Эпилог
В самую высокую башню, над главным зданием вел только один лифт. Здесь, надо всеми обитателями Академии, почти в облаках и работали медики.
Я неслась в больничное отделение, не чуя ног, боялась не успеть. Как он там? Жив ли? Сильно ли ранен?
Сердце стучалось в уши, пульсировали в висках вены, между пальцами проскальзывали молнии, вспыхивали огоньки.
Как же быстро я вошла в полную силу!
Старшекурсники, что выносили нас с Вархаром с поля битвы, обсуждали «расцвет» моих способностей. Шептались, что на перекрестье такое случается сплошь и рядом. Но только спустя несколько лет работы или учебы в Академии.
Наверное, так подействовал страх за мое несчастье, за моего варвара.
Я не только управляла электричеством, огнем, как рукой или ногой.
Я наконец-то научилась филигранно «читать» информационное поле — брать любые сведения, какие требовались. А не только те, от которых хотелось плакать и смеяться одновременно.
Лифт донес меня до пятисотого этажа в одно мгновение. Даром что до двухсотого в других корпусах ехал бесконечно долго.
Конечно же! Чему я удивляюсь? Чудо-лифт срочно доставлял раненых к врачам и врачей к раненым.
Голубые лампочки у потолка окрашивали розовые стены фиолетовым.
Перекрестье холла, один в один как на нашем этаже, и на всех других этажах корпусов, задержало меня на секунды.
Хорошо, на обеих дверях — справа и слева висели таблички.
«Кафедра исцеления и врачевания». «Больничное отделение».
Я бросилась туда, изо всех сил дернув руку. Она оплавилась от моего огненного касания, и бесформенным куском металла осталась в ладони.
Отбросив его в сторону, я ворвалась внутрь больничного отделения.
Сердце припустило сильнее, больно екало.
Разряды, потрескивая, скользили между пальцев, на ладонях плясало пламя.
Пока не успокоюсь, так и будет — пришла информация.
Я точно знала куда идти. Самая дальняя комната, за дверью, увитой рельефными узорами. Вьюны сплетались и цвели, символизируя жизнь.
Я собиралась метнуться туда, к Вархару, но сзади окликнул Езенграс, задержал со своими новостями. Как будто они не могли обождать? Как будто не нашел лучшего времени?
Я выслушала ректора в пол уха и рванула вперед. Еще немного! Еще несколько шагов!
У двери в комнату или палату, не знаю что тут точнее, слегка притормозила, тяжело переводя дух.
Вдохнула поглубже, словно ныряла, и вошла.
В самом центре комнаты, на постели, где легко раскинулись бы еще трое воинственных скандров, лежал Вархар.
В странной, темно-зеленой пижаме из тонкого трикотажа, прикрытый голубой простыней.
У меня остановилось сердце.
Он был такой бледный, такой неподвижный. Румянец схлынул с лица, посинели губы, впали щеки.
Я сглотнула слезы, и бросилась к кровати своего наказания.
Разряды пропали из ладоней, погасли шальные огни. Влага обожгла глаза, потекла по лицу.
Невдалеке от кровати спорили два главных медика Академии — главврач Мастгури и его помощник Либорт Эйль. «Эльф-терминатор» Либорт в белом халате на лиловые лосины и толстовку нарезал громадные круги. Как всегда когда нервничал, вдруг поняла я.
Мастгури стоял спокойно, сложив руки на животе, и следил за коллегой так как следит смотритель зоопарка за новой, любопытной зверушкой.
Сегодня на его халате не было знаменитой надписи, шапочка отсутствовала.
— Я сильнее, я и буду исцелять! — выпалил Либорт, притормозив, и немедленно припустил в другую сторону.
— Ты сильнее, а я умнее, — парировал Мастгури. — Я лучше управляю энергией жизни.
Я переводила взгляд с них на Вархара и, казалось, перепалка медиков может стоить проректору жизни. Казалось, каждую секунду синие круги под глазами моего несчастья темнеют, губы бледнеют, а кожа истончается. Я бросилась к медикам, собираясь вставить им мозги на место, даже если для этого потребуются все силы Малитани. Разряды заискрили между пальцами, ладони вспыхнули кострами, у висков зависли шаровые молнии.
Но знакомый, грубоватый голос осадил Мастгури и Либорта раньше меня.
— А ну цыц! — в комнату вошел Езенграс.
Только-только загудевшие лампы у потолка умолкли от его оклика первыми.
Ветер затих за окном вторым — лихой посвист его оборвался, словно выключился.
Следом замокли и академические медики.
И лишь потом потухло пламя в моих ладонях, пропали разряды между пальцев и шаровые молнии у висков.
— Лечит Либорт. Мастгури, ты можешь остаться или уйти, — скомандовал Езенграс. — И не стыдно вам выкабениваться, когда Вархар в таком состоянии?
— Он не умрет, — парировал Либорт. — Он не умирает, — поправился то ли для меня, то ли для ректора.
— Еще бы! — оскалился Езенграс. — Если он умрет, я привяжу вас к койкам в отделении для тяжелых симулянтов. А потом вдосталь поиграю на нервах электроукалыванием. Ах неет! — от нынешней улыбки Езенграса умерли бы от разрыва сердца десятки, сотни акул. — Я отдам вас Милитари, — и ткнул в меня пальцем.
Врачи посмотрели так, как еще недавно, в холле, возле нашей кафедры, смотрели на Мастгури леплеры.
Главврач бочком отошел от кровати Вархара, Либорт тем же макаром приблизился.
Задрал пижаму моего несчастья, приподнял скороспелую повязку, и я отвернулась.
В груди бешено бухало, в ушах стоял звон. Я не хочу его потерять. Да, вот такого вот варвара, вот такого бахвала, вот такого нахала. Да, вот такого безобразно, вопиюще невоспитанного скандра! Я не хочу потерять его! Со всеми его недостатками, достоинствами, мне дорог этот мужчина.
И пока я ценой титанических усилий приводила себя в чувство, Либорт проворчал.
— Даже повязки не умеют накладывать. То же мне военные медики. Чему я их только учу! Сдам, сдам Мастгури на опыты…
В его голосе мне отчетливо послышалось облегчение. Но поверить было слишком страшно, рискованно. Вдруг мне лишь показалось? Вдруг я обманываю себя? Чего стоит интонация врача, который отдает начальнику студентов на сеанс безграничного исцеления электроукалыванием?
Чего стоит интонация любого врача из любого мира? За свою работу, за свою жизнь медики видят такое… что если бы все еще переживали за пациентов, давно бы слегли с инфарктом.
— Не страшно, — продолжил комментировать Либерт, и я внезапно вспомнила, как дышать. — Залатали в целом терпимо. Сейчас волью ему энергии по самые уши. И вскочит ваш проректор. И понесется снова рубить вражеские головы.
С недоверчивой надеждой я обернулась, наблюдая, как из глаз Либерта полилась та самая удивительная энергия стихии жизни. Два тугих темно-синих потока вонзились в сомкнутые веки Вархара.
Какое-то время энергия лилась и лилась, а результата не было. Струи мерцали, то темнели, то светлели. Но Вархар продолжал лежать неподвижно — бледный и осунувшийся.
Либерт прервался резко и неожиданно. Синие потоки пропали, врач встал и вышел из комнаты, бросив в мою сторону:
— Я все сделал.
— И ты, давай, — кивнул Мастгури Езенграс.
Главврач еще немного поворчал себе под нос. Что принес замечательные новости. Что в его лаборатории целых сто пленных и каждый ждет, надеется, буквально жаждет увидеться со всеми чудоустановками вместе и поочередно.
Что многие из пленных, сразу после знакомства с Мастгури и его знаменитыми методами, сами попросятся в пыточную ректора и проректора.
И что главврач уже выделил для пыточной новенький электрический стул, стол, кресло, и даже шкаф.
Езенграс на голубом глазу закатил Мастгури пламенную речь о том, как неравнодушный к главврачу проректор смутится в его присутствии. Шутка ли? Тут предмет вожделения, а он почти голый. Ну и что, что на Вархаре больше одежды, чем в его трудовые будни? Пижаму варвары вообще за одежду не считают.
Главврач еще немного помялся, но все-таки вышел, опасливо поглядывая в мою сторону. Я слышала его топот еще минут десять.
Следом за ним тихо покинул комнату Езенграс. Ну как тихо? От его хлопка дверью задребезжал только шкаф невдалеке от выхода. Со стола, в углу комнаты попадали: лампа, подставка для ручек вместе с ручками и увесистая папка с историями болезни. Но у меня даже уши не заложило.
И я осталась одна, с Вархаром, в полном замешательстве. Что сделал Либорт? Что это все? Вылечил ли он мое наказание или расписался в собственном бессилии? Очнется Вархар или погибнет?
Я присела на край кровати, оцепенело глядя в родное, такое красивое и мужественное лицо. Вдохнула, а выдохнуть не получалось.
Моя вдруг ожившая логика подсказывала, что ни врачи, ни Езенграс не ушли бы так спокойно, так запросто, случись самое страшное. Но нервы уложили ее на обе лопатки, скрутили смирительной рубашкой отчаяния.
Сколько я так просидела не знаю. В голове грохотал пульс, в висках пульсировала боль. А сердце… сердце вытворяло такое, что затрудняюсь даже описать. Но когда я уже решилась мчаться за Либертом снова, Вархар приоткрыл один глаз, второй и на бледном лице его расплылась до боли знакомая улыбка.
— Ты жи-ив… — сорвался с моих губ возглас облегчения. И мне стало глубоко наплевать на то, что передо мной варвар, и он наверняка все припомнит, потребует «продолжения банкета». Я осторожно наклонилась и коротко поцеловала свое наказание в губы.
Вархар разулыбался шире.
— Женщина, — выпалил он. — Пока я не получу тебя в жены, мы не проведем в постели часа четыре… гм… пять… может быть… Так вот, пока все это не случится, даже не надейся, что я сдохну!
Я прижалась к груди Вархара, и он медленно погладил волосы, плечи, спину.
Так целомудренно и ласково, словно и не варвар вовсе, а нормальный, положительный во всех смыслах слова мужчина.
— Так мы отбились? Или эти уроды вернутся? — приподнял бровь с родинками Вархар.
— Обещали вернуться, — вздохнула я. — Езенграс потребовал утроить часы военных занятий. И укрепить подступы к Академии какими-то новыми ловушками стихий. А еще он обещал послать кого-то в ту Академию, другую…
— К высокомерным засранцам из «Академии внушения и наваждения»? — приподнял мои любимые родинки над бровью Вархар. — К слизнякам, что не способны драться и могут лишь мутить другим мозги?
— Угу, — хмыкнула я.
Эк он их заклеймил! Даже интересно, что же за высокомерные засранцы и слизняки в одном флаконе обитают на соседнем перекрестье миров и мутят другим мозги.
— Лады, не дрейфь, — Вархар снова погладил мою спину — мягко и в рамках приличий. — Разберемся. Не впервой. Но ты ведь не уволишься? Я хочу вот что тебе сказать, женщина. Пока ты не ответила. Если ты уволишься, я приду в твой мир. Я найду тебя там, хоть под землей окопайся. Я достану тебя так, что даже твои соседи взмолятся о пощаде… А потом…
Я не слушала его, пропускала по-варварски нахальные обещания мимо ушей. Плюнула на то, что ладонь Вархара зашла уже очень далеко за рамки приличий и там добрела до моих ягодиц.
Он живой! Он живой! Он живой! Кричало все во мне — от макушки до кончиков пальцев.
Я всхлипнула и прижалась к крепкой мужской груди.
Вот он, мой варвар, и мое наказание. Мой мужчина. С ним я ничего не боюсь. С ним я переживу даже новое нашествие крипсов. Ну не могут победить нас существа, чья раса называется почти как клипсы.