Глава 14

Середина дня прошла достаточно приятно – с учетом того, что я провел ее в обществе недалекого самовлюбленного болтуна и очень шумного комика, имеющего, вполне возможно, своего собственного Темного Попутчика. Оказалось, Ренни широко известен – хотя я и слыхом о нем не слыхивал до этого дня. За ленчем нас окружили неизвестно откуда набежавшие поклонники и принялись просить автографы и фотографировать моих знаменитых учеников. Оба принимали знаки внимания достаточно спокойно, хотя Ренни приветствовал своих фанатов громкой и изощренной бранью. Похоже, им это даже нравилось, а Роберт уж точно забавлялся.

И снова, как и в присутствии Джекки, я испытал странное удовольствие от сознания причастности к миру звезд, от пребывания в центре внимания простых смертных и ощущения собственной избранности. Я даже начал беспокоиться, что малость увлекся. Для нашего Темного Брата это неправильно: ни наслаждаться чужим вниманием, ни улыбаться толпе, ни купаться в лучах славы, пусть даже чужой, будто бы это тонизирующий шампунь… Нет, находиться на виду у десятков глаз и, хуже того, получать от этого удовольствие для такого, как я, невозможно. Подобный образ жизни разрушит все, чем я живу, ради чего я живу. Немыслимо. И все же мне это нравилось. Правда, нравилось.

Я размышлял над этим, глядя на Ренни. Ему-то внимание явно льстило – а ведь я видел то, что видел. Или нет? Если да, ему явно удалось найти способ жить в лучах прожекторов и при этом подкармливать живущую в нем тварь. Интересно, а мне такое удастся? Я представил, как сопровождаю Джекки по всему миру, время от времени ускользая для своих тихих развлечений. Интересно, а продается ли у них там, в Каннах, изолента?

Мои размышления прервало трио улыбающихся, глупо хихикающих поклонниц; Ренни оскорблял их, пока Роберт подписывал автографы на каких-то бумажках, потом Ренни тоже подписался, и фанатки ушли, приплясывая от восторга. Я как раз совладал со своими уязвленными чувствами – на меня-то они даже не посмотрели – и только тут осознал, что Чейз предлагает сделать персонажа Ренни по имени Крейт бисексуальным.

– С чего это тебе нужно, чтобы я был геем, мазафака? – осведомился Ренни. – Тебе не с кем встречаться?

– Не геем, – поправил его Роберт. – Бисексуалом.

– Би… чего? – возмутился Ренни. – Это чтобы я совал и тем, и этим? Какого гребаного черта?

– Нет, нет, это… ну типа мы точно не знаем, гей он или нет, – предположил Роберт. – В смысле, может, иногда мы увидим его с какой-нибудь цыпочкой.

– Вот это мне больше нравится, – кивнул Ренни.

– А потом он вдруг заявится на вечеринку, наряженный Кармен Мирандой… Ну или Дианой Росс.

– Да в жопу Диану Росс.

– Нет, но это же так правдиво… разве ты не видишь, насколько это может быть мощно?

Услышав слово «правдиво» применительно к образу Кармен Миранды, я вдруг понял, куда клонит Роберт. Когда он говорил, что они с Ренни будут вроде нас с Винсом Мацуока, это была не простая болтовня. Он обозначал основополагающий эстетический принцип. Точно так же, как он копировал все мои неосознанные привычки, он хотел, чтобы Ренни копировал для сериала Винса. Выходит, Искусство, или как там его назвать, буквально имитирует Жизнь.

Я встряхнулся и выкинул это из головы: тоже мне Акт Творения.

После ленча мы вернулись в лабораторию, и я преподал Ренни краткий курс судебной медицины, а Роберт прыгал вокруг нас, то и дело перебивая меня, чтобы продемонстрировать, как много он знает. Если честно, Ренни показался мне заметно умнее Роберта: он умел концентрироваться, задавал умные вопросы и вскоре набрался достаточно знаний, чтобы не сплоховать перед камерой. Однако я не мог отделаться от неуютного ощущения, оставшегося после того, как разглядел в глазах Ренни Это Нечто. Что с этим делать, я не имел ни малейшего представления.

К концу рабочего дня я приготовился бежать в наше роскошное убежище, поэтому поднимался я к Деборе за Джекки в самых приятных предвкушениях. Подходя к двери, я слышал голоса, но стоило мне приоткрыть дверь, как обе замолчали и с серьезным видом повернулись ко мне.

– Я не хотел мешать вашей болтовне, девушки, – сказал я.

– Какая уж тут болтовня, – буркнула Дебора, а Джекки мотнула головой.

– Тогда в чем дело? – удивился я. – Вы передали Андерсену имя и фото Патрика Бергмана?

– Фигушки! – довольно объявила Джекки.

– Что? Как это?

– Приказ капитана Мэтьюза, – хмуро ответила Дебора.

Я зажмурился. Должен признать, что у меня не нашлось никакой другой реакции на это известие, разве что сказать «здрасте», поэтому на всякий случай я сделал и это.

– Здрасте, – сказал я.

– Видите, как все обернулось! – улыбнулась Джекки, на мой взгляд немного легкомысленно.

– Э… да, – согласился я. – Так что у вас случилось?

– Андерсен буквально выставил Эчеверрию за дверь, – объяснила Дебора. – Поэтому его шеф позвонил Мэтьюзу и потребовал объяснений, так что теперь я по уши в дерьме.

– Ты? – удивился я. – За что?

– За вмешательство в работу Андерсена. Которой он на самом деле не занимается.

– И за приглашение Эчеверрии из Нью-Йорка, – добавила Джекки. – Это, видите ли, нарушает неписаные правила.

– Значит, их стоит переписать, – заметил я.

– В общем, – заключила Дебора, взмахнув рукой, – теперь мы свободны, поэтому давайте отловим этого засранца и покажем всем средний палец. – Она пожала плечами. – Пока я буду отбывать наказание.

– Карцер на воде и хлебе? – спросил я.

– Хуже, – ответила она. – Мне официально предписано держаться подальше от расследования Андерсена…

– Что означает, – ехидно хихикнула Джекки, – что мы просто не имеем права передавать ему улики и вообще все, что могло бы повлиять на его работу.

– Что ж, – произнес я. – Если так, то это просто идеальное наказание.

– А еще, – добавила Дебора, наморщив нос, – я назначена техническим консультантом сериала Джекки на все время съемок. – Она ехидно мне улыбнулась. – И ты тоже.

– Ох, – только и вымолвил я, пытаясь представить, сумею ли выжить в обществе Роберта так долго. Наверное, мои мысли были отчетливо написаны у меня на лице, поскольку Джекки хмыкнула и попыталась утешить:

– Да бросьте, это не так уж и плохо. Я хочу сказать, на съемках очень недурно кормят, причем задаром.

– Вот класс! – восхитилась Дебора. – Значит, я смогу объедаться пончиками, покуда вокруг Андерсена будут громоздиться новые трупы?

– Ну, если у них там есть пончики, – усомнился я.

Дебора тряхнула головой:

– И этого тебе достаточно для счастья?

– Этого, а еще веселья, что царит теперь в моей лаборатории. Нет, правда, там очень оживленно.

– В патологоанатомической лаборатории? – удивилась Джекки, и уголки ее губ изогнулись в легкой улыбке. – Ничего себе.

– Прибыл еще один из актеров, – объяснил я. – Ренни Бодро, кажется?

– Господи, этот шумный, да, – кивнула Джекки. Она покосилась на Дебору, вопросительно поднявшую бровь. – Потрясающий комик. То есть он полнейший засранец, но актер смешной.

– Смешной засранец, – фыркнула Дебора. – Любопытный эпитет, – и обе захихикали, как члены какого-то тайного женского клуба.

«Линкольн» ждал нас у входа в управление. Водитель оказался тот же самый, так что я усадил Джекки на задний диван, а сам устроился рядом с ней с другой стороны. Большую часть пути мы молчали. Джекки смотрела в окно, время от времени переводя взгляд на меня. Я пытался разгадать ее мысли, но она не предлагала ни малейшей подсказки, только иногда улыбалась – очень слабо и устало. Явно ее раздумия были слишком серьезными, чтобы отвлекаться на болтовню, поэтому я не стал мешать ей размышлять, да и сам погрузился в приятную полудрему.

Мы только начали выруливать на магистраль, когда откуда-то сзади послышалось громкое «БАБАХ!» Мы оба подпрыгнули от неожиданности, и я обернулся посмотреть в заднее стекло. Это оказался выхлоп мотоцикла, лавировавшего между медленно ползущими в пробке машинами. Я ободряюще улыбнулся Джекки, и она снова погрузилась в свои размышления.

На пересечении с шоссе Долфин транспортный поток вообще замедлился до скорости пешехода, чтобы все могли полюбоваться на «ягуар» цвета слоновой кости, остановившийся у тротуара. Из полуопущенного окна вылетали клубы сизого дыма. Рядом с машиной стоял массивный господин, который что-то кричал сидевшей в салоне худощавой, элегантно одетой даме. Она курила толстую сигару и со скучающим видом слушала мужчину, а тот продолжал орать так, что на бычьей шее вздувались вены.

– Кажется, мне начинает нравиться Майами, – сообщила Джекки, когда мы миновали эту театральную сцену с «ягуаром».

– Больше, чем Эл-Эй? – спросил я.

Она поморщилась:

– По-настоящему Эл-Эй не нравится никому. Мы там просто живем. Часть сделки с дьяволом. – Джекки снова замолчала и отвернулась к окну, и мы доехали до гостиницы в полной тишине.

Швейцар, дед талантливого внука, распахнул перед нами дверь, и Джекки наградила его улыбкой:

– Спасибо, Бенни. Вы что, сегодня допоздна работаете?

– Я тут двойную смену взял, мисс Форрест, – расцвел Бенни. – С одной стороны, бабки никогда не помешают, а с другой… признаюсь, покуда вы здесь, и домой ступать не хочется.

Джекки похлопала его по руке.

– Что ж, а мне и не хотелось бы никого другого на входе, – сообщила она, и Бенни расплылся в такой широкой улыбке, что я даже забеспокоился, не треснет ли у него лицо. Однако никаких криков боли, пока я вел Джекки через вестибюль к лифту, до нас не донеслось, так что вроде бы все обошлось. Стоило дверям лифта закрыться, как Джекки закрыла глаза и устало тряхнула головой.

– Господи, – пробормотала она. – Это очень глупо выглядело?

– Это вы про кого – про него или себя? – не понял я.

Джекки прислонилась к стене лифтовой кабины.

– Это… как это называется? Положение обязывает. – Она приоткрыла один глаз. – Немного напыщенно, я понимаю.

– Совсем немного, – ободряюще сказал я.

– Угу, спасибо, – Джекки снова закрыла глаза. – Какого черта. Надо же сказать что-то, и не обязательно из Шекспира, чтобы кому-то стало чуть лучше. – Она тяжело вздохнула. – Работа у нас такая. А Бенни, похоже, симпатичный старикан. Так что… все в порядке.

Я промолчал. В конце концов, реплики подают, понимая, о чем речь, а я не понимал. Джекки явно пребывала в философском настроении, но к кому или чему она обратится – к Аристотелю или, например, экзистенциализму – я предсказать не мог. И потом, любой философ скажет вам, что молчание – золото. Вот я и молчал.

Я проводил Джекки в номер, так и не услышав ни одной цитаты Канта. Как только мы развалились в креслах на балконе в ожидании мохито, в дверь постучала Кэти со своими неизменными кипой бумаг, мобильником и чашкой кофе из «Старбакса». Я отворил ей дверь, и она вихрем пронеслась к Джекки, успев на бегу испепелить меня взглядом.

Принесли мохито. Кэти размахивала бумагами и тараторила еще минут десять. Джекки покивала, несколько раз перебила ее вопросами, подписала пару бумаг и снова принялась кивать. Когда Кэти наконец собрала бумаги и свою чашку, Джекки казалась совсем утомленной. Нет, она достойно пережила лавину информации от Кэти, но меня поразило то, какой она вдруг показалась смертной. Актриса взяла свой мохито, а я вывел Кэти и запер за ней дверь, размышляя о цене славы. Каким привлекательным все казалось – и вот на тебе!

Джекки говорила, что отдала ради этого все, но не велика ли цена? В смысле, не только терпеть надоедливую балаболку вроде Кэти, хотя и это уже нелегко. Но отказаться от всего того, чем живут нормальные люди, что – если им, конечно, верить – приносит счастье: от дома, от семьи, от детей… от всего того, что есть и у меня, пусть только для маскировки. Нет, мне это счастья не принесло, само собой, но не факт, что я вообще способен его испытывать. Мгновения удовлетворения – да, но можно ли их приписать на счет Счастливой Нормальной Жизни? Признаюсь, я не слишком задумывался над этим прежде. Вот не бывало такого, чтобы я испытывал экстаз при виде груды нестираного белья. У меня не вызывала счастливой улыбки привычка Эстор орать на свою мать и швыряться ботинками в стенку. Если уж быть совсем честным, я никогда не ощущал себя в раю, держа на руках дочь, Лили-Энн.

Ну, конечно, есть у меня и свои радости. Однако по большей части они связаны с надежно спеленатым изолентой избранным партнером, пытающимся отодвинуться от серебряного сияния моего ножа. А это, согласитесь, совсем не то же, что наслаждаться спокойным вечером в кругу домочадцев. Может, это и не счастье, но мне хватает.

Есть и более законные удовольствия. Мне определенно нравилось проводить время в окружении Джекки. Жить в роскоши, греться в лучах ее славы, ни в чем себе не отказывать – вот это жизнь. Если не считать, конечно, мелочей вроде того, что в твою дверь может в любой момент постучаться безумный убийца. Однако в целом я бы не мог выдумать себе жизнь приятнее.

Но можно ли это назвать настоящим счастьем? Вряд ли, иначе я бы почувствовал.

Ощущала ли это Джекки? Была ли счастлива своей жизнью: безмерной роскошью, поклонением и даже обожествлением со стороны окружающих? Хватало ли ей этого? Разумеется, меня это не касалось, но почему-то вдруг захотелось услышать от нее ответ.

Я вернулся на балкон и застал Джекки все в том же задумчивом состоянии. Она сидела и смотрела на воды залива.

– Все в порядке? – поинтересовался я.

– Лучше не бывает, – кивнула она, и мне оставалось только надеяться, что перед камерами она будет держаться убедительнее.

Я сел и отпил мохито. Возможно, алкоголь развязал мне язык, а может, просто молчание затянулось – во всяком случае, когда мой стакан опустел более чем наполовину, я не выдержал.

– Вы счастливы? – спросил я.

– Я? – удивилась Джекки и глянула так, словно услышала какую-то непристойность. Потом тряхнула головой, отвернулась, взяла со столика свой мохито и допила одним глотком.

– Конечно, я счастлива. У меня есть все, о чем только можно мечтать. – Она покосилась на свой пустой стакан. – Ну, если не считать мохито. Позвоните, закажите еще, ладно? – Джекки поставила стакан на столик и встала. – Сейчас вернусь, – сообщила она и вышла, оставив за собой легкий аромат духов.

Я повел носом и поерзал в кресле, ощущая себя настоящим болваном. С чего мне вообще пришло в голову задавать идиотские вопросы? Я попробовал вспомнить признаки приближающегося Апокалипсиса: вряд ли в их число входили философские беседы с телезвездами, разве что их в незапамятные времена исключил из списка Никейский собор.

Я позвонил и заказал еще мохито. Его принесли одновременно с возвращением Джекки, и официант едва не свалился с балкона, пытаясь не уронить поднос, одновременно подвигая ей кресло. Джекки опустилась на свое место, устало улыбнулась ему, и тот вылетел из номера, сияя так, словно его выбрали президентом пятого класса средней школы.

Я закрыл за ним дверь, накинул цепочку и вернулся на балкон. Джекки сгорбилась в кресле и смотрела на залив, уткнув стакан ободком в нижнюю губу. Я уселся, пытаясь понять, что так испортило ей настроение. Скорее всего, конечно, причиной этому стало напряжение от постоянного преследования. Но что, если все это из-за меня? Может, я сказал или сделал нечто такое, что ее расстроило? Или, еще хуже, я чего-то не сказал или не сделал? Это стало бы катастрофой: это поставило бы крест на моей сказочной жизни в качестве окружения звезды. Я попытался припомнить, чем мог ее обидеть, но на ум ничего не пришло. Я вел себя, можно сказать, образцово.

И все же ее явно что-то угнетало. Возможно, низкий уровень сахара в крови: ее завтрака не хватило бы на поддержание сил даже хомячка, а неугомонные биологические часы внутри Декстера утверждали, что давно уже пора обедать.

Однако прежде чем я успел тактично намекнуть на то, что, возможно, хорошая еда могла бы восстановить ее физические и душевные силы, в моем кармане зачирикал телефон. Я вынул его и посмотрел на экран; это оказалась Рита.

– Ох, – сказал я Джекки. – Простите меня.

Она кивнула, не поворачиваясь, и я нажал на кнопку ответа.

– Привет, – сказал я как мог жизнерадостнее.

– Ты обещал позвонить, – вместо приветствия отозвалась Рита. – И это было еще в понедельник… и Дебора сказала, твое дело немного опасно? Я, правда, не совсем поняла, что она имела в виду, и… у тебя чистые носки еще есть?

– Да, есть носки, – ответил я, покосившись на Джекки и надеясь, что она слишком занята своими мыслями, чтобы слушать.

– Ты вечно теряешь носки, – стояла на своем Рита. – А грязных терпеть не можешь – помнишь, как тогда, в Ки-Уэст? А там они стоят вдвое дороже.

– Ну, я не в Ки-Уэст, – возразил я. – И у меня еще есть чистые носки.

Уголки губ Джекки чуть дернулись, и хотя я предпочел бы думать, что она просто вспомнила какую-нибудь шутку, у меня сложилось неприятное впечатление, будто она изо всех сил старается не засмеяться надо мной.

– Ты хоть можешь сказать, надолго ли ты там? – продолжала Рита. – А у нас тут несколько тяжелых коробок, всякий хлам из гаража, мне не поднять. Но ладно, это подождет… Да, там должны уже вроде электричество включить. И страховая компания говорит, что у нового дома рыночная цена гораздо выше, чем… Эстор, я по телефону разговариваю. Эстор, прошу тебя! Ты слушаешь, Декстер?

– Слушаю, слушаю, – ответил я. – Как дети?

– У Лили-Энн зуб режется, – ответила жена. – Она теперь очень капризная, я не могу даже… Что? Нет, сначала уроки сделай. Нет. Потому что так надо, – заявила она. Снова Эстор? Или уже Коди? Этого я понять не смог, да, скажем честно, не слишком и вникал. Разговор начал меня раздражать, а то, как Джекки пыталась справиться с приступами смеха, ничуть не поднимало настроения. Я отвернулся от нее и понизил голос.

– Извини, что не звонил, – произнес я, стараясь добавить в голос побольше неколебимости. – Но постараюсь перезвонить завтра, ладно?

– Завтра нас вызывают в школу к Коди, – напомнила Рита. – К трем часам, и ты сказал, что, черт подери, Эстор, дай мне минуту поговорить спокойно!

Я совершенно точно знал, что не говорил ничего такого, с «черт подери», но зато вспомнил, что обещал сходить в школу к Коди.

– Постараюсь, – произнес я. – Но вообще-то я здорово занят.

– Ну ты ведь обещал, – настаивала Рита. – И это очень для него важно, так что… ох, господи, ребенок. Мне надо идти.

– Хорошо, – сказал я. – До свидания.

Я убрал телефон и повернулся к Джекки. Она смотрела на меня со странным выражением – наполовину любопытством, а наполовину… с чем? С чем-то таким, что я никак не мог определить.

– Что? – спросил я, но она лишь мотнула головой и снова отпила из стакана.

– Нет, ничего. – Джекки взглянула на меня поверх ободка стакана, и теперь в ее глазах искрилось веселье. – Ваша жена, похоже, очень славная.

– Ну да, – согласился я.

– И отлично готовит…

Я кивнул.

Она с очень серьезным видом склонила голову набок.

– Значит, это стоит того. Ну… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Я имею в виду, брак. Вам это нужно?

Вопрос показался мне довольно странным, хотя, с учетом того, как вообще протекал этот вечер, я вполне мог бы его ожидать.

– Думаю, да, – ответил я.

– Думаете, да? – переспросила Джекки. Я кивнул и пожал плечами. – Не слишком уверенное заявление.

– Ну, – я лихорадочно искал подходящий ответ. – В браке есть свои плюсы и свои минусы.

– Ну-ну, – хмыкнула она. – И какие же плюсы?

– Ну, гм… Ну, например, мы сейчас переезжаем в новый дом, – сказал я. – Больше прежнего… с бассейном. – Ответ прозвучал так себе, даже для меня самого, а Джекки помолчала несколько секунд, от чего он показался еще менее убедительным.

– Ну-ну, – повторила она. – Бассейн, которому нужно новое покрытие.

– Ну да, нужно… а еще там кухня гораздо больше, – выпалил я неизвестно зачем.

– Верно, – кивнула Джекки. – Чтобы ваша Рита могла готовить еще больше.

– И это тоже, – согласился я и схватил свой мохито – по большей части потому, что ступил на очень зыбкую почву и мне отчаянно нужно было занять чем-то руки.

– Ну-ну, – повторила она в третий раз, отпила из стакана и посмотрела на меня, приподняв бровь. – Значит, семейная жизнь дарит вам счастье?

– Ну… да, – произнес я со своим обыкновенным красноречием. – Ну, вы понимаете…

– Нет, не понимаю. И никогда не понимала. – Джекки склонила голову набок и пожала плечами. – Но и вас, похоже, это не слишком возбуждает.

Ну да, мне и самому начинало так казаться, однако это не из тех вещей, о которых я предпочел бы говорить вслух.

– Вы до сих пор не рассказали мне, как выглядит ваша Рита, – продолжала Джекки, нахмурив брови.

– А? – спохватился я. – Ну, гм… ну, она была очень симпатичная, когда…

– Была симпатичная? – перебила Джекки. Она сделала большой глоток из стакана, и при этом на ее шее забилась жилка. – Господи, да я бы вам сердце из груди выцарапала, скажи вы такое обо мне.

– Ну, но… – Я все никак не мог взять в толк, когда все пошло вразнос. – Про вас я такого никогда бы не сказал…

Секунду она пристально смотрела на меня.

– Да уж не советую. – Актриса допила остаток мохито и с громким стуком поставила стакан на стол.

После всех этих философских экзерсисов, телефонного звонка Риты и бессердечной вивисекции, которой подвергла меня Джекки, я обрадовался возможности ухватиться за что-то более-менее реальное.

– Да ни за что, – отозвался я с самой добродушной ухмылкой, на которую был способен в сложившихся обстоятельствах. Джекки ответила мне довольно циничной улыбкой и кивнула в сторону телефона.

Я заказал обед.