Глава 31

Дорога до нашего квартала в Южном Майами в это время суток и к тому же в будний день несложная. Поток машин еще не достиг своего пика, и я довольно быстро доехал до Девяносто пятой магистрали, а потом по Дикси-хайвей, так что минут через двадцать уже тормозил перед своим домом – бывшим своим домом. С полминуты я глядел на него, не выходя из машины. Я прожил здесь несколько лет, и до сих пор в нем находилось несколько вещей, мне небезразличных. Шкатулка красного дерева, например, – старательно спрятанное хранилище моей растущей коллекции памятных сувениров. Все до одного партнеры по моим странным играм хранились здесь, представленные капелькой засохшей крови на предметном стекле. Правда, здесь недоставало Патрика. Жаль, конечно, но с ним пришлось разбираться на скорую руку. Зато остальные пятьдесят семь его коллег надежно хранились в этой шкатулке. Возьму ли я ее с собой? Придется, конечно: я даже подумать не мог о том, чтобы оставить ее здесь, равно как и избавиться от нее. Однако как эта прекрасная, совершенно уникальная коллекция впишется в мою новую, полную переездов жизнь? Смогу ли я найти там для нее безопасное место?

Шкатулка и стекла представляли для меня огромную ценность, однако и беспокоиться за них в сложившихся обстоятельствах было глупо. Мне нужно отыскать Эстор, где бы она ни была, а если ее действительно похитил какой-то хищник – что ж, значит, в шкатулке скоро появится еще одно стеклышко.

Входная дверь дома с грохотом распахнулась, и Рита бегом бросилась мне навстречу.

– Ох, Декстер, слава богу, ты здесь, едем скорее! – выпалила она, хватаясь за ручку дверцы с пассажирской стороны.

– Едем? Куда? – спросил я.

Рита отдернула руку так, словно обожглась о ручку.

– Ох! – повторила она. – Я не… Я не знаю, просто мне кажется… то есть мне казалось, мы могли бы… Ох нет… – Она обошла машину и, всхлипывая, уткнулась лбом мне в грудь – точно в то же самое место, что и Джекки совсем недавно.

Я осторожно отстранил Риту и легонько встряхнул ее.

– Рита, – строго произнес я, – ты знаешь, куда нам ехать? Ты узнала об Эстор что-нибудь новое?

– Нет, конечно, нет… но, Декстер… Что нам делать?

– Прежде всего, – наставительно сообщил я, – успокоиться. – Я не надеялся, что Рита воспримет это предложение с энтузиазмом, и оказался прав. Она снова зашмыгала носом, и застонала, и начала возмущенно подпрыгивать на месте, как ребенок, которого заставляют идти мыться. – Ладно, – продолжил я, взяв ее за локоть, – давай пойдем в дом. – И, несмотря на все нечленораздельные протесты, завел ее внутрь и усадил на диван.

– А теперь скажи, – произнес я, – когда ты от нее что-то слышала в последний раз?

– Боже мой, Декстер, ты говоришь как… Это же Эстор. Бога ради, не начинай…

– Придется начать, – возразил я. – Пока бьемся в истерике, мы ее не найдем.

– Ох, – проговорила Рита. – Наверное, ты прав, но…

– Когда, – медленно и внятно повторил я, – ты ее в последний раз видела или слышала?

– Я не… – начала Рита. – Ну… Я же говорила: утром, когда отвезла ее в школу. На то же место, что и всегда, а потом мне позвонили и сказали, что…

– Хорошо, – перебил ее я. – Но ты высадила ее прямо перед входом в школу?

– Да, – кивнула она. – А потом… Я хочу сказать, Коди так капризничал, а у Лили-Энн надо было поменять памперс, поэтому я… ну, я уехала.

Мне хватило секунды, чтобы понять, что это означало. Странное дело, это меня даже разочаровало. Я-то ставил Другого Себя на боевой взвод, я приготовился найти и уничтожить того извращенца, что сцапал Эстор, – и вот вам, все как обычно. Я позволил переполнявшей меня ледяной ярости вытечь прочь, и в результате словно уменьшился в размерах – так всегда случается.

– Ее не похитили, – сказал я. – Она ушла сама.

– Чего? – потрясенно спросила Рита. – Декстер, но это глупо! Она бы никогда…

– Сама, – твердо повторил я. – По утрам у школы дежурит коп, и сотня родителей, и водители школьных автобусов, и учителя – и все смотрят в оба. Никто не смог бы сцапать ее незамеченным. Никто и не цапал. Эстор ушла сама.

Рита смотрела на меня большими круглыми глазами, и рот ее приобрел почти такую же форму.

– Но… зачем? – поинтересовалась она. – Куда ей идти?

– Да почти куда угодно, – ответил я. – Дойти до станции монорельса, она совсем недалеко оттуда, а там… У нее деньги с собой были?

– Обычная сумма на ленч, – подтвердила Рита. – И… – Она прикусила губу. – Мне кажется, Эстор взяла деньги из моего кошелька. Сорок долларов.

– Что ж, Сингапур можно исключить, – заметил я. Сорок долларов и пятерка на ленч… ну, возможно, еще десятка-другая, если она копила заранее. На них далеко не уедешь. – Она тебе ничего такого не говорила? Про какого-нибудь нового знакомого? Никаких намеков?

– Ох нет, – покачала головой Рита. – Я бы ей никогда не… Ты ведь знаешь, какая она. Она нелегко заводит знакомства, и… Ничего она мне не говорила.

– Ладно, – буркнул я, вставая. – Пойду посмотрю у нее в комнате.

– Что? – удивилась Рита. – Декстер, ее там нет, я уверена, тебе лучше… О! Ты хочешь сказать, ты там поищешь?..

– Вот именно, – кивнул я, обогнул ее ноги и пошел по коридору в комнату, которую Эстор делила с братом. Комната была маленькая, слишком маленькая для двух подрастающих детей разного пола – собственно, в основном по этой причине мы и покупали новый дом, больше этого, с отдельными комнатами для каждого. У одной стены стояла двухъярусная кровать – Коди спал наверху; остальное пространство они тщательно поделили между собой.

По всей комнате валялся хлам, обычный для нормальных детей такого возраста; впрочем, не совсем обычный, поскольку и разбрасывали его не обычные дети. Насилие со стороны их биологического отца, а также, возможно, его гены, направили их на Темный Путь, так что нормальными, счастливыми детьми им уже не бывать.

Поэтому наблюдательный зритель – тем более монстр вроде меня – наверняка заметил бы несколько странных деталей. Например, на стороне Коди валялось несколько фигурок мультяшных супергероев – он бы смертельно обиделся, назови вы их куклами – как у любого нормального мальчишки его возраста. Однако каждую из них старательно, со знанием дела обезглавили. Маленькие пластмассовые головы красовались в ряд на верхней полке шкафчика для игрушек, расставленные на ней с идеальными интервалами.

В целом вся половина комнаты Коди отличалась пугающей аккуратностью. Ботинки и тапки стояли в ряд, носок к носку, книжки располагались правильными стопками, даже грязная одежда лежала в корзине для белья так, словно ее предварительно сложили. У мальчиков лет восьми-десяти так не бывает; впрочем, поскольку я и сам был точно таким же, меня это не беспокоило. Наверное, живущие в нас монстры любят порядок. К тому же Коди разделял и другие пристрастия моего Темного Я. Наверное, это просто часть стандартного набора.

Половина Эстор, напротив, пребывала в таком беспорядке, какой только возможен в столь стесненном пространстве. Уроки она делала на маленьком столе с тумбочкой; кресло на колесиках наполовину выдвинулось из-под стола. Вся одежда – от шортов и джинсов до носок безумного цвета и нижнего белья с яркими узорами, чистая и грязная вперемешку, валялась на стуле и тумбочке. При этом беспорядка сегодня было больше обычного – похоже, Эстор вывернула все, что у нее имелось, и отобрала нужное, разбросав по сторонам все остальное.

Но если она что-то выбирала, значит, это что-то могло иметь значение. Я плохой специалист по гардеробу Эстор, но самые заметные предметы, конечно, узнаю, поскольку неоднократно выслушивал ее визгливое возмущение насчет того, что они не поглажены, или что они слишком глупые, или что цвет не подходит для пятницы… ну и так далее. Я переворошил груды шортов и юбок, джемперов и курток с капюшонами, не зная точно, что ищу – и все-таки нашел.

Несколько недель назад в школе состоялось нечто вроде Осеннего бала, и – к моему удивлению – Эстор выказала желание пойти на него. Более того, она целую неделю донимала нас истериками по поводу того, что ей нечего надеть, хотя разбросанных по полу шмоток хватило бы для открытия целого небольшого бутика.

Однако Рита с энтузиазмом поддержала ее, заявив, что первый танец для девочки важен почти так же, как конфирмация, и само собой для этого нужно новое платье, и оно должно быть совершенно потрясающим. Поэтому они потратили целых два выходных дня, мотаясь по всем торговым центрам Майами, пока не нашли идеальное платье. Оно было серебристым и мерцающим и переливалось при ходьбе, и такой довольной я еще Эстор не видел. Судя по всему, оно оказалось достаточно эффектным, потому что домой она вернулась, источая самонадеянное презрение к сверстникам мужского пола.

Но теперь я не нашел его в комнате. Я снова порылся в груде одежды: ни намека на переливающееся серебро. Я подошел к платяному шкафу и заглянул в него, поворошив платья на вешалках, но ничего подобного не отыскал и там.

Куда бы ни пошла Эстор, свое Особое Платье она взяла с собой.

Я вернулся к ней за стол и поразмыслил. Собирайся она куда-нибудь покорять горные вершины в Южной Америке или бежать в пароходном трюме в Австралию, она бы не стала брать именно его. Эстор просто побоялась бы его испачкать. Тогда куда она собралась?

Я огляделся по сторонам. На стене за грудой тряпок висело два или три десятка фотографий, пришпиленных к ней как попало и налезавших друг на друга. Я подошел к ним и пригляделся к верхнему слою в надежде найти хоть что-нибудь, способное намекнуть на ее местонахождение. Большую часть фотографий составляли портреты самой Эстор, многие из которых явно снимала она же, повернув камеру объектива к себе или щелкая свое отражение в зеркале. Три фото были пришпилены поверх остальных, в самом центре. На них Эстор дурачилась с Робертом; их явно сняли в тот день, когда она со всей родней нагрянула к нам в костюмерную. На одной Эстор красовалась в бледном гриме зомби. Из уголков ее рта стекала кровь, и она нападала на Роберта, отшатывающегося от нее в наигранном ужасе.

На второй Эстор в преувеличенно-гламурном макияже смотрела на свое отражение в большом подсвеченном со всех сторон зеркале настоящей, профессиональной гримерной – этакий портрет актрисы в роли юной дивы-вамп.

На последнем фото Эстор все в том же чудовищном гриме стояла перед Робертом. Ее лицо изображало пламенную страсть в духе «Унесенных ветром»; Роберт же гордо, с благородным видом смотрел в сторону.

Чуть в стороне обнаружилась и четвертая фотография – стандартный фотопортрет Роберта, на котором черным маркером, предположительно им самим было написано: «Красавице Эстор с наилучшими пожеланиями», а ниже красовалась нечитабельная закорючка – видимо, его подпись.

И ничего больше, только четыре этих дурацких фото, в которых не было ничего, кроме мечты девицы-тинейджера о карьере актрисы и надежды осуществить это с помощью настоящего грима и настоящей звезды экрана. Ничего другого, чего я не видел раньше, я на стене не нашел – ни туристических брошюр с видами Рио, ни накарябанных шариковой ручкой номеров авиарейсов. Ничего. На всякий случай я поискал еще минуту, заглянул в шкаф, под кровать и даже под матрас, но не обнаружил там ровным счетом ничего полезного для подсказки.

Я присел на краешек нижней кровати и задумался. Теперь я больше не сомневался в том, что Эстор убежала из дома – скорее всего просто ушла, – а не похищена каким-нибудь тупым идиотом, на имущество которого наложен арест. Разумеется, это ненадолго. Несовершеннолетняя девица одна на улице долго не протянет – это элементарный закон природы. Она очень скоро найдет себе компанию. Точнее, это компания ее найдет. Новые друзья ей почти гарантированно не понравятся, равно как и то, что они заставят ее делать. Кто-нибудь, ищущий кого-нибудь, похожего на нее, найдет ее и уведет, и тогда Эстор уже навсегда исчезнет в мире, полном болезненных сюрпризов.

Однако пока этого не произошло, у меня имелось еще немного времени, чтобы ее отыскать, – прежде чем это сделает кто-то другой. И это должно быть не так сложно, потому что я знаю ее привычки даже лучше, чем родная мать, а еще потому, что я чертовски умен и почти всегда разгадываю эти маленькие головоломки.

Так куда она могла пойти? И, что почти так же важно, почему она ушла именно сейчас? Эстор всегда ворчала, что терпеть не может свою семью и хочет уйти из нее, но это делают все дети, и я никогда не относился к этому всерьез. Эстор слишком умна для того, чтобы удрать наугад, очертя голову, или полагать, что она сразу же найдет место, где ее красоту и гениальность оценят и вознаградят по достоинству. И да, она ведь забрала свое любимое платье. Значит, если она ушла, то в какое-то совершенно особенное место, в место, где ей наверняка – с ее точки зрения, конечно, – будет лучше.

Но что может быть лучше, чем три полноценных приема пищи в день, не считая мелких вкусностей и новой обуви несколько раз в год? И семьи, которая непонятно почему все-таки любит ее, платит за нее, терпеливо сносит все ее капризы и истерики – и более того, отчима, почти отца, который понимает, на что она действительно похожа в глубине своей извращенной души?

А главное, ей ведь вот-вот предстоял переезд в новый дом с собственной комнатой и бассейном. Мысль о новом доме волновала ее; Эстор старательно красила свою комнату и с удовольствием планировала, куда поставит стол и кровать и что наденет, когда позовет знакомых на торжественное открытие бассейна. Разве можно найти что-то лучше этого, что где-то совсем рядом, до чего можно дотянуться и потрогать рукой?

Со стороны двери послышалось шмыгание.

– Декстер?.. – окликнул меня плаксивый голос Риты, и я очнулся. Бывает, когда я сосредотачиваюсь на какой-то проблеме, то вдруг обнаруживаю, что смотрю куда-то перед собой, ничего при этом не видя. Однако теперь, когда голос Риты вывел меня из этого забытья, я обнаружил, что пялюсь в фотографии Эстор на стене.

– Декстер? – снова всхлипнула она. – Ты… ты что-нибудь нашел?

Я открыл рот, чтобы ответить, но с моих губ сорвались слова, которые удивили и меня самого.

– Да, – произнес я. – Я знаю, куда она пошла. – И, что еще удивительнее, я действительно это знал.

– Ох, – выдохнула Рита. – Ох, слава богу!

Я едва успел встать, как она налетела на меня, уткнувшись в мою рубашку. Я осторожно отстранил ее, и она подняла ко мне мокрое, красное, опухшее от слез лицо.

– Где она? – спросила она, шмыгая носом. – Куда она пошла? Нам надо… Бога ради, Декстер, нам надо сейчас же… Ох, да что же ты стоишь просто так, Декстер, идем же!

– Я съезжу за ней, – сообщил я. – Я хочу, чтобы ты оставалась здесь.

– Здесь? Но это… Нет, Декстер, я не… о чем ты говоришь – остаться здесь? Это совершенно… зачем мне оставаться здесь?

Если бы я ответил на это «зачем» честно, мне пришлось бы сказать, что я не хочу, чтобы она ехала со мной, особенно туда, куда я собирался ехать. Однако поскольку я не мог бы сказать этого без риска развязать полномасштабную ядерную войну, я выложил ей первое, что пришло на ум.

– Она может вернуться, – объяснил я. – Кому-то нужно оставаться здесь – на этот случай. – Я положил руку ей на плечо и с серьезным видом нахмурился. – И этим человеком должна быть ее мать.

Я обнаружил, что слова вроде «нужно» или «должен» почему-то оказывают на людей прямо-таки магическое воздействие. Есть в них нечто такое, что проникает в самые мягкие и уязвимые точки человеческого сердца, которого я, хвала небесам, лишен. В общем, если адресовать подобные слова людям, у которых оно есть – вроде Риты, – это заставит их сделать глубокий вдох, расправить плечи и сделать то, что делать очень не хочется.

И Рита меня не разочаровала: словно следуя печатной инструкции, она открыла рот возразить – и тут же закрыла его, сделала глубокий вдох и расправила плечи.

– Ладно, – вздохнула она. – Возможно, это… то есть я, конечно, хочу поехать, но… если она и правда вернется? Я не смогла бы… Ладно, остаюсь.

– Отлично, – кивнул я и похлопал ее по плечу, словно она только что согласилась десантироваться в тыл врага, чтобы взорвать мост. – Позвоню, как только найду ее.

– Да, это… А если она придет сюда, я тебе… но, Декстер, где она?

Я изобразил на лице отважную улыбку.

– В одном хорошем месте, – ответил я и, не дожидаясь потока новых вопросов и возражений, вышел в коридор, из него в прихожую, потом на улицу – и уехал.

За прошедшие сорок минут движение стало плотнее, но двигалось в основном во встречном направлении – с работы в спальные пригороды. Поэтому всю дорогу по Дикси-хайвей и Девяносто пятой я одолел почти без задержек.

Я показал свой пропуск очень бдительному дежурному копу, и он взмахом руки направил меня в дальний конец стоянки. Я оставил машину на указанном месте и огляделся по сторонам. Помимо полицейских, расставленных по периметру съемочной площадки, я увидел и других, перемещавшихся вокруг нее в обоих направлениях, и вид они имели более чем боевой. Похоже, к охране съемок подошли очень и очень серьезно – уж не знаю, потому ли, что так приказал капитан Мэтьюз, или им просто нравилось удерживать обычных штатских подальше от интересного съемочного процесса. Однако я не представлял, как Эстор могла бы проникнуть на площадку незамеченной, поэтому пешком вернулся к копу, пропустившему меня на стоянку.

– Я ищу девочку, – сказал я ему.

– А кто их не ищет? – философски отозвался он, глядя куда-то в пространство.

– Одиннадцатилетнюю, – уточнил я. – Светлые волосы, возможно, школьный рюкзак?

Коп посмотрел на меня:

– Беглянка?

Я успокаивающе улыбнулся ему: мне не хотелось официальной шумихи вокруг этого. По крайней мере, пока.

– Не совсем, – ответил я. – Она хочет стать кинозвездой, так что…

Он кивнул:

– Угу. Моему вон десять. Хочет стать запасным подающим. Поэтому намылился в Форт-Майерс, на весеннюю тренировку «Ред Сокс». – Он презрительно фыркнул. – Нет, надо же: гребаных «Ред Сокс»?!

– Могло быть и хуже, – заметил я. – Могли быть и «Метс».

– Тоже верно, – кивнул коп. – Постой, сейчас наших по периметру обзвоню.

Он повернулся ко мне спиной и отошел на пару шагов, говоря по своей рации. Уже через несколько секунд он обернулся и сообщил.

– Видели такую. Несколько часов назад. Альварес говорит, она подошла прямо к нему и спросила Роберта Чейза. Это такой ихний парень, актер.

Я кивнул. Я очень хорошо знал, кто такой Роберт Чейз.

– Ну, Альварес, ясен пень, ответил, что дудки, не может он ее пропустить, и вообще, чегой-то она не в школе? А девчонка и говорит, мол, она его племянница, а Чейз ее типа ждет. – Коп пожал плечами. – Ну это же Майами. Тут и почище вещи каждый день случаются, верно? В общем, Альварес и передал. И не прошло двух секунд, как выбегает этот Чейз собственной персоной. И уводит ее за ручку.

Что ж, в этом имелся некоторый смысл: при всей ангельской внешности Эстор по-своему тоже хищница. Вполне естественно, она проложила прямую линию к осуществлению своей мечты, и эта линия пролегала через Роберта. Он наверняка попался в ее сети – и, хотя его первым побуждением, конечно, было позвонить мне или Деборе, Эстор не дала ему этого сделать. Я почти слышал, как она лестью, ложью и угрозами управляется с ним. Бедный Роберт, считавший, что любит детей, но ни разу не имевший с ними дела – особенно с такими… Куда уж ему устоять. Наверняка он уверял себя, что позвонит чуть позже, и к тому же что может угрожать Эстор здесь, на площадке – поэтому ничего страшного, если еще…

– Куда они пошли? – спросил я у копа.

Он кивнул в сторону ряда актерских трейлеров:

– К нему в трейлер.

Я поблагодарил его и сам направился в ту сторону.

Трейлер Роберта стоял дальним в ряду. Чейз сам настоял на таком расположении – вероятно, хотел большего уединения для того, чтобы перевоплощаться в своего персонажа. Поскольку этот персонаж обладал огорчительно большим количеством повадок, позаимствованных не у кого-нибудь, а у меня, я подумал, что хорошо бы его трейлер поставили еще дальше – например в тропиках, где его мог бы слопать какой-нибудь голодный питон.

Однако конец ряда находился там, где находился. Я шагал мимо шеренги обтекаемых алюминиевых трейлеров: этот для Ренни, этот для актрис, этот для актеров, этот для Виктора, режиссера. Шум работающих кондиционеров заглушал любые звуки, которые могли бы исходить изнутри. Дверь женского трейлера приоткрылась, когда я проходил мимо, и до меня донеслись смех и уханье хип-хопа. Дверь закрылась, и все снова стихло.

К двери трейлера Роберта вело три ступеньки. Я поднялся по ним и постучал. Изнутри не ответили. Изнутри вообще не доносилось никаких звуков, кроме шума кондиционера. Я подождал и постучал еще. Ничего.

Я нажал на ручку, и, к моему удивлению, она легко повернулась, и дверь открылась. Я выждал момент: долгий и непростой жизненный опыт научил меня тому, что за дверью слишком часто могут подстерегать неприятные неожиданности. Скажем честно, чаще всего подобной неожиданностью оказывался я сам, но предосторожность никогда не бывает излишней.

Я сунул голову внутрь: ничего. В трейлере царил полумрак. Все шторы были опущены, свет погашен, ничего не шевелилось и не издавало звуков. Я шагнул внутрь и огляделся по сторонам. Трейлер почти не отличался от Джеккиного: такая же гостиная с диваном и кухонным блоком, из которой дверь вела в спальню с санузлом. Я прошел по помещениям и, заглянув во все шкафы и тумбочки, не нашел никаких следов того, что Эстор вообще сюда заходила.

Если на то пошло, следов пребывания Роберта здесь тоже было совсем немного. На паре вешалок в шкафу что-то висело, под ними стояла пара ботинок, но все это казалось каким-то неживым, заброшенным. Я не видел ничего личного: ни айпода, ни кейса, ни книг, ни домашних туфель, бейсболок или темных очков. Ни тубы с витаминами, ни средства для отбеливания зубов, ни дезодоранта – ничего такого, что полагалось бы держать при себе актеру на съемочной площадке.

Это показалось странным, но все же не стоило умственных усилий. Гораздо важнее было другое: если они с Эстор куда-то ушли, то куда? На пять минут с площадки за мороженым? Или они все еще где-то на площадке? Чейз ведь мог повести Эстор смотреть всякие интересности: Дикки с его хлопушками, гримеров или, возможно, еще раз зайти к Сильвии в костюмерную. На съемочной площадке много интересного, и если Эстор захотела увидеть это все – а она не могла бы не захотеть, – Роберту просто некуда деться.

Значит, они могут находиться в этом дремучем лесу трейлеров, фургонов и генераторов, так что на поиски их может уйти больше времени, чем я хотел потратить. Однако, с другой стороны, возможно, Роберт занят в эпизоде, а Эстор смотрит со стороны, что было бы быстро и просто – и проверить это тоже проще простого. На столе у Джекки в трейлере лежал пятнадцатистраничный график съемок, в котором черным по белому расписано кто, где и когда. Я в последний раз для верности огляделся по сторонам и вышел, закрыв за собой дверь.

Трейлер Джекки стоял в другом конце ряда. Я быстрым шагом миновал весь ряд и поднялся по ступенькам. Дверь оказалась не заперта, и я понадеялся, что Джекки внутри. Я быстро вошел в дверь…

…замер на месте. По моему загривку вдруг побежали мурашки.

Ничего не выдавало того, что что-то не так, но я все стоял, застыв в напряженном ожидании. Где-то глубоко внутри, в подземельях Замка Декстера что-то зашипело и принялось нашептывать мне зловещие предупреждения о том, что все совсем не так, как надо. Поэтому я не шевелился. Я прислушивался. Я вглядывался и ждал, но не слышал ничего, кроме нарастающего шелеста кожистых крыл.

Я сделал еще полшага в глубь трейлера. Волна холодного воздуха изнутри ударила мне в лицо – воздуха, достаточно холодного для того, чтобы остудить пиво, и вместе с ним ноздрей коснулся слабый запах чего-то такого, от чего я вдруг провалился назад во времени, далеко назад, в то крошечное, жуткое, холодное пространство, где давным-давно родился Настоящий Декстер. Родился в липкой луже крови…

И я сижу, не шевелясь, в этой жуткой, липкой, густеющей красной жиже, и меня окружает запах ржавеющей меди, и Мама не шевелится, а я барахтаюсь, потерянный и беспомощный, в этом темном мире крови, и отсюда нет ни выхода, ни помощи…

Я зажмуриваюсь, открываю глаза и снова оказываюсь здесь и сейчас, в трейлере у Джекки, а не в том ужасном липком аду – то было давным-давно и далеко отсюда, и нет причины вспоминать эти кошмарные трехдневные роды. Никакой причины…

Вот только пахнет здесь так же. Холодным, настырным запахом ржавой меди. Запахом крови.

Я встряхиваю головой и говорю себе, что это не так. Невозможно. Наверное, это запах жареного мяса, и ледяной воздух из кондиционера, и дурные воспоминания из-за напряжения и душевного раздрая, и все это пройдет, но снова будет хорошо, если я буду контролировать дыхание и напомню Декстеру, что он уже взрослый и никогда больше не окажется в жуткой холодной камере с липким красным полом.

Я говорю себе, что все именно так, как и должно быть, и что не может все быть Так Неправильно, и делаю еще один шаг внутрь – и запах не исчезает, а даже усиливается, и моя память воет и бьется о стены моей телесной оболочки, уговаривая лететь, бежать прочь, пока я жив и в своем рассудке. Но я отталкиваю эти призраки и делаю еще шаг, и еще, до тех пор, пока не вижу, что на диване ничего такого нет, и обхожу диван и холодильник и заглядываю в спальню, и…

Она лежит у ножки кровати, закинув одну руку за голову и неестественно вывернув другую. Золотистые волосы разметались вокруг головы так, словно она упала с большой высоты, и та половина этих волос, что ближе ко мне, насквозь пропиталась темной густеющей жижей, и я, борясь с желанием бежать прочь от этого жуткого красного, пахнущего медью месива, делаю еще шаг вперед и смотрю вниз, уже ни на что не надеясь.

Она не шевелится. Она никогда уже больше не пошевелится. Ее лицо бледно и чуть искажено выражением усталого страха, и она смотрит на меня подернутыми пеленой, неморгающими глазами. Смотрит, но не видит, и она больше никогда не моргнет, и не заплачет, и ничего не увидит.

Ничего не увидит своими прекрасными фиолетовыми глазами.