Глава 25

Среди ночи меня разбудило завывание полицейских сирен. Они звучали где-то в нескольких милях от нас, но приближались, становясь все громче и настойчивее, и я, даже особо не раздумывая, понял, что они означают. Полицейские направляются сюда, в эту гостиницу, потому что нашли еще одно тело, а значит…

Патрик, подумал я. Снова его рук дело. В полусне передо мной предстало его искаженное нетерпением лицо. Вот он выскальзывает из цепей, которыми я так старательно его обматывал, и медленно, лениво плывет к гостинице, ко мне, исказив в улыбке свое тронутое разложением лицо…

Образ был настолько яркий, настолько реальный, что я открыл глаза. Этого не может быть, сказал я себе. Но в темном номере, под вой сирен, мой еще не проснувшийся мозг вовсе не считал это невозможным. Я спросил у себя: он мертв? И ответил: абсолютно, стопроцентно мертв. Это я знал наверняка, и с такой же уверенностью знал, что полицейские машины направляются сюда.

Я огляделся по сторонам и попытался сосредоточиться на реальных предметах: кресле, столе, окне. Призраки начали таять, возвращаясь обратно в мир снов. Я перевел дух – и тут меня пронзила новая мысль, едва ли не более ужасная, чем недавний кошмар.

Что, если мне подвернулся какой-нибудь энтузиаст гребли на каяке, которому не посчастливилось оказаться похожим на фотографию из Фейсбука? И я сунул нож ему под ребро, и задушил его, и отправил кормить крабов, считая, что это Патрик – а настоящий Патрик теперь здесь, сейчас, в этой гостинице, и убил кого-то, и, возможно, уже поднимается в наш номер…

Вот теперь я окончательно проснулся, скатился с дивана и несколько секунд стоял, тупо моргая. А потом схватил «глок» и на цыпочках подошел к двери в спальню Джекки. Перед дверью я задержался, прислушиваясь, и стоило мне приложиться к двери ухом, как та рывком открылась, и я чуть не упал.

За дверью стояла, широко раскрыв глаза, Джекки; одной рукой она держалась за дверную ручку, вторую положила на горло. Всю ее одежду составляла простая бумажная ночная рубашка выше колен, и почему-то на ней она смотрелась круче, чем платье от какого-нибудь голливудского кутюрье. Некоторое время я глазел на нее, пока ее голос не вернул меня в реальный мир.

– Я слышала сирены, – сказала она. – Я подумала… – Она опустила взгляд, увидела пистолет в моей руке и выдохнула: – Ох.

– Я тоже об этом подумал, – сказал я, и Джекки кивнула.

С полминуты мы стояли, прислушиваясь к приближающимся сиренам. Я уже ничуть не сомневался в том, что они направляются сюда, и все равно мы оба затаили дыхание, когда пронзительное завывание стихло где-то прямо под нами, у входа в гостиницу. Я вышел на балкон и, перегнувшись через парапет, посмотрел вниз. Две патрульных машины стояли под произвольными углами к тротуару: так их останавливают, когда полицейским надо быстро выпрыгнуть из машины. Дверцы остались распахнутыми, и огни мигалок отражались в стеклянном фасаде здания. Пока я смотрел, к ним подъехало еще несколько машин – это по вызову дежурных прибыли детективы. Я вернулся в номер, остановился рядом с Джекки, и мы постояли еще несколько секунд, глядя на отблески мигалок – до тех пор пока Джекки наконец не вспомнила, что надо дышать.

– Ох, – пробормотала она. – Ох, черт.

– Угу, – согласился я.

Джекки прерывисто вздохнула и тряхнула головой.

– Это ведь не… то есть мы еще не знаем… черт. – Даже то, что она не договорила ни одного из предложений, не помешало мне понять ее мысль. И хотя мне очень хотелось утешить ее, заверить, что этого не может быть, явившийся ко мне в полусне образ Патрика никак не шел из головы, и я просто стоял, сжимая ребристую рукоять «глока».

Джекки тряхнула головой, быстрыми шагами подошла к дивану и опустилась, сжав колени и положив руки на подушки по обе стороны от ног. Я подошел и сел рядом с ней. Что говорить в такой ситуации, я не знал. Я вспомнил, что все еще держу в руке «глок», и поставил его обратно на предохранитель.

Мы все еще сидели вот так, когда через пять минут в номере зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Да? – произнес я.

– Кой черт происходит? – рявкнул голос в трубке. Я узнал голос Деборы, только звучал он очень напряженно. – Вы там в порядке?

– Мы нормально, Дебз, – ответил я как мог успокаивающе. – Ты здесь, в гостинице?

Дебора выдохнула – так выдыхает курильщик, выпускающий большой клуб дыма.

– Я внизу, в вестибюле.

– Что случилось? – спросил я, хотя уже знал ответ. Я очень хорошо знал, что там случилось. Я просто хотел знать, с кем.

– Убита женщина, этажом ниже вас. – Голос у Дебз звучал теперь хрипловато. – Лицо здорово изуродовано, но при ней нашли водительское удостоверение на имя Кэтрин Подровски. Это тебе что-нибудь говорит?

– Подровски? – переспросил я и тут же услышал, как Джекки у меня за спиной охнула.

– Кэти? – прошептала она.

– Коридорный заметил кровь, вытекавшую из-под двери. Он открыл дверь служебным ключом, посмотрел только раз и хнычет до сих пор, – сообщила Дебз. – Похоже, это снова наш парень.

– Но… – начал я и, к счастью, спохватился, прежде чем успел сказать что-то еще.

– Это Кэти? – спросила Джекки хриплым, испуганным шепотом.

– Ее изрезали, выпотрошили, и у нее не хватает одного глаза, – беспощадно продолжала Дебора. Ее голос стал еще более хриплым.

– Какой глаз? – уточнил я.

Дебора только зашипела, громко и протяжно.

– Я поднимаюсь, – бросила она наконец и положила трубку.

Я тоже опустил трубку на рычаг и вернулся к Джекки.

– Это Кэти, – подтвердил я.

– Боже милосердный, – выдохнула Джекки. Она забко охватила себя руками, потом ее начало трясти, потом она заплакала. – Боже мой, – повторяла она. Некоторое время она плакала, охватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Потом сделала долгий прерывистый вздох и села, опустив голову на колени. – Ох, Иисусе, ох, дерьмо какое… Это все я виновата, одна я… – Она закрыла лицо руками, и через пару секунд плечи ее снова затряслись.

Как я уже говорил, наверное, большая часть проявлений человеческих переживаний остается для меня загадкой, но некоторые стандартные реакции на них я все-таки выучил. Например, я знаю, что, когда женщина плачет, закрыв лицо руками, сидящему рядом с ней мужчине положено утешать ее. Поэтому я так и сделал: обнял ее и легонько похлопал по спине.

– Вовсе вы ни в чем не виноваты, – сказал я, в общем-то, не слишком греша против истины. – Вы не звали этого психа-убийцу.

Джекки громко шмыгнула носом – не слишком привлекательно, но это первое, что я увидел в ней непривлекательного.

– Мне нужно было рассказать всем, – всхлипнула она. – Надо было! Я думала только о себе, и вот Кэти мертва…

– Вы не могли предугадать, что он пойдет на такое, – заверил я ее. – Нет, правда, вы не виноваты. – Возможно, это выставляет меня не в самом лучшем свете, но я действительно испытывал гордость за то, что нашел правильные слова для этого случая. В конце концов, большая часть энергии моего интеллекта работала на то, чтобы понять, кто убил Кэти, поскольку я совершенно точно знал, что это не Патрик.

– Виновата, – настаивала она. – Еще как виновата! Если бы меня не волновала эта чертова карьера… А теперь Кэти мертва из-за дурацкого сериала, который мне даже не нравится! – Ее плечи затряслись еще сильнее, а потом Джекки заревела во весь голос, повернулась ко мне и уткнулась мокрым от слез лицом в мою грудь. При этом я не смог не обратить внимания на то, что ее ночная рубашка довольно-таки тонкая, а я все еще одет по-ночному – то есть практически голый, если не считать пары поношенных трусов. Вторая моя рука чисто рефлекторно прижала ее ко мне, и я держал ее так, ощущая, как стекают по моему животу ее слезы, и удивляясь, почему я не возражаю против этого.

А ведь я не возражал; более того, мне это даже нравилось. Я перестал похлопывать ее по спине, а взамен начал гладить по плечу, надеясь, что ее это утешает не в меньшей степени, чем меня самого. Ее кожа была теплой, и сухой, и очень мягкой, и от нее слабо пахло духами, и мне в голову полезли мысли о всяких немыслимых штуках, которые никак не способствовали настроению, какое должно владеть человеком после недавнего убийства.

К счастью для нас обоих, в дверь номера властно постучали. Я оторвался от Джекки и подошел к двери.

– Кто там? – спросил я, хотя мог бы и не спрашивать.

– А кого ты, черт подери, ждал? – прорычал кто-то, кто мог быть только Деборой. – Да открой же эту гребаную дверь!

Я открыл гребаную дверь, и Дебора с самым свирепым видом ворвалась в номер. Она застыла, увидев зареванную Джекки, съежившуюся на диване, – должен признать, вид она имела не самый лучший. Дебз повернулась ко мне и только сейчас заметила, что я тоже одет не совсем по форме. Она тряхнула головой, переваривая увиденное, а потом поискала, кого бы за такое испепелить. Как обычно, моя кандидатура оказалась единственной.

– Славные труселя, – заметила она, глядя на мой наряд. – И ты собираешься преследовать этого типа в таком виде?

Мне очень хотелось сказать Деборе, что я вообще не собираюсь преследовать этого типа – разве что с аквалангом. Но я не мог. Дебз знает, кто я есть на самом деле, и даже по-своему почти одобрительно к этому относится, но Джекки-то не знала и не могла знать, так что касаться этой темы в разговоре было бы очень рискованно. И я тем более держал рот на замке, поскольку в душу мне снова начало закрадываться крошечное, дурацкое, лишенное логики, но очень неприятное сомнение в том, что я убил того, кого нужно. Поэтому спросил я совсем о другом:

– Это правда похоже на дело рук того же убийцы?

Дебора метнула на меня убийственный взгляд.

– Как по-твоему, много здесь таких уродов может разгуливать? – И тут мне стало довольно неуютно, пока она не добавила: – Я сама тела еще не видела, но описание похоже.

– О, – произнес я, и в моей душе снова затеплился огонек надежды. Джекки громко всхлипнула, и я вспомнил почему. – Тело точно опознали?

– Фото на водительском удостоверении совпадает, – ответила Дебора. – Это, несомненно, Кэти Подровски. – И без всякой необходимости уточнила: – Твоя секретарша.

Джекки издала звук, будто ее тошнит, и Дебора внимательно посмотрела на нее, прежде чем повернуться обратно ко мне.

– Мы оба знаем, что это значит, – сказала она. – И знаем, что с этим делать.

– Да, – согласился я. – Тебе придется рассказать ведущему это дело все, что нам известно.

– Точно сказано, – прорычала она.

– Э… – Мне не понравился ее тон. – Кто ведет дело?

Лицо Деборы стало еще более злобным, что не могло не впечатлять.

– Андерсен, – прорычала она.

Я зажмурился.

– Но это…

– Два налета за неделю, плюс ритуальное обезглавливание, и дело о каннибализме в Грув, – с горечью сказала Дебз. – И Андерсен автоматически, просто по ротации попадает на это дело, поскольку я изо всех сил скрываю все это дерьмо, а когда капитан Мэтьюз узнает обо всем, мне повезет, если я отделаюсь дисциплинарным взысканием, и… черт подери, Декстер!

Со стороны дивана донеслось осторожное покашливание, и мы повернулись к Джекки. Она сидела очень прямо, сжав колени и положив руку на горло. Глаза ее покраснели, но шмыгать носом она перестала и явно прикладывала все силы, чтобы справиться с эмоциями.

– Если это вредит твоей карьере… – начала она.

– Даже говорить об этом не смей, – огрызнулась Дебора.

Ответ, похоже, удивил Джекки, даже поразил.

– Ох, нет, – мотнув головой, торопливо произнесла она. – Я… я просто хотела сказать, я же могу объяснить, что это моя вина. Ведь это так и есть, вы же выполняли то, о чем я просила, и… – Ее рука поднялась и снова бессильно упала на диван. – Я просто… не хочу, чтобы из-за меня кто-то еще пострадал, – слабым голосом договорила Джекки. Она не моргая выдержала свирепый взгляд Деборы, но потом все-таки отвернулась. – Это я виновата, – снова повторила она – и показалась в это мгновение такой маленькой и беззащитной, что мне захотелось горы сдвинуть, лишь бы ей стало лучше.

– Если и скажешь, это ровным счетом ничего не изменит, – буркнула Дебора. – Я коп, я приносила присягу, и мне положено самой принимать решения. – Она посмотрела на Джекки, но та не поднимала взгляда, и спустя несколько секунд взгляд Деборы немного смягчился. – Ты не виновата. Я должна была поступать согласно правилам, а я этого не сделала, – Дебора расправила плечи, словно готовясь предстать перед расстрельной командой – что, в общем-то, не слишком отличалось от истины. – Я просрала это дело. Я ответственная, мне и отвечать. – Она сделала глубокий вдох, повернулась и пошла к двери, чеканя шаг так четко, что я почти наяву услышал оркестр, исполняющий «Колонел-Буги».

– Дебора, – окликнул я ее. Она с каменным лицом оглянулась, взявшись за дверную ручку, но мне на ум не пришло ни единого слова, которое могло бы хоть как-то ей помочь. – Э… Спокойной ночи?..

Дебз смерила меня долгим, лишенным всякого выражения взглядом, тряхнула головой и вышла.

Я пошел к двери и задвинул щеколду и цепочку. Потом постоял, размышляя, что означает смерть Кэти. Может, это разговор с Деборой послал в мой мозг дополнительную порцию адреналина, а может, я просто окончательно проснулся, но теперь я видел во всей этой истории мелкие, но не дававшие мне покоя нестыковки. Если кто-то сумел проникнуть в номер к Кэти, ему не составило бы труда залезть и к нам, верно? И, что еще важнее: почему Кэти? Она не блондинка, немолода, ни капельки не привлекательна. Ее тело не выкинули на улицу, а еще, по словам Дебз, кровь затекла под дверь, и это ничуть не походило на то, как убивали предыдущих жертв. Конечно, Патрик мог спешить, мог делать все не так методично, как любил, и все равно…

Да нет. Я решительно отогнал от себя эту мысль как невозможно. Это никак не Патрик. Кто угодно, но не Патрик. Я убил именно его, не кого-то другого, а значит, Патрика уже нет, и голодное море наполовину его уже съело. И как бы ни любили уверять нас по телевизору в обратном, я решительно отказывался верить в то, что он восстал из мертвых. Это абсолютно точно не Патрик.

Тогда кто это?

Кто убил Кэти и за что?

И какое мне, собственно говоря, до этого дело? В конце концов, это не моя проблема. Мы с Кэти не особо ладили, и у меня не имелось повода переживать из-за ее смерти. Ее гибель, пусть и такая неприятная, меня практически не касалась, а значит, я не должен был и ломать из-за нее голову.

Ну, конечно, это расстроило Джекки, но нового секретаря она найдет себе без труда. Ей стоило бы больше переживать за роль, ради которой она приехала в Майами. Потому что теперь Деборе уж точно придется сообщить начальству о преследованиях. Ведь даже если бы я рассказал сестре, что преследователя больше нет, она все равно не смогла бы поделиться этим с другим детективом.

Так что Дебз, возможно, права: ей грозят большие неприятности. Насколько большие, зависело от многих факторов, в первую очередь от того, под каким соусом она собиралась подать все это Мэтьюзу. В принципе, Дебора могла бы выкрутиться: осторожно подчеркнуть, что она следовала приказу, консультируя съемки сериала, что детектив Андерсен без труда получил бы всю эту информацию, если бы не запутал расследование к чертовой матери… в общем, все было вполне реально. Дебора могла бы выйти из этой истории без ущерба для себя. Разумеется, это надо проворачивать очень тактично, но…

Стоило мне произнести в уме слово «тактично», как я не удержался от вздоха. Такта у Деборы не больше, чем у парового экскаватора. Она не имеет о нем ни малейшего представления. Я мог бы расписать ей все по пунктам, но исполнить в точности так она бы не смогла. Я хорошо знаю свою сестру, и хотя с работой полицейского она справляется отлично, политик из нее – как из дерьма пуля. Она никогда не умела играть в такие игры, и наверняка не станет делать этого теперь. И потом, Дебз дошла уже до той стадии мазохистского самоотречения, когда почти не терпится подставить голову под топор, – потому что Так Будет Правильно. Словно от этого всем станет лучше.

В общем, пока создавалось впечатление, что песенка Дебз спета. А когда это произойдет, дойдут руки и до Декстера – на десерт. Мне, как и ей, полагалось бы знать, где проходит черта невозврата, – но в любом случае я почти наверняка ее уже пересек. Я не знал, каким образом меня покарают: дисциплинарные правила на медицинскую экспертизу не распространяются. Но я не сомневался в том, что это будет нечто неприятное. Отстранение от дел, возможно, понижение зарплаты – как раз тогда, когда мне больше всего нужны деньги.

– Декстер, – мягко произнесла Джекки, и я, вздрогнув, повернулся в ее сторону. На какое-то мгновение из-за всех этих неприятностей я даже позабыл о ее присутствии. – Что будет? С Деборой? И с вами?

Я покачал головой:

– Слишком рано говорить.

– Но это может обернуться плохо?

– Может, – согласился я, и она опустила взгляд на свои коленки. Красивые колени, ничего не могу сказать, но и особого смысла для нее рассматривать их я все равно не видел. Я взглянул на нее, но Джекки ничего интересного больше не делала, и я, зевнув, вдруг понял, что ужасно устал. В конце концов, была глубокая ночь, а даже притворяться, что ты всегда начеку, отнимает уйму сил. Мне вдруг захотелось только одного: лечь куда угодно и заснуть. Вот только на моем диване сидела Джекки, а значит, растянуться на нем представлялось теперь слегка затруднительным. Я как раз почти придумал вежливый способ попросить ее пересесть с дивана, когда она сама подала голос, так и не отрывая взгляда от своих коленей:

– Он ведь вернется, да?

Сначала я не понял, о ком это она, а потому не знал, что ответить. Джекки подождала несколько секунд, а потом посмотрела на меня.

– Убийца. Патрик. Он вернется и попытается снова.

– Ну, не знаю, – усомнился я.

– Вернется, – настаивала она. – Я знаю, что вернется. И на следующий раз…

Джекки поежилась, но больше ничего не добавила, поэтому я все же решил обратиться к теме насчет поспать.

– Так или иначе, завтра нас ждет трудный день. – Я подошел к дивану и остановился, с вожделением глядя на свое место для сна. – Нам надо хоть немного выспаться.

Джекки резко встала, и в попытке пропустить ее я едва не упал на журнальный столик. Она схватила меня за руку, не дав упасть, но когда я выпрямился, не отпустила ее. Даже, наоборот, шагнула ближе и подняла на меня взгляд своих огромных фиолетовых глаз.

– Он вернется, – повторила Джекки. – Я точно знаю. – Она сделала прерывистый вдох. – Может быть, он сейчас уже здесь, в гостинице.

Она стояла ближе ко мне, чем требовалось для разговора, но я не возражал. Я попробовал ей ответить, но во рту почему-то вдруг пересохло.

– Ну, не исключено, – согласился я, и Джекки каким-то образом придвинулась ко мне еще ближе.

– Не хочу оставаться одна, – сказала она. – Не сегодня. Я… мне страшно. – Она снова подняла на меня свои широко открытые глаза, и я почувствовал, что проваливаюсь в это бездонное лавандовое море.

Я так и не выспался той ночью, но не особенно из-за этого расстроился. Оказалось, я устал вовсе не так сильно, как мне казалось.