Глава 20

Нина захрапела почти сразу, раскинув во все стороны длинные смуглые конечности.

Я же никак не могла заснуть. Все думала о событиях дня и вообще о том, какую странную компанию собрала Клэр. До боли хотелось домой, в свою постель, к своим вещам, в блаженный покой. Я считала минуты и слушала Нинин храп и тишину ночного леса.

Впрочем, тишина была не полной. Уже проваливаясь в сон, я вдруг услышала тихий скрип и хлопок – негромкий, как будто стучала на ветру приоткрытая дверь.

Сперва сквозь дрему я не придала этому большого значения, но звук повторился. Долгий, тянущийся скрип – «ииииик» – а потом короткое стаккато – «клак».

Самое странное: звук доносился не снаружи. Источник был внутри дома.

Я села, затаив дыхание, и стала прислушиваться.

Сомнений не было, скрипело что-то на первом этаже. Я вылезла из постели, накинула халат, прокралась к двери…

…и чуть не закричала, открыв ее. Наверху лестницы, свешиваясь через перила, маячила похожая на призрак фигура.

Кричать я не стала, но, видимо, шумно втянула воздух, потому что фигура обернулась ко мне и приложила палец к губам.

Это была Фло – в белой ночной рубашке с розовыми цветочками, бледная как мел.

– Ты тоже слышишь? – прошептала я.

– Да. Сперва подумала, что мы ворота не закрыли. Но нет, это что-то в доме.

Сзади заскрипели половицы – в коридор вышла Клэр. Она терла глаза спросонья.

– Что у вас тут такое?

– Тс-с! – шикнула на нее Фло. – Внизу какой-то странный звук. Слушай.

Мы все замерли.

– Просто дверь на ветру, – сказала Клэр, зевая, однако Фло покачала головой.

– Звук внутри дома, какой тут может быть ветер? Значит, открыта дверь на улицу.

– Не может ничего быть открыто, – возразила Клэр. – Я все проверяла.

Фло прикрыла руками горло и прошептала испуганно:

– Что, надо идти вниз, да?

– Давайте разбудим Тома, – решила Клэр. – Он у нас парень грозный.

Она зашла в комнату, и оттуда послышался шепот:

– Том! Том! Вставай! Там внизу какой-то странный звук.

Вскоре на лестнице появился бледный и заспанный Том. Крадучись мы всей толпой спустились на первый этаж. Там был собачий холод, из кухни шел поток ледяного воздуха. Фло побелела.

– Я возьму ружье, – прошелестела она едва различимо.

– Ты же говорила, в нем холостые! – возразила Клэр одними губами.

– Он-то об этом не знает! – Фло кивнула на дверь гостиной и приказала Тому: – Иди первым.

– Я?! – в ужасе прошептал Том.

Но все же приоткрыл дверь, с опаской заглянул и сделал нам знак, что все в порядке. Мы вздохнули с облегчением и поспешно зашли. В гостиной никого не было. Лунный свет заливал ковер. Фло решительно сняла ружье со стены.

– Ты уверена, что в нем холостые? – еще раз спросила Клэр.

– Да, я точно знаю. Но напугать все равно можно.

– Так, если ты с ружьем, я перед тобой не пойду, – заявил Том, – и плевать, холостые там или нет.

– Ладно, ладно… – отмахнулась Фло.

Как бы она меня ни раздражала, я не могла не восхититься ее смелостью. Она немного постояла под дверью, унимая дрожь в руках, потом сделала прерывистый вдох и так резко открыла ее, что ручка громыхнула по кафельной стене.

В кухне никого не было. Луна отражалась в распахнутой настежь двери черного хода, и на плитках пола тонким слоем лежал снежок. Клэр тут же метнулась туда босиком.

– Смотрите, следы!

На лужайке виднелись большие бесформенные отпечатки ног, обутых то ли в резиновые сапоги, то ли в зимние ботинки на рифленой подошве.

– Твою мать! – выпалил Том и накинулся на меня: – Ты вечером последняя выходила, ты что, дверь за собой не заперла?!

– Да я… я запирала, – начала оправдываться я. – Хорошо помню. Я точно все закрыла, замок щелкнул.

– Значит, плохо щелкнул! – едко проговорила Фло.

В лунном свете она была похожа на мраморную статую, жесткую и неумолимую.

– Да все я закрыла! – Я начала злиться. – И потом, Клэр же еще перед сном проверяла.

– Ну… я просто подергала, – призналась Клэр. – Решила, раз не открылись, значит, все нормально. Замки-то я не крутила особо…

– Я заперла дверь! – упрямо повторила я.

Фло издала короткий гневный возглас, почти рычание, сунула ружье под мышку и удалилась наверх.

– Я заперла! – сказала я Тому и Клэр. – Вы-то мне верите?

– Слушай, никто не виноват. – Клэр захлопнула дверь и повернула ключ. – Главное, теперь она закрыта. Пошли спать.

Мы потопали наверх, еще содрогаясь от остатков адреналина. На площадке нас встретила сонная Нина.

– Что там за возня? – спросила она, протирая глаза. – Только что мимо меня проскакала Фло с ружьем наперевес!

– Мы тут немного струхнули, – пояснил Том. – Потому что кое-кто не запер за собой кухонную дверь.

– Я ее заперла! – рявкнула я.

– Короче, пофиг. Она была открыта. Настежь. Мы проснулись, оттого что она стучала на ветру. И снаружи были чьи-то следы.

– Охренеть! – С Нины сразу сошел весь сон. – Что-нибудь пропало?

– Да вроде нет… – Том посмотрел на нас с Клэр. – Вы не обратили внимание? Телик на месте. Все крупные вещи тоже. Кошельки свои там никто не оставлял? Мой-то в комнате.

– Мой тоже. – Клэр глянула в окно. – Машины стоят.

– Моя сумка вроде в комнате. – Я сунула голову проверить. – Ну да, вот она.

– Значит, грабить нас не собирались, – проговорил Том с беспокойством. – И можно было бы списать все на неисправный замок, если бы не следы. Позвонить в полицию?

– А как, если связи нет? – кисло поинтересовалась Нина.

– У тебя же вчера телефон поймал сеть на пару делений, – напомнила я.

Нина покачала головой.

– Один раз повезло случайно, и с тех пор по нулям. Ничего, главное, бензином не пахнет. Значит, местные пока не пришли нас тут жечь.

Никто не засмеялся.

– Лучше нам лечь поспать, – сказала Клэр после паузы, и все закивали.

– Если хочешь, тащи свой матрас к нам, – вдруг предложила Нина Тому. – Мне бы одной сейчас было бы неуютно.

– Спасибо, это… это очень мило, – ответил Том. – Но не надо. Я просто запрусь, чтобы никакой незваный гость не покусился на мое достоинство. Не то чтобы у меня его много осталось…

– Вот это ты хорошо сделала, – похвалила я Нину, залезая под одеяло. – В смысле, Тома по-звала.

– Тоже мне, дело, – фыркнула Нина. – Мне просто его жалко стало. И вообще, у него явно хороший хук справа, так что сосед был бы полезный. Хочешь свет оставить?

– Не надо. Главное, дверь теперь заперта.

– Ну да. – Она выключила ночник и посмотрела на экран телефона. – Третий час, кошмар… И сети по-прежнему нет. А у тебя не ловит?

Я протянула руку к тумбочке.

Телефона не было.

– Не могу найти. Погоди, ночник включу.

Я стала искать со светом – на полу, под кроватью, под тумбочкой, в сумке.

Телефона не было. Лишь валялся отсоединенный провод зарядного устройства. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз брала его в руки. В машине? Нет, я его за обедом доставала. А потом не помню. Без связи как-то смысла не было то и дело за него хвататься… Вроде бы я ставила на зарядку перед ужином, но вполне возможно, это было не сегодня, а вчера. Похоже, все-таки в машине выро-нила.

– Нету, – заключила я. – В машине остался.

– Ну и ладно. – Нина зевнула. – Главное, завтра его тут не забудь.

– Ага. Спокойной ночи.

– И тебе.

Она заворочалась, устраиваясь поудобнее. Я закрыла глаза и стала пытаться уснуть.

Что произошло дальше?

Господи… Что произошло дальше? Я не уверена, что…

Я полулежу на больничной койке, пытаясь выстроить спутанные воспоминания в верном порядке, и тут дверь палаты снова распахивается. Сестра вкатывает перед собой тележку с подносом.

– Сейчас доктор посмотрит на твои анализы, и, скорее всего, потом тебе разрешат помыться. А пока надо позавтракать.

– Слушайте… – Я пытаюсь приподняться на подушках. – Слушайте, полиция там, за дверью… Они ко мне?

Сестра неловко отводит глаза и начинает сосредоточенно водружать на столик еду: картонную тарелочку с воздушным рисом, стакан молока и мандарин.

– Они ведут расследование несчастного случая, – наконец говорит она. – Наверняка с тобой захотят поговорить, но для этого им нужно разрешение лечащего врача. Я им так и сказала: не позволю врываться в палату среди ночи. Нечего, пусть ждут.

– Я слышала… – В горле у меня что-то скребется, то ли плач, то ли крик. – Они говорили, что кто-то погиб…

– Вот ведь! – Медсестра сердито хлопает ящиком. – Ну что они творят! Тебе нельзя волноваться, с твоей бедной головой!

– Так это правда? Кто-то погиб?

– Я не имею права обсуждать других пациентов.

– Это правда?!

– Я очень прошу тебя успокоиться. После такой травмы головы волнение противопоказано.

Она разводит руками, ничего не собираясь мне объяснять. Мне уже хочется завопить от этого дежурного жеста.

– Как я могу не волноваться?! Кто-то из моих друзей погиб, и я даже не знаю кто! Вы можете имя назвать? Почему я этого не помню! Почему я не помню, что было перед аварией?

– Так часто бывает после черепно-мозговой травмы. – Ее голос звучит очень мягко, так говорят с детьми и умалишенными. – Это связано с тем, как мозг переводит информацию из краткосрочной в долгосрочную память. Если что-то прерывает процесс, часть информации может потеряться.

Господи, я должна вспомнить! Я должна вспомнить, потому что кто-то погиб, под дверью моей палаты сидят полицейские, скоро они придут ко мне задавать вопросы, а я не знаю, что им отвечать, о чем меня вообще спрашивают!

Я помню, как бегу, бегу через лес, и на мне кровь – на руках, на лице, на одежде…

– Пожалуйста… – Голос срывается, в нем столько униженной мольбы, что я ненавижу себя за это. – Пожалуйста, скажите мне, что произошло? Что с моими друзьями? Откуда на мне столько крови? Я ведь не так сильно голову разбила, почему я вся в крови?!

– Я не знаю, – тихо отвечает медсестра с неподдельным сочувствием. – Не знаю, солнышко. Я приведу к тебе доктора, может, он что-то прояснит. А пока тебе надо поесть, восстановить силы. И доктор пусть увидит, что у тебя есть аппетит.

Она выкатывает тележку из палаты, дверь закрывается, и я остаюсь один на один с воздушным рисом.

Надо встать. Подняться на ватные ноги, дойти до коридора. Потребовать ответа от полиции. Но я остаюсь на месте. Слезы катятся по лицу и капают с подбородка на воздушный рис. Одуряюще пахнет мандарин; от терпкого запаха в голове вертится что-то, что я не могу ни вспомнить, ни забыть.

«Ну давай! – подгоняю я себя. – Давай! Соберись! Вставай! Выясни, что происходит! Выясни, кто погиб!»

Я не двигаюсь. И не только потому, что у меня болят ноги, раскалывается голова и все мышцы превратились в мокрые тряпки. Я не двигаюсь, потому что мне страшно. Я не хочу слышать имя, которое назовут мне люди из полиции.

Потому что я боюсь, что они пришли за мной.