Глава 16
Заточение

Стефан услышал, как Мария проскользнула к его кровати, но не стал открывать глаза. После Невестиной ночи он сутки скитался по окрестностям и теперь, вконец устав, хотел чувствовать только одно: бесконечное беспросветное одиночество.

– Как ты? – спросила Мария.

– Я убил женщину, – глухо, словно спросонья, ответил Стефан.

Мария опустилась на край кровати.

Свежий, насыщенный дождем ветер качнул шторы, легко и ровно, будто морской бриз. Стефан представил пронзительные крики чаек, размеренный скрип мачт, плавные очертания его яхты, пришвартованной в одном из греческих портов. Он так явно ощутил теплое дерево штурвала, морскую соль на коже и пряди светлых женских волос, щекочущие ему губы, что не сразу понял, к чему относится реплика Марии:

– Мне жаль.

Опять долгое-долгое молчание. Теперь ветер снова был просто ветром, комната – лишь спальней пустого дома, а рядом – самое назойливое существо на свете.

– Ты же не любил ее, правда?

Стефан открыл глаза.

– Кого – ее?

– Владу.

Стефан сел на край кровати.

– С Владой все в порядке, – ответил он, окончательно придя в себе. – Я услышал твои шаги и вспомнил женщину, которую ты подсунула мне в лесу. Не могу выкинуть ее из головы.

Мария встала, и Стефан снова подумал о том, как она красива – той особой холодной красотой, которая восхищает ценителя мраморных скульптур или графитных зарисовок. Восхищает, но не пленяет. Эта красота в той или иной мере была свойственна всем семарглам, в том числе и самому Стефану, но в случае с Марией парадокс состоял в том, что она и до обращения вызывала в Стефане те же чувства.

Стефан познакомился с ней всего через десять лет после обращения. К этому времени он попробовал достаточно человеческого тепла, чтобы войти во вкус, но все еще не научился полностью себя контролировать и время от времени допускал промахи. Промах – вполне подходящее слово для того, что произошло со Стефаном в одном из французских городков, которые каждый месяц десятками попадались у него на пути.

Стояла нежная золотая осень, в провинции она цепляет за душу также сильно, как и внезапная весна. Стефан прохаживался по главной улице в поиске новой жертвы – холод уже сжимал ему сердце – как почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка смотрела на него так уверенно и нагло, что он ненароком подумал, не семаргл ли перед ним. Но нет, она не была семарглом. Ее тепло оказалась душистым и сладким – Стефан убедился в этом через двадцать минут после знакомства, когда молодая Мария, улизнув от гувернантки, села с ним в первый же встречный экипаж.

Девушка оказалась дочкой зажиточного вельможи и настоящей оторвой. Она пленяла, высмеивала, шокировала как мужчин, так и женщин, а в довершение всего не собиралась выходить замуж – хотя к тому времени ей уже исполнилось девятнадцать.

Вместе им было весело и приятно. В один вечер они могли сходить на снобистскую театральную премьеру, а во второй – переодеться в мужские крестьянские одежды и отправиться кутить в придорожный паб. Но когда родители собрались силком отдать Марию замуж, Стефан почувствовал лишь легкую тоску. Он и так задержался в этом городе.

Стефан уже паковал багаж, когда в гостиничный номер ворвалась Мария. Она умоляла спасти ее от грядущей женитьбы – ради их дружбы, ради всех тех прекрасных моментов, которые они провели вместе. А вместо ответа на растерянный вопрос Стефана, каким образом это можно сделать, оголила плечо с едва заметными ожогами – таким медленно-театральным жестом, что у Стефана не осталось сомнений: она знает. Оказалось, еще в самый первый раз, в карете, он был слишком голоден и не слишком осторожен, его внушение не подействовало, так что Мария прекрасно осознавала, с какой целью Стефан припадает к ее плечу, и что за ожоги появляются у нее после каждого свидания. Она не боялась семарглов, она мечтала стать семарглом и к тому же ужасно не хотела стать чьей-то женой. Стефану, который впервые разговаривал с человеком, понимающим, кто он такой, этих доводов оказалось достаточно – и он перевоплотил Марию, а потом сдал ее на поруки Михаилу. Только спустя долгое время, складывая воедино жесты, взгляды, интонацию, Стефан догадался, что насильственная свадьба (если она действительно планировалась) оказалась для Марии лишь удачным стечением обстоятельств, чтобы на сотни лет остаться вместе с ним.

Стефану не понравилось, что Мария обвела его вокруг пальца. Но с другой стороны, думал он, почему бы и нет: искренняя необременяющая любовь с ее стороны отлично сочетается с теплой симпатией, привязанностью и легким флиртом – с его. Вернее, сочеталась. Теперь все закончилось.

– А Владу ты смог выкинуть из головы? – наседала Мария. – А Илону? Все закончилось? Потому что Невестина ночь прошла, но я не вижу разницы между тобой двухдневной давности и тобой сейчас. А разница должна быть!

Стефан окинул ее усталым взглядом.

– Чего ты хочешь, Мария.

Знал ли он, что когда-нибудь Марию не устроит роль его вечной подруги? Конечно. А также он знал, что это осторожное, расчетливое, хитрое создание будет играть в какие угодно игры, но не сделает первый шаг – из женской гордости, тщеславия и еще черт знает чего. Только, похоже, за столетие – пусть с долгими и частыми перерывами – игры ей порядком надоели. Что ж, ему тем более.

– Я всегда хотела лишь одного: быть с тобой, – с вызовом ответила Мария.

– А как же Антон? – спросил Стефан и встал с кровати, тем самым лишив Марию возможности смотреть на него сверху вниз.

– Антон – никто! Не смей сравнивать! – завопила она.

– И тебе все равно, что он тебя слышит?

Мария обернулась. Антон стоял у двери, сжимая в руках серую накидку. Мертвенно-бледное лицо, дрожащие губы, пылающие глаза – он выглядел, как больной лихорадкой.

– Вон отсюда! – рявкнула Мария.

Антон не сразу понял смысл слов, потом пришел в себя, торопливо положил накидку на край дивана – и рванул прочь.

Мария отбросила с лица завитую пружинкой прядь и улыбнулась, чуть виновато, но, скорее изображая вину, чем чувствуя ее на самом деле.

– Так значит, ты хочешь быть со мной? – Стефан заложил руки за спину. – Хочешь и меня посадить в золотую клетку? Как Рыбака? Думаешь, ему нужно было все это золотишко с Тицианом? Думаешь, мне это нужно?

Снова повисла пауза. Стефан переживал ее вежливо, немного скучая; Мария же не находила себе места. Она подошла к окну, резко развернулась и снова направилась к Стефану.

– Тогда что тебе нужно?!

– Ты мне точно не нужна. – Стефан взял с кровати накидку и вышел за дверь.

– Будь ты проклят! – донеслось ему вслед.

В ответ Стефан расхохотался.

Проклятие! Что Мария знала об этом? В ее жизни все подчинялось лишь закону собственного желания, а чувства к Стефану были обычным капризом избалованного ребенка и не имели никакого отношения ни к любви, ни к проклятию, которые, кстати, имеют много общего.

Размышляя об этом, Стефан подошел к заброшенному хутору, в котором недавно пару ночей коротал связанный Стас.

Хутор оказался идеальным местом для пленников: равноудален как от Прудов, так и от Огневки. Люди забирались сюда крайне редко, по этой же причине на хутор крайне редко наведывались семарглы. Лучшего места, чтобы спрятать Марка, было не найти.

Стефан вошел в кособокую, с провалившейся крышей хату и сдвинул с погребной двери каменные жернова.

– Выходи, – сказал он в темноту.

– Влада? – раздалось в ответ.

– Жива и почти здорова.

Марк медленно поднялся по хлипкой деревянной лестнице. Он выглядел слабым даже для истощенного семаргла. Стефан схватил его за шиворот и, не почувствовав сопротивления, вытащил из погреба.

– Ты жалок, – заключил Стефан. – Твое тупое упрямство мне надоело. Я сделаю из тебя сильного семаргла – ради Илоны. Я научу тебя выживать. Но потом ты исчезнешь, понял?

Но Марк, казалось, не слышал его слов.

– Ты получил, что хотел? – вместо ответа спросил он.

– Нет, – отрезал Стефан и вернул разговор в прежнее русло. – Сперва ты восстановишь силы, а потом я научу тебя добывать настоящее тепло.

– Ты не боишься… вырастить своего убийцу? – спросил Марк.

– Не попробуешь – не узнаешь, – улыбнулся Стефан.

Марк попробовал. Он бросился на семаргла, но лишь в щепки разбил деревянный стол: Стефан успел отскочить, при этом выпачкал в пыли майку.

– Хватит вести себя как щенок! – заорал Стефан, отряхивая рукав. – Да пойми же, наконец: человек может за себя постоять, семаргл – тоже. А вот семаргл, похожий на человека, – нет. Ты – как ошибка природы, как самый слабый птенец в гнезде. Тебе не выжить! Поэтому выбор у тебя не больно велик: либо ты пойдешь со мной, либо я сам убью тебя – прямо сейчас.

Марк, помедлив, кивнул.

– Другое дело, – довольно произнес Стефан и направился в сторону Огневки.

Когда он вернулся, Марии уже не было. У крыльца Стефана поджидал Антон, бледный после недавней сцены. Выслушав приказ больше не впускать Марию в Огневку, слуга побледнел еще больше, но, кивнув, быстро удалился.

– Сейчас ты герой. В ее глазах – и своих. Благородный рыцарь, не признающий настоящего тепла, – говорил Стефан, толкая Марка по главной улице.

Семарглы с любопытством смотрели им вслед: все ждали шоу. Что ж, думал Стефан, если Марк в кратчайший срок не наберется ума, они это шоу точно получат. Но пока публичное унижение семарглыша не входило в его планы.

– Ты хочешь быть с Владой, а значит, когда-нибудь она заснет у тебя на плече – и ты не выдержишь, – терпеливо продолжил Стефан, встряхнув едва живого Марка. – Думаешь, что выдержишь, но ошибаешься. Влада станет для тебя только плотью, источающей самое вкусное, дурманящее, единственное важное для тебя – тепло. Ты набросишься на свою любимую женщину и не остановишься, пока не уймешь холод. Но к этому времени Влада уже превратится в пепел. Единственный способ не допустить этого – научиться себя контролировать. Одной силы воли для этого недостаточно. Нужна практика. Для этих целей я одолжил тебе кормушку.

Они подошли к белому двухэтажному домику, обнесенному оградой из низкого кустарника. Там, на первом этаже, находилась женщина, Марк отчетливо чувствовал ее запах, долетающий из распахнутого окна. Человек в центре Огневки. Марк понял, кого Стефан называл кормушками, и от этой мысли горло сжало ледяное кольцо.

– Кормушки – это люди, сами подставляющие тебе свое тело: самый простой, удобный и безопасный способ получить тепло, – подтвердил его догадку Стефан. – Клару я одолжил для тебя у одного приятеля. Она живет с ним, потому что любит его. И он ее любит. Насколько можно любить, к примеру, бутылку молока.

Стефан втолкнул Марка в просторный холл. Из смежной комнаты вышла худенькая девушка с большими серыми глазами. Она старалась улыбаться, но улыбка получалась не радушная, а испуганно-вежливая. Стефан, не здороваясь, окинул ее беглым взглядом, потом взял стул и поставил его посреди холла.

– Итак, начнем, – нетерпеливо продолжил Стефан. – Когда семаргл хочет тепла, он словно гипнотизирует жертву: как удав кролика. Это получается само собой. Я просто смотрю… – Он взял Клару за плечи, посмотрел ей в глаза, всего пару секунд, для наглядности, – говорю ей несколько нужных фраз, и жертва становится податливой.

Девушка слабо улыбнулась. Стефан чуть нажал ей на плечи, и она покорно опустилась на стул.

– Важно, чтобы пальцы – или губы – касались плоти лишь слегка, словно ты боишься испачкаться… – Стефан положил руку на ее плечо. Клара, тихо ахнув, сжала пальцами края стула. – Тогда ожоги будут едва заметны.

Стефан убрал руку и продемонстрировал ожог. Маленькое розовое пятнышко.

Марк отступил – Стефан разочарованно причмокнул.

– Ты сделаешь это, вот увидишь. Сделаешь – и станешь с нетерпением ждать, когда сможешь повторить это снова. Тебе понравится насыщаться теплом, легко и безнаказанно. – Стефан стал за спиной Клары и отвел ее волосы за спину, чтобы во всей красе продемонстрировать Марку длинную белую шею с пятнышками на пульсирующих голубых венах.

Марк с трудом заставил себя отвести взгляд.

– Она человек…

– Она не против, – подбодрил его Стефан.

Девушка, улыбаясь, кивнула.

Марк поднял глаза, наткнулся на свежие, нежные ожоги, и уже не смог оторвать от них взгляд. Он качнулся вперед.

– Давай, у тебя уникальный шанс. Когда-нибудь ты все равно сделаешь это, но уже без меня, и тогда последствия для жертвы будут самые плачевные.

Но Марк уже не слышал его: он медленно, как зачарованный, двигался к девушке.

Стефан знал, что чувствовал Марк в тот момент: только тепло. Видит его, ощущает его запах и, кажется, даже вкус, когда касается обжигающим языком своих десен. Стефан не одно десятилетие потратил на то, чтобы принимать тепло за вино, а добывание его – за игру. И теперь, глядя на Марка, мир которого внезапно приобрел кроваво-оранжевый цвет, даже немного завидовал ему. Такая сильная жажда – прекрасна. Она сильнее разума, она превращает тебя в высшее существо. Когда хочется тепла так сильно, тебе безразличны все предосторожности, законы и табу. Как же это прекрасно – быть готовым умереть ради единственного глотка! Потом готовность умереть ради чего-то посетила Стефана только один раз: когда он увидел Илону, пронизанную прутьями ограды.

Стефан тряхнул головой и сосредоточился на том, что происходило в холле.

Марк приближался к девушке. Теперь он напоминал огромную гибкую кошку. Его движения стали плавными, холод – неугасимым. Клара вжалась в стул и бросила затравленный взгляд на Стефана. Он дружелюбно похлопал ее по плечу.

Очень медленно, словно сопротивляясь притяжению, Марк подошел к девушке, склонился к ее шее – и в следующее мгновение припал к ней губами так стремительно и сильно, что Клара вскрикнула. Тогда он схватил ее за плечи. Сначала девушка терпела боль, потом, застонав, вцепилась ногтями в спину Марка, но он даже не заметил этого.

– Достаточно! – Стефан попытался оттащить неумеху от жертвы, но молодой семаргл рвался к теплу. Он стал заметно сильнее, и, чтобы не убить кормушку друга, Стефану пришлось выволочь Марка на улицу. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем Марк перестал вырываться, его мышцы расслабились, в глазах появилась осмысленность. Тогда Стефан швырнул его на газон.

Марк, растирая шею, откашлялся.

– Ну что, понравилось? – спросил Стефан.

– Отвратительно… – прохрипел Марк.

– Ничего, привыкнешь. Добро пожаловать в мир семарглов.

На следующие четыре дня Стефан запер Марка у себя в подвале, потому что по себе знал: в начале, когда холод едва щекочет десны, наваливаются воспоминания о самых вкусных, самых сочных трапезах. А для Марка, несомненно, таковой стала последняя.

Стефан хотел, чтобы жажда тепла начала доставлять Марку легкое удовольствие, как жажда вина во время сытного обеда, которую вот-вот удовлетворят. Чтобы каждая клеточка Марка наполнилась воспоминаниями о том блаженстве, которое тот испытал, поглощая тепло Клары. И четырех дней для этого было достаточно.

Пока Марк переживал практическую часть обучения, Стефан снабжал его теорией. Два раза в день он спускался в подвал, садился на стул напротив решетчатой двери и рассказывал все, что знал об устройстве своего мира, начиная от собственного опыта и кончая слухами и древними легендами.

Он объяснил, что сообщество семарглов во многом похоже на человеческое. Среди семарглов также есть бедные и богатые, руководители и исполнители, хищники и жертвы. Есть семарглы-маньяки. Например, Парикмахер, который стрижет своих жертв, прежде чем выпить их тепло. Есть семарглы-санитары, тоже своего рода маньяки, которые охотятся на других семарглов: стариков и детей.

Есть семарглы-странники. Вот этим тварям, действительно, лучше не попадаться на пути. Они живут небольшими колониями, не засиживаются на одном месте, носят одежду своей эпохи. Странники охотятся только ночью, при свете луны. Медленно, как туман, наползают на деревню, заходят в каждый дом и убивают всех – до единого.

– По сравнению с ними я – херувим, – заключил Стефан.

Марк, измученный ненавистью к своему надзирателю и самому себе, молчал – но слушал. А под конец третьего дня задал свой первый вопрос.

В тот раз Стефан рассказывал о внушении, точнее, о воздействии, в результате которого человек не теряет самоконтроль полностью, но начинает испытывать к семарглу нечто вроде высшей степени доверия.

– Хочешь что-то внушить человеку, сначала внуши это самому себе, – рассказывал Стефан, прислонясь к кирпичной стене.

Сквозь маленькое окно под потолком пробивалась полоска лунного света, и Стефан отчетливо видел застывшее лицо Марка, лежащего на полу в дальнем углу подвала. Живое существо в нем выдавало лишь дыхание.

– Если хочешь вызвать желание, – учил его Стефан, – возжелай сам, спокойствие – стань безмятежным, повиновение – будь готов стать тираном. Повторяю: тебе не нужно это испытывать, тебе нужно заставить себя думать, что ты это испытываешь. Ты должен перевоплотиться, стать первоклассным актером.

И в этот момент Марк подошел к двери.

– Я воздействовал на Владу? – спросил он.

«Ну, конечно, – Влада, – подумал Стефан. – Что же еще могло заставить его заговорить?» Он колебался, сказать ли правду, слишком уж соблазняла возможность наказать Марка за его выходки, посеять мысль, будто бы его отношения с Владой – лишь результат неосознанного внушения. Но Стефан не стал этого делать.

– Влада – Искатель, это другое, – ответил он. – Ты можешь вызвать в ней сомнение, но не убедить ее. Она твоя только наполовину.

После этого ответа Марк уже не вернулся на свое место, а сел возле двери. Теперь лунный свет падал прямо ему на лицо, задумчивое и в то же время решительное. Эта внезапная перемена заставила Стефана засомневаться, так ли уж хорошо он изучил своего подопечного. Только Марк не оставил времени на размышления.

– Илона не была Искателем, – бесстрастно произнес он, но металлические прутья двери в его ладонях тихо скрипнули.

– Я каждую секунду хотел знать, что Илона чувствует на самом деле, воздействие мне бы только мешало. – Стефан подошел к двери вплотную. Происходи эта сцена три дня назад, Марк, наверняка, уже схватил бы его за горло. Но юный семаргл научился держать себя в руках. Способный. Хоть и строптивый. – Я воспользовался этой возможностью только однажды: когда пришел на похороны вашего отца. Илона была в ужасном состоянии, она не слышала меня, и я успокоил ее с помощью внушения. Причем это тоже получилось само собой: я просто почувствовал, что так нужно.

Стефан замолчал, и Марку вдруг показалось, что они поменялись местами. Теперь тюрьма находилась по другую сторону решетки.

– Чем сильнее чувство холода, тем слабее самоконтроль, и, как результат, способность воздействовать, – продолжил Стефан. – Если холод неимоверно сильный, ты становишься беспомощным, как человек. По крайней мере, в ту Невестину ночь у меня было именно так, – предупредил он следующий вопрос Марка.

Эта откровенность не уничтожила пропасть между семарглами, но словно соединила края хрупким подвесным мостиком. С того вечера монолог Стефана превратился в подобие диалога. Марк по-прежнему предпочитал отмалчиваться, но, почувствовав приближение Стефана, уже не скрывался в глубине подвала, а садился возле двери и внимательно слушал, иногда задавал вопросы. Он спросил, каким образом люди становятся кормушками, и Стефан рассказал ему историю Рыбака, журналиста, обреченного на смерть, потому что тот увидел и услышал больше, чем позволено обычному человеку. Ему предложили выбор: умереть или остаться в Огневке. Рыбак предпочел Огневку.

Была парочка романтичных историй. Например, Клара влюбилась в семаргла и сама поехала за ним в поселок, зная, что, возможно, никогда оттуда не вернется. А вот Антон изначально не был кормушкой. Он оказался в Огневке по доброй воле: решил, что обязан семарглам жизнью (когда-то Стефан учуял его по запаху крови – в тот вечер отец Антона был особенно жесток). Стефан никогда не использовал парня в качестве кормушки, хотя не сомневался: стоит попросить, и Антон согласится, не задумываясь. Кормушкой же парень стал исключительно по собственному желанию: соблазнился одной стервой.

В следующую ночь Марк начал разговор первым.

– Как Влада? – спросил он, подойдя к двери.

Стефан, не торопясь с ответом, сел на свое обычное место.

– С Владой все в порядке. Она смирилась с заточением, ведет себя замечательно, питается хорошо.

– А кто приглядывает за ней? Я к тому, что «замечательно себя ведет», «хорошо питается» – это не про Владу. Она не вела себя так, даже когда ей было десять. Разве что, если ей было нужно усыпить чью-то бдительность.

Вместо ответа Стефан вышел за дверь и спустя минуту вернулся с Кларой. Марк сжал прутья решетки. Он понял, какой перед ним стоял выбор: выпей настоящего тепла, и ты получишь ответы на все вопросы. Или откажись – и потеряй все, чего достиг за последние дни – вместе с надеждой вернуться к Владе.

– У меня нет никакого желания с тобой возиться, но у меня есть обязательства перед твоей погибшей сестрой. – Стефан кивнул, и Клара протянула руку между прутьями решетки. – Я не могу просто бросить тебя на произвол судьбы, зная, что ты умрешь от рук первой же деревенщины – только потому, что не сможешь оторваться от его любимой внучки. Поэтому давай задержим дыхание и нырнем в это обучение, чтобы побыстрее вынырнуть и поплыть каждому своей дорожкой. Всего неделя – и ты снова просыпаешься вместе с Владой. Договорились?

Марк взял протянутую руку за запястье и вместе со вдохом осторожно втянул через кончики пальцев нежное тепло.

– А потом устроим выпускной экзамен, – довольно продолжил Стефан.

Марк отпустил руку Клары.

– Экзамен? – переспросил он.

– Мы просто повеселимся, – ответил Стефан и жестом приказал насыщаться дальше.

Через несколько дней Стефан поселил узника в соседней спальне. По большому счету, для Марка мало что изменилось, его тюрьма лишь стала просторнее: бежать из Огневки еще никому не удалось. Марк тоже понимал это и не доставлял хлопот. Он выполнял все пожелания Стефана и пил настоящее тепло каждый вечер, понемногу, в качестве микстуры.

Стефану нравилось наблюдать, как меняется его подопечный: тело Марка наливалось силой, движения становились быстрее и точнее, в глазах все чаще вспыхивал хорошо знакомый семарглу блеск. Марк же относился к своему перевоплощению без восторга.

Однажды он задал вопрос, которого Стефан ждал давно: как семарглу обмануть полуденную жару. Он именно так и спросил: «как?», а не «можно ли?» В честь этого Стефан подарил ему серую накидку и вывел на улицу – прямо в знойный полдень.

Марк тщательно закутался в накидку, но с непривычки пропустил участок кожи – крошечный треугольник возле ключицы – и тотчас же получил ожог. Вскрикнув, Марк бросился под навес. Стефан отвернулся, словно внезапно решил полюбоваться окнами соседних домов, но его плечи мелко тряслись от смеха.

Марк перевел дух, снова закутался в накидку и спустился с крыльца. Теперь обнаженной оказалась фаланга пальца, только на этот раз Марк не проронил ни звука. Сжав челюсти, он поправил накидку и с вызовом посмотрел на своего учителя. Стефан, все еще улыбаясь, поманил Марка за собой. Он и вида не подал, какая мысль пришла ему в голову: возможно, из этого заморыша получится нечто большее, чем заурядный семаргл.

Прогуливаясь по пустынным улицам Огневки, Стефан рассказывал Марку обо всех хитростях, которые помогают семарглам выжить, в том числе и тех, которые придумал он сам. В этом списке Огневка шла отдельным пунктом. Круглосуточная охрана, система тоннелей и лазов, тщательно отобранный контингент, кормушки в качестве возобновляемого источника тепла, «звездные» вечеринки – для отвода глаз местных жителей. Огневка стала для семарглов настоящим раем, островком удовольствия и беззакония.

Как-то ночью, продолжая тему Огневки, Стефан признался, что построил этот город для Илоны – совершил один из миллиона безумных поступков, на которые был способен ради нее. Марк же, отвечая откровенностью на откровенность, сказал, что это не меняет его отношения к Стефану.

– Сейчас Илона должна была заканчивать Лондонский университет искусств, а я – находиться рядом с Владой и думать только о том, как сделать ей самое незабываемое предложение руки и сердца. Но ты позарился на мою сестру. Тебе оказалось мало твоих семарглих, захотелось живой восемнадцатилетней девушки.

В тот момент Стефан отметил, как быстро научился обуздывать эмоции его подопечный. Выдало Марка лишь едва заметное движение: пальцы непроизвольно сжали перила балкона.

– Я любил твою сестру, – в тон ему ответил Стефан. – Ради нее я спас твою жизнь. Но это не помешает мне забрать ее, ничтожество.

Ночные разговоры на балконе не всегда проходили мирно. Иногда беседа ни о чем превращалась в словесную перепалку.

– В тебе нет ничего человеческого! – возмущался Марк, выслушав очередной рассказ Стефана.

– В самом деле? – От негодования семаргл цокал языком. – Люди не влюбляются в одних и не презирают других? Тебя смущают кормушки, а меня – концлагеря и репрессии! Или просто оглянись: Чечня, Ирак, Ливия… Люди убивают людей куда в большем количестве, чем семарглы. И не только на войне. Но семарглами движет холод, а людьми… – Он скривился. – Я не стал семарглом по доброй воле. Просто однажды оказалось, что я не могу питаться ничем, кроме человеческого тепла. Поэтому хватит долдонить, что семарглы – это зло! Для людей мы не большее зло, чем сами люди!

На следующий день Стефан снова отвел Марка к кормушке. Как и ожидалось, прогресс оказался впечатляющим: с огромным трудом, но Марк смог вовремя остановиться. Это событие вкупе с последними новостями передвинули экзамен на два дня раньше.

Стефан посмотрел в зеркало сначала на свое отражение, затем – на отражение Марка и остался доволен: оба выглядели безупречно, как иллюстрации в глянцевом журнале к статье о роковых соблазнителях. Возможно, он даже перестарался: в маленьких городах девушки, утомленные жарой и местными олухами, были бы рады любому разнообразию. Но Стефану нравилось выглядеть на все сто – всегда.

Лимузин довез их до Логишина за полтора часа. Марк провел это время в легком напряжении: экзамен был последней преградой на пути к Владе, так что выбора участвовать или не участвовать в этой затее у него не оставалось. Стефан же чувствовал себя превосходно: ему нравилось, когда у кого-то не оставалось выбора.

– Запомни, мы должны начать игру синхронно, иначе у нас появятся свидетели – а ты знаешь, что приходится делать со свидетелями, – напомнил Стефан, когда лимузин припарковался у двухэтажного клуба, расцвеченного неоновыми огнями.

Охранник суетливо распахнул перед Стефаном дверь.

Подружки-москвички, обе огненно-рыжие (Кристина – длинноволосая, Лиз – с короткой мальчишеской стрижкой), пышногрудые, в черных кожаных мини, сами подсели к Стефану за барную стойку. Они сразу были не прочь познакомиться с неким стеснительным другом, скучающем в лимузине, но Стефан, дабы подольше насладиться волнением пленника, угостил девушек текилой.

Через полчаса троица вышла из клуба. Стефан улыбался и по очереди шептал спутницам непристойные нежности. Девушки громко смеялись, а когда шпилька одной из них застряла в неровности тротуара, их смех дошел едва ли не до истерики. Стефан вынул ногу девушки из застрявшей туфельки, поцеловал щиколотку, потом снял вторую туфлю и швырнул в темноту. Не успела босоногая Лиз ахнуть, как оказалась на руках у семаргла. Она откинула голову, словно каталась на качелях, и Стефан, чувствуя, как жар обжигает рот, поцеловал девушку в шею, вобрав только ощущение тепла, а не само тепло. Он едва не позволил себе начать пиршество немедленно – так соблазнительна была ее нежная теплая кожа. Но сдержался – как настоящий учитель.

Марк напряженно наблюдал за происходящим. Стефану было весело и даже чуть трогательно видеть, как яростно его ученик сражается с презрением к самому себе – из-за беспомощности, наивности и глупости, которые привели его в этот лимузин. Марк был слишком юн, он не знал: перерождение всегда болезненно. Зато эта порция душевного яда привьет его от многих болезней. Если, конечно, не убьет.

А пока Марк сидел на расстоянии вытянутой руки от Кристины и бросал на своего учителя взгляды, полные ненависти. Стефан же, зарываясь пальцами в короткие мягкие волосы Лиз, нашептывал ей историю, придуманную от начала и до конца.

– Ты очаровательна, дорогая, и мы чудесно проведем время, – сказал Стефан, получив в ответ одобряющий смех. – Настолько чудесно, насколько ты мне позволишь.

Вместо ответа Лиз расплылась в улыбке. Теперь она не оглядывалась на подругу, а безотрывно смотрела на Стефана, словно внезапно осознала, что влюбилась в него.

Стефан бросил многозначительный взгляд на ученика: время пошло. Марк кашлянул в кулак, затем потянулся через сиденье за шампанским, при этом словно случайно прижал девушку к спинке кресла. Кристина не отпрянула. Марк тоже.

– А как далеко смогу зайти я? – спросил он, изучая ее серо-зеленые глаза.

Стефан знал, что сейчас видит Марк: изменение. В первый раз это всегда ошеломляет: осознание своей власти над другим человеком. Ее зрачки, до этого кокетливо-подвижные, вдруг сосредоточились на глазах Марка и чуть расширились.

– Начни – узнаешь, – промурлыкала Кристина и положила его руку на верхнюю пуговицу своей блузки.

Стефан, улыбаясь, кивнул Марку. Экзамен шел как по нотам, и преподаватель мог немного расслабиться. Он поцелуями провел Лиз дорожку от уголка губ до ямки над ключицей, вбирая тепло крошечными порциями. Лиз едва слышно вздохнула, ее губы застыли в улыбке.

Стефан насыщался девушкой, постепенно развязывая ленточки, стягивающие ее майку, как вдруг осознал, что в машине стоит странная тишина. Он оглянулся – и оторопел. Запрокинув голову Кристины, Марк жадно пил ее тепло. Вокруг его губ на коже девушки разрастался уродливый ожог.

Стефан отбросил Марка и дважды хлестнул Кристину по щекам. У нее едва прослушивалось сердцебиение.

– Какого!.. – зарычал Стефан, но не успел договорить: Марк набросился на него.

Тем временем Лиз пришла в себя. Видя озверевшее лицо Марка, она завизжала, потом заметила неподвижное тело подруги, и визг превратился в вопль.

Стефан воспользовался секундным замешательством Марка: изловчился и повалил его на пол. Только теперь наполненный настоящим теплом, молодой семаргл легко отбросил Стефана и тотчас же вскочил на ноги, готовый разорвать противника на куски. В этот момент водитель резко нажал на тормоза. Семарглов вместе с Кристиной отбросило на заднее сиденье, и Лиз завопила пуще прежнего.

Стефан вытолкнул Марка из машины, заломил ему руки за спину и припечатал к земле.

– Ты мог убить ее! – кричал он, едва справляясь с сопротивлением.

Постепенно лицо Марка стало меняться, в глазах появилась осознанность.

Стефан ослабил хватку.

– Вот так, хорошо.

Он похлопал Марка по плечу и вернулся в лимузин, из которого все еще доносились истошные крики. Не прошло и минуты, как вопли прекратились. Стефан вышел из лимузина.

– Ты… убил свидетельниц? – сдавленно произнес Марк.

Стефан смерил его взглядом.

– Просто их успокоил. Денек они проведут в Огневке, а потом я решу, что с ними делать. Что же касается тебя, гений, то экзамен не сдан. Пересдача.

Марк вскочил на ноги.

– Никакой пересдачи, Стефан! Никаких экзаменов! Я не хочу всего этого: лимузинов, съема, воздействия. Эта жажда словно достает из меня всю грязь, даже ту, о которой я понятия не имел! Я хочу только одну женщину – Владу! Если это означает умереть – я готов! А теперь я возвращаюсь на Дачу. – Марк развернулся и пошел прочь.

Стефан попытался застегнуть рубашку, но пуговица осталась у него в руке. Он чертыхнулся.

– Сейчас не семарглы представляют для Влады наибольшую опасность. Хочешь узнать об этом подробнее? – Стефан подождал, пока Марк обернется. – Я мог бы заставить тебя снова выйти на охоту, но ситуация осложнилась тем, что кое-кто стал охотиться на нас.