Глава 32

Не знаю, как долго я стоял, глядя на безжизненное тело Джекки. Казалось, целую вечность. Разумеется, смысла в этом не было никакого: глядя на то, во что она превратилась, я не мог вернуть ее, не мог даже убрать обратно в ее тело эту отвратительную лужу липкой крови. Да и не могу сказать, чтобы мертвой она мне нравилась.

Смерть для меня не в новинку. Она присутствовала в моей жизни много лет, поэтому я знаю, как она выглядит, пахнет, какие звуки издает, – но впервые в жизни я понял, как она ощущается, поскольку на этот раз смерть была ее, Джекки. И Смерть вдруг сделалась чем-то новым, неправильным, гадким и непонятным. Она не имела права накатывать на Джекки, и высасывать из нее жизнь, и оставлять меня жить без нее. Смерть была ей не к лицу, она ей не шла – Джекки, такой живой, и красивой, и полной чудесных планов на мой счет. Все это казалось мне неправильным. Несправедливым. Невозможным.

Но это случилось. Она умерла, умерла безвозвратно. Смерть заволокла серой пеленой ее глаза цвета лаванды, и эта бесповоротность, эта окончательность причиняли мне такую боль, какой я еще никогда не испытывал.

Не подумайте, что я сентиментален, вовсе нет. Сентиментальность, я думаю, требует наличия в душе хоть чего-то человеческого. И все же переполнявшие меня чувства казались невозможными для меня обычного. Они теснились как безумные, сменяя друг друга: скорбь, гнев, даже вина, горечь утраченных возможностей и снова гнев. Чувства рвались из подвалов Замка Декстера, возносились по холодным каменным лестницам и вихрем проносились по залам, задувая свечи и срывая со стен гобелены.

А потом чувства исчезли, оставив за собой лишь одно, последнее и самое мучительное.

Пустоту.

Все свершилось. Все кончено. Мечта умерла и лежала, холодная и обескровленная, у моих ног. Джекки больше нет, а Декстер… что ж, Декстеру придется как-то двигаться дальше, прочь от волшебного будущего, которое поманило его своим блеском и вышвырнуло обратно, в полную мук и лишений прежнюю жизнь. А мечты… мечты оказались не реальнее телевизионных декораций.

Я отвернулся от тела Джекки и вернулся к двери. Я знал, что делать. Это доставит мне мало радости, но к такому придется привыкать. Радости в мире Декстера не будет больше никогда.

Я достал телефон и позвонил Деборе. Она не ответила, и гудки сменились сигналом переключения на голосовое сообщение. Я отключился и позвонил еще раз. С тем же результатом. Я позвонил в третий раз, и она наконец ответила.

– Что нужно? – произнесла Дебора голосом, таким холодным и мертвым, что он мог бы принадлежать и Джекки.

– Знаешь, где трейлер Джекки? – спросил я.

Молчание.

– Да, – ответила она наконец.

– Иди в него. Быстро. – И я отключился.

Я не сомневался: что бы между нами ни случилось, это не помешает Деборе прийти. Она не дура и поймет, что я звоню не просто так.

И разумеется, не прошло и четырех минут, и я услышал, как она поднимается по ступенькам, а потом дверь трейлера отворилась, и она остановилась в проеме, щурясь в полумраке.

– Что у тебя? – спросила Дебора все тем же ровным, лишенным выражения голосом.

Я отступил от двери и махнул рукой в сторону спальни.

– Там, – сказал я. Она тряхнула головой, продолжая хмуриться, потом вошла и заглянула мне за спину – туда, где лежало на полу тело Джекки.

На секунду Дебора застыла.

– Блин, – прошипела она, быстро подошла к телу, присела рядом с ним на корточки, потянулась было рукой к шее Джекки, но опустила руку еще с полпути, поняв, что щупать пульс нет необходимости. Она посидела так еще несколько секунд, потом наконец встала, еще раз посмотрела на тело и вернулась ко мне.

– Что случилось? – спросила она, и на этот раз в ее голосе послышался холодный гнев. – Она что, пыталась порвать с тобой?

Секунду я, тупо моргая, смотрел на нее, потом до меня дошло, о чем речь.

– Я не делал этого, Дебз, – произнес я.

– Я не собираюсь покрывать это, Декстер, – продолжала Дебора, словно не слыша. – Я не могу помочь тебе, да и не стала бы, даже если бы могла.

– Дебора, это не я. Я этого не делал.

Думаю, сейчас она меня услышала, но не поверила. Она склонила голову набок и принялась буравить меня взглядом, как хищная птица, прикидывающая, стоит ли нападать.

– Тогда кто?

Я покачал головой:

– Не знаю.

– Ну-ну. Где ты был?

– Не здесь. Мне позвонила Рита. Эстор сбежала, и я ездил домой искать ее.

Дебора поджала губы.

– Домой, – повторила она с невеселой иронией.

Я оставил это без внимания.

– Эстор пришла сюда, на съемки, и я пошел к Джекки спросить, не видела ли она ее, и… – Я невольно оглянулся на лежавшее в соседней комнате тело Джекки. – И увидел вот это, – неуклюже договорил я.

Дебора молчала, и я поднял на нее взгляд. Она продолжала смотреть на меня все тем же ледяным взглядом, но, по крайней мере, не тянулась за наручниками.

– Где она сейчас? – спросила она наконец.

Я посмотрел на нее как на умалишенную.

– Дебора, да вот же она. – Я мотнул головой в сторону тела. – Она никуда не делась.

– Эстор, – процедила Дебз сквозь зубы. – Где Эстор?

– Ох, – с облегчением выдохнул я. – Не знаю. Где-то с Робертом.

Дебора снова взглянула на мертвую Джекки и тряхнула головой.

– Ты оставил ее здесь одну, – сказала она. – И он до нее добрался.

– Чего? – возмутился я. Мне даже обидно стало: я-то знал наверняка. – Это не Патрик. Не маньяк – это невозможно!

Она продолжала смотреть на меня.

– Почему не он?

Тут она меня, конечно, поймала. Поддерживай мы прежние отношения, я мог бы ей сказать. Почему бы и нет? Объяснил бы, почему Патрик больше не может никого преследовать. Однако при нынешнем положении вещей не думаю, чтобы я мог объяснить одно убийство признанием в другом. Поэтому я поступил так, как Декстер поступает в большинстве случаев.

– Это не похоже на его стиль, – осторожно объяснил я. – Ну и, сама понимаешь: оба глаза на месте.

– Ну-ну, – повторила она. Как правило, она произносит это, когда хочет заставить подозреваемого говорить дальше. По непонятной мне причине на меня это тоже действует.

– И потом, – пробормотал я, – как он вообще мог сюда попасть? Здесь все крепко-накрепко оцеплено копами. Комар не пролетит.

– Никто из тех, кто здесь не работает, – заметила она.

– Да, конечно.

– Уж не дополнительный ли персонал? Особенно такой, кто был еще и ее любовником? – В последнее слово она вложила особенно много яда.

– Ладно, Дебора, – потерял терпение я. – Если ты так взбесилась, что готова укатать меня за решетку вместо того, чтобы искать того, кто это сделал на самом деле, отлично. Доставай свои наручники. Веди меня. Будешь национальным героем-полицейским: как же, посадила родного брата за преступление, которого он не совершал. – Я протянул ей руки запястьями вместе, чтобы их удобнее было пристегнуть. – Валяй.

Дебора бросила на меня еще один долгий взгляд, и на мгновение мне показалось, что она так и сделает. Однако она тряхнула головой и со свистом выпустила воздух сквозь зубы.

– Ладно, – буркнула она. – Так или иначе, это не моя проблема.

– Дебора…

– Не старайся, – бросила она. – Мне насрать. – И она, отвернувшись, достала свой мобильник.

Мне приходилось бывать на месте множества убийств, как по профессиональным, так и по личным интересам, но еще ни разу – в качестве того, кто обнаружил тело. Да и подозреваемым мне еще ни разу не случалось оказываться, даже в тех случаях, когда я был виновен. Как оказалось, ощущения при этом заметно отличаются от прежних, и мне они не понравились – особенно с того момента, когда на место убийства прибыл детектив Андерсен.

Первое, что сделал Андерсен, – это вытолкал Дебору за дверь, после чего принялся топтаться по трейлеру, и шипеть себе под нос, и рычать на Анхеля-Не-Родственника, который приехал искать улики. Когда же он наконец занялся мной, то делал это не так, как полагалось бы в отношении коллеги, оказавшегося в сложной ситуации. Нет, он взял меня за локоть и прислонил спиной к холодильнику. Мы стояли так, а он злобно буравил меня глазами. Я вежливо ждал, но он продолжал играть в гляделки, словно надеялся размягчить меня настолько, что я сознаюсь в чем угодно.

У меня в кармане зачирикал телефон. Я потянулся за ним, но Андерсен перехватил мою руку. Я взглянул на него, подняв бровь; он мотнул головой. Я не видел повода сцепляться с ним, поэтому плюнул на звонок и стал смотреть на него в надежде услышать нечто дельное. Напрасная надежда – но в конце концов он тряхнул головой и осклабился.

– Одеяло, говоришь? – произнес он.

До меня не сразу дошло, что Андерсен имеет в виду. Должно быть, это отразилось на моем лице, потому что он продолжил:

– Ты говорил, что защищаешь ее. – Он снова оскалился. – Как одеяло.

Вообще-то, когда тебя допрашивает детектив, всегда разумнее сохранять вежливость и кротость, но смерть Джекки лишила меня кротости, да и его дешевые подначки взбесили уже достаточно, чтобы терпеть их и дальше.

– Кажется, ты говорил, что найдешь убийцу, – отозвался я.

Он чуть покраснел и покачал головой.

– Может, уже и нашел, – сказал он, и на этот раз сомнений в смысле его слов не оставалось.

– Не нашел, – заверил я его.

– Да-да, – кивнул он. – Если не считать того, что это всегда делают любовники, а?

– Конечно, – хмыкнул я. – Даже когда жертву преследовал маньяк, убивавший прежде и поклявшийся убить ее. Разумеется, проще подозревать любовника, а не маньяка. По крайней мере, – добавил я, – тебе проще.

Андерсен испепелил меня взглядом и явно решил, что ему необходимо произнести что-то в ответ – что-нибудь особенно остроумное и сногсшибательное. Однако, как мы уже знаем, остроумие и детектив Андерсен – две вещи несовместимые, поэтому он просто продолжал злобно пялиться на меня, пока не сообразил наконец, что никаких свежих мыслей в его голову так и не придет. – Я тебя еще не отпустил, – огрызнулся он и отошел порычать еще немного на Анхеля.

И он меня не отпустил. Еще долго не отпускал. Почти час я стоял там, глядя на его бестолковое топтание. Иногда он ловил на себе мой взгляд и отвечал своим, злобным, но ничего другого не происходило.

Я не возражал. Если честно, я даже обрадовался тому, что расследовать убийство Джекки назначили Андерсена, а не кого-нибудь вроде Деборы, кто мог бы действительно раскрыть это дело. Я не хотел, чтобы его раскрыли слишком быстро. Кто бы ни совершил это, он совершил это не только с Джекки, но и со мной. Вместе с ней убили и мое прекрасное будущее, отбросив меня обратно в жалкую, лишенную смысла жизнь, которую я уже перерос, и кто бы это со мной ни сделал, я знал, что разыщу его и заставлю заплатить. Нет, я не хотел, чтобы кто-то нашел этого убийцу. Кто-то, кроме Меня.

Поэтому я стоял, прислоняясь спиной к холодильнику, смотрел на топчущегося Андерсена – живое воплощение Имитации Бурной Деятельности – и обдумывал то немногое, что знал об убийце.

Во-первых, я знал, что это не Патрик. Однако кроме меня этого не знал никто, поэтому кто-то другой вполне мог использовать эту историю с маньяком в качестве прикрытия. И ведь уже использовал, если исходить из того, что Джекки убил тот же, кто лишил жизни и Кэти. Я поразмыслил над этим и почти сразу решил, что так оно и есть: глаз у Кэти вырвали, а смысл это имело делать только в качестве отвлекающего маневра. Нет, обеих убил один и тот же человек.

Значит, улики я мог искать не в одном, а в двух убийствах. Будь я оптимистом, это ободрило бы меня, потому что в двух убийствах и улик вдвое больше. Однако судя по тому, что я знал о своем оптимизме, его во мне не осталось и следа – только горький осадок.

Кэти – ничтожество, можно сказать, ее практически не существовало. Я вовсе не хочу показаться бестактным по отношению к мертвым, даже при том что они не смогли бы мне помешать, относись я к ним по-другому. Однако то недолгое счастливое время, что я провел в сияющем мире шоу-бизнеса, научило меня тому, что личный секретарь занимает в тамошней иерархии место ниже сторожа парковки, который, возможно, и сам начинающий актер.

Однако Кэти работала порученцем на профессиональной основе – а значит, у нее вряд ли имелись высокооктановые враги, способные пойти на убийство, – особенно такое холодное, хорошо просчитанное и исключительно жестокое. Но кто-то все же убил ее – и забрал ее телефон. Тот, в котором хранились все контакты Джекки, графики и все такое. Из этого следовало – по крайней мере, для меня – то, что смерть Кэти связана с чем-то, содержавшемся в этом телефоне.

Даже в Голливуде вряд ли найдется много людей, способных пойти на убийство из-за адреса или телефонного номера, – если речь, конечно, не идет о телефоне какого-нибудь суперимпрессарио. Но в данном случае это представлялось маловероятным: я был уверен, что телефон забрали не ради контактной информации. Значит, оставались назначенные встречи, и мысль об этом пробудила некоторый интерес у Темного Детектива, пошевелившегося в своем подземном логове.

Ладно, пусть так: телефон забрали из-за занесенной в него встречи. Это означало или то, что одна из намеченных встреч Джекки стоила того, чтобы из-за нее убить… или что встречаться предстояло вовсе не Джекки. Телефон, в конце концов, принадлежал Кэти. Почему бы ей не использовать его и для собственной информации? И ЕСЛИ кто-то назначил ей свидание в ее номере и явился на него исключительно для того, чтобы ее убить, – да, разумеется, в таком случае совершенно логично с его стороны забрать телефон, чтобы спрятать запись об этой встрече.

Но постойте-ка, это логично только в том случае, если убийца знал о том, что Кэти все это хранит в своем телефоне. И это означает, что данный человек хорошо ее знал, знал, как именно она делает свою работу, а это значит, что это кто-то из ее прошлого, прилетевший из Эл-Эй только затем, чтобы убить ее… Или, что гораздо вероятнее, это кто-то из тех, кто и так находился здесь, участвуя в съемках. Кто-то с весомой причиной удержать Кэти – от чего? От того, чтобы она куда-то пошла, что-то сделала, что-то сказала…

На экране в личной просмотровой Декстера прокрутился коротенький клип: несколько дней назад в костюмерной Кэти отвешивает пощечину Ренни и вихрем несется от него к двери, крича на ходу что-то вроде: «В следующий раз я все расскажу!»

Еще клип: Ренни смотрит на меня, и в его глазах я вижу темную, кожистую тень.

И еще один: Ренни смотрит в зал во время бенефиса, и взгляд у него тот же самый, хорошо мне знакомый, ведь я и сам ежедневно упражняюсь, чтобы скрыть такой взгляд под правдоподобными улыбками.

И Ренни, агрессивно набрасывающийся на крикуна из зала, уже не скрывая при этом своих убийственных замашек у всех на виду.

Ренни.

Все сходилось: у него имелся повод, пока мне неизвестный, и я знал, что прячущаяся в нем тварь делает убийство простейшим разумным решением. И ради того, чтобы скрыть это что-то, он убил Кэти – а потом, если верить Винсу, его стошнило при виде того, что он натворил? Но ведь он убил и Джекки, убил, несмотря на свое отвращение, которого ему не полагалось бы испытывать, будь он действительно обладателем Темного Попутчика?

Грохочущий товарняк Декстерской Дедукции со скрежетом тормозов остановился. Чушь какая-то. Никого, способного на убийство в рутинном порядке, не вывернет при виде дела его рук. И потом, как это увязывается с самым существенным фактом – смертью Джекки?

Ладно, возможно, это не Ренни. Однако у меня на руках оставалось два трупа, и я не сомневался, что эти убийства связаны между собой. Поэтому я на некоторое время отложил Ренни в сторону и попытался поставить поезд обратно на рельсы.

Кто-то, возможно, не Ренни, убил Кэти и забрал ее телефон, чтобы что-то скрыть. А потом, не удовлетворившись этим (как такое вообще возможно?), убил и Джекки. По той же причине? Но телефон-то уже у него, чего тогда беспокоиться?

Андерсен протопал мимо меня и вышел из трейлера. Я заглянул в спальню, где Анхель спокойно, методично прочесывал пол вокруг тела Джекки – прямо перед большой коробкой с имуществом Кэти. Где-то упала, негромко звякнув, в приемник медная монетка, и я зажмурился.

Я подошел к Анхелю. Он на мгновение оторвался от клочка ковра, который упаковывал в пакет для вещественных доказательств, и оглянулся на меня:

– Уйди, постылый. У тебя плохая карма.

– Мне нужно посмотреть кое-что, – сообщил я.

– Нет, – мотнул головой он. – Андерсен меня застрелит.

– Это быстро, – заверил я его. – Очень важно.

Анхель покачался взад-вперед на пятках и посмотрел на меня, явно прикидывая, стою ли я риска.

– Чего? – спросил он наконец.

Я мотнул головой в сторону картонной коробки за его спиной.

– Компьютер, – ответил я. – Он там, в коробке?

Он внимательно посмотрел на меня еще раз и тяжело вздохнул. Потом склонился над коробкой – там, поверх побросанного абы как тряпья лежала черная нейлоновая сумка для ноутбука. Рукой в резиновой перчатке он расстегнул сумку.

– Нет, – сказал Анхель. – Никакого компьютера. – Он убрал руку, отпустив сумку. – А что, должен быть?

– Утром лежал там, – ответил я.

– Черт, – поморщился он. – Ну, я его оттуда не брал.

– Я знаю, – кивнул я. – Но кто-то взял.

Анхель тяжело вздохнул, явно расстроенный тем фактом, что компьютер пропал именно в том деле, которое он вел как эксперт.

– А это важно? – поинтересовался он.

– Думаю, да, – подтвердил я.

– Почему?

– Потому, что это «Эппл».

Анхель тряхнул головой.

– Декстер, ну тебя.

– Спасибо, Анхель.

Он снова вздохнул и опять опустился на четвереньки.

– Думаю, я тебя больше не люблю, – заметил он.

Я вернулся на свое место у холодильника, вполне довольный самим собой. Теперь я знал, почему убили Джекки. Потому что если у тебя есть айфон и компьютер «Эппл», они синхронизируются, и вся информация с телефона хранится и на компьютере. Джекки включила ноутбук, увидела запись о встрече – и за это ее убили.

Но… если Кэти вовремя обновляла систему, вся эта информация должна скопироваться и в «облако» – а это значит, что она должна до сих пор храниться и там, и обличительная встреча, и все остальное. Впрочем, «облачный» аккаунт Кэти без пароля не доступен больше никому. А забрав ноутбук, убийца исключил такую возможность.

Я не погладил себя по спине, но был очень доволен. Я вычислил почти все – кроме, конечно, одной маленькой, можно сказать, незначительной детали: кто убийца.

Я еще раз попробовал подставить на это место Ренни, и он почти вписался. И все равно я не мог поверить в то, что кто-то, обладающий Попутчиком, способен облеваться после простого, успокаивающего нервы, а порой и просто приятного акта убийства.

С другой стороны, если я исключу Ренни, что останется? Может, Ренни стошнило, потому что он наелся несвежих устриц? Да нет, это просто обязан быть Ренни – никто другой не вписывался в эту историю. В любом случае, мне обязательно нужно порыться в его ближайшем прошлом и посмотреть, что выйдет. Может, Дебора могла бы проверить это, и…

Дебора. Она ведь так и не разговаривала со мной – ну, почти не разговаривала, – и подлезть к ней с этой просьбой теперь, когда парадом командует клоун Андерсен, выставивший ее за дверь, вряд ли стало легче. Я сомневался в том, что ее удаление с места преступления смягчило ее настолько, чтобы она смогла все простить и забыть.

С другой стороны, у меня появилась улика, которую она могла бы раскрутить, а она все-таки до мозга костей коп. Она хотела раскрыть это дело – не в последнюю очередь потому, что на него назначили Андерсена. Поэтому, вероятно, сунуть Андерсена мордой в грязь ей хочется еще больше, чем не иметь дела со мной. В общем, попробовать стоило.

Разумеется, я не мог этого сделать, стоя у холодильника в ожидании Андерсена. Мне нужна была свобода перемещения, и я снова подумал о своем новом, любопытном положении подозреваемого. Никто вообще-то не приказывал мне стоять на месте, или не покидать город, или связываться с адвокатом. Я оставался на месте преступления лишь из чисто рефлекторного желания быть полезным. Пользы от меня больше не ожидалось – если не считать полезным дарить Андерсену возможность испепелять кого-то взглядом. Поэтому я огляделся по сторонам, не следит ли кто за мной. Никто не следил, и я спокойно, словно так и полагается, вышел из трейлера.

Дебора расхаживала взад-вперед перед дверью. Увидев меня, спускающегося по ступенькам, она остановилась. На какое-то мгновение мне показалось, что она собирается что-то сказать; возможно, она действительно собиралась. Но промолчала. Только тряхнула головой и зашагала дальше.

– Дебора, – окликнул я ее со спины.

Она остановилась, чуть ссутулившись. Потом повернулась и посмотрела на меня взглядом, по степени враждебности заметно превосходившим то, как смотрел на меня Андерсен.

– Чего тебе?

– Мне кажется, я знаю, кто убил Джекки, – сообщил я.

Секунду она молчала. Потом тряхнула головой.

– Иди расскажи Андерсену, – буркнула она.

– Лучше тебе, – возразил я. – Так из этого хоть что-то путное может выйти.

Она посмотрела на меня, склонив голову набок.

– Тебе меня не заболтать, Декстер. Ты просрал все на свете, а теперь из-за тебя Джекки мертва, а Рита – что? – Она говорила, распаляясь с каждым словом. – Ты ее еще не убил, а, Декстер? Потому что это было бы для тебя вполне логичным, разве нет?

– Бога ради, Дебора…

– Ведь так логичнее, чем оставлять ее живой, чтобы она могла потом превратить твою жизнь в дерьмо, правда?

– Да не убивал я…

– А если и не убивал, то что? Бросишь Риту и троих детей ради сраной новой постели? Или приползешь назад, притворяясь, будто ничего не было? Потому что она, может, и пустит тебя обратно… а вот я не знаю.

– Что ж, отлично, – сказал я. – Пойду расскажу Андерсену. – Я ведь тоже умею играть в эти игры. – И он просрет это дело, и убийца уйдет целый и невредимый, потому что ты слишком занята своими переживаниями, чтобы поделать с этим хоть что-нибудь.

Хорошо, что я стоял на расстоянии десяти футов от нее, потому что, судя по выражению ее лица, Дебора могла бы и мне нанести серьезные физические повреждения. Даже на таком расстоянии я отчетливо слышал, как скрипнули ее зубы.

– Выкладывай, – процедила она в конце концов.

Я рассказал все про телефон, и про компьютер, и почему это означает, что Джекки и Кэти убил один и тот же человек. Она слушала. Дебора не расцвела улыбками, не бросилась меня обнимать, но слушала. Когда я закончил, она долго смотрела на меня.

– Ладно, – сказала она. – Так кто это сделал?

– Ренни Бодро, – ответил я. – У него вышла какая-то размолвка с Кэти, и она кричала, что в следующий раз всем все расскажет.

Дебора вдруг улыбнулась. Презрительно – так улыбаются кому-то совсем жалкому, который не стоит даже вашего презрения, но которого вы все равно презираете.

– Ренни Бодро в Нью-Йорке, – сообщила она. – Участвует в утренней программе для раскрутки своего концерта. Улетел вчера вечером.

– Что? – спросил я. Признаюсь, эта новость по крайней мере отчасти меня оглушила.

– В Нью-Йорке, – повторила Дебора. – Об этом известно всем на площадке – и тебе тоже было бы известно, если бы ты почитал график съемок, а не проводил все время за потрахиванием Джекки.

Это был удар ниже пояса, но она еще не окончательно со мной разделалась:

– И кстати, пока ты шатаешься здесь и пудришь мне мозги своими сраными глупостями, ты ведь так и не нашел Эстор.

Я не пошатнулся от потрясения, но ноги у меня сделались ватными.

– Ну… – жалко пробормотал я. – Но…

– Найди девочку, говнюк, – сказала она. – Не трогай это дело. Ты и так достаточно всего наворотил. – Дебора повернулась и зашагала к дальнему концу трейлера. Я стоял и смотрел на нее, но она прошла мимо, не посмотрев на меня, словно я был каким-то повсеместно растущим и довольно некрасивым растением.

Мне захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, и сказать, что все это не моя вина, что Патрик мертв, и это кто-то другой убил Джекки и угробил мой единственный шанс выбраться из болота на настоящий солнечный свет! А потом мне сразу же захотелось найти убийцу Джекки, и как следует запеленать его в изоленту, и взять нож, и дать ему достаточно времени пожалеть о том, что он сделал. И я знал, что так и поступлю: я не оставлю это так, я ничего не забуду и не подарю это дело головожопому Андерсену или упертой Деборе.

Но точно так же я знал, что в одном Дебора права. Мне необходимо найти Эстор, и эта проблема неотложнее моей мести.

Так, хорошо, с чего начать? Самым очевидным местом казался трейлер Роберта, но ведь там я уже искал. Правда, все это происходило больше часа назад. Они могли уже вернуться, и мне стоило проверить это еще раз – хотя бы для собственного спокойствия.

Дебора, так и не глядя на меня, прошла в обратную сторону, и пока она завершала новый виток своего бесконечного марша, я пересек ей путь и направился к трейлеру Роберта.