого распределения. Мое собственное объяснение по поводу подобной немилости, в которую попала так называемая «теория неравновесия», особенно в англосаксонском мире, довольно простое. Я согласен с Бланшаром и Фишером (1989), что жесткость цен или заработной платы необходимо объяснять, а не только допускать их существование! Новая кейнсианская экономика предполагает ее объяснение и эмпирическую проверку.

В своем выступлении перед Европейской экономической ассоциацией в 1986 г. (Drèze, 1987c) я заявил, что «растущие доходы, динамика цен и неопределенность» способствуют рыночному распределению, включая «естественное нормированное распределение». Я до сих пор считаю эти характеристики, особенно последнюю, основными объяснениями жесткости цен и заработной платы и связанного с этим нормированного распределения. И так как существование нестрахуемых рисков признано, напрашивается неизбежный вывод: последовательная конкурентная равноценность рынков реальных товаров, согласно квазиоптимальной эффективности по Парето, может быть управляема с помощью жесткости заработной платы и количественно-нормированного распределения.

Ликардо: Смелое утверждение! Не могли бы вы в общих чертах его объяснить?

Дрез: Для создания эффективного распределения рисков необходимо, чтобы ресурсы каждого агента не зависели бы от идиосинкратических рисков и были связаны только с рисками, которым подвержено сообщество. Это всем известно еще из работ Карла Борха 1960-х гг. В условиях полных рынков трейдинг приводит к возникновению понятия собственности, чего нет при неполных рынках. Таким образом, для рабочего, у которого нет дохода от собственности, для создания эффективного распределения рисков потребуется заработная плата, индексируемая исходя из размера национального дохода. А для эффективного распределения ресурсов необходимо, чтобы заработная плата отражала предельную производительность. Даже во времена угнетенного спроса на рынке труда размер равноценной заработной платы может снижаться до уровня резервирования. Таким образом, налицо конфликт между двумя параметрами измерения эффективности. Помните, мы обсуждаем эффективность, а не перераспределение.

Оптимального исхода можно было бы достичь с помощью системы налогообложения заработной платы и субсидий. Затраты на оплату труда могли бы оставаться в привязке к предельной производительности, а трудовые доходы — зависеть от национального дохода. Я написал несколько работ на эту тему. Эдмунд Фелпс (1997), отталкиваясь от идеи дополнительной мотивации, посвятил работе этой системы целую книгу. В отсутствие зарплатных субсидий альтернативой могла бы стать жесткость в отношении снижения заработной платы, включая пособия по безработице.

Ликандро: Жак, это неочевидно. Можете ли вы на интуитивном уровне объяснить, каким образом жесткость заработной платы могла бы предполагать наличие квазиоптимального распределения в условиях неполных рынков?

Дрез: Неэластичность к снижению страхует трудовые доходы на случай уменьшения равноценной заработной платы, но когда ее размер превышает реальную стоимость труда, то неизбежно снижается эффективность производства. Я рассказал о том, что необходимо сделать для того, чтобы страховые пособия перевесили неэффективность производства, в своей совместной с Голлье работе (1993). На мой взгляд, такой аргумент дает наиболее серьезное обоснование наблюдаемой жесткости заработной платы. Это касается предполагаемых безработных. А сначала в 1970-х гг. Азариадис (1975), Бейли (1974) и Гордон (1974) обосновали это для тех, кто работает по контракту. В свою очередь, наша надстройка охватывает всеобщее равновесие с нерасположенными к риску фирмами (Drèze, Gollier, 1993).

Деэ: Видимо, неполные рынки сподвигли вас к работе над равновесием в условиях жесткости цен, известной в литературе как «равновесие Дреза». Но если отбросить стимулирующие факторы, то где берет начало новая концепция равновесия?

Дрез: Это была работа над эффективным нормированным распределением (Drèze, Miller, 1980), наша совместная работа по равновесиям в условиях ограниченных поставок (Dehez, Drèze, 1988), а также эмпирическая работа по эконометрике неравновесия (Sneessens, Drèze, 1986) и вытека­ющая из нее «Проблема безработицы в Европе» (Drèze et al., 1990). Когда я руководил этим исследованием, проходившим в десяти европейских странах, я все больше осознавал мультипликативность равновесия, однако эконо­метрическая модель этого не предполагала. Позднее, в начале 1990-х гг., теория всеобщего равновесия подтвердила мои догадки: жесткость цен может привести к континууму равновесий!

Когда равновесие спроса и предложения создается на рынке не с помощью цен, а с помощью количественных ограничений, как при безработице, то определенный уровень нормированного распределения дает дополнительную свободу: на место равенства приходит неравенство. Для специальных рынков, как, например, неквалифицированного труда в отдельно взятом регионе, это довольно обычное явление. При росте спроса переменный уровень безработицы сочетается с тем же уровнем минимальной заработной платы и пособия по безработице. Всеобщее равновесие эндогенезирует спрос. И новой характеристикой становится множественность макроэкономических равновесий.

Мое первое вторжение в эту интригующую область произошло в 1997 г. (Drèze, 1997) — в большей степени благодаря ранним работам Джона Робертса (1989) и Жан-Жака Херингса (1996). Оно легло в основу моего выступления перед членами Международной экономической ассоциации (Drèze, 2001a). Общую же модель, которую я совместно с другими учеными разобрал в одной из последних работ (Citanna et al., 2001), в настоящее время я вместе с Жан-Жаком Херингсом пытаюсь применить для структуры неполных рынков. Эта работа рассказывает о преимуществах методологии всеобщего равновесия для решения макроэкономических проблем. И хотя ошибки согласования попадали в зону внимания макротеоретиков и по другим каналам (в частности, через модели равновесия или макромодели, исследованные Купером и Джоном в 1988 г.), взаимосвязь с жесткостью цен стала ясна из анализа всеобщего равновесия.

Ликандро: И снова перед нами технический вопрос, требующий некоторого разъяснения…

Дрез: Давайте попробуем. Рассмотрим сначала экономику, состоящую из одной фирмы, на которой труд, обеспечиваемый за счет домашних хозяйств, превращается в конечный продукт. Доход сокращается. Номинальная заработная плата задана. Общими усилиями домашние хозяйства обеспечивают N единиц труда, получают заработную плату и прибыль, а также покупают конечную продукцию. Фирма максимизирует прибыль. Объем выпуска, требующий не больше N единиц труда, определяет равновесие неполной занятости и цену выпускаемой продукции, равную предельным затратам. И действительно, фирма максимизирует прибыль, домашние хозяйства ее оптимизируют в условиях ограничения на предложение труда, а рынки уравновешивают спрос и предложение.

Деэ: Это противоречит трехтоварной модели Барро-Гроссмана (Barro, Grossman, 1976) и Маленво (1977), где классические равновесия уникальны.

Дрез: С точки зрения этой модели, равновесия определяют границу между классической и кейнсианской безработицей как центральное множество, индексируемое ценами на выпускаемую продукцию при заданном уровне номинальной заработной платы. В трехтоварной модели все номинальные цены фиксированные. В 1997 г. в своей работе я показал, что это подразумевает определенную выборку из континуума, связанного с гибкими ценами на выпускаемую продукцию. На самом деле континуум — это общее свойство. Рассмотрим пример экономики, предложенный Эрроу и Дебрё, с двумя наборами товаров: скажем, товаров F с гибкими ценами и товарами R с нисходящими жесткими номинальными ценами. Количественные ограничения возможны только на поставку; нам нужно найти «равновесие в условиях ограниченных поставок». Если жесткость цен «кусается», фиксированные номинальные цены R предполагают заданные относительные цены R-1. Но рынки R могут достичь равновесия спроса и предложения путем ограничения поставок. Таким образом, одним уровнем свободы действий меньше. Это соответствует как общему отношению гибких и жестких цен, так и общему объему нормированного распределения товаров с жесткими ценами. Закон Вальраса соединяет эти две макроэкономические переменные в рамках кривой Филлипса. Остается единственная степень свободы, связанная с выбором точки на кривой Филлипса. Тогда возникает вопрос: каким образом выбирается элемент из континуума? Заметьте, в моей экономической модели существуют и конкурентные равновесия — при условии, что номинальные цены достаточно высоки.

Мое предварительное заключение таково: модель межвременного равновесия должна быть дополнена детализацией краткосрочного процесса корректировки, связанного с последовательными равновесиями. Детализация должна включать в себя возможности установления жесткости цен, переход от одного множественного равновесия к следующему — возможно, исходя из «нащупывания» или «ненащупывания» рыночного равновесия в ценах и количественных ограничениях, ряд примеров которых я исследовал в своих работах (Drèze, 1991, 1999); также детализация должна показывать возможность выбора отдельного равновесия из эквивалента кривой Филлипса, особенно когда последняя многомерна.

Ликандро: Почему многомерна?

Дрез: При переходе от моделей, предлагаемых Эрроу и Дебрё, к более реалистичной детализации неполных рынков степень неопределенности может возрастать, но только чисто технически! В двухпериодной экономической модели рынка ценных бумаг, где S — состояния, J — активы, а J меньше S, мы можем получить степень свободы S – J + 1, т.е. множество равновесия измерения S – J + 1! До сих пор я не сталкивался с подобного рода кривой Филлипса в макроэкономической литературе. И это неудивительно, поскольку популярность множественных равновесий весьма ограничена. Но цель теории всеобщего равновесия — все обобщить. Если исходные условия предполагают наличие множественных равновесий, то вы быстрее найдете способ справиться с последствиями!

Деэ: Ваши ответы на два последних вопроса относятся к теме номинальной жесткости. Мне показалось, что интерес к теме денег возник у вас не так давно. Как это соотносится с более общими темами?

Дрез: В совместном исследовании, выполненном с Гераклисом Полемархакисом (2001), а затем и с Гаэтано Блуазом (Gaetano Bloise) (Bloise et al., 2005), мы использовали последовательное и естественное определение монетарной экономики, когда наличные деньги используются для транз­акций; их обеспечивают банки, которые ссужают наличность под номинальную процентную ставку, ими же установленную. Таким образом, мы рассматриваем так называемые «внутренние деньги», эмитированные центральными банками и относящиеся к сбалансированным счетам. При условии конкурентного равновесия, когда сохраняются номинальные процентные ставки, это воспроизводится в виде неопределенности общего уровня цен в такого рода модели. Для однопериодной модели можно было бы сказать, что все относительные цены определены, но общий уровень цен условен — в этом заключается стандартная характеристика модели Эрроу–Дебрё. В многопериодной модели при условии определенности такая характеристика сохраняется, а показатели инфляции, связанные с уровнями цен при последовательных данных, определяются уравнением Фишера. Для многих ученых это стало отправной точкой в их движении к неопределенности — будь то через правила обратной связи или фискальную теорию.

Так или иначе, в межвременной модели при условии неопределенности, то есть когда в течение какого-то определенного времени сохраняются альтернативные «состояния мира», существует следующая дополнительная неопределенность: при любом событии ожидаемый показатель инфляции между «сегодня» и «завтра» определяется процентной ставкой, но вариативность уровня инфляции исходя из различных сценариев «завтра» не имеет ограничений. Понятно, что единый инструмент, а именно номинальная процентная ставка, предполагает единое ограничение в каждом событии.

Ликандро: Конечно, определенность на уровне цен в монетарной экономике вопрос спорный. Какова ваша позиция по данному вопросу?

Дрез: Степень неопределенности — это и головная боль, и благо одновременно: головная боль, поскольку мы все знаем, что цены — не марионетки, которые прыгают по команде. Но это также и благо, так как неопределенность в абстрактной модели оставляет место внешним номинальным факторам жесткости для установления уровня цен.

Ликандро: Еще одно загадочное утверждение! Не могли бы вы пояснить?

Дрез: Я начал свою лекцию памяти Баффи в Банке Италии (1992) с вопроса: «Ожидаете ли вы снижения цен на книги и журналы после того, как цены на нефть из-за войны в Персидском заливе поползут вверх?» А так как многие цены постоянны в пределах интервалов и многие из них неэластичны к снижению, то ответ очевиден. Вследствие того, что относительные цены варьируются, жесткость цен становится причиной инфляции. Это часть процесса установления краткосрочного экономического равновесия посредством выбора равновесия из моего континуума — если угодно, из моей кривой Филлипса.

Многие новокейнсианские макромодели используют этот путь — колеб­лющиеся цены, издержки, связанные с изменением цен и т.п. Я не согласен в двух вопросах: в том, что касается объяснения жесткости цен, — мы говорили об этом, а также с формальным анализом этих выводов — они приводят нас вновь к реальной и номинальной неопределенности, связываемой с жесткостью цен.

Ликандро: И каково заключение с точки зрения макроэкономики?

Дрез: Заключение будет как субстантивным, так и методологическим. С субстантивной точки зрения я считаю, что в макроэкономической теории и политике существуют провалы координации, связанные с жесткостью цен и заработной платы — независимо от характера этой координации. Я бы только хотел иметь возможность эмпирически оценить размах провалов координации, но для меня это, возможно, дело далекого будущего. Что касается методологии, в настоящее время я занимаюсь исследованием ряда макроэкономических выводов относительно макроэкономики в модели всеобщего равновесия, а это одновременно распространяется и на неполные рынки, деньги, жесткость цен и заработной платы, а также на растущую доходность (Dehez, Drèze, 1988) и несовершенную конкуренцию (Dehez et al., 2003). Это далеко от конкурентной модели Эрроу–Дебрё… Как мы уже говорили, подобные расширения ведут к множественным равновесиям, а для статичной межвременной модели сохраняется необходимость дополнения детализацией краткосрочных установок, и в этом случае проблема обобщенности остается открытой.

Деэ: Какую концепцию или концепции равновесия вы используете?

Дрез: Между обобщенностью, а следовательно, степенью реализма и возможностью трактовки существует компромисс! В моделях с произвольными конечными интервалами, которые являются также и основным инструментом анализа бесконечных интервалов, наилучшей отправной точкой служит равновесие Раднера с совершенным предвидением (1972). Это согласуется с моими расширениями и анализом провалов координации, но совершенное предвидение — это сильное допущение, особенно при условии множественных равновесий, и я хочу рассмотреть как можно больше общих формулировок в духе «временного равновесия» a-ля Гранмон (1977). Произвольные интервалы, таким образом, создают как логические, так и технические проблемы, с которыми я в настоящее время и борюсь.

Ликандро: Все это кажется очень далеким от современной макроэкономики!

Дрез: Согласен. На мой взгляд, расширенная модель предполагает условия всеобъемлющей макроэкономики! Я имею в виду, что большинство макроэкономических моделей имеет отношение к экономике, существующей в рамках строго очерченной общей модели. Зачастую, конечно, макроэкономическая теория использует частные модели и получает частные выводы, но общий подход делает перспективными более узконаправленные действия. Точная идентификация дополнительных допущений, ведущих от общей модели к частному случаю, позволяет связать альтернативные частные модели друг с другом и способствует перетеканию результатов и методов между моделями. Это можно отнести к успехам макроэкономики как интегрированной дисциплины в рамках целостной концепции теории всеобщего равновесия. Предвижу, что появится возможность формально интегрировать микроэкономический и макроэкономический анализ в общую теоретическую структуру. И вновь я подчеркиваю удобство комплексного подхода для обеих областей науки — удобство, к которому стремятся как студенты, так и преподаватели. Безусловно, я осознаю, что это не самое главное для макроэкономики. Мне больше всего интересны частные модели, дающие частные результаты, особенно динамические модели, которые, по моему мнению, можно приспособить к унифицированной структуре.

Ликандро: Мы обсудили немалое количество вопросов, связанных с макроэкономической теорией, но не с политикой. Предполагает ли ваш разносторонний подход к макроэкономике какие-нибудь специфические рекомендации в отношении политики?

Дрез: Определенно! Нельзя сказать, что они какие-то особенные, но, по крайней мере, они достаточно четкие. Они нацелены на решение вопросов недоиспользования ресурсов, включая, в частности, провал координации, когда недоиспользование возникает не только в результате неправильных цен и заработной платы — это вдобавок отражение разрыва между спросом и предложением в условиях неполного рынка. Инвестиции в компаниях откладываются как расходы второго порядка, но с эффектом первого порядка на совокупный спрос. Сбережения соответствуют отложенным затратам, не подтвержденным для производителей. Восстанавливающийся совокупный спрос мог бы поддержать равновесие с помощью более высокой экономической активности и занятости, возможно, в условиях неизменных цен и заработной платы. В этом смысле я всегда высказывался за необходимость политики управления спросом.

Ликандро: Разве это не просто возврат к старому доброму дефицитному расходованию?

Дрез: Подождите, я не закончил. Необходимо помнить о том, что провалы координации постоянно повторяются: что бы мы ни делали сегодня, завтра мы снова столкнемся с континуумом равновесий. Если равновесие будет неустойчивым, мы сможем исправить ситуацию путем проведения соответствующей политики, но необходимо понять, что нам придется делать это каждый раз при наступлении подобной ситуации. Таким образом, политика, нацеленная на решение проблемы неблагоприятной координации путем дефицитного расходования, фискальная экспансия при условии повторения по прошествии времени могли бы привести к постоянному повышению уровня государственного долга. В результате это может быть еще одной разновидностью неравновесия, что потребует каких-то корректиру­ющих действий, и в долгосрочной перспективе такая политика не будет слишком устойчивой.

Вот почему я так яростно выступаю за то, чтобы решать вопрос неудачной координации не путем дефицитного расходования или создания дыр в бюджете, а путем социальных инвестиций (Drèze еt al., 1998). В условиях жесткости цен и заработной платы существуют инвестиционные проекты, которые можно назвать социально выгодными, хотя одновременно они могут быть невыгодными для инвестора лично — если только частные расходы на заработную плату не отражают общественную альтернативную стоимость труда. Подобного рода инвестиции будут играть такую же роль для восстанавливающегося совокупного спроса, какую играют другие формы фискальной экспансии, но инвестиции в долгосрочной перспективе не приведут к нестабильности, поскольку обслуживание долга будет осуществляться за счет отдачи от инвестиций. И нет каких-либо причин для того, чтобы использовать частные сбережения для компенсирования инвестиций, и, следовательно, это позволяет избежать ловушки эквивалентности Рикардо. Конечно, политику не так уж легко применить: взять и подписать указ о сокращении налогов; намного труднее создать инвестиционную программу, приносящую прибыль и имеющую такое же влияние на совокупный спрос.

Ликандро: Давайте остановимся на этом моменте. Вы говорите, что в условиях провальной координации это дело экономической политики. В динамической структуре, как показывает практика, множественность равновесий будет встречаться не только сегодня, но и завтра, и послезавтра и т.д. Поэтому агентам необходимо координировать свои ожидания не только в отношении сегодняшнего дня, но и в отношении будущего. Что не так в этих простых правилах политики?

Дрез: Я не делаю акцента на идее координации ожиданий. Что касается меня, то я считаю естественным, когда у различных агентов разные ожидания. И проведенные исследования это только подтверждают. Что действительно имеет значение для избежания серьезных провалов координации, а также недоиспользования ресурсов, так это определенная степень оптимизма в прогнозах. Следовательно, мы можем говорить о координировании ожиданий достаточно благоприятных результатов.

Современные теоретики, такие как Майкл Вудфорд, делают упор на то, что правила монетарной политики нацелены на закрепление инфляционных ожиданий. Полагаю, что у правительства есть большой портфель готовых к запуску инвестиционных проектов в области государственного жилищного строительства, реконструкции городских зданий, городского транспорта, более скоростных коммуникаций и т.п. Почему бы правительству не заявить, что при первых же признаках глубокой рецессии мы могли бы немедленно избавиться от инвестиционных проектов, чтобы восстановить прежний уровень совокупного спроса. Если агенты верят в это, они будут ждать, что экономическая активность сохранится на уровне, достаточно близком к полной занятости, и таким же образом они могли бы допустить применение соответствующей денежно-кредитной политики для сохранения узкого коридора изменения показателей инфляции. И здесь континуум кратко­срочных равновесий предлагает широкое поле для интервенций.

Ликандро: Таким образом, ваши рекомендации определенно ориентированы на спрос?

Дрез: Я принимал непосредственное участие в моделировании политики в Европе (Drèze et al., 1988, 1994; Drèze, Bean, 1991). Тогда я защищал идею двусторонней политики, направленной одновременно на спрос и на предложение. Позднее я предложил выплачивать субсидии, стимулирующие занятость в секторе неквалифицированного труда вместо минимальной заработной платы, о чем мы говорили выше. Это связано с провалами координации, которые восходят к жесткости цен или заработной платы. К сожалению, анализ квазиоптимальности заработной платы, который мы обсуждали, не принимает во внимание ее размер. Это еще одна причина опасаться излишней жесткости заработной платы и одновременно осознавать, что ожидаемая стабилизация трудовых доходов является частью экономической эффективности. Ответом служат субсидии, стимулирующие занятость, на что я и обращаю внимание всего профессионального сообщества и всех, кто так или иначе определяет политику.

Ликандро: Так мы подошли к теме вашего участия в обсуждении важнейших вопросов, связанных с будущим Европы. Как вы объясните тот факт, что экономисты в Европе до сих пор не имеют достаточного влияния при обсуждении вопросов политики? Чем ценен в этом смысле опыт Соединенных Штатов?

Дрез: Докладная записка «Рост и занятость, возможности для европейской инициативы» (Growth and Employment, the Scope for a European Initia­tive) (Drèze et al., 1994), подготовленная в начале 1990-х гг. тринадцатью бельгийскими и французскими экономистами, собранными вместе усилиями со стороны Эдмона Маленво и меня, по одному из вопросов оказала очень даже большое влияние. Если вкратце, то одной из идей данной записки являлись два измерителя, о которых я уже говорил: измеритель спроса в виде государственных инвестиций и измеритель предложения в виде сокращенных затрат на неквалифицированный труд. Докладная записка была одним из первых официальных документов, говорящих об ухудшении положения на рынке неквалифицированной рабочей силы. Мы предлагали снизить для рабочих отчисления на соцстрахование. Это было радикальным решением, которое бы привело к снижению затрат на неквалифицированный труд где-то на 30–40%.

Из этих двух измерителей первый полностью игнорировался — и игнорируется до сих пор, так как в официальных кругах Европы совокупный спрос не входит в число приоритетов. Отчасти это можно отнести на счет пренебрежительного отношения со стороны экономистов, и отчасти — на счет неэффективности на национальном уровне в отличие от уровня Евросоюза. Так или иначе, наша рекомендация относительно субсидий, стимулирующих занятость, на нижнем уровне шкалы заработной платы привлекла внимание. Тут же специалисты Европейской комиссии составили ряд имитационных моделей, которые подтвердили, что предлагаемый измеритель мог бы положительно повлиять на совокупную занятость, особенно среди неквалифицированного персонала. Ряд стран представили такие измерители. Теперь я знаю о Бельгии и Франции больше. При минимальной заработной плате скидки при отчислении на социальное страхование составляют примерно: во Франции — 18%, в Бельгии — 15%. Это меньше, чем мы рекомендовали, но все равно достаточно существенно. Это можно считать примером, когда те, кто определяет политику, серьезно восприняли предложения экономистов.

Ликандро: Вы рассматриваете этот эпизод как исключение?

Дрез: Безусловно, широко распространено мнение, что экономисты в Европе имеют меньшее влияние, чем в Соединенных Штатах. Два пояснения по этому вопросу. Первый: в Европе нет государственного органа, управляющего экономикой так же, как правительство в Соединенных Штатах. Почему? Потому что Европа — это Союз, конфедерация государств, а на уровне Союза исключительные права ограничены, и процесс принятия решений на этом уровне сложен и имеет определенные ограничения. Советники по экономике при Европейской комиссии отделены от тех, кто принимает решения, то есть Совета министров. В Соединенных Штатах, напротив, главный советник по экономике присутствует на всех заседаниях Кабинета, когда принимаются какие-то важные решения. Следовательно, нет необходимости в создании какой-то схемы коммуникаций, когда советник уже присутствует в момент принятия решения. Кроме того, Кабинет в США имеет больше полномочий, чем Совет министров в Европе. С этой точки зрения советник по экономике в Европе оказывает меньшее влияние на принятие стратегический решений, чем в Соединенных Штатах.

Деэ: Вы говорили о двух пояснениях…

Дрез: Конечно, у этого вопроса есть еще один момент: споры между экономистами и коммуникации между экономистами и общественностью. И здесь вновь можно увидеть колоссальные различия в том, что происходит в Соединенных Штатах, и в том, что существует в Европе. То, что известные американские экономисты ведут в газетах и журналах колонку — обычное явление. Кроме того, постоянно проводимые Брукингским институтом или Национальным бюро экономических исследований специальные секции в рамках собраний Американской экономической ассоциации и т.п. дают пищу для споров между экономистами. У нас в Европе этого нет, хотя я хотел бы поблагодарить CERP и журнал Economic Policy за их форум.

Ликандро: Ваш вклад в развитие экономики Европы не ограничивается только научными исследованиями. Вы стояли у истоков создания CORE, Европейской программы для докторантов, в которой также участвует ряд известных европейских учебных заведений, Европейской экономической ассоциации, президентом которой вы были. Почему вы придаете такое большое значение созданию подобного рода институтов? Какова роль этих институтов в развитии научно-исследовательской деятельности в Европе и почему до сих пор лидерство в области экономических исследований остается за американскими университетами?

Дрез: Вы совершенно правы, когда говорите о том, что мой вклад в экономику Европы в большей степени выражен в содействии, продвижении и помощи другим, а не благодаря собственной научно-исследовательской деятельности. Действительно, если посмотреть на это с сугубо личной точки зрения, то, на мой взгляд, самым большим моим вкладом в экономику Европы стал Жан Дрез, который внес существенный вклад в развитие экономики и сегодня играет активную роль в продвижении в Индии одной из форм социального страхования.

Чтобы ответить на ваш вопрос и начать с CORE, позвольте мне подробнее остановиться на следующем моменте. В 1958 г., после моего первого пребывания в университете Карнеги (1957–1958 гг.), я вернулся в Лувенский университет. Как специалист я был безмерно счастлив в Карнеги — здесь, как нигде прежде, я чувствовал поддержку и стремление что-то делать. Меня поймут те, кто провел много лет в CORE. В Бельгии же все было иначе. Мне посчастливилось получить приглашение от Лувенского университета, и я его принял, но того вдохновения и стимула, которые присутствовали в Карнеги, увы, не было. И я решил, что не смогу здесь остаться надолго, если у меня не появятся соратники. Это объясняет мое стремление создать небольшую исследовательскую организацию, которая бы могла объединить таких людей, как я.

Деэ: Под «небольшой исследовательской организацией» подразумевается CORE — вы скромничаете.

Дрез: Отнюдь! Возможность запуска CORE появилась лишь в 1964 г., когда Ханс Тейл, создатель Института эконометрики в Роттердаме, уехал в Соединенные Штаты. В результате Институт менеджмента (где мои друзья из Карнеги имели большое влияние), помощь которого тот получал все эти годы, мог переключиться на поддержку Лувенского университета. Это позволило небольшой исследовательской организации получить и поддержку университета в области исследований операций, эконометрики и математической экономики. Университет мог бы предоставить помещение и выделить небольшой бюджет, а также возможность собрать вместе преподавателей бизнес-школы, инженерного и экономического факультетов. Я возвращался из Чикагского университета в 1964 г. с мыслью о том, что это могло бы стать тем местом в Европе, где американцы будут проводить свой академический отпуск. Я тут же сообщил своим американским друзьям, что CORE будет рад принять «отпускников». В первые два года нас посетили такие ученые, как Мертон Миллер и Джек Хиршлайфер. В 1966 г. CORE была небольшой, но уже, несомненно, международной организацией.

Деэ: И что было потом?

Дрез: Нам повезло. Мой хороший друг Джордж Шульц намекнул, что Фонд Форда проявляет интерес к сфере бизнеса и экономики Европы. У Фонда есть положительный опыт подобной работы в США, и теперь он хотел бы сделать нечто подобное в Европе, но на международном уровне, а не только в отдельно взятой стране. Я мог бы в деталях рассказать о том, как мы получили поддержку Фонда Форда. Но достаточно сказать, что в 1968 г., спустя всего два года с момента создания CORE, нас частично, но на постоянной основе финансировал Фонд Форда. Благодаря Фонду мы получили от университета все самое необходимое, и в течение академического года к нам приезжало примерно 7–8 ученых. В 1968 г. среди тех, кто сразу приходит мне на память, кроме Тона Бартена и Вернера Хильденбранда, ставших постоянными участниками CORE, были Жерар Дебрё, Карл Винд, Бирджит Гродал, Давид Шмайдлер из Израиля, Труман Бьюли и т.д. CORE становилась замечательным местом.

Деэ: В то время CORE был довольно уникальным явлением на Европейском континенте — монополией, которая со временем исчезла.

Дрез: Я искренне рад и горд, что спустя годы несколько европейских университетов создали нечто подобное у себя. И вклад CORE в экономику Европы состоит в меньшей мере в проведенной исследовательской работе, и в большей мере в том, что она стала примером того, как можно это сделать. Проекты в Бонне, Тилбурге, где CentER с Тоном Бартеном во главе начал свою деятельность как «зеркальное отображение» CORE, Delta в Париже, GREQAM в Марселе — все они опирались на опыт CORE и были организованы по тем же принципам бывшими членами или гостями CORE. Поэтому с этой точки зрения CORE имела большое влияние в Европе.

Деэ: CORE — исследовательский центр. Каким образом он участвовал в процессе обучения студентов?

Дрез: В CORE вскоре развернулись жаркие споры по поводу целесо­образности создания собственной программы для докторантов. Одни были обеими руками «за», потому что это бы упрочило взаимоотношения с университетом, а докторанты были бы полезны в работе исследовательского центра. В качестве контраргумента другая часть членов CORE заявила, что если у нас нет возможности сделать лучшую программу, то следует отправлять студентов за границу, скажем, в США или Лондон. В течение нескольких лет и та и другая сторона упорно не хотели менять свою точку зрения, и дело не двигалось. В 1975 г. во время очередного обсуждения этого вопроса на заседании правления CORE я размышлял по поводу возможного решения затянувшейся проблемы. В тот год у нас в CORE гостил Дэйвид Хендри, в то время профессор Лондонской школы экономики (LSE). И тогда я подумал, а почему бы нам не сделать это совместно с LSE. А почему только с LSE?! Мы до сих пор поддерживаем связь с Вернером Хильденбрандом, покинувшим CORE и перебравшимся в Бонн, а он не раз высказывался о готовности сотрудничать. Таким образом, возникла идея создания совместной с LSE и Бонном программы для докторантов. Конечно, из памяти еще не стерлись собственные воспоминания о том, как Джордж Стиглер выдворил меня из Колумбийского университета за то, что я слушал тех, кто был с ним не согласен. И студентам, выбравшим эту совместную программу, необходимо будет учиться по меньшей мере в двух из этих учебных заведений, а значит, слушать то, что говорят люди, принадлежащие к разным школам! Я рассказал о своей идее Хендри и Хильденбранду, и оба выразили готовность принять участие в данном проекте. Так в 1978 г. появилась Европейская программа для докторантов по количественной экономике, больше известная как EDP. На сегодняшний день Программу окончили около 120 человек. А лучший выпускник — Пьер Деэ — стал примером для всех студентов Программы! Один из показателей успеха EDP заключается в том, что ее копировали, ей подражали другие. Сегодня совместные программы, в ходе которых студенты обязаны посетить за период обучения два университета, уже обычное явление в Европе, особенно это касается экономического образования, и на мой взгляд, это очень хорошо. Взять все самое лучшее в американском образовании и научно-исследователь­ской деятельности — значит, встать на путь кооперации и отказаться от того, чтобы концентрировать образование и исследования в отдельных центрах.

Деэ: А что вы можете сказать по поводу Европейской экономической ассоциации?

Дрез: Идея создания Европейской экономической ассоциации возникла в CORE во время разговоров Жана Габжевича и Жака Тиссе. Затем Луи Флипс собрал на первое собрание почти 30 экономистов со всей Европы — из стран, в которых этой проект активно обсуждался. Большинство участников довольно быстро пришли к единому мнению по поводу основных принципов Европейской экономической ассоциации, и они решили ее создать. Это было неплохое начало. За первый год официальной деятельности Ассоциации, включая первый конгресс в Вене в 1986 г., наша членская база достигла 1800 платных членов. На сегодняшний день число членов колеблется вокруг 2000. И это, я должен признаться, меня расстраивает. Европейская экономическая ассоциация сегодня является неотъемлемой частью экономического ландшафта Европы. Благодаря Ассоциации в Европе выпускается известный в научных кругах журнал международного уровня, проводятся ежегодные собрания, летние школы для молодых ученых. Кроме того, Ассоциация выполняет роль европейской базы по трудоустройству экономистов. Однако все это не особенно привлекает новых членов. Люди становятся членами Ассоциации, приезжая на ежегодный конгресс, но спустя какое-то время, если они прекращают ездить на конгрессы, они не возобновляют свое членство, тем самым показывая, что они не заинтересованы в остальных услугах для индивидуальных членов.

Ликандро: В свое резюме вы включили длинный список своих студен­тов-докторантов, большая часть которых сегодня уже стали известными экономистами. Они — результат вашей неутомимой работы как преподавателя или это главный вклад в ваше исследовательское направление?

Дрез: Список не такой уж и большой: 20 докторантов в Лувенском университете (еще была пара в других местах) за 20 лет (1968–1989 гг.). Это по одному в год, хотя я мог одновременно вести трех-четырех студентов. И это правда, что у меня была возможность курировать в первую очередь лучшие диссертации студентов, которые вели активную исследовательскую работу и теперь стали известными учеными. Когда в 1989 г. я оставил преподавательскую работу, 19 из 20 моих лувенских докторантов продолжали активно заниматься исследованиями. Многие из них работают над теми вопросами, над которыми в свое время работал и я. Некоторые из моих студентов сами подсказали мне новые области для исследований: теория всеобщего равновесия — Жан Габжевич в 1960-х гг.; или эконометрика неравновесия — Генри Снеессенс в конце 1970-х гг. В любом случае, я очень много узнал от них, и до сих пор им за это благодарен. В 1989 г. я совершил ошибку, о чем до сих пор сожалею, — я оставил курирование докторских диссертаций. Говорю об этом, чтобы предостеречь от такого шага своих коллег, подумывающих о своем уходе с преподавательской работы. И, конечно же, мои работы по той же байесовской эконометрике или эмпирической оценке макроэкономических моделей с рационированием были расширены и улучшены благодаря активной совместной работе со студентами. Подавляющему большинству студентов-докторантов я что-то преподавал, поэтому естественно, что темы диссертаций были созвучны моим курсам лекций. Я бы не назвал это «технологичным» продолжением, но это показывает преимущество включения в преподаваемый курс некоторого видения фронтира исследований. Помня вас еще студентами и видя, чего вы добились, могу сказать, что я доволен своей работой!

Список литературы

Arrow, K. (1953) The role of securities in the optimal allocation or risk bearing. Econometrie 11, 41–47.

Aumann, R.J. & Drèze, J.H. (1975) Cooperative games with coalition structures. International Journal of Game Theory 3, 217–237.

Aumann, R.J. & Drèze, J.H. (1987) Values of markets with satiation or fixed prices. Econometrica 54, 1271–1318.

Aumann, R.J. & Drèze, J.H. (2004) Assessing Strategic Risk, DP 361, Center for the Study of Rationality, Hebrew University of Jerusalem.

Azariadis, C. (1975) Implicit contracts and underemployment equilibria. Journal of Political Economy LXIII, 1183–1202.

Baily, M.N. (1974) Wages and unemployment under uncertain demand. Review of Economic Studies XLI. 37–50.

Barro, R.J. & Grossman, S.J. (1976) Money, Employment and Inflation. New York: Cam­bridge University Press.

Blanchard, O.J. & Fisher, S. (1989) Lectures on Macroeconomics. Cambridge, MA: MIT Press.

Bloise, G., J.H. Drèze & Polemarchakis, H. (2005) Monetary equilibria over an infinite horizon. Economic Theory 25, 51–74.

Champsaur, P., Drèze, J.H. & Henry, C. (1977) Stability theorems with economic applications. Econometrica 45, 273–294.

Citanna, A., Crès, H., Drèze, J.H., Herings, P.J.-J. & Villanacci A. (2001) Continua of under­employment equilibria reflecting coordination failures, also at Walrasian prices. Journal of Mathematical Economics 36, 169–200.

Cooper, R. & John, A. (1988) Coordinating coordination failures in Keynesian models. Quarterly Journal of Economics 103, 441–463.

Debreu, G. (1959) The Theory of Value: An Axiomatic Analysis of Economic Equilibrium. New York: Wiley.

Dehez, P. & Drèze, J.H. (1982) State-dependent utility, the demand for insurance and the value of safety. In M.W. Jones-Lee (ed.), The Value of Life and Safety, Proceedings of a Conference held by the Geneva Association, pp. 41–65. Amsterdam: North-Holland.

Dehez, P & Drèze, J.H. (1984) On supply-constrained equilibria. Journal of Economic Theory 33, 172–182.

Dehez, P. & Drèze, J.H. (1988) Competitive equilibria with quantity-taking producers and increasing returns to scale. Journal of Mathematical Economics 17, 209–230.

Dehez, P., Drèze, J.H. & Suzuki T. (2003) Imperfect competition à la Negishi, also with fixed costs. Journal of Mathematical Economics 39, 219–238.

Diamond, P. (1967) The role of a stock market in a general equilibrium model with technological uncertainty. American Economic Review 57, 759–776.

Drèze, J.H. (1961) Les fondements logiques de l'utilité cardinale et de la probabilité subjective. In La Décision, Colloques Internationaux du CNRS, pp. 73–97. Paris: CNRS.

Drèze, J.H. (1962) L'utilité sociale d'une vie humaine. Revue Française de Recherche Opérationnelle 23, 93–118.

Drèze, J.H. (1964) Some postwar contributions of French economists to theory and public policy. American Economic Review 54 (2), 1–64.

Drèze, J.H. (1971) Market allocation under uncertainty. European Economic Review 2, 133–165.

Drèze, J.H. (1972a) A tâtonnement process for investment under uncertainty in private ownership economies. In G.P. Szegö & K. Shell (eds.), Mathematical Methods in Investment and Finance, pp. 3–23. Amsterdam: North-Holland.

Drèze, J.H. (1972b) Econometrics and decision theory. Econometrica 40, 1–17.

Drèze, J.H. (1974a) Bayesian theory of identification in simultaneous equations models. In S.E. Fienberg & A. Zellner (eds.), Studies in Bayesian Econometrics and Statistics, pp. 159–174. Amsterdam: North-Holland.

Drèze, J.H. (1974b) Investment under private ownership: optimality, equilibrium and stability, Ch. 9. In Allocation Under Uncertainty: Equilibrium and Optimality. London: Macmillan.

Drèze, J.H. (1975) Existence of an exchange equilibrium under price rigidities. International Economic Review 16, 301–320.

Drèze, J.H. (1976a) Bayesian limited information analysis of the simultaneous equations model. Econometrica 44, 1045–1075.

Drèze, J.H. (1976b) Some theory of labour management and participation. Econometrica 44, 1125–1139.

Drèze, J.H. (1980) Public goods with exclusion. Journal of Public Economics 13, 5–24.

Drèze, J.H. (1985a) Second-best analysis with markets in disequilibrium: public sector pricing in a Keynesian regime. In M. Marchand, P. Pestieau & H. Tulkens (eds.), The Performance of Public Enterprises: Concepts and Measurement, pp. 45–79. Amsterdam and New York: North-Holland; also reprinted in European Economic Review 29, 263–301.

Drèze, J.H. (1985b) (Uncertainty and) the firm in general equilibrium theory. Economic Journal 95 (Suppl.: Conference Papers), 1–20.

Drèze, J.H. (1987a) Decision theory with moral hazard and state-dependent preferences. In J.H. Drèze, Essays in Economic Decisions Under Uncertainty, Ch. 2. Cambridge, U.K.: Cambridge University Press.

Drèze, J.H. (1987b) Underemployment: from theory to econometrics and policy. European Economic Review 31, 9–34.

Drèze, J.H. (1989) Labour Management, Contracts, and Capital Markets: A General Equilibrium Approach. Oxford and New York: Basil Blackwell.

Drèze, J.H. (1990) The role of securities and labor contracts in the optimal allocation of rick-bearing. In H. Loubergé (ed.), Risk, Information and Insurance. Essays in the Memory of Kark H. Borch, pp. 245–270. Boston: Kluwer Academic.

Drèze, J.H. (1991) Stability of a Keynesian adjustment process. In Barnett, W.A., B. Cornet, C. d'Aspremont, J.J. Gabszewicz & A. Mas-Colell (eds.), Equilibrium Theory and Applications, pp. 197–231. Cambridge, U.K.: Cambridge University Press.

Drèze, J.H. (1992) Money and Uncertainty: Inflation, Interest, Indexation. Rome: Edizioni Dell' Elefante.

Drèze, J.H. (1993) Can varying social insurance contributions improve labour market efficiency? In A.B. Atkinson (ed.), Alternative to Capitalism: The Economics of Partnership, pp. 161–200. London: Macmillan.

Drèze, J.H. (1997) Walras-Keynes equilibria: coordination and macroeconomics. European Economic Review 41, 1737–1762.

Drèze, J.H. (1999) On the dynamics of supply-constrained equilibria. In Heerings, P.J.-J., van der Laan, G. & Talman, A.J.J. (eds.), Theory of Markets, pp. 7–25. Amsterdam: North-Holland.

Drèze, J.H. (2000) Economic and social security in the twenty-first century, with attention to Europe. Scandinavian Journal of Economics 102, 327–348.

Drèze, J.H. (2001a) On the macroeconomics of uncertainty and incomplete markets. Recherches Economiques de Louvain 67, 5–30; reprinted in J.H. Drèze (ed.), Advances in Macroeconomics, Ch. 3. London: Macmillan.

Drèze, J.H. (2001b) Introduction: advances and challenges in Macroeconomics. In J.H. Drèze (ed.), The Theory of Unemployment Reconsidered, pp. 1–16. New York: Palgrave.

Drèze, J.H. (2002) Economic and social security: the role of the EU: 15th Tinbergen Lecture. The Economist 150, 1–18.

Drèze, J.H. & Bean, C. (1990) Europe's unemployment problem: introduction and synthesis. In J.H. Drèze, C. Bean, J-P. Lambert, F. Mehta & H. Sneessens (eds.), Europe's Unem­ployment Problem, Ch. 1. Cambridge, MA: MIT Press.

Drèze, J.H. & Gollier, C. (1993) Risk sharing on the labour market and second-best wage rigidities. European Economic Review 37, 1457–1482.

Drèze, J.H. & Greenberg, J. (1980) Hedonic coalitions: optimality and stability. Econo­metrica 48, 987–1003.

Drèze, J.H. & Marchand, M. (1976) Pricing, spending and gambling rules for non-profit organizations. In R.E. Grieson (ed.), Public and Urban Economics: Essays in Honor of William S. Vickrey, pp. 59–89. Lexington, KY: Lexington Books.

Drèze, J.H. & Modigliani, F. (1972) Consumption decisions under uncertainty. Journal of Economic Theory 5, 308–335.

Drèze, J.H. & Morales, J.-A. (1976) Bayesian full information analysis of simultaneous equations. Journal of the American Statistical Association 71, 919–923.

Drèze, J.H. & Müller, H. (1980) Optimality properties of rationing schemes. Journal of Economic Theory 23, 131–149.

Drèze, J.H. & Polemarchakis, H.M. (2001) Monetary equilibria. In G. Debreu, W. Neuefeind & W. Trokel (eds.), Economics Essays, A Festschrift for Werner Hildenbrand, Ch. 5. Berlin, Heidelberg, and New York: Springer.

Drèze, J.H. & Rustichini, A. (2004) State-dependent utility and decision theory. In S. Barbera, P. Hammond & C. Seidl (eds.), Handbook of Utility Theory, Vol. 2, pp. 839–892. Dordrecht, The Netherlands: Kluwer.

Drèze, J.H. & de la Vallée Poussin, D. (1971) A tâtonnement process for public goods. Review of Economic Studies 38, 133–150.

Drèze, J.H., Durré, A. & Sneessens, H. (1998) Investment stimulation, with the example of housing. Recherches Economiques de Louvain 66, 33–53.

Drèze, J.H., Bean, C., Lambert, J.-P., Mehta, F. & Sneessens, H. (eds.) (1990) Europe's Unemployment Problem. Cambridge, MA: MIT Press.

Drèze, J.H., Wyplosz, C., Bean, C., Giavazzi, F. & Giersch, H. (1988) The two-handed growth strategy for Europe: autonomy through flexible cooperation. Recherches Economiques de Louvain 54, 5–52.

Drèze, J.H., Malinvaud, E., De Grauwe, P., Gevers, L., Italianer, A., Lefebvre, O., Marchand, M., Sneessens, H., Steinherr, A., Champsaur, Paul, Charpin, J.-M., Fitoussi, J.-P. & Laroque, G. (1994) Growth and employment: the scope for a European initiative. European Economy, Reports and Studies 1, 75–106.

Gabszewicz, J.J. & Drèze, J.H. (1971) Syndicates of traders in an exchange economy. In Kuhn, H.W. & G.P. Szegö (eds.), Differential Games and Related Topics, pp. 399–414. Cambridge, MA: MIT Press.

Geanakoplos, J., Magill, M., Quinzii, M. & Drèze, J.H. (1990) Generic inefficiency of stock-market equilibrium when markets are incomplete. Journal of Mathematical Economics 19, 113–151.

Gordon, D.F. (1974) A neoclassical theory of contracts. Economic Inquiry 12, 431–459.

Grandmont, J.-M. (1977) Temporary general equilibrium theory. Econometrica 45, 535–572.

Grossman, S.J. & Hart, O.D. (1979) A theory of competitive equilibrium in stock market economies. Econometrica 47, 293–329.

Harrison J.M. & Kreps, D.M. (1979) Martingales and arbitrage in multiperiod securities markets. Journal of Economic Theory 20, 381–408.

Herrings, P.J.-J. (1996) Statistic and Dynamic Aspects of General Equilibrium Theory. Dordrecht: Kluwer.

Hey, J. (1988) Review of "Essays on economic decisions under uncertainty." Economic Journal, 196–197.

Lange, O. & Taylor, F. (1938) On the Economic Theory of Socialism. Minneapolis: The University of Minnesota Press.

Malinvaud, E. (1977) The Theory of Unemployment Reconsidered. Oxford: Basil Blackwell.

Phelps, Edmund (1997) Rewarding Work: How to Restore Participation and Self-Support to Free Enterprise. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Radner, R. (1972) Existence of equilibrium of plans, prices, price expectations in a sequence of markets. Econometrica 40, 289–303.

Robert, J. (1989) Equilibrium without market clearing. In Cornet, B. & H. Tulkens (eds.), Contributions to Operation Research and Economics. Cambridge, MA: MIT Press.

Sandmo, A. & Drèze, J.H. (1971) Discount rates for public investments in closed and open economies. Economica 38, 152, 395–412.

Savage, L.J. (1972) The Foundations of Statistics. New York: Dover.

Sneessens, H. & Drèze, J.H. (1986) A discussion of Belgian unemployment, combining traditional concepts and disequilibrium econometrics. Economica 53, 89–119.

Wald, A. (1950) Statistical Decision Functions. New York: Wiley.