Глава 14
Стоило мне вскочить рано утром, привести себя в порядок, надеть брюки с водолазкой и кеды, во дворе корпуса раздался гудок. За предыдущие дни я привыкла к учебной тревоге и лишь слегка взбодрилась.
В какой-то странной, нервной лихорадке, выскочила наружу, и с разбегу врезалась в грудь Вархара.
Он стоял возле самой двери в корпус, словно ждал меня.
— Ты вовремя, — огорошил, приобняв за талию. — Идем. Увидишь Академическую стену. Поверь, оно того стоит. Хотя повод не самый приятный.
Мы миновали несколько арок, явно направляясь к внешнему кольцу лабиринта академических корпусов.
С тех пор, как автобус высадил «еще одну бабу» в самом его центре, я крутилась между внутренними частями замка.
Внешние корпуса почти ничем от них не отличались. Разве что цвет стен был белее, а башни — выше.
Миновав ровно двенадцать арок, мы очутились возле последней, самой высокой, с узором из символов всех стихий. Огни сплетались косичкой с корнями деревьев, над ними чередовались камни и водяные облачка. Символично.
В арку легко прошло бы стадо слонов, если бы вздумало навестить Академию, а тиранозавру пришлось бы лишь слегка пригнуться.
Мы торжественно миновали арку, и я обомлела.
Невольно приоткрыла рот, бросила на Вархара растерянный взгляд. Проректор усмехнулся и задорно подмигнул — явно и неприкрыто подбадривал, но мне захотелось обнять его и расцеловать.
— Академическая стена, Ольга. Любуйся.
Белая-белая каменная стена, выше самой длинной башни, опоясывала внешние корпусы. Она выглядела монолитной, без единого шва, без единого стыка плит и глянцево блестящей, словно отполированной.
Справа от арки стену разрывала бронзовая дверь, ей под стать.
— А-а-а… Почему стена не видна из окон корпусов? — поразилась я.
— Какая ж ты у меня умница, женщина, — улыбнулся Вархар. И я вдруг поймала себя на том, что не замечаю — акулья у него сейчас улыбка или человеческая, Чеширский оскал или ухмылка саблезубого тигра. Душу грело воодушевление проректора, его спокойное отношение к грядущей битве.
— Я ж говорил — корпуса выше, чем кажутся… И…
— На самом деле скрывают стену, — закончила я за него.
Улыбка Вархара стала шире, он открыл рот, собираясь что-то сказать, притянул меня поближе, но не проронил ни слова.
Я проследила за его взглядом и подумала, что зря Вархар наговаривал на крипсов. Они оказались на редкость пунктуальными.
Перед Академическими воротами, откуда ни возьмись, появилась летающая тарелка. Самая настоящая летающая тарелка, как описывали их «сумасшедшие контактеры» моего мира.
Она удивительно походила на огромного ската. Сверху черная, снизу голубая, с короткими «усиками»-выступами впереди и двумя большими черными глазами-овалами под ними. По краям тарелки горели мириады желтых лампочек.
Вархар деликатно подтолкнул меня вперед, и непривычно осторожно приобняв за талию, указал рукой на Академические ворота.
Я никогда не выходила наружу. И вот теперь, бронзовые двери, с проректора толщиной, распахнулись как деревянные калитки. Скрежет, дребезжание резанули по ушам, но я забыла об этом.
Ошалелый ветер ударил в лицо, за секунду разметав пучок, скрепленный на затылке четырьями резинками.
Теперь я понимала, почему местные носят хвосты и косы.
Мой взгляд приковала равнина. Она простиралась впереди, и справа и слева, повсюду насколько хватало глаз. Низкая, светло-голубая, полупрозрачная трава покрывала черную землю, а над ней клубился сиреневый туман. Он то приподнимался и стелился поземкой, то собирался в комки, похожие на цветную вату. Их, как перекати поле, гонял туда-сюда тот самый ошалелый ветер.
— Перекресток, — словно издалека донесся до меня голос Вархара и гулкий звук — ворота закрылись за нашими спинами.
Академическое воинство выстроилось чуть поодаль от белой стены, по правую мою руку.
Каждая раса, как и в мирные дни, нарядилась в собственные одежды. Но ряды великанов-студентов и титанов-преподов сливались в одну темную массу. И от нее исходила незнакомая мне, но отчего-то потрясающе приятная мощь. Астральное зрение открыло диковинное зрелище. По сравнению с ним все компьютерные спецэффекты фантастических игр и фильмов моего мира меркли как светлячки на фоне звезд.
Воинство Академии нимбом охватывало радужное сияние. Оно переливалось сотнями оттенков и цветов, то мерцало, то вспыхивало тысячами огней. И за спиной каждого — препода ли, студента ли, расправились крылья, совсем не похожие на крылья бабочки. Скорее они напоминали крылья стальной птицы — огромные, покрытые сверкающими перьями.
Вархар снова подтолкнул меня вперед, и мы отошли подальше от ворот.
Теперь академическая армия начала перестраиваться. Стройные ряды студентов и преподов развернулись, как по мановению волшебной палочки и застыли, перекрыв крипсам доступ к воротам.
Разделились на несколько абсолютно симметричных квадратов — между ними едва ли проскочили бы два скандра.
Потрясенная я наблюдала, как синхронно, красиво шли и замирали бойцы.
Мы с Вархаром очутились между передними рядами, неподалеку от Езенграса. Он каменным колоссом высился точно между двумя центральными квадратами из десятков ровнехоньких воинских шеренг.
Из летающей тарелки пролился тугой луч света. Чертовщина какая-то! Сны и видения контактеров моего мира в руку…
Я приоткрыла рот от удивления, и тут Вархар ошарашил еще сильнее:
— Заллеандра — это твой мир, Ольга, — тяжело вздохнул проректор. — Крипсы уже дважды нападали на него. Но нам удавалось одолеть их. Помогли великосветские господа из «Академии внушений и наваждения». Они на соседнем перекрестке этих же миров. Стерли землянам память. Поэтому вы и не знаете, не помните…
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Кто-то из вас помнил инопланетян? Верно?
Я снова кивнула.
— Помнил, как их забирали на летающих тарелках? Как проводили страшные опыты?
Я закивала без остановки, а проректор продолжил сыпать фактами.
— Кто-то помнил, что его заставляли вынашивать инопланетных детей?
— Кто-то помнил, что его водили по ледяной пустыне или по пеклу?
— Кто-то помнил, что его забирали лучом света?
— Кто-то помнил, что встречал зеленых монстров?
— Кто-то помнил летающие тарелки?
Проректор выдавал информацию в гомеопатических дозах. Наверное, позволял привыкнуть, адаптироваться, переварить услышанное.
И я окончательно и бесповоротно полюбила Академию, зауважала студентов и преподов, уборщиц и электриков. Не зависимо от того, умеют они считать с калькулятором или нет, красиво выражают эмоции и мысли или только мычат. Все эти воинственные, порой по-детски наивные смутьяны, нахалы и грубияны собственной жизнью отстаивают чужие миры. И взамен не получают ни славы, ни богатства, остаются безвестными для тех, кого спасли от рабства и гибели.
И я поняла, что именно здесь, среди них мое место. Даже если придется заново вдалбливать всем и каждому скандру азы математики, а каждому медику заклеить рот скотчем.
— Ну, в общем, я все сказал, — выждав небольшую паузу, добавил проректор.
Если бы не теплая ладонь Вархара на талии, от наплыва чувств, удивления, я наверняка села бы в туман, на траву.
Луч света из летающей тарелки расширился, взорвался золотистыми искрами, и пропал. Напротив академического воинства словно из воздуха появилось другое, примерно такой же численности.
И я поняла, почему инопланетян в моем мире называют зелеными человечками.
Только это были не человечки, а человечища. Зеленые, лысые, в темно-болотных комбинезонах без молний и пуговиц, ботинках из прозрачного материала, похожего на тонкий пластик.
— Ректоры нашей Академии и соседней запечатали границы между мирами, — шепнул мне Вархар. — Пройти в них можно только мимо нас.
Огромные глаза крипсов, похожие на стрекозьи, переливались перламутром. В них не было ни зрачка, ни радужки, и оттого взгляд инопланетян казался еще более жутковатым. Когда крипсы моргали, словно тонкая пленка на долю секунды прикрывала глаза.
Узкие щели вместо носов расширялись, втягивая запахи. Чем тут так пахнет? Я втянула воздух и ощутила едва уловимый аромат шарлотки.
— Это место особенное, — шепнул Вархар, заметив мой жест. — Тут каждый видит и чувствует что-то свое. Что-то, что идет изнутри… Из души что ли… Из памяти… Или типа такого, — немного смущенно усмехнулся он.
Сплошная стена крипсов расступилась, и навстречу нам вышел один. Он почти ничем не отличался от остальных. Разве что глаза сверкали перламутром чуть ярче, да ноздри казались чуть шире. Хотя, наверное, мы, люди, для крипсов такие же одинаковые.
— Многоуважаемые воины «Академии войны и мира»! — резко выкрикнул он. Высокий, неприятный голос эхом разлетелся по равнине. Даже ворота Академии возмущенно задребезжали. — Мы имеем честь атаковать вас, чтобы пройти в Заллеандру. Наши женщины хотят новых рабов и рабынь. Наши мужчины хотят новых емкостей для своего потомства. Мы просим вас по-хорошему пропустить нас. И все наши разногласия будут исчерпаны. А бой не состоится.
Он говорил гладко, ровно, словно заучил речь давным-давно. Словно читал лекцию неразумным студентом.
— Мы пройдем через Академический двор, не затронув ничего. Мы никого не обидим, и никого не тронем. Вы лишаете нас права на продолжение рода. А это негуманно…
— Бла-бла-бла, — прошептал мне Вархар. — Их женщины не могут вынашивать детей. Крипсы берут в плен женщин других племен, чтобы те выносили их потомство. Фу-у! — и без перехода обратился к оратору. — Мы вас пока ничего не лишали. Во как лишают права на продолжение рода, — Вархар выставил вперед руку и брюки ближайших к нему двадцати крипсов обуглились, а их хозяева с дикими криками побежали куда-то вдаль.
Оратор, словно ничего не заметил и продолжал сыпать аргументами в пользу своих требований еще минут двадцать. От его монотонной речи, визглявого голоса у меня свело челюсти. От неподвижной позы затекли ноги.
Я оглянулась на полководцев — они замерли между квадратами шеренг.
Колокол ковырял в ухе — в том самом, без ушной раковины.
Генерал тер глаз — тот самый, чье отсутствие скрывала черная повязка.
Священник ковырял в носу — в той самой, ободранной ноздре.
Езенграс улыбался. Так улыбался, что уже даже мне захотелось броситься в летающую тарелку и улететь куда глаза глядят.
Вархар поддерживал имидж Езенграса, копируя его оскал. Но почему-то лицо проректора по-прежнему казалось мне до боли родным, даже дорогим.
Оратор распинался еще с полчаса. Рассказывал, как тяжело живется крипсам без потомства и как хорошо живется рабам и «емкостям для потомства». В клетках их кормят по четыре раза в день, а в аквариумах — аж по пять.
Простор обеспечен — двадцать на двадцать метров шикарнейшей искусственной растительности и хвойный ароматизатор.
Дважды в неделю рабов и «емкости для потомства» выгуливают на чудесных просторах мира крипсов. Среди прекрасных вечных снегов или чудесных золотых пустынь.
Так и представила лютый холод белой пустыни и изнуряющий зной желтой.
Среди скучных лесов и полей бродят сами крипсы, купаются в утомительных морских волнах и греются на холодном солнце побережья.
Крипс пообещал не надевать рабам ошейники с электрошоком, оставив «легкие, ненавязчивые строгие ошейники» с иглами и шипами.
Когда оратор почти поклялся, что слуги будут спать дважды в неделю, а служанки даже трижды, Вархар прорычал:
— Ну хватит уже! — и глаза его зажглись как голубые лампочки.
Проректор выбросил вперед руку и… балагур обуглился в мгновение ока. Подул сильный ветер. Ах нет! Подул Мастгар, и оратор рассыпался в прах.
Крипсов это не удивило ничуть. Похоже, они и впрямь были отлично знакомы со способностями Вархара, да и Мастгара встречали не впервой. Зеленые ряды расступились, и навстречу нам вышел другой крипс.
Ни слова не говоря, он ткнул пальцем в Вархара и провел ребром ладони по шее.
— Ольга! Теперь тебе тут не место! — проректор сказал это настолько незнакомым, настолько непривычным тоном, что я по-настоящему испугалась.
На меня напал ступор. Я смотрела то на Вархара, то на Езенграса, то на крипса. Тот продолжал жестами обещать нашим полководцам счастливое будущее.
Глядя на Генерала ткнул себе пальцем в глаз, глядя на Колокол, почесал ноздрю, глядя на Священника подергал себя за ухо.
И с ухмылкой воззрился на Езенграса. До акульей улыбки ректора крипсу было как до луны. Но дрожь пробрала меня до кончиков пальцев. Я догадалась, что битва не за горами.
Не успела так подумать, Вархар подхватил меня на руки и швырнул к воротам Академии. Они на секунду распахнулись, я долетела до ближайшего корпуса и приземлилась… на ковер — его натянули и держали пятеро студентов.
Только слезла с ковра, в небо взвились молнии, водяные облака, камни, земля задрожала под ногами.
Здание Академии завибрировало, как громадный комертон, загудело и заскрежетало. В воздухе запахло гарью и чем-то еще до жути мерзким, едким.
Сердце больно екнуло и пропустило удар. Вархар…
Я бросилась в корпус, за считанные секунды добежала до лифта, заскочила внутрь и нажала трехсотый этаж. Пулей вылетев в просторный холл обнаружила, что все окна уже заняты первокурсниками под завязку.
Они гроздьями свешивались наружу, наблюдая за сражением.
Я было расстроилась, что «мест на балконах» не осталось. Но студенты обернулись, и возле каждого окна для меня освободилась широкая площадка.
Я огляделась и устроилась у того, что ближе к лифту. Оттуда все поле сражения было видно как на ладони.
Вовремя!
Я успела заметить, как Вархар оттолкнул Езенграса, закрыл его собой и принял грудью чужую молнию. Футболка проректора обуглилась, и расползлась как обожженный полиэтилен.
На груди зияла огромная рана с почерневшими краями.
Вархар даже не скривился, только скулы предельно натянулись и глаза полыхнули синим пламенем. Проректор выстрелил светом в глаза десятерых крипсов в передних рядах атакующих.
Те завизжали фальцетом, и ветер донес их мерзкий вой до академических окон. Грохнулись навзничь, закрыв лицо руками, забились на траве как эпилептики, и затихли. Вархар перевернул их сапогом — всех по очереди. Вместо глаз крипсов зияли черные дыры.
Проректор удовлетворенно фыркнул и… рухнул как подкошенный.
Под бешеный гонг сердца в висках, едва дыша, я метнулась к лифту, спустилась вниз и выскочила из Академических ворот.
Помню, как меня пытались удержать студенты и преподы и совсем не помню, как очутилась за воротами академической стены. Как вообще их открыла и как закрыла за собой.
В руках засверкали кусочки пламени, взвились, и обрушились на крипсов огненным дождем.
Один за другим десятки вражеских воинов обуглились и рассыпались в прах без участия Мастгара.
— Малитани! Малитани! — завопили остальные и плотное кольцо крипсов разорвалось. Отряд Езенграса и Вархара вырвался из окружения.
Спустя несколько дней ректор перевел мне истошные крики крипсов. Они нарекли меня «Богиня огня и Хаоса». Что-то мне это напоминало…
Не успела глазом моргнуть, меня и проректора подхватили наши воины и унесли за академические ворота.
