Эпизод 14

Виктор возвращался к Шагову, хотя и догадывался, что терпение друга на исходе. Однако он ничего не мог поделать, нужно было разобраться с ворованным скриптом раз и навсегда – с аварией пятилетней давности, с Мальвиной, наконец. Все ответы были там же, где и все вопросы, – в проклятом Лёхином скрипте.

Шагов удивился бодрости Виктора, но никак не факту его возвращения.

– А у меня кругом облом, – буркнул Алексей. – Так что давай сядем и допьем эту заразу. Я без тебя не трогал.

– Нет времени, Лёха. В следующий раз – непременно, а на сегодня мне хватит. Заводи мотор.

– Ты опять?! И надолго это? – с тоской спросил Шагов.

– Думаю, что да, – серьезно ответил Виктор.

Алексей включил рабочую станцию, бросил Сигалову немуль и вышел из кабинета. Виктор тоже не стал затягивать: плюхнулся в кресло, устроился поудобней, чтобы не затекли ноги, и натянул обруч.

Капитан Коновалов зашуршал плащом, убирая коммуникатор во внутренний карман. Рыжий полицейский пригладил шевелюру, но это не помогло: волосы топорщились, искрились, отражались в потолке – и страшно раздражали Виктора, который спускался в этой кабине уже столько раз, что если сложить все отрезки вместе, получится шахта аккурат до преисподней. Так думал Сигалов, косясь то на рыжего, то на капитана. Больше делать было нечего – запертому в лифте, закованному в наручники, ему оставалось только ждать, когда кабина спустится вниз. А дальше будь что будет.

Двери открылись. На площадке Виктор снова увидел скучного человечка с кожаным портфелем и кивнул ему, словно старому знакомому, – просто так, ради хохмы. И еле удержал челюсть, когда невысокий мужчина с тонкими усиками кивнул в ответ.

Это был Керенский. Сигалов растерянно заморгал и протер глаза – не ради театрального жеста, а чтобы остановить тик.

– Здрасте… – промолвил Виктор. – Какими судьбами?

Он вспомнил, что сколько бы раз ни выходил из лифта, на первом этаже всегда стоял человек с усиками и портфелем. Керенский был в этом скрипте с самого начала – как и Коновалов. Еще до того, как Виктор познакомился с ними в реальности, они уже были здесь – оба, заранее.

Керенский дождался, когда полицейские выведут Сигалова из лифта, и поманил Коновалова пальцем:

– Капитан, я его забираю.

Следователь казался в полтора раза шире, и по одному лишь повороту затылка было видно, как ему хочется сплющить мужичка с портфелем – и за фамильярный жест, и особенно за это вот «забираю».

– Для начала представьтесь, – процедил Коновалов.

Керенский, как факир, материализовал в руке удостоверение. Заглянув в черную обложку, капитан раздраженно вздохнул:

– Я вас слушаю, господин полковник.

Александр Александрович раскрыл портфель и двумя пальцами достал какой-то бланк с красной печатью. Коновалов опять вздохнул, выражая уже не досаду, а натуральное отчаяние.

– Это подозреваемый в убийстве, между прочим, – сказал он без особой надежды.

– Это важный свидетель, – возразил Керенский. – Сюда его. – Он снова поманил пальчиком, обращаясь уже ко всем.

Коновалов положил тяжелую ладонь Виктору на шею и вынудил его по длинной дуге подойти к Александру Александровичу.

– Примите в комплекте, – глухо проговорил капитан, протягивая Керенскому ключи от наручников.

– Это не понадобится, снимите сейчас, – отозвался тот.

– Под вашу ответственность, господин полковник?

– Разумеется, капитан. Всё – под мою.

Керенский проследил за тем, как полицейские снимают с Сигалова браслеты, выходят на улицу и грузятся в машины. После этого он простоял возле лифта еще минуту и, не разжимая губ, произнес:

– Что это было, Виктор? Что за спектакль, я вас спрашиваю!

– Это вы мне?! – тихо возмутился Сигалов. – Лучше объясните, почему вы с Коноваловым делаете вид, будто впервые друг друга…

– Не понимаю, о чем вы. Давно знакомы с этим капитаном?

Пользуясь тем, что руки оказались свободны, Виктор яростно почесал голову. Капитан Коновалов и полковник Керенский – вот кем были его начальники в этом скрипте. И здесь они друг друга не знали.

– Пойдемте, Виктор. – Александр Александрович подтолкнул его под локоть, но нетребовательно, даже мягко. Совсем не как арестованного.

– Куда? – поинтересовался Сигалов.

– Да прекратите вы дурака валять, – прошипел полковник. – Или вы отпуск таким образом выклянчиваете? Отпуск не скоро, уже обсуждали. Пока не закончим, никаких отпусков. Понятно, лейтенант?

После этих слов Сигалов заткнулся и безропотно вышел из подъезда. Керенский повел его вокруг дома к дальней парковке, где между мощными джипами стоял неприметный темно-синий седан.

Александр Александрович устроился за рулем и велел Виктору сесть рядом. Первые пять минут ехали молча. Сигалов не задавал вопросов: он уже убедился, что в этом скрипте всё происходит не случайно, и достаточно просто подождать, как всё прояснится само. Или не прояснится.

– Можете начинать, – сказал Керенский.

Виктор тяжело сглотнул, сдвинул брови к переносице и с удвоенным вниманием уставился на дорогу.

– Отчета не будет? – с иронией осведомился Александр Александрович. – Делитесь успехами, Виктор! А то я начинаю думать, что напрасно на вас положился.

– Конкретизируйте вопрос, – осторожно проговорил Сигалов.

– Вы точно издеваетесь. Я сам работал под прикрытием и знаю, что это такое. Но из образа надо иногда выходить, иначе рискуете так в нем и остаться. – Керенский свернул с проспекта и пояснил, будто бы это имело значение: – В контору не поедем, сделаем небольшой крюк. Место нейтральное. Заодно и пообедаем. Ну, что скажете, лейтенант? Есть новые фамилии? Послушайте, вы в Движении уже целый месяц, и рассказ про трех панков, который вы мне скормили на прошлой неделе, – это слабое оправдание для оперативника. Вы должны знать больше, намного больше. Или вы не справляетесь? Или вам вдруг расхотелось работать? Или – не вдруг? А, лейтенант?

– Новые контакты есть, – выдавил Сигалов.

– Много?

– Шестнадцать, – ляпнул он.

– Ну вот! А что же молчали-то? Давайте уже, выходите из роли застенчивого сочинителя. Сейчас посидим и расскажете подробней.

Полковник снова повернул, и машина подкатила к началу пешеходной зоны. Старый переулок изгибался право и вверх. За исключением сувенирных лавок, здесь были только рестораны.

Керенский припарковался и повел Виктора по левой стороне. Сигалов прошел под большой черной шестеренкой с красной надписью «Светлый Путь», дальше был стандартный сетевой Google-паб, а между ними притулилось крошечное заведение, какая-то дешевая харчевня с потемневшей вывеской «Три пескаря». Ну еще бы. Виктор мысленно поставил миллиард на то, что Керенский зайдет именно туда, и с легкостью выиграл два миллиарда – тоже мысленно.

В «Трех пескарях» было пусто. Полковник указал на столик у стены, а сам, не выпуская из рук портфеля, направился к дальней двери.

– Сполосну руки, – бросил он. – Заказывайте что хотите, налогоплательщики угощают.

Виктор долго смотрел ему в спину, словно ждал, что на серой ткани костюма пропечатается краткое описание новой сюжетной линии. До сих пор этот скрипт был заурядным, хотя и непроходимым квестом, но внезапно в нем обнаружилось второе дно, о существовании которого пользователь не подозревал, и теперь Сигалов отнюдь не ловким движением превращался из арестованного морфоскриптера в агента КСБ под прикрытием. Перспектива увязнуть в новых бессмысленных событиях его нисколько не радовала: он сюда пришел не в игрушки играть, а найти ответы. Но Керенский как исчез в туалете, так и не появлялся, ответов всё не было.

Развернувшись, Виктор сел на лавку и положил руки на грубую дощатую столешницу – и лишь потом заметил, что столик уже занят. Вначале Сигалову показалось, что по ту сторону находится зеркало, но его отражение было одето иначе и не сидело с угрюмым видом. Оно улыбалось.

– Привет, – сказал незнакомец.

Виктор подумал, что называть незнакомцем субъекта с твоим лицом – это по меньшей мере странно, но всё же ответил:

– Привет.

Человек напротив опустил глаза и едва заметно покачал головой:

– Так долго конструировал этот разговор, а теперь и сказать-то нечего… – Он неожиданно протянул руку. – Я Кирилл.

– А я Виктор. – Сигалов почему-то решил, что почувствует рукопожатие обеими руками, но ошибся: в его ладони была чужая ладонь.

– Я знаю, Витя. И перестань крутиться, смотри на меня. Керенский оттуда не выйдет, и официантки к нам не подойдут, их тут нет, и с улицы никто не зайдет, она пустая. Декорация, если ты не заметил.

– Я-то заметил, но… Постой! Ты и есть автор? – ахнул Сигалов. – Это твой мир? Ну тогда, во-первых, дай я тебе еще раз пожму…

– Хватит, хватит уже. Не мир, а так, безделушка.

– Твоя безделушка мне все мозги наизнанку вывернула! Но знаешь, я не жалею. Может, оно того и стоило.

– Стоило, безусловно.

– Отличная работа. Только я не понял, какое всё это имеет ко мне отношение. Например, почему я везде натыкаюсь на апельсины? Даже там, где их быть не может. Я не про реальность, я про скрипты.

– Естественно, скрипты. Как бы я повлиял на реальность? Я не настолько… Бог. Не настолько, нет. Они тебе попадаются потому, что они и меня преследуют. Это последнее, что я видел. Апельсины. Скачут, катятся… – Кирилл прищурился, что-то вспоминая. – Кругом апельсины. Целое море.

– Я их видел в аварии. Если бы меня повез не Керенский, а Коновалов, мы бы с ним попали…

– Это можешь не рассказывать.

– Ах, ну да. Ты же сам это и сочинил.

– Сочинил, но не совсем. Я в ней тоже побывал. В настоящей аварии, пять лет назад.

– И чем это закончилось? – бездумно спросил Сигалов.

– Смертью.

– Прискорбненько. Соболезную и так далее. Но всё-таки: с кем я разговариваю? Кто меня дурит?

– С кем разговариваешь… Кабы я знал. Физически ты общаешься с телом, в котором функционирует только мозг, остальное давно отказало. И никаких шансов. Выздоравливать там уже нечему, пять лет прошло, – усмехнулся Кирилл. – Но это если физически. А виртуально ты беседуешь с активным ядром Индекса. Вернее, с его частью.

– Индекса?! – воскликнул Виктор.

– Только не говори, что ты не чувствовал связи между Индексом и этим мелким скриптом, который твой чудак Лёха якобы где-то нашел. Якобы случайно.

– Лёхе его подбросили?

– Слово «подбросили» к сети неприменимо. Но если человек сильно чем-то интересуется, то рано или поздно он это находит. Независимо от своего желания.

– Скрипт оказался на рабочей станции Шагова, чтобы в итоге его загрузил я? И для чего это нужно?

– Для того, чтобы мы с тобой вот так сидели и общались. Как нормальные люди. Возможно, мы могли встретиться и по-другому, хотя… Не знаю. Учитывая, что я сейчас лежу в каком-нибудь инкубаторе… А может, уже и нет… Может, они распилили мне череп и перенесли мозг в какую-нибудь банку… Такими подробностями мне интересоваться неохота, я с детства брезгливый.

Виктор исподлобья смотрел на собеседника, ловя оттенки эмоций и фиксируя каждое движение. У него не осталось сомнений: это был не прописанный автором персонаж, а живой пользователь, загрузивший тот же скрипт. Сигалов разговаривал с кем-то обладающим человеческим сознанием.

– Почему у тебя мое лицо? – спросил Виктор.

– У меня твое лицо! – насмешливо повторил Кирилл. – Самомнение у нас тоже одинаковое.

– Почему «тоже»? Что ты имеешь в виду?

Собеседник достал и бросил на стол пачку сигарет.

– Угощайся, – предложил он. – Не хочешь? Ну и правильно.

Прикурив, он выпустил дым в сторону и собрался что-то сказать, но вместо этого сделал еще две крупных затяжки. Потом всё-таки сказал:

– Близнецов запрещено разлучать, даже если их мать умерла при родах, а отец неизвестен. Кроме случаев, когда богатая пара хочет усыновить одного. Только одного из двух. Тогда братьям рисуют разные фамилии, развозят по разным палатам – и вот уже нет никаких близнецов.

Сигалов побарабанил по столу, оценивая услышанное. Он понятия не имел, как на это реагировать.

– Если ты про меня, то мои богатыми не были, – сказал Виктор.

– Мои были. Это я получил всё, что полагалось разделить поровну. Но… кроме дорогих игрушек, ты ничего не потерял. А еще мне никогда не приходилось работать. Никогда раньше, – уточнил Кирилл.

– Погоди, дай я всё это переварю… – пробормотал Сигалов.

– Тебя никто не торопит.

– У меня есть брат?

– А ты хотел сестренку?

– Близнец… Слушай, не тот ли ты Кирилл, которого я загружал в Индексе?

– Ты в зеркало там смотрел? Смотре-ел, интересно ведь, что за персонаж. И кого ты там видел?

– Думал, что себя…

– Себя? В моей квартире? Какой молодец! Нет, я не в том смысле, мне не жалко. Всё мое – твое. Включая соседку, – подмигнул Кирилл.

– Как ты существуешь в Индексе, если ты уже пять лет… Если ты говоришь, что…

– Что от моего бренного тела ни хрена не осталось? Так и есть. Но в Индексе я продолжаю жить. Имею я право в целом мире выделить себе крошечный уголок? Чтобы иногда отдыхать от мысли, что я мозг в банке. Чтобы иногда чувствовать себя обычным человеком. – Кирилл потянулся за второй сигаретой, но вместо этого принялся рассеянно играть полупустой пачкой. – Кураторы в курсе, на этот счет в Индексе прописана отдельная поправка.

Виктор засмотрелся на сигаретную пачку и вдруг хлопнул себя по ноге:

– Да! Я там курил! – Он неистово потер подбородок. – И что же получается?.. Что теперь?!

– Ничего. А что должно получиться? Просто встретились два родственника. Незнакомых, но близких. Очень близких, я даже не подозревал насколько. Меня никогда не тянуло креативить, как-то незачем было. Но в голове, сколько себя помню, всё время звучал внутренний монолог. Психологи говорят, это плохо, от внутреннего монолога надо избавляться, особенно если он преследует постоянно. Но я не стремился от него избавиться, это же часть меня. А когда я первый раз попробовал что-то сочинить, то оказалось, что это он и был, монолог в голове, мой собственный голос, который разговаривает и со мной, и со всем миром. Он был как птица, которая билась в клетке. Я просто выпустил ее – и она полетела. Не знаю, как это объяснить.

– А я с детства понял, что это за птица и как с ней нужно обращаться, – тихо вымолвил Сигалов. – Я ее любил и берег. Кроме нее, у меня ничего не было. Каждые два года новые родители, всё кувырком и всё заново, ничего не оставалось. Сохранить что-то можно было только внутри… Как ты меня нашел? – спохватился Виктор.

– Приемный отец перед смертью покаялся. Людям почему-то нравится рассказывать о своих грехах в последний момент. Наверно, чтобы с ними прощаться было легче… О том, что я неродной, я знал с детства, но о брате услышал только в восемнадцать лет. Приемная мать погибла еще раньше, и вот я остался один: совершеннолетний, совершенно свободный, довольно богатый… Кстати, родители были совладельцами «Гипностика», тесен мир, да? Они вложились в бизнес, когда вся компания умещалась в трех комнатах в подмосковном офисе. Не о том я… – прервал себя Кирилл. – Наш роддом за это время два раза переносили, а после расформировали, архивов не осталось. Я знал только дату твоего рождения, и больше ничего. Если бы ты был популярным автором, как какой-нибудь Аверин… прости, обидно слышать, наверно…

– Да нет, я сам выбрал свой путь.

– В общем, если бы я где-то увидел твою фотографию, этого было бы достаточно. Но ты человек непубличный, пользователи тебя как автора не знают. А я и был – простым пользователем. В итоге нашел, конечно. Я тебя нашел, но… Меня что-то останавливало. Мне было перед тобой неудобно за свою безмятежную жизнь. Тем более выяснилось, что я как бы на тебе зарабатываю. Я про акции «Гипностика».

– Во дурак-то. Зарабатывал он на мне. Ну и что?

– Я, конечно, собирался объявиться, но вначале хотел побольше о тебе узнать. А потом оказалось поздно. Вот так: раз, и всё. Утром выехал из дома, а очнулся в больнице. Вернее, нельзя сказать, что очнулся… Я не очнулся до сих пор, и уже не грозит. Я… в тот момент начал снова себя осознавать. В пустоте, в тишине… Вокруг – ничего.

Кириллу надоело играться пачкой, и он достал-таки следующую сигарету. Торопливо прикурил, выпустил три кольца и смел их рукой, чтобы не висели над столом.

– Долго я так лежал, несколько месяцев, – задумчиво продолжал он. – Ну, это я потом примерно сроки прикинул, а вообще, там, где я нахожусь, времени нет. Как расстояния или веса. Там ничего нет… Короче, врачи видели, что мозговая деятельность продолжается, и придумали подключить меня к рабочей станции. Не через немуль, естественно, а как-то иначе. И я почувствовал себя обыкновенным пользователем. В скрипте я был как все люди: ощущал свое тело, воспринимал звуки, запахи. Ты знаешь, какое это удовольствие? Ты не знаешь… Даже простая лампочка, которая светит где-то в темноте, – это почти чудо. А если еще звучит музыка, то кажется, что для счастья больше ничего и не надо. Только вот когда обычный пользователь выгружает скрипт, он идет за пивом или едет к девушке. А когда отключался я, вокруг снова возникал вакуум. Поэтому отдыхать от скриптов меня как-то не тянуло. Мне было не важно, что скрипты – это иллюзия. Всё в мире – иллюзия, сигналы, которые мозг получает от тела и как-то там по-своему интерпретирует. А мой мозг получал их с рабочей станции. Я почти жил.

Кирилл докурил сигарету до фильтра и затушил окурок в пепельнице, хотя еще минуту назад Виктору казалось, что никакой пепельницы на столе нет. Теперь она стояла посередине, и в ней лежало два окурка.

– Потом мне перестало этого хватать, – сказал Кирилл. – В любом скрипте я помнил, что это вранье, что это не реальный мир, а чье-то сочинение. И всё так предсказуемо, так примитивно… Есть два шага влево и два вправо, а дальше конец локации и либо стена, либо пустота. Мне хотелось найти скрипт, который позволил бы забыть, что он – скрипт. Всё равно обман, это понятно, но когда ты не знаешь об обмане или просто не помнишь, он тебя и не мучает. Скриптов я таких не нашел, их и не бывает, да и Комитет не допустил бы их к продаже. И я решил создать свой. Как тебе такая идея для того, кто сроду ничего не креативил?

Виктор отметил, что улыбка, даже саркастическая, у Кирилла вышла на редкость обаятельной. Сам он так улыбаться не умел.

– Идея, конечно, безумная, но почему бы и нет? – проговорил Сигалов. – Особенно если учесть, что я уже знаю, чем это закончилось.

– Я не сразу взялся за Индекс, вначале тренировался на маленьких скриптах. И у меня получалось. Я занимался этим непрерывно, по двадцать четыре часа в сутки. А потом стал создавать структуру большого, настоящего мира. Всё это было в общей сети, а где мне еще брать ресурсы? Адвокат, который занимается моими делами, оплачивал и клинику, и процессорное время. Юридически я всё еще жив и богат. Ну а с сетью известно, как бывает: случайно или нет, но однажды о моем креативе узнали. Раньше уход за мной был хорошим, а теперь стал превосходным. Думаю, меня куда-то перевезли. Мое мертвое тело, или банка с мозгами, или что там от меня осталось слишком дорого стоит. Это всё с их слов, сам-то я посмотреть не могу. Но я им верю. Им действительно не будет прока, если я умру от гангрены или от передозировки стимуляторами. Теперь я важнейший проект. Ресурсы у меня совсем другие. И хотя Индекс жрет фантастически много, обещают дать еще больше.

– Они строят отдельный дата-центр в Сибири, – подтвердил Виктор. – Такой большой, каких еще не было. При нем даже своя атомная электростанция.

– Да, новости я знаю, они у меня самые свежие. Обновляются на лету. – Кирилл снова усмехнулся. – Вначале я не планировал ничего такого, хотел просто создать для себя комфортную среду. Но живой мир должен быть динамичным, и вообще, развивать проект – это же естественно… Казалось вначале, – тихо добавил он.

– А что изменилось? Эти люди, которые о тебе заботятся, – с ними что-то не так?

– Нет-нет, – быстро ответил Кирилл, как будто на что-то отвлекся, но уже вернулся. – Это моя собственная тоска. Люди-то вроде нормальные.

– Кстати, давно хотел спросить: что тут делают Коновалов с Керенским? Зачем ты скопировал сюда их образы?

– Два цербера. – Близнец пожал плечами. – Раз они охраняют меня там, пусть охраняют и здесь. Не ищи в этом глубокого смысла, их имена и лица могли быть любыми.

– Мальвина – тоже?

– Нет, Мальвина – это для тебя. Это по-настоящему.

– Для чего ты мне ее подсунул?

– Ты сам ее нашел, я только намекнул. Показал, кто тебе нужен. Если бы я ошибся, ты бы ее и не заметил.

– Но ты всё-таки ошибся. Индекс дал неверный прогноз, и мы расстались. Из-за прогноза, какой бред… Я сам виноват. Но если бы не тот прогноз…

– Ерунда. Наладится у вас, вот увидишь. Как говорят, «в Индексе есть всё». Только не всё заметно. Не всё сразу.

– При чем тут Индекс? Я про реальность.

– А я про Индекс. В реальности я даже пальцем пошевелить не могу. Зато в Индексе я кое на что способен. – Кирилл взял еще одну сигарету.

– А здесь? – спросил Виктор. – Здесь ты как оказался? Это же другой скрипт, отдельный.

– От чего отдельный? От Индекса?

– Ну.

– Я тебе в следующий раз расскажу. Мы ведь еще встретимся? Да, и вот что: ты сейчас от Шагова, с его рабочей станции? Правильно, – сказал Кирилл, не дожидаясь ответа. – Не держи этот скрипт у себя, пусть они пока не знают, что мы вот так встречаемся. Ведь мы еще встретимся?

– О чем разговор! – Виктор очнулся, словно всё это время дремал. – Черт, у меня есть брат! – воскликнул он.

– У меня есть брат! – радостно повторил близнец.

Сигалову захотелось обняться, и он приподнялся над лавкой. Кирилл, угадав его порыв, тоже подался навстречу, но, посмотрев друг другу в глаза, оба остыли. В этом было что-то до жути неестественное – обниматься в виртуальном пространстве, распределенном по бог знает каким серверам, возможно, разорванном по разным континентам. Во взгляде Кирилла мелькнула обреченность – в отличие от Виктора, он мог существовать только так: в морфоскрипте, среди строчек кода.

– Я тебя найду, – пообещал Сигалов. – Ты меня нашел, и я тоже найду.

– Лучше не надо. Там не на что смотреть, поверь. И мне никак нельзя помочь. В реальности – точно нельзя. Просто приходи сюда, когда сможешь.

– А как тебя предупредить?

– Незачем. В этот раз не предупреждал же. Я сам узнаю, церберы доложат.

В темной витрине Сигалов увидел отражение Керенского, появившегося из служебного помещения. Александр Александрович на ходу раскрыл портфель и достал оттуда пистолет.

– Выход всегда один, – пояснил Кирилл.

– Уже пора? – спросил Виктор.

– К чему затягивать? Долгие проводы – лишние слезы. Не пропадай, брат. Ну что, готов?

– А как же ты?

– Я уйду по-своему. Выгружаться-то мне отсюда некуда.

– Не бойся, я тебя не брошу, ведь мы…

Керенский, не дослушав, выстрелил.