Довольно скоро весть о гибели Тьяцци достигла Срединных миров. И я, возможно, тут тоже немного постарался; в конце концов, не каждый день Вашего Покорного Слугу славят как героя. К тому же я выяснил, что в мести самое сладкое – это благодарность твоих тайных врагов. Браги сочинял в мою честь гимны и песни, которые вовсю распевали в придорожных гостиницах, и вскоре всем стало известно, как хитрец Локи заманил великого охотника Тьяцци в ловушку и обрек его на постыдную смерть. Я и оглянуться не успел, как стал знаменит; мое имя было буквально у всех на устах. Женщины проявляли ко мне особый интерес – хотя, признаюсь, я мог бы вести себя и поосторожнее.

Из-за всего этого я напрочь позабыл о Скади, очаровательной дочурке покойного Тьяцци. Она, разумеется, узнала, как именно погиб ее отец, и месяца три спустя прибыла к воротам Асгарда, вооруженная до зубов и готовая к битве. Скади требовала компенсации за смерть Тьяцци и грозила богам войной с северными великанами.

Должен сказать: она имела на это полное право. Если бы Тьяцци погиб в честном бою, это был бы вполне достойный конец для великана, претендующего на статус бога. Но быть забитым насмерть и зажаренным, как цыпленок, – это, пожалуй, слишком… Допустим, сам он так поступил со мной, что вполне заслуживал подобного наказания, но гордость народа Льдов была уязвлена, и теперь северные великаны явно стремились отомстить за нанесенное им оскорбление.

Один, конечно, мог бы запросто дать Скади от ворот поворот, но воевать с народом Льдов ему совсем не хотелось. Куда больше смысла имело бы установление дружественных отношений с обитателями дальнего Севера. И потом, еще один столь могущественный враг был нам совершенно ни к чему. Так что Старик пригласил Скади в Асгард на переговоры; он явно надеялся, что ему удастся прийти с ней к некому соглашению.

Переговоры, впрочем, начались из рук вон плохо. Скади не относилась к тем, кто охотно идет навстречу собеседнику. Это была этакая холодная, как лед, блондинка с довольно коротко остриженными волосами. На плече у нее красовался рунический знак Иса, что значит «лед». Она была с головы до ног укутана в меха, на ногах снегоступы, а в руках пронизанный рунической магией кнут – его плеть сделана из десятков тысяч сверкающих волшебных нитей и унизана острыми мелкими колючками из самых жестоких рун; эта плеть извивалась и шипела у нее в руках, точно живая змея.

Я змей всегда терпеть не мог, так что при виде этой плетки мое сугубо отрицательное отношение к Скади только усилилось. К тому же она с ходу потребовала моей казни.

– Почему именно моей? – возмутился я.

Скади ядовито на меня глянула, и кнут у нее в руках еще громче зашипел и задергался, словно пытаясь вырваться.

– Потому что я знаю, кто ты такой, – сказала она. – Ты – Локи Трикстер. Всем известно, что все подстроил именно ты. Ты заманил моего отца в ловушку и опозорил! Ты испоганил даже память о нем!

– Ну, это не совсем так… – начал я, но она меня прервала:

– Да неужели? По-моему, ты вовсе не так скромно держался, рассказывая о своих «подвигах» в каждом уголке Мидгарда!

– Я просто пользовался различными поэтическими метафорами, – пояснил я. – Браги, например, постоянно ими пользуется.

Один решил вмешаться и с улыбкой сказал Скади:

– Успокойся, Охотница. Право, тебе не стоит доверять всяким слухам. Поживи немного у нас, присмотрись, отдохни, попей нашего меда, а потом мы спокойно обсудим, как наилучшим образом с этим делом разобраться.

Скади скосила на меня глаза, и ее волшебный кнут взвился и затрещал, как молния. Однако чашу с медом она из рук Одина приняла, а потом вместе с нами уселась за пиршественный стол и в одиночку слопала полдюжины здоровенных карпов и полбочонка соленой сельди. В общем, пережитое потрясение на ее аппетит явно не повлияло, однако за всю трапезу она так ни разу никому и не улыбнулась.

И все же, как мне показалось, она несколько смягчилась, когда Один, отступив от собственных правил и демонстрируя гостье свое уважение, усадил ее рядом с собой и своими сыновьями, Тором и Бальдром. Я уже говорил, что Бальдр пользовался огромной популярностью – красавец-атлет с идеально гладкой кожей и великолепными зубами, количество которых значительно превышало количество мыслей у него в голове. Дамы восхищались его роскошными кудрями, а мужчинам нравилось, что он – неплохой спортсмен и при этом очаровательно безобиден. Я лично ничего особенно привлекательного в Бальдре не находил, но в данный момент даже я был вынужден признать, что он приложил немало усилий, чтобы растопить сердце Скади.

Она влила в себя уже добрых полбочонка меда, запивая карпов и селедку, и я прикинул, что уж если это не смягчит ее сердце, то и ничто не сможет его смягчить. Женщины уже внесли десерт: блюда с медовым печеньем и сушеными фигами, а также огромные корзины со свежими фруктами, – и Браги вытащил свою лютню, готовясь развлекать общество после обеда, и тут Один, повернувшись к Скади, сказал:

– Я очень сожалею о гибели твоего отца. Знаешь, я хочу кое-что тебе предложить.

Зачерпнув лапищей полную горсть фиг, Скади за-метила:

– Что бы ты ни предложил, отца это не вернет. И позора с него не снимет.

Один улыбнулся.

– Мне всегда казалось, что золото способно покрыть любой позор – если, конечно, оно имеется в достаточном количестве. – Я заметил, что при этом он быстро глянул в сторону Фрейи, но, возможно, это была просто игра света.

Скади покачала головой.

– Золото? Все несметные богатства отца теперь принадлежат мне. Как и его опустевшая крепость. Нет, золотом моей дружбы не купишь и не заставишь меня смеяться, как смеются они. – И Скади с завистью посмотрела на тот конец стола, где сидели богини, такие прекрасные, беспечные, чувствовавшие себя за этим столом совершенно свободно.

Один задумался.

– Так вот чего ты хочешь? Я прав?

И Скади, стрельнув глазами в сторону Бальдра, призналась:

– Если бы у меня был муж, я, возможно, снова научилась бы смеяться.

Бальдр, заметив ее взгляд, занервничал.

– Значит, ты хочешь замуж? – уточнил Один.

– Да. И если бы я могла выбрать кого-то из асов…

Всеотец снова ненадолго задумался, Скади все посматривала на Бальдра, а я старался сдержать усмешку: нашему Золотому Мальчику от этих разговоров было явно не по себе.

– Ну? – нетерпеливо спросила Скади. – Договорились?

Один кивнул.

– Хорошо. Если это положит конец взаимной враждебности.

У Скади вспыхнули глаза.

– Хорошо. Тогда я выбираю…

– Я позволю тебе выбирать, – прервал ее Один, – но при одном условии. Мы поставим всех тех, кто достоин твоего выбора, за ширмой, из-под которой видны будут только их ступни. И ты выберешь себе мужа по ступням. Согласна?

Я так и уставился на Старика. Нет, я просто глаза вытаращил от удивления! По ступням? Что это еще за извращение?

Но Скади кивнула и сказала:

– Ладно, я согласна.

Догадываюсь: она, должно быть, думала, что легко сумеет по ступням определить того, кто ей нужен. А может, она вообще не думала. Я и раньше не раз замечал, как на женских лицах появляется это выражение – туманное, расплывчатое, почти идиотическое. Ну да, Скади запала на Бальдра, это ясно. Должен признаться: я был несколько разочарован, совсем чуточку. Я был более высокого мнения о дочери Тьяцци. Я, правда, уже и сам отринул идею своего альянса с народом Льдов, однако союз асов с этим северным народом мог значительно затруднить ситуацию. Впрочем, препоручив Старику переговоры со Скади, я, безусловно, совершил разумный и достойный маневр.

Итак, после окончания трапезы мы все выстроились в шеренгу за ширмой, из-под которой торчали только наши босые ступни. Браги вовсю наяривал на лютне, а Скади медленно двигалась вдоль ряда торчащих ног, пытаясь определить, какая пара ступней принадлежит Бальдру.

Наконец, она пришла к решению, и я, услышав, как она воскликнула: «Я выбираю вот этого!», похолодел от ужаса и подумал: Только бы не меня!

– Ты уверена? – спросил Один.

Скади кивнула; ее ледяной, как айсберг, взгляд уже начинал таять от предвкушения. Но, когда ширму убрали, оказалось, что она стоит лицом к лицу… не с Бальдром, как она была уверена, а с Ньёрдом Рыбаком – у него, как и у всех рыбаков, ноги были всегда чисто вымытые, очень белые и довольно красивой формы.

– Но я думала…

Я не выдержал и рассмеялся. Бальдр, стоявший рядом со мной и, наверно, испытывавший огромное облегчение, тоже с трудом сдерживал смех.

– Но я думала… – снова смущенно пробормотала Скади.

Боги молча улыбались.

– Извини, – сказал Один, – но уговор есть уговор. Ты выбрала Ньёрда. Будь же с ним ласкова.

Скади помрачнела.

– Это что, шутка? И я уже смеюсь во все горло? – Она взмахнула кнутом, и его змеиные кольца сердито зашелестели. – Я же сказала, что хочу снова научиться смеяться, – продолжала она, – и ты мне это пообещал. Пусть теперь кто-то из вас заставит меня рассмеяться! Иначе я сделаю то, что у меня получается лучше всего: потребую, чтобы здесь и сейчас состоялась схватка! Причем врукопашную. Можете драться либо все вместе, либо по очереди – мне все равно. Итак, кто готов со мной драться?

Один посмотрел на меня.

– Локи!

– Что? Я? Ты хочешь, чтобы я с ней дрался?

– Разумеется, нет, идиот! Заставь ее рассмеяться.

Ничего себе задачка! Чувство юмора – это такая вещь, которая у тебя либо есть, либо нет. На мой взгляд, ничто в Скади даже не предполагало наличия у нее чувства юмора. Впрочем, смех способен обезоружить даже самых свирепых людей. И потом, мне вовсе не хотелось на собственной шкуре испытать, как кусается этот ее заколдованный рунами кнут. И я, быстренько собравшись с мыслями, решил устроить небольшую комедию.

Я заметил, что неподалеку к деревянной перекладине привязана маленькая беленькая козочка. Видимо, это Идунн ее с собой привела – она очень любила козье молоко и редко ела на обед что-либо более существенное. Я отвязал козу и вышел с ней вперед.

– Хочешь молочка? – обратился я к Скади, заслужив ухмылку Тора. Но на нашу северную гостью это не произвело ни малейшего впечатления. Да уж, эту аудиторию мне будет завоевать непросто, думал я.

И я с самым невинным видом продолжал:

– Видите ли, мадам, я вел эту козу на рынок…

Я дернул за поводок, и коза тут же потянула в другую сторону.

– Вот ведь какая упрямица! – сказал я. – Типичная коза. Никогда не сделает то, что ей говорят. Значит, я шел на рынок с такой же вот корзиной фруктов… – Я взял со стола одну из корзин и продемонстрировал, в чем, собственно, было дело. Как только я подносил корзину достаточно близко к козьей морде, как животное тут же пыталось стащить какой-нибудь фрукт. Это была веселая молодая козочка, и мне стоило немалых усилий удерживать ее на месте.

Я посмотрел на Скади, которая по-прежнему смотрела на меня без улыбки, и сказал:

– Надо бы привязать козу, да не к чему… – Я сделал вид, что озираюсь. – Нужна какая-нибудь… э-э-э… штуковина примерно вот такой длины, – я показал расстояние между раздвинутыми большим и указательным пальцами – дюймов шесть.

Тор, никогда не отличавшийся скромностью, непристойно заржал.

А я, изображая растерянность, продолжал в том же духе, осматривая себя самого – рылся в карманах, приподнимал жилет, дергал за ремень. Потом, помолчав, опустил глаза на пару дюймов ниже живота. Теперь уже по толпе зрителей прокатился выжидающий смешок.

Но я и не думал останавливаться.

– Итак, остается привязать козу к единственно подходящему для этой цели – гм… выступу… – И я привязал поводок… в общем, к этому самому месту. Как раз в этот момент козочка сильно дернула за поводок, и я невольно охнул.

Здоровенная рожа Тора прямо-таки побагровела от смеха.

– Эй, немедленно прекрати! – заорал я, обращаясь к козе, и тоже дернул за поводок. Из корзины упало несколько фруктов, и козочка, пританцовывая от нетерпения, потянулась к ним, таща меня за собой.

– Ой-ой-ой! – истошно завопил я. Еще несколько фруктов упали на землю. – Что ты делаешь? Мои сливы! Мои сливы!

Теперь уже хохотали все боги. Даже ледяная Скади не выдержала. Оказалось, единственное, что может ее рассмешить, это коза, привязанная к… причинному месту Вашего Покорного Слуги.

Я еще только раз видел впоследствии, как смеется Скади. И, увы, при весьма трагических обстоятельствах – по крайней мере, для Вашего Покорного Слуги. Но это уже совсем другая история; она куда больше подходит для более мрачного и холодного дня.

Короче говоря, Охотница вступила в наши ряды, но, как оказалось, ненадолго. Уж больно она тосковала по снегам дальнего Севера, по вою волков, по ледяным торосам. Ну а Ньёрд, несмотря на горячее желание во что бы то ни стало закрепить этот брак и сделать его долгим и счастливым, обнаружил, что не способен жить так далеко от Асгарда и своего дворца, окна которого выходили прямо на океан, так что в комнатах всегда слышался шелест волн и крики чаек, а над верандой мелькали тени пышных облаков, собиравшихся над бескрайним водным простором. В итоге супруги договорились жить раздельно, хотя Скади всегда очень приветливо встречали в Асгарде, и она порой заглядывала туда в обличье какой-нибудь красивой северной твари – то орла, то полярного волка, то снежного барса с льдисто-голубыми глазами.

Мне, разумеется, ничуть не было жаль, когда вскоре Скади покинула Асгард. Хотя моя клоунская выходка однажды и спасла меня, а также нас всех, но Охотница по-прежнему поглядывала на меня не слишком ласково. Видимо, она до сих пор точила на меня зуб, и я чувствовал, что чем дальше я буду находиться от нее – и ее волшебного кнута! – тем лучше.

Впоследствии оказалось, что я был абсолютно прав, но об этом позже. А пока достаточно сказать, что, хотя смех и является лучшим лекарством, некоторых все же исцелить невозможно даже с помощью смеха. Скади была как раз из таких. Ну и еще Лорд Сурт. В Хаосе вообще смеха не знают; разве что отчаянный хохот несчастных заключенных, которые томятся в Черной крепости, принадлежащей Сурту. Но этот урок мне еще только предстояло усвоить. А пока, чем больше времени я проводил в этом мире смеха, ненависти и мести, тем меньше у меня, пожалуй, оставалось шансов когда-либо вернуться к исходному состоянию…