Глава 8
Условие
Порядок, заведенный в день появления Марка, не нарушался неделю. Когда Влада просыпалась, Марк уже сидел в кресле. Он не выдавал себя ни единым шорохом, но его присутствие было ощутимей, чем солнечный свет, падающий на лицо. Они болтали о разных пустяках, потом Влада уходила принять душ, а Марк готовил кофе – и пропадал на целый день.
Влада заполняла свободное время чем попало: читала, гуляла, готовила, фотографировала – и ждала наступления ночи. Ночные разговоры с Марком длились дольше. В основном говорила Влада – о том, что скопилось у нее на душе, избегая лишь двух тем – Мартина и Марка. Она говорила до тех пор, пока наползающий сон не начинал путать воспоминания, а потом Марк желал ей спокойной ночи и уходил.
Время, отведенное для разговоров, с каждым днем увеличивалось, но его все равно катастрофически не хватало. Однажды, когда Марк в очередной раз пожелал спокойной ночи, вместо привычного прощания Влада ответила: «Мне нужно больше тебя». Марк задержался в дверях – и исчез в темноте.
На следующее утро Влада спустилась на кухню, как обычно после душа, в коротком красном халатике, вытирая мокрые волосы, и застала Марка у плиты. Он оглянулся – и отвел взгляд. Попытки и дальше переворачивать блинчики ни к чему не привели. Марк отложил лопатку и, опустив голову, оперся ладонями о край плиты.
– Если мы будем проводить больше времени вместе, нам нужно установить кое-какие правила. Это важно.
Улыбаясь от уха до уха, Влада макнула блинчик в ежевичное варенье.
– Одно я знаю: не приближаться.
Марк кивнул.
– Как минимум на несколько метров.
Влада закусила губу.
– Ты болен? Что-то серьезное? Поэтому ты так медленно двигаешься? И так тихо говоришь? И такой бледный? Это заразное? Я не боюсь…
Проигнорировав все вопросы, Марк продолжил переворачивать блинчики.
– Правило второе: не надевать открытые вещи. Правило третье: никому обо мне не рассказывать. Если ты нарушишь любое из них, твоя жизнь может превратиться в ад. А теперь, пожалуйста, переоденься.
Влада надела джинсы и темно-синюю футболку с длинным рукавом. Когда она снова появилась на кухне, Марк одобряюще кивнул и сел с противоположной стороны стола. Перед ним стояла тарелка с блинчиками и чашка кофе. Влада решила, что Марк ждет ее появления, чтобы начать завтрак, но он не съел и крошки.
В то утро Влада рассказала ему о Мартине. Она торопилась, перебивала саму себя, но после очередной дозы воспоминаний ей становилось легче. Марк просто слушал. Что бы ни происходило в его душе, это оставалось только там.
Часом позже в который раз зазвонил телефон, и Влада, впервые за неделю, решила поднять трубку. Звонкий голос Терезы прозвучал оглушительно резко.
– Когда спадет жара, приходи к перелеску, что у карьера. Стас организует прогулку на лошадях! – выпалила она и, не дожидаясь ответа, повесила трубку.
– Это хорошая идея, – раздалось сзади.
Марк стоял, опираясь о спинку кресла, и печали в его глазах было больше, чем радости.
– Я предпочла бы остаться.
– Брось, ты же обожаешь лошадей! – перебил ее Марк. – К тому же, я все равно собирался уходить.
Но он не ушел. Закрывая за собой ворота Белой Дачи, Влада, казалось, могла определить, где именно он стоял: в своей комнате, возле окна, и наблюдал за ней сквозь задернутые занавески.
Когда Влада пришла на место встречи, красное солнце уже закатилось за верхушки елей, на скошенное поле наползала сизая тень. Ни Терезы, ни Стаса не было видно, только у дороги паслись две лошади: черная, с рыжими пятнами, и серая, в яблоках. Влада погладила серую по жесткой белой гриве. Лошадь довольно фыркнула и ткнула гостью теплой мордой, а потом опустила голову – и Влада увидела две фигуры, стоящие у стога.
– Подруга! Как же мы долго не виделись! – без капли сожаления прокричала Тереза, отряхивая сено с желтого сарафана. Ее улыбка едва не вылезала за пределы лица.
– Дамы… – Стас шутливо поклонился девушкам, словно только что их встретил. Казалось, долгое отсутствие Влады ничуть его не тревожило.
Придя в себя после обморока в церкви, первое, что заметила Влада, было лицо Стаса, такое взволнованное, будто он больше не надеялся увидеть ее живой. А теперь, когда после раскопки могил Влада целую неделю не выходила на связь, Стас делал вид, что ему все равно. Впрочем, ему и в самом деле могло быть все равно. Попробуй пойми, что творится у него на душе. Легко запрыгнув на Милую, он безмятежно покусывал травинку, только время от времени бросал на Владу мимолетные цепкие взгляды.
– Сейчас будет весело, – предупредил он, наблюдая, как Тереза собирает в жмени подол длинного сарафана.
Тереза пыхтела, краснела, бледнела, потом изловчилась и, удобно подобрав подол, запихнула его за пояс. Стас протянул ей руку. Сверкнув белыми ногами, Тереза оказалась в седле.
– Боже, Боже, Боже… – твердила она, обнимая лошадь всем телом.
– Не слишком ли ты богохульная для верующей? – улыбаясь, шепнул Стас – и насторожился: лошади стали стричь ушами.
– Тише-тише… – Он похлопал Милую по крупу и огляделся.
Влада машинально повторила его движение.
Золотистые сосны, густой малинник, поле с горбиками стогов, убегающее к горизонту, – все казалось бесконечно умиротворенным, но лошади волновались: топтались на месте, били копытами, высоко запрокидывали головы.
– Давайте-ка спешимся, – поторопил Стас, но не успел стянуть Терезу, как лошади заржали и встали на дыбы.
Тереза рухнула на землю, подняв облако пыли, а Влада удержалась в седле.
Дальнейшие события происходили стремительно быстро. Стас в один прыжок оказался возле Серой, повис на поводьях, но лошадь этого словно не заметила. Она рванула к перелеску и с десяток метров протащила Стаса за собой, прежде чем он, налетев на сосну, отпустил поводья.
У Влады не было ни секунды, чтобы подумать о Терезе или Стасе: она вцепилась в гриву лошади и, пригибаясь, глядела вперед – туда, где за рядами сосен находился песчаный карьер, который раскопали во время реконструкции Белой дачи.
Череда деревьев оборвалась, теперь от карьера Владу отделяла только узкая полоса песка – до падения оставались секунды. И вдруг ей снова показалось, что время замедлило бег. Лошадь больше не скакала, а парила над землей, листья на ветру шевелились неправдоподобно медленно, словно картонные.
Тело не слушалось. Влада могла лишь наблюдать за тем, что происходит, но не участвовать, и она с убийственным любопытством смотрела, как лошадь заносит копыта над пропастью… А затем события понеслись с прежней скоростью: что-то выбило Владу из седла и, пролетев несколько метров, она упала на землю.
Влада неподвижно лежала на песке, но все еще ощущала себя верхом на лошади: в ушах звучало эхо надрывного ржания, кулаки сжимали пучки гривы.
– Влада, ты слышишь меня? – прозвучало над ухом.
Влада открыла глаза – и увидела лицо Марка. Ее голова лежала на его ладони.
– Ты в порядке? – спросил он, пытаясь найти ответ в ее глазах.
Влада улыбнулась и разжала кулаки, клочья гривы упали на траву.
– Марк…
– Ты в порядке? – повторил он.
– Марк… – Влада прочистила горло. – Ты касаешься меня… Так и знала, что твои опасения – чистой воды фикция.
Марк встал на ноги и оперся руками о колени. Его покачивало.
Влада все еще улыбалась, потом улыбка исчезла с ее лица.
– А как ты…
Она не успела задать вопрос: ее перебил вопль Терезы. Когда Влада снова повернулась к Марку, его уже не было.
* * *
«Не будем говорить об этом» – вот и все, что сказал Марк, придя в ее комнату перед сном, но теперь разговоры волновали Владу меньше всего. Марк касался ее – и воспоминание об этом было сильнее воспоминаний о мертвой лошади, кровавой ране Стаса и слезах Терезы. «Он может касаться меня», – думала Влада весь вечер, время от времени прикладывая ладонь к ноющему затылку.
На следующее утро Влада лишь улыбнулась Марку на его приветствие и сразу отправились в ванную. Приняла душ, накинула короткий красный халатик. От волнения и азарта громыхало сердце.
На кухне Влада села напротив Марка на барный стул и, положив ногу на ногу, взяла из плетеной корзины сочное наливное яблоко. Взвесила его в ладони – точно Ева из райского сада. Влада очистила яблоко, срезая по кругу тонкую красную полоску кожуры. Тщательно разрезала на тонкие дольки. Марк, не шевелясь, буравил ее взглядом.
– Думал испугать меня адом? – взяв дольку двумя пальцами, Влада откусила кусочек. – Я считала, ты умер, я смотрела в гроб, где должно было находиться твое тело, – так что я кое-что знаю об аде. – Она встала из-за стола. – Марк, мне же не нужно что-то из ряда вон выходящее. Я просто хочу ездить с тобой на велосипеде, воровать лилии, класть голову тебе на колени. Я просто хочу, чтобы все было как раньше!
– Влада. – Лицо Марка стало еще более бледным. – Как раньше, уже никогда не будет.
– Я не верю тебе. – Влада сделала шаг к нему.
– Не подходи, – прошептал Марк.
Под его пальцами хрустнули деревянные подлокотники. Влада вздрогнула, но не остановилась.
– Конечно, – она села на корточки возле Марка и прижалась щекой к его горячей руке. – Это просто маленькое исключение из твоих правил.
Марк выдернул руку и ушел из дома – прямо под дождь.
Его не было целый день, он не вернулся даже к полуночи. Влада заснула лишь на рассвете, каждой клеточкой ощущая одиночество пустого дома.
* * *
Когда она проснулась, Марк сидел на том же кресле, что и обычно; его взгляд был спокойным и холодным. Не проронив ни слова, Влада прошла в ванную. Она провела там почти час, потом надела короткий красный халатик и, выдохнув, распахнула дверь.
Марк ждал ее, прислонясь к противоположной стене. Он окинул Владу взглядом – и его губы дрогнули.
– Я не смогу остаться, если…
Влада не дала ему договорить: просто обняла его.
– Ты не понимаешь, что творишь… – с отчаянием ответил Марк и прижал Владу к себе в каком-то яростном, безысходном порыве. Глубоко вдохнул запах ее волос.
Сердце Влады заныло от странного ощущения: и тоски, и счастья одновременно.
– Я нарушила почти все твои правила – и ничего не случилось, – улыбаясь, она уткнулась носом в его майку.
Удивительно, но Марк ничем не пах, только его одежда хранила легкий сосновый аромат.
– Знаешь, что я думаю обо этом? – спросила Влада. – Возможно, когда-то мне действительно что-то угрожало, но не теперь. Просто ты – самый большой перестраховщик на свете.
Словно придя в себя, Марк резко разомкнул объятья и убрал ее руки со своей шеи.
* * *
На этот раз он не появлялся несколько дней, но по ночам Влада ощущала его присутствие. Марк подолгу стоял в черной глубине комнаты и уходил лишь на рассвете. Обычно он ничем себя не выдавал и скорее казался тенью, чем человеком, но иногда Влада чувствовала его прикосновение к своим волосам, и тогда призывала всю свою силу воли, чтобы не обернуться. Она знала: Марк пытался принять решение.
Три дня спустя, поздно вечером, Влада сидела на крыльце в кресле-качалке, ее плечи укутывал плед, на коленях лежал томик Набокова. Она читала до тех пор, пока буквы не стали сливаться, а потом захлопнула книгу.
Недавно прошел дождь, воздух был сырым и свежим. Небо по-прежнему затягивали синие тучи, только на западе горела тонкая полоса заката. Покачиваясь в кресле, Влада пыталась определить, где находится Марк. Долгое время у нее ничего не получалось, но, когда в сумерках ласточки смешались с летучими мышами, снова возникло ощущение легкого притяжения. Оно исходило из леса, с той стороны, где затухало солнце. Прошло совсем немного времени, прежде чем скрипнули металлические ворота.
Марк пересек подъездную площадку, легко взбежал на крыльцо – и Владе на мгновение показалось, что они вернулись в прошлое. Марк снова был мальчишкой из ее детства: пленительно свободным и решительным. К его телу липла промокшая майка, с волос стекала вода. Марк машинальным движением зачесал волосы назад и стал похож на обаятельного мафиози.
Улыбаясь, Влада встала с кресла. Марк остановился на последней ступеньке.
– Я пришел попрощаться, – сказал он.
Пол под ногами качнулся, и прежде чем Влада успела прийти в себя, Марк продолжил:
– Мое желание находиться рядом с тобой оказалось сильнее рассудка. Я должен был исчезнуть, но остался на Даче, рядом с тобой, хотя каждая секунда моего присутствия подвергала – и подвергает – тебя опасности. То, что до сих пор не произошло ничего непоправимого, – огромная удача.
Он попытался улыбнуться, и от этой прощальной улыбки у Влады защемило сердце.
– Ты не понимаешь… – Она подалась вперед. – Тебе не избавиться от меня. Я буду идти по твоим следам, буду искать тебя всю жизнь, что бы ни случилось. Я больше никогда от тебя не откажусь, слышишь?
Марк прикрыл глаза, словно устав объяснять очевидное, и Влада провела рукой по его волосам, мокрым и гладким. Плед упал, обнажив ее плечи.
– Я уже потеряла тебя дважды: когда ты перестал отвечать на мои письма и когда я узнала о твоей смерти, – шептала Влада, с удивлением и восторгом осознавая, что Марк больше не сопротивляется ее ласке. – Больше такого не повторится.
Тело Марка расслабилось, дыхание стало глубоким и спокойным, как у спящего человека. Словно зачарованный, он зарылся лицом в ее волосы.
– Я не смогу без тебя… – Влада обвила его шею руками – пусть он поймет, что все плохое закончилось, но Марк вдруг схватил ее за плечи и сжал с такой силой, что она вскрикнула от боли. Несколько секунд он смотрел на Владу, словно не понимая, кто перед ним, а потом бросился бежать. Секунды – и его поглотили сумерки.
Влада заперла дом изнутри и опустилась на пол. Сердце колотилось. Перед глазами стояло лицо Марка – через мгновение после того, как он отпустил ее плечи. Это лицо было ей незнакомо – измененное, страшное: черты заострились, глаза яростно блестели. Это тоже был ее Марк. Вернее, его темная половина – та, которую он пытался скрыть.
Что же могло настолько его изменить? Тайный эксперимент? Неизвестное заболевание? Любой из ответов был ужасен настолько, что Влада, закрыв лицо ладонями, застонала. Теперь стало ясно, по какой причине Сима отдалилась от родственников, кого она защищала, превратив Дачу в крепость, и почему Марк не рассказывал, что с ним происходит. Как можно рассказать о таком? И как можно жить, испытывая такое? Влада словно ощутила весь его страх, гнев и отчаяние – и волна этих чувств подняла ее на ноги.
Она пыталась определить, где находится Марк, но сосредоточиться не получалось. Вместо привычного притяжения она ощущала нечто, похожее на предчувствие. Ночь часто играет с ощущениями, только на этот раз ощущение беды было настолько сильным, что Влада с трудом поборола желание немедленно броситься за Марком. Она вернулась в дом и взяла ружье.
Светила яркая полная луна, от этого воздух казался серебристо-голубым. Где-то вдалеке ухали филины, ветер шевелил верхушки сосен, и капли недавнего дождя с шелестом опадали на мох. Влада промокла насквозь, от волнения и холода ее знобило.
Она двигалась все медленнее, все сильнее прижимая к себе ружье, а потом и вовсе остановилась. Тропинка убегала к автобусной остановке, а Марк находился в глубине леса – теперь она чувствовала это так же явно, как раньше. Идти в чащу, ночью, одной, было безумием даже для человека, лишенного страха, но повернуть назад – означало оставить Марка наедине с самим собой, раздавленным, разъяренным, способным на все.
Пока она принимала решение, луна спряталась за тучи, и лес погрузился во мрак.
Где-то поблизости хрустнула ветка. Влада замерла. Хруст повторился – и в темноте вспыхнули огоньки. Когда-то Алексей Аркаев рассказывал, что ночью глаза у волков светятся, но Влада даже не представляла, что когда-нибудь увидит это воочию. Она почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок, – и вскинула ружье. Медленно поворачиваясь по кругу, Влада насчитала двенадцать пар глаз.
* * *
Она была напряжена настолько, что, снова услышав треск веток, едва не нажала на курок. Волки разом повернули головы в сторону шума, потом, один за другим, огоньки глаз погасли – волки сбежали. Влада еще сильнее сжала ружье: вряд ли ее обрадует встреча с тем, что испугало волков.
Шум приближался. Он оборвался всего в десятке метров от Влады – и в воздухе промелькнула черная тень. Влада прицелилась (скорее для устрашения, чем для самообороны: она не успевала следить за мишенью), а потом внезапно все звуки стихли, и раздался голос Марка:
– Охотишься?
– Защищаюсь, – выдохнув, ответила Влада и опустила ружье.
Через мгновение Марк оказался с другой стороны. Владу коснулось лишь легкое дуновение ветра. Ошеломительно быстро.
– Мы сделаем вид, что ничего не произошло, – сказала она в темноту. – И ты вернешься домой.
Марк подошел ближе. Теперь его силуэт четко выделялся на фоне случайного лунного света.
– Влада, – в его голосе прозвучала усмешка. – И ты говоришь мне это? После всего, что узнала?
– Я ничего…
– Сима умерла из-за меня, – перебил ее Марк. – Я убил ее. В прямом смысле этого слова.
На некоторое время между ними повисла плотная тишина.
– Я никогда не поверю в это, – сказала Влада.
Марк схватил ее за локоть и потащил вглубь леса. Они остановились у поляны, в центре которой лежал лось; луна обливала светом его огромное влажное тело. Лось был еще жив, его бока часто и прерывисто вздымались, но большие черные глаза уже казались мертвыми.
Вот, что она испытала на Даче, когда пыталась отыскать Марка: ощущение обреченности, ускользающей жизни, подступающей смерти – смерти жестокой, бессмысленной и неотвратимой. Влада села на корточки, коснулась его шерсти, шершавой, пахнущей паленым – и тут же одернула руку. Вся туша была покрыта глубокими ожогами.
– Я убил Симу, – повторил Марк. – Как убил этого лося. Только ее я убивал медленно.
Тело Влады покрыли мурашки, но рассудок работал спокойно и холодно.
– И меня ждет то же самое? – Она встала. В ожидании ответа сердце метнулось к горлу.
– Несомненно.
Влада сжала ружье.
– Убьешь меня? – усмехнулся Марк.
Влада, не раздумывая, отшвырнула ружье. В следующую секунду Марк метнулся к ней, его стальная рука захватила ее сзади, вторая – откинула голову. Влада почувствовала, как молниеносно нагрелась кожа под его пальцами. Еще мгновение, и жжение станет невыносимым. Но мгновения перетекали в секунды, а жар не становился сильнее. Заключенная в тиски, Влада покорно дожидалась, когда монстр в его душе примет решение.
Потом Марк резко развернул ее к себе. Влада заставила себя посмотреть ему в глаза. Они пылали так ярко, словно в них отражался настоящий огонь.
– Ты никогда не была ближе к своей смерти, чем полминуты назад, – сказал он, и по тону его голоса Влада почувствовала, что прежний Марк возвращается.
– Но ты справился с собой. И тогда – в библиотеке, и сегодня – на крыльце, и сейчас, – прошептала она.
– Я могу убить тебя, – возразил Марк.
– Я собираюсь рискнуть.