Глава 13

По лиловому небу Кементари бежали лишь редкие перистые облачка, не предвещая дождя. Жесткая бахрома листьев окружающего делянку кустарника негромко шелестела под порывами холодного ветра. Метализированная ткань просторной палатки дрожала легкой рябью, ее поверхность потемнела, жадно поглощая тускнеющий солнечный свет.

Я сорвал пожухлый колосок ячменя и тяжело вздохнул. Несмотря на все наши усилия, добиться урожайности выше, чем сам-2, у нас с Ривлером выходило только при неумеренном расходе минеральных удобрений. Картофель и овощные культуры росли чуть лучше, но мы понимали, что при текущих показателях рассчитывать на выбор нашей точки к освоению не стоило.

Не то, чтобы это был вопрос чисто спортивного интереса. Даже напротив – если Точка-1 настолько не годилась для ведения сельского хозяйства, в интересах колонии было с самого начала отказаться от развертывания в этом регионе, невзирая на впечатляющий список находящихся под ногами элементов – чуть ли не вся таблица Менделеева была запасена в кей-восточных пустынях и кей-западных предгорьях.

Вот только, чтобы понять, на какой из точек наши шансы на выживание будут наивысшими – каждая разведгруппа должна была стараться изо всех сил. Не рассчитывая беззаботно на лучшие результаты соседей.

Я рассмотрел мелких – не крупнее воробья – зерноядных вивернид, вьющихся над соседней делянкой. Ругнулся, вскинул карабин. Приклад толкнул в плечо, и эхо выстрела быстро затихло над утренней степью.

– Димер на связи, – отрапортовал я, не дожидаясь тревожного запроса с катера. – Отгоняю вредителей.

– Добудь мне пару тушек на образцы, – откликнулся Шолд через секунду.

– И мне в суп, – присоединился к нему Фил.

Разумеется, мой выстрел не попал в мелкую, юркую цель. Однако зерноеды, испуганно засвистев, метнулись в кустарник и оттуда принялись недовольно жаловаться на судьбу. Я не пожалел времени, прошелся к краю поля и швырнул в их сторону комок земли потяжелее.

Не от плохого настроения. Просто мне не хотелось выяснять на собственных посевах, придутся ли по вкусу зерноедам инопланетные лакомства – ячмень и рожь. Я сделал еще одну заметку в айдиме – «Вредители. Хищники – Шолд?». Имея в виду уточнить у нашего зоолога, какие из хищников представляют опасность для этой мелочи, и соорудить на полях их максимально близкие подобия. Звукозащиту зерноядные виверниды, похоже, перестали принимать всерьез уже через месяц ее работы.

Одно хорошо – о сорняках будущим колонистам беспокоиться не стоило. Земные растения уверенно поднимались над комковатой почвой, обгоняя аборигенов планеты, затеняя и отбирая у них влагу. Я ограничивался лишь символической прополкой.

Рядом с палаткой приткнулся легкий сборный мфп-шный бокс с дрон-трактором. Черная ниточка трубы уходила мимо него к речному берегу. Небольшой насос и водоочиститель позволили нам не расходовать лишний раз драгоценный ресурс СЖО катера, оттуда же, из реки, мы брали и воду на полив.

Да, в этом был элемент риска – кто знает, что могло пройти через фильтры и очищающие системы? С другой стороны, затем наш катер и опустился на планету – на собственной шкуре испытывать то, через что предстоит пройти колонистам. Так или иначе – десять тысяч человек не смогут запереться в посадочных модулях и вечно питаться корабельными запасами.

От корабля протянулась нить. Меня вызывал Ривлер.

– Ну как успехи?

– Средней паршивости, – нехотя ответил я. – Стебли ложатся. Слушай, может, в следующий раз попробуем те же наборы присадок с пленчатыми сортами?

– Тебе решать, – не раздумывая, ответил Дейв.

– Хорошо. Достань, пожалуйста, партию семян и заложи в камеру. Послезавтра начну посадки.

– Поздновато, не находишь?

– Нахожу. А какие альтернативы? Криомодули не будут ждать лишний год, чтобы мы могли без спешки пробовать варианты.

Ривлер тяжело вздохнул, но возражать мне не стал. Я снова провел ладонью по рядам и, скрепя сердце, решил следующую партию высаживать в борозды поуже. Да, урожайность снизится еще больше – но пусть так. Если мои посадки полягут раньше, чем созреют, об урожае вообще не придется говорить.

Надо сказать, сорта, которые мы высаживали, и сами по себе не блистали урожайностью. Генные инженеры не были волшебниками – вбивая в один геном морозоустойчивость, симбиотичность с кементарийскими микроэндофитами и устойчивость к недостатку минеральных удобрений, приходилось чем-то жертвовать. И выход продукта, при всей его важности, порой приносился в жертву выживаемости.

Новая беседа протянулась над чахлыми рядами ростков ячменя и чуть более пышными – картошки. Я тихо ругнулся. Что за срочный вопрос хочет обсудить со мной масколон, ради которого надо отрывать меня от моей, между прочим, прямой работы?

– Димер, – Брянцев словно читал мои мысли. – Прошу извинить, если мешаю вам работать.

– Я могу отвлечься на несколько минут, – смирив раздражение, ответил я. – На связи.

– У меня к вам следующий вопрос. Насколько на этой неделе посадки будут нуждаться в вашем присутствии?

Озадаченный, я нахмурился. Окинул взглядом ячмень с картофелем, быстрым движением пробежался по данным с датчиков, воткнутых на дальних делянках.

– Дня четыре я выделить смогу, если кто-то присмотрит за посевами, – прикинул я наконец. – Потом я планировал высадить вторую партию ячменя, надо будет промониторить бахчевые…

– Если очень надо, я выделю время на твои грядки, – пообещал Ривлер, кажется, не подключившись к беседе, а просто через плечо масколона.

– А как же твоя нога?

– Ха, Варан меня неплохо заштопал, – отмахнулся ботаник. – Димер, как только освободишься, подтягивайся в палатку. Есть одно дело.

Три часа спустя мы с удобством расположились у включенного обогревателя, потягивая какао из тюбиков-самогреек. Шолд и Фил дежурили снаружи, Тасерг в хвосте катера копался в оборудовании, проводя плановую профилактику двигателей.

– Эта зона молодой складчатости очень перспективна, – говорил Алекслав, подвесив перед нами большую карту северной половины континента. Повинуясь его жесту, вытянутый от центрального хребта в сторону ледника горный кряж увеличился, на нем проступили орографические пометки, наложенные на спутниковый снимок. – Мантийные течения увлекают континенты к полюсу. Это приводит к формированию как широтных полос складчатости, когда континентальная кора погребает под собой океаническую, так и меридиональных, когда давление на плиты возрастает по мере приближения к полюсу, – Алекслав подвесил в воздухе еще одно изображение, видимо – снимок с дрона. Огромная трещина с обрывистыми краями расколола надвое холмистую снежную равнину, со дна каньона поднимались облака тумана и дымящие фонтаны пара. На заднем плане тянулась черная горная гряда. В вечернее небо устремлялся с одной из ее вершин столб огня и дыма.

– Этот снимок получен мной с дрона, направленного в полярную зону. Горы в районе полюса поднимаются над ледником на километры, ближе к южному побережью идет пересечение полос складчатости с высокой тектонической активностью. Вулканическая активность, правда, значительно ниже, чем в районе экватора, так как это район опускания мантийных течений. Значимый вулканизм наблюдается только у южного побережья, но и его хватает, чтобы превратить дальний край ледника в настоящее царство льда и пламени, – прокомментировал увиденное геолог.

– Насколько я понимаю, нас больше интересует ближняя сторона оледенения, – прервал его Ривлер.

– Да. Та, что находится относительно в пределах нашей досягаемости, – Алекслав снова сменил изображение. Карта показала район нашей высадки, отмеченный стрелочкой, и Песчаную реку, в тридцати километрах к юго-кей-западу впадающую в более широкий поток. Геолог повел боллом, следуя вверх по течению большой реки до того района, где отходящий севернее кряж соединялся с центральным хребтом.

– Если колония разместится на Точке-1, мы сможем доставлять минеральное сырье водным путем как раз в район высадки, – проговорил он. – А даже по данным с дронов я уверенно скажу вам за выходы золотоносных пород и титано-циркониевых руд в таких концентрациях, которые на Земле выработаны лет с тысячу как. Маркшейдерская съемка территории необходима нам, как воздух.

Ривлер с осторожностью потянулся – залитая пластгипсом нога не позволяла ему делать резких движений. Отправил в утилиз пустой тюбик.

– Как назло, – с досадой проговорил он. – Ну почему именно мне выпало поскользнуться на этом пласте глины?

– Это тем более печально, – кивнул Брянцев, – что теперь я вынужден отвлекать Димера от работ с посадками. Но альтернативы я не вижу. Шолд колдует с геномами коз и местной травой, Фил работает над климатической моделью. Остаетесь ты и Димер. Ты худо-бедно готов подменить его в поле, но не в горном походе.

– Вы когда-нибудь поднимались в горы, Димер? – Алекслав перевел на меня пронзительный взгляд.

– Бывал в Джунгарском Алатау, – кратко ответил я.

– Высота подъема?

– Километра полтора-два, – я наморщил лоб. – Террасные сады Семиречья.

– Уже что-то, – вздохнул геолог. – Дейв чисто равнинный житель, как и наши спейсеры, за исключением Хосе. Ладно. Масколон, когда отправляемся?

– Завтра с утра, – уверенно произнес Брянцев. – Тасерг как раз успеет проверить кольцевик, а вы – приготовиться к выходу.

Я кивнул. В груди поднималось радостное возбуждение. Я уже начинал тихо завидовать Ривлеру и Шолду, порой недели проводившим в дальних выходах в поле. Нет, я сознавал, насколько важны для будущего колонии урожаи картофеля и ячменя… но мне так хотелось в будущем хвастаться перед друзьями чем-нибудь посущественнее героического окучивания рядов и замеров содержания микроэлементов в почве и листьях!

– Мы пойдем на кольцевике до этой точки, – Алекслав вытянул палец, заставив налиться зеленым огонек в верховьях реки. – Потом пройдем ущельями сколько сможем к северо-кей-западу, параллельно поднимаясь на эти высоты. Это займет у нас дня три. Судя по съемке с пятерки, мы выйдем к границе вот этого плато с северной стороны, где склон относительно пологий. Поднимаемся на плато, обследуем рудные выходы и вызываем кольцевик. На все про все шесть суток.

– Продержатся ли это время ваши посадки под чутким присмотром Ривлера, Димер? – в глубине глаз Брянцева мелькнула мягкая усмешка.

– Я буду отчаянно на это надеяться. Дейв, – я сменил тон на серьезный. – Ты справишься с высадкой ячменя в зауженные ряды?

– С помощью мула и парней – без особого труда, – заверил меня ботаник. – Семена уже в камерах. Но не думай, что ты сможешь и в дальнейшем спихивать на меня всю скучную работу, а сам – шляться по окрестностям!

– С меня неделя работы над твоими образцами в свободное время, – торопливо посулил я.

Ривлер медленно расплылся в кровожадной ухмылке.

– Дружище, – проникновенно обратился он к Алекславу. – Ты не планируешь в ближайшее время еще каких-нибудь дальних вылазок? Пеших походов на квосточное побережье, или там к полюсу? Так, чтобы мне почаще пришлось копаться в грязи за нашего юного друга?

Равнина стремительно неслась навстречу трехмоторному «скайеру» двухместной модификации. Под нами тянулась широкая серебристая лента реки, притоком которой была Песчаная. На картах ее незатейливо именовали Кей-западной.

Казалось, что какой-то художник-великан размашисто плеснул на ландшафт синей и зеленой краской. Холмы укрывал темно-зеленый до черноты ковер местной растительности, но впадины между ними блистали сочной зеленью чарус и густой синью ледниковых озер. Из травы проступали серые бока валунов, словно позвонки исполинского зверя. Картину довершали длинные серебристые полосы – заросли аналога одуванчика, с укутанными в ажурный светлый пух семенами.

Мы шли на высоте двухсот метров. На горизонте впереди уже вздымались размытые в кементарийской атмосфере очертания предгорий. Изредка внизу мелькали крохотные, будто игрушечные фигурки гривоносцев. Вся прочая фауна, и длинноногие зайцеголовые скакуны, и рыжие поджарые бультерамны, и грузные гигахомяки, скрывалась в кустарнике, стоило мелькнуть над ними тени кольцевика – миллионы лет сожительства с хищными вивернидами впечатали осторожность в сами гены животных.

Я покосился на Алекслава. Геолог откинулся назад и, похоже, дремал, подставив лицо солнечным лучам, предоставив кольцевику самому управлять полетом.

Горный хребет приближался. Верхушки холмов мелькали все ближе к брюху винтокрылой машины, и бортовой синт увеличил высоту полета до полукилометра. Гряда впереди распадалась на отдельные вершины, стали различимы многоцветные потеки лишайников и красно-зеленые выходы горных пород на их склонах.

Не открывая глаз, Алекслав вытянул руку и небрежно коснулся сенсов на панели управления. Кольцевик качнул винтами, снижая скорость и огибая ближайшую к нам гору. Когда мы проносились мимо ее крутых склонов, с них сорвалась потревоженная кольцевиком стая мелких алых вивернидов.

Тут же из-за ближайшей скалы вынырнула серо-зеленая молния. Раскинулись узкие перепончатые крылья, длинный хвост изогнулся, и хищник летающей торпедой врезался в стаю. Виверниды красным облаком метнулись в стороны, охотник выгнулся, рискованно проносясь в сантиметрах от горного склона. Мне показалось, что в пасти у него была зажата алая тушка, но подробности охоты я не рассмотрел – слишком быстро эта мимолетная сценка осталась позади.

– По-моему, мы не наблюдали такого вида, – обронил я, проверяя записи сенсоров. Увы, мы слишком удалились от места высадки, чтобы кольцевик поддерживал прямую связь с сетью катера, а имевшаяся на борту коротковолновая рация обеспечивала только голосовую связь.

– Охотника или добычу? – лениво поинтересовался Алекслав.

– Обоих.

– Мелкие краснокрылы значатся в файлах Шолда как Rubopter montanus, с горным охотником мы, кажется, действительно не встречались. Зарисуйте его для зоолога, и он впишет вашу фамилию в описание как видовое наименование, – улыбнулся Алекслав.

– Уже срисовал. Сколько нам до точки высадки?

– Километров двадцать, – Алекслав открыл глаза и вернулся к управлению, направив кольцевик в широкое ущелье, откуда и вытекала Кей-западная. – Я хочу добраться до истока реки по воздуху.

Внизу под нами река низвергалась с уступа, окутав ущелье туманом брызг. Геолог завис почти над водопадом, сделав несколько снимков стен расщелины. Нижняя часть окон успела покрыться мелкими брызгами, когда Алекслав удовлетворился наблюдениями и позволил кольцевику продолжать полет по заданному курсу.

Мы все еще двигались над низкогорьями, лежащими между приледниковой равниной и центральной частью хребта. Склоны гор покрывала довольно густая чаща, их вершины чернели скалистыми обнажениями. Лишь далеко к юго-кей-западу вершины хребта покрывала белизна снегов. И у самого горизонта возвышалась цепь настоящих исполинов – уходивших вершинами в редкие облака, размытых сквозь атмосферу, почти сливающихся с темной голубизной кементарийского неба.

Я узнал намеченную Алекславом для первого лагеря точку сразу – посланный в эти места пятый дрон заснял пейзаж почти с такого же ракурса. Пологая с кей-востока и юга, гора, которую огибала стремительно несущаяся по камням Кей-западная, с северной стороны имела обрывистый склон, на половине высоты переходивший в почти плоскую площадку. Уступ был достаточно большим и ровным, чтобы «скайер» мог здесь приземлиться.

Кольцевик завис над склоном, негромко шелестя несущим винтом. Проверил уклон и поверхность, мягко опустился на бурые камни. Синт не стал заглушать основной двигатель, готовый в любой момент поднять машину в случае, если прочность пород окажется ниже предусмотренного.

Пригибаясь под ветром от лопастей, мы выпрыгнули из машины и принялись разгружать грузовое отделение. Основную часть работы взял на себя мул, но и нам с Алекславом пришлось перетаскать немалое количество грузов.

Наконец рядом с местом посадки скопилась впечатляющая гора из котелков, палатки, корпусов дронов, рюкзаков и разномастного оборудования. Убедившись в надежности уступа под нами, мы закрепили кольцевик отделяемыми тросами и перевели его в режим ожидания команд через ретрансляционный спутник.

Я огляделся.

Часовой полет на кольцевике словно перенес нас на другую планету. Подождите, вот черт… На еще одну другую планету.

Не было уже ставших привычными зарослей псевдовельвичии и зеленых волн нековыля. Не было пушистых лап хвойников и качающихся свечек фолиокардусов. Свистел ветер, далеко внизу шумел поток, прыгая по камням.

Склон горы высился над нами, исчерченный выгнутыми полосами, будто разрубающими камень, где-то вдоль, где-то поперек. Камни густо оплетали длинные темно-зеленые стебли, цепляющиеся за малейший уступ или трещину, ветвящиеся, выпускающие длинные усы. Казалось, слоисто-полосатый рисунок камней отпечатался и на этих раскидистых лианах – вдоль стеблей тянулись тонкие рубчатые линии. Каждый стебель, кроме молодых усов, делился вздутиями мутовок на короткие междоузлия. Из мутовок пробивались розетки узких, но длинных листьев, прильнувших к камням. Листья большей частью уже завяли, а когда я прикоснулся к ним – легко оторвались от стебля.

Из-за границы уступа поднималась купа… назвать эти растения деревьями я не мог. Внешне они походили на оплетающие склон лианоподобные побеги – такие же членистые и ребристые, похожие на цепочки из тонких бочонков, такие же розетки из листьев-ланцетов. Но кора их была потемневшей, явно жесткой, и продольные линии на ней выступали ребрами. У вершины стволиков торчали пучки увядших шишечек-спорангиев.

Алекслав, присев на корточки, пристально рассматривал отделившиеся, по-видимому, от склона обломки скал. Я извлек нож, попытался срезать несколько «лиан» Ривлеру в коллекцию. Легированная сталь справилась с неожиданно прочными стеблями не с первой попытки.

– Что скажете? – поинтересовался Алекслав.

– Стебли с трудом поддаются, – проговорил я. – Мне кажется, это какой-то аналог хвощевых. Могут пригодиться для изготовления веревок.

– Любопытно, есть ли здесь животные, которые ими питаются, – геолог с трудом оборвал один из побегов. – Нужны стальные зубы, чтобы перетереть эти стебли.

– Адаптация к порывам ветра? – я поплотнее запахнул куртку. Ветер и правда налетал с такой силой, что норовил сбросить с обрыва. – А по вашей части, Алекслав, есть интересные результаты?

– Мы десять минут как высадились, – усмехнулся старый антаркт. – Подождите хотя бы сутки, прежде чем рапортовать Синишу об успехах миссии.

Мы принялись разбирать выгруженное. Когда мы загрузили мула по полной, бедный бот почти скрылся под нависшими с обоих его боков тюками. Но и на нашу долю пришлось по тридцатикилограммовому рюкзаку.

Алекслав распаковал рацию и отчитался о состоявшейся высадке. Запас ретрансляторов «Семени» был ограничен, и покрытие связью нашего района оставляло желать лучшего. Именно поэтому мы и захватили с собой коротковолновый приемопередатчик с выдвижной антенной. Ширина канала была отвратительной, позволяя задействовать только аудиотекстовый поток, но для связи с катером ее вполне хватало.

Я разложил летуна. Мы водрузили зловещего вида прибор, мне напоминающий военный слепящий лазер, Алекславом же названный импульсным тахеометром, на треногу. Геолог сопряг устройство с айдимом и принялся набивать какие-то команды. Установка тихо загудела, вращаясь в разные стороны и посверкивая лазерным зайчиком. Минут через пять Алекслав тихо ругнулся, досопряг в сеть летуна и запустил его в воздух.

Я терпеливо ждал. Прибор гудел, летун описывал круги в вышине, Алекслав работал. Довольно скоро он отключил сеть, пружинисто поднялся на ноги, распаковал свою установку и жестом предложил мне погрузить ее на мула. Бот перенес увеличение веса стойко – в конце концов, он был рассчитан на два центнера штатной нагрузки. Летун остался жужжать в вышине, хоть и снизил высоту.

– В добрый путь, – произнес Алекслав. – Димер, мы спустимся в ущелье по правому краю склона и двинемся берегом к высотке на четыре часа, – движением руки он переслал мне карту с проложенным маршрутом. – Летун пойдет перед нами в двадцати метрах, бот в хвосте, вы в центре.

Мне подумалось, что разумнее было бы пустить машину вперед, но я воздержался от непрошеных советов. Опыт походов у Алекслава всяко был побольше моего.

Как показала практика, Алекслав слов на ветер не бросал. Мул нес на себе большую часть нашей поклажи, и его утрата заставила бы нас свернуть экспедицию в самом начале. Да и проходимость бота груз не улучшил. Алекслав же находил дорогу не хуже, а то и лучше прошитого под альпинистские маршруты мула, безошибочно угадывая качающиеся под ногами камни и шаткие осыпи.

Связавшись тросами, мы спустились по северо-кей-западной стороне уступа, где рухнувшие пласты образовали каменную лестницу, ведущую к реке. Вскоре шум потока усилился, и между упавшими глыбами мы увидели белое кипение Кей-западной, зажатой в узкой каменной теснине.

Петляя между камнями, кое-где влажными от брызг, мы зашагали вверх по горному склону. Вокруг поднимались красноватые слоистые склоны. Поднимающееся вверх солнце не проникало на дно ущелья, и я порадовался тому, что на мне куртка с подогревом.

Периодически Алекслав отходил в сторону, и, вооружившись геологическим молотком, откалывал небольшие кусочки камня. Изучал их, хмыкал и убирал в кармашки пояса.

Растительность здесь почти не росла, лишь свисали со скал, не доходя до дна, плети лианохвощей. Тем не менее, нельзя было сказать, что здесь не водится ничего живого – кружились над водой и ползали по мокрому камню крохотные насекомые, в дальней части ущелья блестели алой шерстью мечущиеся над бурунами краснокрылки.

Несмотря на возраст, Алекслав задал хороший темп. Пружинистой походкой пожилой разведчик отмерял километр за километром, не обращая внимания на скользкую из-за влаги поверхность скал и отколовшиеся от стен ущелья глыбы, многие из которых приходилось обходить, через иные – перебираться.

Впрочем, я не отставал. Нас неплохо поднатаскали перед атакамской вылазкой, обучив сохранять в маршбросках дыхание и грамотно распределять груз в рюкзаках. Мы поднимались все выше и выше, несколько раз мне пришлось сглотнуть, когда уши начало закладывать перепадом давления.

Мы отмахали километров семь от точки высадки, когда Алекслав остановился. Мы шли по отлого спускающейся к воде каменной осыпи, и я внимательно следил, куда ставлю ногу – не хватало еще принять на пронизывающем ветру ледяную ванну.

Вначале я подумал, что Алекслав собрался сделать привал и пообедать – время уверенно близилось к середине дня. Однако геолог подозвал мула и снял с его платформы самый объемистый предмет нашего багажа – массивную установку, смахивающую на плод беззаконной любви ядерного реактора и кофемолки. Водрузив ее на более-менее ровный участок, он принялся складывать в самое прозаическое ведерко мелкие камушки.

– Димер, – обратился он ко мне, ненадолго отвлекшись от процесса. – Если вас не затруднит, спуститесь к воде и возьмите образцы с речного дна, – геолог протянул мне второе ведерко.

– Как далеко от берега? – я смерил взглядом бурный поток.

– Метра вполне хватит.

Ледяные струи закружились вокруг моих сапог. Даже сквозь водонепроницаемую и теплоизолирующую ткань я ощутил холод бегущей с горных вершин реки. Поежившись, я прощупал перед собой дно, сделал два осторожных шага. Вода почти дошла до плотно прихватившихся к штанам голенищ, ударила под ноги, словно желая выбить из-под них опору. Я закатал рукава и, стиснув зубы, погрузил руки в обжегший холодом поток.

Когда я вернулся на берег, Алекслав уже засыпал содержимое ведерка в агрегат и вставлял в прорези на его боку какие-то небольшие округлые диски. Затем подключил к устройству энергоблок и коснулся панели айдима. Установка пискнула, мигнула огоньком и взвыла, будто разогревающий двигатели космокатер. В уши ворвался адский скрежет.

– Глубокий блок! – от неожиданности я подался назад Алекслав, морщась, поднялся с корточек и сам отступил на несколько шагов. – Что это за хреновина?

– Эта «хреновина» анализирует состав нанесенных потоком пород разной степени дробления вплоть до следовых примесей, – педантично сообщил Алекслав. Каким-то образом он умудрялся говорить педантично, невзирая на рев и грохот своей адской машины. – Присмотрите за ней, пока я подготовлю оборудование для взятия кернов.

Я добросовестно вслушивался в душераздирающие звуки. Присмотр за анализатором в основном сводился к тому, чтобы не дать ему ускакать в реку – прибор отчаянно трясся на своем основании и норовил сползти под откос. Тем временем Алекслав отогнал мула к ближайшему гранитному склону и освободил его от треножника и здоровенного перфоратора с набором сверл. Принялся задумчиво ходить вокруг каменного уступа, постукивая по нему молотком.

Анализатор испустил последнюю душераздирающую руладу и смолк. Алекслав обернулся в мою сторону.

– Мне нужен энергоблок! – крикнул он.

Ухнув, я поднял довольно тяжелый кольцевой аккумулятор и отволок его к геологу. Кивнув своим мыслям, Алекслав подключил перфоратор и на смену инфернальным завываниям анализатора пришел вой грызущих скалу сверл. Из скважины били облачка охлаждающей жидкости, ее едкий запах заставил меня сморщиться и отойти в сторону. Геолог, заблаговременно натянувший респиратор, не обратил на это внимания, продолжая бурить склон.

Наконец, отложив перфоратор, он стянул с лица маску.

– А теперь берите все это и отнесите не ближе двадцати метров, – велел он, направляясь к мулу. Выхватил из багажного отсека небольшую коробку и сам отогнал бота на указанную дистанцию.

Объяснений мне не требовалось. Символ взрывоопасности на коробке говорил сам за себя. Я торопливо оттащил оборудование к мулу.

Алекслав забил в высверленные отверстия пластичную взрывчатку, соединил их взрывопроводным шнуром и подключил к нему детонатор. Поравнялся со мной.

– На всякий пожарный советую укрыться за мулом, – произнес он, опуская умную машину на брюхо. Мы распластались на жестких окатанных валунах, между которыми пробивались чахлые усики хвощей.

Резкий хлопок – и склон окутался облаком пыли. Раздался грохот падающих камней, мелкие осколки забарабанили по осыпи метрах в десяти от нас. Я невольно опустил голову пониже.

Заряд снес довольно широкий кусок скалы, обнажив поблескивающие кристаллы сланца. Довольно хмыкнув, Алекслав погрузился в изучение свежего скола, порой простукивая породу молотком. Отдельные осколки он подбирал и складывал в освободившееся ведерко.

Вернувшись к анализатору, геолог подключил к нему айдим, извлек один из дисков и принялся изучать его на просвет, одновременно делая какие-то заметки. Высыпал внутрь добытые мной в реке камушки.

– Последняя просьба, – не поднимая головы, проговорил он. – Ополосните это в реке, пожалуйста, и принесите заодно ведро воды.

Я молча взял из рук геолога извлеченные из недр анализатора емкость и несколько мелких ситечек, промыл их под струями ледяной воды от налипших частиц песка. Алекслав бережно установил все обратно в прибор, туда же влил и воду. Снова подключил энергоблок, и дикий вой анализатора окончательно разогнал опустившихся было на скалы краснокрылов.

– Какие результаты? – перекрикивая грохот и скрежет, проорал я на ухо геологу.

– Результаты? – прокричал Алекслав в ответ. – Это первая проба! Дождитесь, пока мы соберем образцы хотя бы с двадцати точек, тогда и будут вам результаты!

– Двадцать?!!

– Думаете, маловато? – я был готов поклясться, что Алекслав тщательно сдерживает усмешку. – Для верности, конечно, неплохо бы взять пятьдесят-сто, но у нас нет времени на прохождение нормальной петли! Тем более, к разработке этих жил колония сможет приступить в лучшем случае лет через десять!

Облегченно выдохнув, я опустил связку древовидных хвощей возле костра.

Мне повезло. Среди окружающих нас зарослей мне посчастливилось наткнуться на широкую полосу изломанного и прижатого к земле сухостоя. На рубку свежих побегов уходило совершенно невозможное количество времени – мой походный топорик терзал тонкие стволики не меньше получаса каждый.

К тому же и горел свежесрубленный хвощ отвратительно. Нельзя сказать, чтобы и сухие побеги горели хорошо – чадили, плевались искрами, но давать ровное пламя упорно отказывались. Но, подбросив в костер первые плоды своих трудов, я вынудил разложившего палатку и колдующего над ужином Алекслава убраться подальше от огня и пробормотать что-то нелестное.

Огонь нужен был нам не для защиты от холода. Пусть промозглый ветер и холодный камень быстро вытягивали тепло из каждой клеточки, с нашими термокомбинезонами и энергоблоком мы могли не бояться ночной стужи.

Даже на этой высоте водилась своя фауна. Обтачивали плети хвощей, ловко перепрыгивая с камня на камень, клювокролы, однажды мы видели бредущее через перевал стадо гигахомяков. В вышине кружился птеролюпус, высматривая неосторожного клювокрола, и где-то в зарослях пересвистывалась стая то ли бультерамнов, то ли крокопсов. Костер служил дополнительной гарантией, что кому-нибудь из местных хищников не придет в голову проверить на вкус новую добычу.

Над нами нависала перечеркнутая полосами и трещинами массивная громада каменной стены. Был ранний вечер, но солнце уже скрылось за ее изломанным гребнем, и густая тень накрыла нашу стоянку, погрузив окрестности в сумрак и зябкий холод. Умолкли виверниды, лишь потрескивал остывающий камень.

Я подбросил несколько поленьев в костер. Пламя взвилось вверх, слизнув подсохшую лиственную бахрому, лизнуло рубчатый ствол и неохотно принялось глодать кору.

Алекслав в молчании протянул мне котелок, исходящий паром. Я благодарно кивнул, устраиваясь поудобнее и доставая ложку.

Начался сегодняшний день с подъема по отлогому плечу горы, время от времени делая остановки для сбора образцов. Берег Кей-западной к вечеру второго дня стал слишком узким для пешего продвижения, поэтому мы поднялись на склон по южной стене ущелья и взяли курс напрямую на плато, пересекли гребень, отделяющий речную долину от нашей цели, и уже после полудня спустились по дальней его стороне. Спуск оказался труднее подъема – уклон был довольно велик. Большую часть пути приходилось преодолевать со страховкой, вгоняя в скалы клинья и цепляясь за камень «мушиными лапками».

Я здорово выдохся, да и Алекслав не выглядел полным сил. Рюкзаки легче не стали – место консервов заняли яваннологические образцы. Разреженный воздух сушил легкие – мы поднялись почти на три с половиной километра над уровнем моря.

– Теперь у нас достаточно образцов? – покончив с ужином и собрав котелки, спросил я устало.

– Мне нужны данные с самого плато, – Алекслав откинулся на свой рюкзак. – Но судя по пробам, в породах явные следы золота и свинцовых руд. Думаю, даже сейчас под нами может пролегать золотая жила. Хотя титан и цирконий, конечно, лучше.

– Чем лучше?

– Чем австралийцы, – хмыкнул антаркт. – Потому что цветные металлы нам понадобятся довольно скоро, если мы хотим делать хоть что-то из запчастей. А золоту мы найдем применение разве что в пайке контактов, – терпеливо разъяснил Алекслав. – С другой стороны, это меня настораживает…

– Почему? – с любопытством поинтересовался я.

– Все эти руды имеют в основном магматическое происхождение, – Алекслав нахмурился, крутя ложку в руках. – Мы-то считали, что вся эта платформа устойчива тектонически. А месторождения, судя по глубине залегания, молодые, примерно соответствующие нашим палеоценовым.

– То есть мы сидим на вулкане? – переспросил я.

– Не так уж все страшно, – геолог скупо улыбнулся. – Я думаю, плато сформировалось около пятидесяти-шестидесяти миллионов лет назад, когда движение материка к полюсу привело к меридиональной складчатости и вытолкнуло наверх сформированный ранее при столкновении платформ кряж. Но наша стоянка находится близко к северо-квосточному краю континентальной плиты, а это горообразование идет в основном в центре северной границы. Сильной сейсмики можно не ждать… Хотя для верности я запрошу у «Семени» спутниковый скан тектоники. Как будто за полгода они много насканируют, – возразил Алекслав сам себе. – А может, месторождения начали формироваться еще с коллизией, а новое горообразование только обнажило их. Посмотрим.

Поленья прогорали, дымя и стреляя искрами. Я израсходовал часть наших запасов воды, чтобы помыть котелок. Дождь в этих местах был редким гостем, Кей-западная брала свое начало от снеговых шапок центральной гряды хребта. Когда мы очутимся на плато, воду придется жестко экономить, подумалось мне. Хорошо, что, согласно плану экспедиции, провести на вершине нам предстоит дня три, не больше.

– Дров не хватит на всю ночь, – заметил я, глядя на догорающие угли. – Принесу-ка я еще сухостоя.

– Вернитесь до темноты, – предупредил Алекслав.

Я покосился на стремительно темнеющее небо. Темнеющее по кементарийским меркам – на Земле оно бы считалось практически ночным.

– У меня есть фонарик.

– Тогда внимательно смотрите под ноги, – проговорил геолог.

– Здесь рукой подать, – сухо ответил я. Мне не казалось, что я настолько неуклюж, чтобы поскальзываться на любом камне.

Хворостины, растущие ближе к костру, я уже обломал. Чтобы собрать вязанку потолще, пришлось продвигаться дальше по выломанному неведомой силой в зарослях проходу.

Фонарик и впрямь оказался кстати. Одно хорошо, местные растения не имели ветвей, о которые можно было бы ободрать лицо или выколоть глаза. Коленчатые стебли ломались с негромким треском.

Наконец вязанка стала достаточно велика, чтобы поддерживать горение костра как минимум несколько часов – так, что мне пришлось обвязать ее веревкой и взвалить на спину. Я неловко развернулся, веревка зацепилась за соседний ствол и соскользнула с моего плеча.

Вполголоса матюгнуться. Наклониться за вязанкой, плечом раздвигая стебли. Застыть удивленно, когда луч фонарика исчез в темном проеме.

Я подошел ближе к скале. Оглядел узкую, словно топором прорубленную расселину.

Проточил ли этот ход ручеек или скала раскололась после одного из тех землетрясений, о которых упоминал Алекслав? Стены были неровными, с выступами черного камня, с вкраплениями прозрачных блесток.

Не в силах справиться с любопытством, я подошел поближе. Скорее всего, блестящие зерна на стенках расселины были обыкновенным кварцем. Впрочем, мне не хватало навыков, чтобы с первого взгляда определить слагающий расселину минерал.

Интересно, глубоко ли вглубь уходит ход? Скалы отстояли друг от друга гораздо шире, чем мои плечи. Я поскреб в затылке. Нашарил в кармашке простенькую «осу», запустил и подбросил вверх.

Шарик дрона завис в воздухе с тихим жужжанием. Я вывел изображение с его камеры на айдим и направил внутрь расселины.

Уже через несколько метров, стоило шарику выскользнуть из подсвечиваемой фонариком зоны, как изображение на панели практически исчезло. «Оса» имела собственный фонарик, однако его мощности не хватало даже, чтобы осветить стенки. Этот дрон предназначался для простейшего визуального осмотра на небольшом расстоянии.

Решительно я направился внутрь расселины, подсвечивая себе путь.

Ход оказался довольно узким, да к тому же еще и извивался в разные стороны. Поверхность под ногами, однако, была неожиданно утоптана, лишь валялись кое-где белые округлые камушки, оплетенные чахлыми побегами особенно неприхотливых хвощелиан. В узкой щели над головой поблескивали яркие звезды.

«Оса» скользила вслед за мной, почти беззвучно гудя. Заряда батареи должно было хватить минут на десять. Я подозвал дрона и заткнул за пояс, решив использовать его, если расщелина сузится.

Ход повернул очередной раз, но все еще оставался вполне проходимым. Правда, камни под ногами лежали теперь особенно густо. Я повел фонарем – и вздрогнул, увидев на стене яркий золотой блеск.

Секунду спустя я рассмеялся, глядя на выступающий из стены желто-блестящий наплыв. Вчера Алекслав уже показывал мне такие выходы «кошкина золота», сопроводив лекцией о свойствах серного колчедана и принципе актуализма применительно к Кементари. Но геолога ярко блестящие кубики откровенно радовали.

Я опустил фонарик между камнями и снял с пояса молоток. Ударил раз, другой, откалывая тонкие пластинки сланца.

Вскоре я приноровился, дело пошло быстрее, и наконец желтый окатыш отделился от стены. С довольным видом я убрал его в сумку для образцов, окинул скалу взглядом победителя.

Еще пара кусков колчедана выступали из стены чуть дальше. А у поворота, где скала выступала каменным горбом, блестели вперемешку кварцевые зерна. Среди них выступали, отблескивая в свете фонарика то желтым, то фиолетовым, четырехугольные пирамидки удивительно правильной формы.

Войдя в раж, я отколол несколько кусков колчедана, затем принялся отбивать от стены кристаллы кварца вместе с загадочными пирамидками. Камни поддавались туго, наконечник молотка вышибал искры. Наконец, когда я уже вспотел от усилий, крупная друза целиком выскочила из стены и едва не рухнула мне на ногу.

Улыбаясь овладевшей мной «золотой лихорадке», я с трудом запихнул добычу в сумку, повесил молоток на пояс и подобрал фонарик. Вытер пот со лба – и так и замер в нелепой позе.

Из-за поворота раздавалось утробное, глухое рычание.

И судя по тембру и громкости рыка, тот, кто его издавал, размерами мог поспорить с разведкатером.

Я вцепился в молоток, как утопающий в спасательный круг. Не знаю, зачем.

Каким идиотом надо быть, чтобы оставить ружье у костра вместе с рюкзаком?

Вспомнив, как Брянцев отогнал гривоносцев с помощью летуна, я выхватил «осу» и швырнул ее за поворот. Зажжужав, крохотный шарик скрылся за выступом.

Все, что успел я рассмотреть – вспыхнувший во тьме алый глаз, и желтый блеск в распахнувшейся пасти. Как мне показалось – величиной с ангар «Семени». Связь с «осой» мгновенно прекратилась.

Я аккуратно попятился к выходу из расселины. Нога зацепилась за один из белых «камушков», я невольно покосился вниз. Дочиста обглоданный череп, судя по размерам, принадлежащий клювокролу, как-то совсем не улучшил моего настроения.

За углом проскребли по камню огромные когти. Из-за поворота высунулась покрытая черным мехом голова величиной с письменный стол. Ослепленно замигала, щелевидные зрачки сузились, ноздри раздулись. Верхняя губа зверя приподнялась, показывая внушительные клыки, будто ножи из ножен, выскользнувшие из углублений в топорообразной нижней челюсти.

– Тихо. Тихо, – выдавил я, лихорадочно вспоминая, что говорил Шолд о повадках динолео.

В холодное время года впадает в спячку, летом охотится на гигахомяков и редко – гривоносцев, с удовольствием отгоняет яваннопардов и бультерамнов от изловленной теми добычи. Не отказывается перекусить семенами травоголосеменных – это не слишком радует, когда зверь весом в две тонны нависает над тобой! В зоне высадки Уэстли обнаружен более мелкий вид, в спячку не впадающий… мать вашу, полцарства за карабин! Смартган! Ракетомет! Дубину, …!

Динолео подался вперед, из-за поворота высунулись еле влезающие в расщелину плечи в рыжей с белым оторочке. Животное продолжало рычать, и от утробного звука словно сводило мышцы. Пять заостренных когтей ударили по камням, обдав меня щебнем и костями.

– Пошел вон! – рявкнул я, дав от волнения петуха. Динолео попятился, упершись в стену. Дрожащей рукой я подхватил фонарь и направил луч света в глаза хищнику. Динолео тявкнул удивительно тонко для такой громадины, затряс головой.

– Вот так! Вот так! – выкрикнул я, обливаясь холодным потом. – Я тебя не трогаю, ты меня тоже! Сидеть! Сидеть!

Продолжая светить в глаза динолео, я попятился, запнулся, чудом не растянулся навзничь. Но не выпустил ни фонарик, ни молоток. Теперь я видел, что хищник не так велик, как показалось мне сначала – всего-то метра три длиной, в глубокий блок такое «всего»! Динолео рычал, вжимаясь в стену пещеры, я пятился, и это продолжалось целую вечность. Пока оскаленная пасть не скрылась за поворотом, пока я не обернулся – и не бросился, перепрыгивая через камни, к выходу из пещеры и дальше, к спасительному огоньку костра, напрочь забыв и про хворост, и про добычу в своей сумке.

– Я собирался вас искать… – бесстрастно начал разнос Алекслав и удивленно глянул на задыхающегося меня. Я рывком сгреб карабин. – Что?

– Динолео, – выговорил я сквозь приступ кашля. – Там. В скалах.

Одним прыжком геолог оказался на ногах, с ружьем наготове.

– Он что, за вами гнался? – недоверчиво спросил он, обводя кусты лучом фонаря.

Я судорожно втянул воздух, сам не отводя ствола от зарослей. Алекслав прислушался.

– Вы хорошо его разглядели? – продолжил он расспросы.

– Я… – я выдохнул воздух, как учили на тренировках, и наконец-то обрел способность отвечать связно. – Как вас вижу.

– Где?

– Расщелина в скалах, в ста метрах к северу. Я увидел ее, собирая хворост, углубился. Мы столкнулись нос к носу.

Алекслав покачал головой.

– Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, – наконец сообщил он. Мне показалось – с трудом сдержав словечко покрепче. – Кто вас просил лазить в темноте по щелям?

Я лишь опустил виновато голову.

– Ладно, – геолог опустил карабин. – Думаю, он испугался вас не меньше, чем вы его, но такое соседство нам ни к чему. Ниже по склону я видел подходящую для лагеря площадку. Грузим мула.

– А если…

– Если он решит нас навестить, биолокатор его засечет, – отрезал геолог. – За работу.

Восходящее солнце светило нам в спину, подсвечивая каждую неровность на скальном откосе. И приятно согревая – холодные камни вытягивали тепло быстрее, чем успевал отдавать его телу автоподогрев, который мы по зрелому размышлению выключили, сберегая аккумы курток.

Я прижался к скале, опираясь подошвами на уступ уже своих сапог и распластавшись по камню. Пальцы крепко сжимали туго натянутый трос.

В пяти метрах надо мной прочно вцепился в камень изрядно разгруженный мул. Выше виднелась фигура Алекслава, точно так же вжавшегося в камень и при этом мерными ударами молотка загоняющего в трещину закладку. Звякал металл, перед моим носом краснел проросший на голой скале лишайник.

Алекслав закончил крепить закладку, пристегнул к ней страховку. Подождал, пока раскинувший лапы, будто паук, бдительно ощупывающий склон лазерным взглядом сканера бот не поднимется до следующей опорной точки. Я выдернул нижнюю закладку и сам начал подъем, искренне надеясь, что крепеж вбит на совесть, а деф-липучки надежно вцепились в скалу.

Ветер усилился, пытаясь сдуть меня со скалы. Уступ над головой приближался пугающе медленно. Пальцы нащупали относительно широкую поперечную трещину, которой пользовался Алекслав для опоры ног, и вцепились в нее. Вскоре я уже прижался к гнейсу рядом геологом.

Алекслав забрал страховку и, в свою очередь, принялся подниматься вслед за мулом, к относительно широкой вертикальной трещине. Воспользовавшись ей, мы бы смогли добраться до вершины обрыва без особых трудностей.

Я стоял на каменной полке, прижимаясь щекой к лишайнику. Одна рука сжимала выступ, вторая лежала на страховочном тросе.

Мы уже преодолели большую часть подъема. Оставался последний участок, он же – самый трудный. Уклон здесь был под девяносто градусов, и если бы не многочисленные полосы и неровности, исчертившие склон – мы бы никогда не преодолели этот маршрут с нашим грузом.

Мне снова вспомнилось мое ночное приключение. Я поморщился, чувствуя легкий стыд при мысли о собственной глупости, но в конце концов – рассмеялся про себя. Пожалуй, когда я буду рассказывать эту историю друзьям и Ланцее – мне стоит, м-м-м, опустить некоторые щекотливые моменты. Может быть, даже слегка приукрасить ее. Какая разница, в конечном счете, кто из нас обратился в паническое бегство – я или динолео?

Алекслав свистнул, привлекая мое внимание. Я в очередной раз снял закладку. Дождался своей очереди и вновь возобновил подъем к выемке в скале.

Дальнейший путь не представлял особых трудностей. Ну, в сравнении с предшествующим отрезком, конечно. Спина и седалище упираются в один край трещины, руки-ноги в противоположный – и ты ползешь вверх, прочно заклинив собственное тело между камнями. Утомительный, но надежный способ подъема.

Перевалил через край трещины мул, за ним Алекслав, и наконец – я облегченно навалился грудью на камни. Отполз от края и встал на ноги, лицом на кей-запад.

И восхищенно охнул.

Вдаль уходила красная пустыня. Исчерченная глубокими трещинами, покрытая валунами и скальными обнажениями. Выветренные красные громады застыли неподвижно, будто волны диковинного моря, вдруг остановившие свой бег.

Над плоскогорьем царила мертвая тишина. Сколько видел глаз, на скалах ничего не двигалось. Казалось, стук наших сердец отдается от скал громким эхом. Только ветер нарушал это мрачное безмолвие, вздымая облачка пыли и завывая между острых скальных выступов.

Лишь кружила в небе черная точка – один из гигантских вивернидов, что показывал нам Яндрей Константинович в рубке «Семени». И неторопливо плыли с юга на север тонкие, полупрозрачные облачка.

Сперва мне показалось – над юго-кей-западным горизонтом нависла дождевая туча. Но присмотревшись, я понял свою ошибку. Синие в синей дымке, почти неразличимые в темном кементарийском небе, над плато поднимались вершины центральной гряды. На фоне красных скал они казались крохотными, будто игрушечные. Если не знать, что каждый из этих пиков в высоту не ниже семи тысяч метров.

– Обернитесь на север, – промолвил Алекслав. Его голос прозвучал неуместно громко в этой красной тиши.

Я медленно повернулся к краю обрыва.

Предгорья тянулись к северу, далеко кей-восточнее переходя в густую зелень равнины с тонкой ниточкой то ли Песчаной, то ли Кей-западной реки. Алекслав указал на что-то, расположенное, похоже, у самой линии горизонта.

Вернее, у предела видимости – атмосфера Кементари рассеивала скудный свет Мю Жертвенника, окутывая все отдаленные предметы синей дымкой куда лучше, чем земная. Но, подстроив очки, я наконец понял, на что указывал мне геолог.

Далеко на севере тянулась еще одна неровная, иззубренная линия, похожая на далекий облачный фронт. Горные вершины на юго-кей-западе с нашей стороны были темными, скалистыми, лишь макушки подернула белая вуаль то ли облаков, то ли снеговой шапки. А еле различимая гряда в противоположном направлении… Я не мог судить с уверенностью, уж слишком далеко до нее было, но мне показалось, что она сияет снеговой белизной от синих вершин до самого подножия.

– Это ледник?

– Именно, – на лице Алекслава появилось нечто напоминающее улыбку. – Вы не бывали в Мирном?

Я помотал головой.

– С верхних уровней полиса открывается похожий вид. Только с одной стороны – море, а с другой – вершины ледника на горизонте. Ледниковые озера, рудничные узлы, буерные трассы… – Алекслав внимательно изучал полосу льда на горизонте. – Дальше к кей-западу ледник подступает к горам вплотную, по крайней мере зимой. Но та часть континента, где мы находимся, умеренно пригодна для жизни человека.

– Особенно это место, – усмехнулся я, рассматривая безжизненные скалы. Я не сразу сообразил, что геолог говорит уже о местных горах, а не о родных антарктических просторах.

– Возможно, однажды мы проложим в эти горы дорогу, – проговорил Алекслав. – А пока у нас есть кольцевики – можем вывозить руду по воздуху.

– Кстати говоря, а что мешало посадить кольцевик прямо на плато? – поинтересовался я, рассматривая рельеф плоскогорья. Между скалами имелись площадки, вполне способные вместить летающую машину.

– Нам в любом случае требовалось взять пробы из предгорий, – пояснил геолог. – А вызывать кольцевик только для подъема на гору – на мой взгляд, лишний расход батарей. Хотя скоро он нам понадобится. Идемте, – он поднялся. Я последовал его примеру, хоть мышцы и протестующе ныли. Сбросил с плечей часть груза и принялся укладывать его мулу на спину. Сумка тяжело ударилась о платформу.

– Что у вас там? – полюбопытствовал геолог.

– О, – я и думать забыл о взятых в расщелине образцах. – Это я нашел аккурат перед нашим с динолео тесным общением. Думаю, вам будет интересно.

– Давайте, – геолог протянул руку.

– Пирит, кварц и что-то, чего я не знаю, но с виду похожее на аметисты, – я раскрыл сумку для образцов. Алекслав извлек тяжелый желтый самородок – и застыл как вкопанный. Поднес его к глазам.

– Это вот этот образец вы назвали пиритом? – медленно протянул он.

– Ну да. А вот еще кристаллы в кварцевой друзе, – я умолк, когда геолог смерил меня взглядом.

– Боюсь, Димер, это не пирит, – проговорил он. – Это кусок самородного золота высокой пробы почти в полкило весом. Вы нашли его в расселине?

– Да, – откликнулся я, уставившись на слиток. – Ничего себе! Сколько он мог бы стоить на Земле?

– Прилично, – Алекслав протянул мне самородок обратно. – Горный хрусталь… а вот это интересно.

– Что это? – спросил я геолога, изучавшего полупрозрачную друзу.

– Очень чистые и правильные кристаллы анатаза. На Земле таких крупных, насколько я помню, обнаружить не удавалось. Значит, у нас есть весомые шансы на обнаружение титана, – Алекслав довольно хмыкнул. – Ну, теперь нам осталось только устроить перестрелку, чтобы выживший сохранил секрет рудника и мог без помех заняться его разработкой.

– Полагаю, мой знакомый динолео и без того отлично справится с охраной месторождения, – ответил я шуткой. – Отдать вам образцы?

– Если они вам не нужны.

Я уже раскрывал сумку, когда на ум мне пришла идея.

– Алекслав, я бы оставил себе кристаллы и большой слиток, если вы не против.

– Могут пригодиться… впрочем, забирайте. А зачем они вам?

– Секрет фирмы, – улыбнулся я.

Черная скала в форме раковины нависала над плоскогорьем и надо мной, отсоединяющим свой айдим от коротковолнового передатчика. Я закончил доклад Брянцеву и теперь разбирал систему связи, чтобы упаковать ее на мула.

Красный пейзаж вокруг напоминал то ли чилийские пустыни, то ли объемные реплики с марсианской базы. Не знавшее дождей и увлажнения от неторопливо ползущего на кей-восток ледника, плато было столь же всецело лишено всякой жизни. Только разукрашивали камень лишайниковые корки, а вчера мы наши высохшие скорлупки яиц, по всей видимости, одного из гигантских вивернидов, встреча с которыми стоила «Семени» зонда.

Метрах в ста от меня ухнуло, и в закатное небо взвилось облако пыли с обильной добавкой мелких камушков. Я оглянулся, рассмотрел сидящего на корточках за выступом скалы Алекслава. Зашагал к нему.

– Последний на сегодня? – я глянул на оставленную взрывом воронку. Весь сегодняшний день мы двигались вдоль кей-западного края плоскогорья, в выбранных Алекславом точках счищая многовековые наносы пыли и песка, иногда, как сейчас – закладывая небольшие заряды. В аккуме осталось не больше десяти процентов заряда, а в багажных сумках мула кончался запас реактивов и картриджей для анализатора.

– В любом случае, – Алекслав глянул из-под ладони на опускающееся к изломанному горизонту солнце. – Через три часа стемнеет, а нам еще возвращаться к кольцевику.

– Может, не будем возиться? – я развернул карту, проставляя очередную метку. Путь к лагерю пролегал через не самые удобные для пеших походов нагромождения. – Вызовем кольцевик прямо к обрыву.

– Предлагаете бросить палатку? – Алекслав покачал головой, стряхивая с куртки пыль. Мы торопливо шли по каменистой поверхности к выбитому взрывом углублению. – Нет уж, постараемся уложиться до темноты. Идти не так уж далеко.

Пока я собирал обломки в контейнер и откалывал кусочки со дна воронки, Алекслав развернул и настроил анализатор. Тишину пустыни нарушил уже привычный душераздирающий вой со скрежетом.

– Да, с яваннологической точки зрения наша точка одна из самых удачных, – заметил геолог десять минут спустя, сбрасывая данные анализа на айдимы. Я подозвал мула, чтобы погрузить на машину оборудование. – Железняки, уголь, известняки – практически в одной точке. Медь и свинец, титан и золото – на сравнительно небольшом отдалении.

– В местах, непригодных для жизни и недоступных по земле, надо добавить, – придушенно откликнулся я, придерживая в клешнях мула анализатор.

– Ваше поколение обленилось, – проворчал антаркт. – Вы искренне считаете, что если в какое-то место не проложена самодвижущаяся дорожка и оно не охвачено сетеприсутствием – оно недоступно и непригодно. Вам сложно представить, в какие медвежьи уголки забирались люди триста лет назад без кольцевиков и трансдорог. Вы отправили отчет на катер? – сменил геолог тему.

– Сбросил вместе с картой разведки, – проговорил я. – Впрочем, завтра мы сможем просто подгрузить его через АС-ку.

– Хорошо, – Алекслав внимательно уставился в свой айдим. – Центробежная конвекция… мда.

– Что?

– Мелочь, – геолог быстрым шагом устремился к воронке. Спрыгнул в нее, почти уперся носом в разорванные взрывом скальные слои.

– Я пропустил что-то из образцов? – спросил я.

– Нет. Нет, – Алекслав выбрался из воронки и теперь направился к каменной громаде величиной с двухэтажный дом, выступавшей из песка недалеко от края обрыва. Скрылся за ней.

Я пожал плечами, оглянулся на мула, будто хотел узнать его мнение о поведении геолога. Машина промолчала, что неудивительно для непрошитого речевым потоком механизма.

Когда мы с мулом догнали Алекслава, он внимательно изучал склон скалы, удачно освещенный лучами заходящего солнца. Я посмотрел через его плечо, но не увидел ничего, кроме пестрых полос гранита.

– Алекслав, – я вежливо кашлянул, напоминая о своем присутствии.

– Ах. Да, – мой товарищ вскинул голову. – Проклятье. Мне нужны снимки со склона.

– Я думал, мы закончили съемку, – глубокий блок, как хорошо, что я не успел разобрать летуна и уложить детали в сумки!

– Да. Да, закончили, – Алекслав выглядел необычно взволнованным. – Но это важно, Димер, по-настоящему важно. Так-так, – он оглядел скалу. Подозвал мула и зарылся в свой рюкзак. Через мгновение на свет божий появилось альпинистское снаряжение и катушка со страховочным тросом.

– Вы собираетесь спускаться? – я позволил себе поднять бровь. Впрочем, какая бы муха ни укусила геолога, в этом состоянии он явно не замечал моей реакции. – Мы рискуем не уложиться по срокам.

– Блок с ним, – отмахнулся Алекслав. – В крайнем случае, и правда вызовем кольцевик, а палатку подберем завтра утром, – он принялся загонять крепежный клин в углубление.

– Может, спустим вниз летуна? – без особой надежды предложил я. Алекслав замотал головой.

– Я уже видел через сенсоры все, что мог. Теперь хочу осмотреть ранние слои своими глазами.

Больше я спорить не пытался. Помог Алекславу закрепить трос и перебраться через край обрыва. Каменная стена уходила вниз вертикально, а кое-где – даже с отрицательным наклоном метров на сорок. Дальше шел широкий уступ, на который вполне мог бы сесть кольцевик, и очередной обрыв, где-то далеко под которым шумела речка-отводок Кей-западной.

Я улегся на живот, наблюдая, как фигурка геолога медленно опускается по отвесной скале, будто паук, разматывая тонкую нить троса. Зависнув над уступом, он извлек айдим и, по-видимому, перевел его в режим видеозахвата.

Длины троса хватило на то, чтобы Алекслав добрался до уступа, даже с небольшим запасом. Очутившись на твердой поверхности, он медленно зашагал вдоль каменной полки, пристально рассматривая обрыв, по которому только что спускался.

Через какое-то время мне наскучило разглядывать ходящего туда-сюда геолога. Я встал, посмотрел на солнце. Оно уже нависло над к-закатными горами. Я поежился, включая подогрев. Прикинул, успеем ли мы в лагерь до темноты (явно нет) и успею ли я зарядить куртку, пока Алекслав занят своими изысканиями (может быть).

Я перегнулся над обрывом.

– Алекслав! – мне пришлось кричать.

Фигурка внизу задрала голову.

– Димер?! – долетело до меня приглушенно.

– Я отойду ненадолго! И нам лучше поторопиться, темнеет быстро!

Ответа я не дождался. Что такое стряслось со спокойным и педантичным старым антарктом?

Я остановился у той самой похожей на ракушку скалы, сидя на подножии которой пересылал дневной отчет на точку высадки. Посмотрел на кей-восток – небо над черными спинами спящих каменных зверей быстро окутывала мгла.

Пожалуй, я зря погрузил рацию. Судя по всему, нам придется вызывать кольцевик к новому месту ночевки – без палатки мы рискуем к утру превратиться в ледышки, несмотря на все системы обогрева.

Или мой айдим добъет до аппарата и без ретрансляции? Я прикинул расстояние – на грани уверенного приема. Запустил нетскан и с сожалением вздохнул. В тучевой зоне висели только айдим Алекслава и конты мула с летуном. Впрочем, на самом краю мелькнула какая-то призрачная точка. Конт кольцевика? Больше здесь быть нечему…

Плоскогорье качнулось и чувствительно ударило меня под пятки, бросая навзничь.

– Твою мать! – к счастью, наши новые айдимы были такими же ударопрочными, как и маломощными. Я рухнул на выставленные руки, попытался вскочить, подхватывая айдим. В воздухе стоял грозный приглушенный гул. Еще не понимая, что происходит, я начал оборачиваться к обрыву – и тут ударило снова.

Вверх поднялись облачка песка. Это было страшно. Скала качнулась – словно и впрямь была ожившей волной, земля ушла из-под ног. В мире вдруг не осталось ничего твердого и надежного, пустыня дрожала мелкой дрожью.

На сей раз я удержался на ногах, сделал было шаг вперед – и с ужасом увидел, как бежит впереди по камню, стремительно расширяясь, черная трещина. Секунда – и край обрыва, под которым работал Алекслав, качнулся, будто отколовшаяся от припая льдина, и с оглушительным грохотом исчез в облаке пыли.

Кажется, мой ступор продлился недолго. Глубокий блок, не дольше нескольких мгновений, так мне кажется. Я стоял на подкашивающихся ногах, не в силах сделать ни шагу. Грохот обвала еще перекатывался между скал, когда я стряхнул оцепенение – и бросился к новому обрыву, даже не думая о возможных новых камнепадах.

Слава богу, веревка еще держалась, уходя вниз, в густое облако пыли! Я закашлялся, схватил ее, дернул несколько раз. Она свободно подалась.

– Алекслав! – выкрикнул я, срывая горло. Мелкие камушки срывались с обрыва, текли вниз тонкие ручейки пыли. Основная масса камнепада сорвалась метрах в сорока правее, скала нависала над уступом небольшим козырьком. Если геолог находился в другой стороне уступа… Если успел поднять голову и увидеть опасность… – АЛЕКСЛАВ!!! ВЫ ЦЕЛЫ?!!

Молчание. Пыльное облако медленно рассеивалось. Я рискованно высунулся вперед, сам рискуя сорваться, и наконец различил ярко-оранжевое пятно куртки на самом краю уступа. Алекслав лежал, распростершись лицом вниз, не подавая признаков жизни. Его правая ладонь свешивалась в пропасть.

– Да… же твою в… и в глубокий блок! – я врезал кулаком по камню. Вскочил, бросаясь к дрону, затем обратно. Сорвал с пояса полевую аптечку.

Терять время было нельзя. Я присмотрелся – то ли страховку Алекслава перебило падающим камнем (хотя углетрубный трос так просто не рвется), то ли он сам отстегнул ее, чтобы свободно двигаться по уступу. Вцепился в веревку, осторожно спустил ноги через край.

– Спокойная сейсмика, мать вашу, – почти рычал я, упираясь обеими ногами в камни и цепляясь за канат до сорванной кожи на ладонях. Инструктор по скалолазанию за этот спуск снял бы мне не меньше десяти баллов одним махом! – Край плиты, черти бы вас побрали!

Уступ приближался слишком медленно. Я даже и не помню, то ли я не удержал трос, то ли осознанно его выпустил метрах в двух от камней. Помню только отдавшееся тупой болью в ногах приземление и безжизненное тело в метре от меня.

Глаза Алекслава закатились, по камням расплылось красное пятно. Я приподнял его руку и с облегчением обнаружил прерывистый пульс. Грудь медленно колебалась, я с опаской дотронулся до его головы и тут же отдернул руку, ощутив под пальцами пугающую мягкость.

Поднатужившись, я перевалил его на левый бок, поддерживая под голову, постарался уложить подальше от края. Схватил аптечку, забарабанил по ее панели, вводя код и зону травмы.

Дезинфицирующий спрей. Кровоостанавливающие агенты. Биопротекторная пена. Нашлепка мягкого форм-пластыря поверх раны. Я глянул на прогресс-бар – глубокий блок, как медленно – дождался, выдернул из контейнера еще горячий диск ЭПИ и бережно налепил его поверх сонной артерии. Снова проверил пульс и рухнул спиной к обрыву.

Так. Сделано. А что дальше?

Вряд ли я сумею безопасно поднять Алекслава на обрыв. Пожалуй, разумнее всего самому забраться обратно, связаться с экспедицией и дождаться, пока за нами не прибудет второй «скайер» с медоборудованием и Вараном. Я поднялся на ноги, торопливо шагнул к веревке. Оттолкнулся, повисая на ней всем телом. Упершись в скалу ногами, начал подтягивать себя все выше.

Тренировки у Сиверса спасли меня как минимум от увечья. С учетом всех обстоятельств, впрочем – вероятнее всего, что и от смерти.

На одних рефлексах я вывернулся, как падающая кошка, и принял удар бедром, а не копчиком. Перекатился, попытался встать – и зашипел от пронзившей ногу жгучей боли. Приклад ружья (которое я просто забыл снять при спуске) уперся в позвоночник, я заскрипел зубами.

Непонимающе огляделся. Туго натянутый страховочный трос уходил за край обрыва. Я непонимающе протянул руку, потянул за него. Снизу донесся какой-то шорох, трос что-то ощутимо тянуло вниз. Я продолжал выбирать канат – пока через край обрыва не перевалилась «мушиная лапка» вместе с куском породы, в который была вбита.

Глубокий блок. Я ли поставил ненадежное крепление? Или в скале после толчков появились новые трещины, и у нас есть шансы на новый обвал?

Конечно, могло быть и хуже. Трос мог лопнуть, когда я по нему спускался. Или когда поднялся бы на большую высоту.

Но все это неважно в сравнении с одним вопросом – что мне теперь делать?

Подняться по такой стене без страховки нечего и думать. Я осмотрел оставшиеся в моем распоряжении страховочные крюки. Может, я смогу воспользоваться для подъема ими и закладками Алекслава?

Я поднялся – и, схватившись за ногу, мешком свалился обратно, шипя сквозь зубы. Бедро будто пронзила тонкая раскаленная игла.

Безнадежно. Залезть на такой обрыв и со здоровой ногой без страховки дело проблематичное. Подходящих трещин было немного, скала возвышалась над нами почти отвесно. Даже Алекслав, альпинист не мне чета, не рискнул бы таким подъемом.

Я нащупал аптечку, но, подумав, убрал ее в сторону. Если я придумаю, как связаться с катером, она мне не понадобится. Если нет – лучше приберечь запас медагентов на крайний случай.

Ладно. Ладно.

Айдим сам по себе не добъет до катера за сотни километров, но на муле есть более мощная рация. Если гора не идет к Магомету – почему бы не приказать мулу спуститься ко мне? Рискованно, но бот приспособлен для перемещения по крутым склонам, может, он и нащупает дорогу. Или попробовать подключиться к нему дистанционно и выйти на связь с экспедицией при помощи манипуляторов бота – чуть менее рискованное, хотя и геморройное занятие.

Я недоуменно уставился на панель.

– Не понял, – произнес я вслух, глядя на перечень контактных узлов. Айдим Алекслава, летун, призрак кольцевика – а где мул?

Конт дрона в нашей микросети отсутствовал начисто.

Бледнея, я попытался вспомнить, когда и где в последний раз видел машину. Перед тем, как отойти за скалу, незадолго до того, как началось землетрясение. И стоял мул всего лишь в метре от края скалы… глубокий блок, уж не там ли, откуда сорвалась глыба?

Я перегнулся вниз, будто надеялся разглядеть обломки машины на дне ущелья – глупая попытка.

– Господь, Сочинитель, Энигма или кто ты там ни на есть, – подняв лицо к темному небу, беспомощно произнес я. – Это уже просто нечестно.

Когда мы воображали себе захватывающие приключения на другой планете, мы не рассчитывали, что они будут настолько отчаянными!

Хромая и пользуясь ружьем как костылем, я добрался до Алекслава. Пена и медагенты давно остановили кровотечение. Снова проверил его пульс – слабый, но быстрый. Геолог зашевелился. Застонав, открыл глаза.

– Айзек? – пробормотал он.

– Вы меня слышите? – я наклонился, вглядываясь в его лицо. Алекслав закашлялся. Приподнялся, пытаясь сесть – я мягко, но настойчиво уложил его обратно.

– Связаться с «Семенем», – выдохнул он. – Сообщить им…

– Сообщу. Обязательно, – уверил я его, гадая, сможет ли ЭПИ ввести успокоительное.

– Сообщите им… Это важно… Кементари нестабильна.

– Что?! – я схватил Алекслава за плечи и чуть было не затряс. – О чем вы?

– Планета нестабильна, – вновь повторил Алекслав. – Полное уничтожение… – он прервался. ЭПИ пискнул, вводя в кровь какие-то медикаменты. Глаза геолога закрылись и он откинулся на рюкзак.

– Проклятье, – обессиленно выдохнул я, садясь рядом. – Проклятье. Этого нам только не хватало!

Так, Димер, стоп. Давай подумаем об уничтожении планеты, всеобщей гибели и прочих важных вещах позднее. А пока будем решать проблемы в порядке их поступления!

Сказать легче, чем сделать. Я нахожусь с то ли вывихнутой, то ли сломанной ногой на голой скале над пропастью с тяжелораненым на руках. Все, что у меня есть – несколько клиньев и молоток, наполовину разряженная аптечка, нож, ружье и айдим.

Солнце неторопливо, но уверенно опускалось за горизонт. На уступе и так было прохладно, а с приходом ночи мы рискуем замерзнуть насмерть. Энергии курток хватит на подогрев в лучшем случае на пару часов.

Обогреваемая палатка, кольцевик и ближайшая рация находятся в двух километрах от меня по прямой. И сорока метрах вверх. С тем же успехом они могли бы находиться на Илуватаре. Его диск как раз висел посередине западной половины неба, заливая пропасть и склон призрачным голубым светом. Казалось, от него вокруг становилось еще холоднее. Рядом с газовым гигантом плыли сквозь космос крохотные искорки – покрытый океаном расплавленной лавы, опоясавший Илуватар плазменным кольцом Ауле и безжизненный Тулкас, испещренный метеоритными кратерами.

Что делать?

Я уставился на свой айдим. Потом перевел взгляд обратно в небо, на котором уже вспыхивали первые звезды.

Я не могу связаться с прочими разведчиками, но что насчет «Семени»?

Ретрансляционные спутники звездолета имеют достаточно чувствительные антенны, чтобы засечь даже сигнал айдима с поверхности планеты. Собственно, для этого они в том числе и предназначены.

Проблема в том, что на моей широте и «Семя», и выведенные им на яванностационар спутники не восходят над Центральным хребтом. Для связи наша группа пользовалась яванносинхронными ретрансляторами с довольно заметным наклонением орбиты. К несчастью для меня, «Семя» не несло настолько большой запас спутников, чтобы обеспечить нашу группу регулярным доступом к сети. Для срочных сообщений мы пользовались станциями Разведчика-2, но в полноценном инфопотоке то и дело возникали разрывы протяженностью в несколько часов.

Я торопливо залез в перечень запущенных спутников с характеристиками орбит. Увы – ничего хорошего в нем для меня не значилось. Один спутник только что ушел из зоны досягаемости – приди в голову эта идея мне раньше, и я бы мог передать сигнал бедствия через него. Второй должен был пройти надо мной только через семь с половиной часов. К этому времени мы замерзнем насмерть – осенью температура в горах опускалась до десяти градусов ниже нуля.

Даже огорчаться не было сил. Я бездумно смотрел на залитые тьмой горы и долины, слушая свист ветра в ущельях и ощущая, как он норовит выдуть из тела тепло. До последнего старался не включать обогрев, чтобы поберечь энергию. Потом ощутил, что руки начинают коченеть, и все же поднял температуру комбинезона на несколько градусов. Микротермостаты в ткани одежды Алекслава уже давно работали на половинную мощность. Геолог пару раз бормотал что-то неразборчиво, но в сознание не приходил.

Кто знает, насколько сильным было землетрясение? Его вполне могли засечь датчики, установленные в зоне высадки. И если Брянцев понял, что мы угодили в зону толчков, то должен был связаться с нами и удостовериться, что все в порядке. Кто знает, возможно, уже сейчас он мрачнеет лицом, получая однообразные ответы кольцевика, и перенацеливает на мой уступ дроны и разведспутники…

Хватит себя убеждать, Димер. Мониторингом сейсмических колебаний занимался именно Алекслав. Если толчок в зоне посадки был слабым, то информацию о нем просто сбросят на его айдим в дежурном режиме. То есть к утру, потому что вечерний отчет уже отправлен. И вот тогда, не получив ответ, ребята начнут беспокоиться и примутся за поиски.

Я снова посмотрел в усеянное звездами небо. Нога болела теперь уже глухой болью.

Как глупо пересечь пятьдесят световых лет, чтобы расстаться с жизнью из-за лопнувшей веревки и собственной спешки. Как жаль, что не удастся больше повидать друзей. И Ланцею.

Я закрыл глаза. Постарался представить себе ее лицо перед внутренним взором, но увидел лишь вспышку света. Тысячи звезд, Земля и Луна, танцующие между ферм корабля, прибой, бьющий в берег…

Порой в небесах вспыхивали метеоры. В свист ветра вплелся отдаленный грохот камнепада. Я отвлеченно подумал, что мы сами можем быть виноваты в обвале. Сотрясения от взрывов, как бы малы не были заряды, могли ослабить горный склон, который в итоге не выдержал подземных толчков.

Становилось все холоднее. Я понимал, что надо двигаться, чтобы сопротивляться стуже, но нога не позволяла даже уверенно стоять.

Сколько мы здесь уже сидим? Свериться по времени. Что значит «сорок минут с захода солнца»?

Я свернулся в клубочек, стараясь сохранить тепло. Мысли текли неохотно, боль мешала соображать. Должен же быть какой-то способ продержаться до рассвета. Должен быть. Что-то я упустил. Мысль крутилась в голове, будто бультерамн, гоняющийся за собственным хвостом… Какая-то ассоциацией, связанная с Ланцеей – как ты там, в криомодуле на высокой орбите?

Вот оно.

Орбита. Ланцея. Инфотехника. Дроны.

Летун на краю плоскогорья. Не получающий докладов и перешедший в спящий режим. Сопряженный с моим и Алекслава айдимами.

Использовать аккумы дрона для подзарядки наших термокомбезов? Не получится, жаль. С этим не справиться без специального переходника, которого у меня нет. Хотя на крайний случай я попробовал бы распотрошить аккумулятор и соорудить его из начинки дрона. Ну или хотя бы прижаться к включенному на холостой ход корпусу летуна.

Но есть идея получше.

Передатчик на летуне мощнее, чем в наших айдимах. Ланцея смогла бы, пожалуй, и подключиться через него к рации на борту кольцевика, чтобы без затей вызвать помощь. Я честно ковырялся несколько минут в гиперлогических недрах, пока не понял, что подобный подвиг техногерменевтики не для меня. Трясясь от холода, посмотрел вверх, словно пытаясь разглядеть машинку сквозь камень.

Какая максимальная высота полета у этой модели? Километров пять?

Небесная механика никогда не была моей любимой наукой, но формально задача не выходила за пределы ее факультативного курса для учебных групп Орбитали. Я заскрипел зубами, пытаясь изобразить схему на крошечной панели. Принялся водить негнущимся пальцем по камням. Высота стационарных орбит… наклонение синхронной… Радиус Кементари… Высота над уровнем моря, дальность видимости…

Проклятье, думай, Димер, думай. От этого зависит твоя жизнь.

Я неверяще уставился на число, горящее на панели айдима. Три часа. Три часа до того момента, как парящий в двух километрах над горами дрон окажется в пределах радиовидимости со спутника.

Не спеши радоваться. В разреженном воздухе моторы кольцевика будут жрать энергию как сумасшедшие, а аккумуляторы и так разряжены за сегодняшний день. Дрон не продержится долго в режиме зависания. Придется точно рассчитать момент запуска. Придется еще наговорить сообщение для «Семени», но с этим я как-нибудь справлюсь.

И уж два часа на морозе я обязан продержаться.

Я набрал команду, и вскоре над обрывом зашумели винты. Маленькая верткая машина описала дугу над пропастью, коснулась шасси уступа. Я проковылял к ней и обнял так крепко, как не обнимал, наверно, даже Ланцею. Не от радости. Просто чтобы согреться от чуть теплого корпуса.

Эта ночь тянулась бесконечно. Спасибо моей поврежденной ноге – боль в ней не давала заснуть. Иначе я бы, наверно, вырубился, невзирая на холод. Отвоевывал у ночи каждый миллиметр на ползунке термостата. Проверял состояние Алекслава – один раз я не сумел найти пульса, дрожащими руками извлек аптечку и глянул данные с ЭПИ-диска – оказалось, у меня пропала чувствительность пальцев. Пришлось отогревать их под мышками. Сменил разрядившийся ЭПИ – все, чем мог помочь геологу.

Зубы выбивали дробь, ветер хлестал по глазам. Под ложечкой сосало от голода. Газовый гигант клонился к к-закату, догоняя ушедшую за горизонт Мюару, высвечивая каждый уголок нашего уступа. Горные пики поднимались из моря темноты, словно светясь в его голубом сиянии.

Временами я даже забывал, где нахожусь. Беседовал с Крапивником и Рыжей, пытался вскочить, чтобы отправить срочный доклад то Лазареву, то Брянцеву – и вспышка боли напоминала, где я и что со мной.

Помотать головой. В очередной раз глянуть, что с Алекславом.

Аккумуляторы его комбинезона разрядились окончательно, мои были на десяти процентах мощности. Заскрипев зубами, еле двигаясь от боли в закостеневших конечностях, я стащил с себя куртку и кое-как накинул ему на плечи. Сам укутался в куртку Алекслава, снова сжавшись в тугой комок.

Неясный шорох, движение в темноте. Я не обращал на них внимания, пока моих ушей сквозь вой ветра не достиг скрежет когтей по камню. Медленно я повернул голову.

На меня уставились два огромных черных глаза. Руку защекотало горячее дыхание.

Черный нос подергивался, принюхиваясь к ветру. Верхняя губа поднялась, обнажив желтые зубы, удивительно острые, предназначенные, чтобы дробить кости и выгрызать мозг. Красный язык скользнул по губам, вниз по иссиня-черной шерсти протянулась ниточка слюны.

– Да ты охренела, – выдавил я. – Я, между прочим, еще живой.

Грифиена зарычала. Отскочила назад, очень неловко, как-то по-паучьи передвигаясь на задних ногах и коротких когтях на кромке крыльев. Уселась на лапы и распахнула кожистые перепонки.

Собрав все силы, я потянулся за ружьем. Тварь была невелика, с мелкую дворняжку. Не стоит тратить патроны на создание, которому хватит хорошего удара прикладом – но сейчас я бы и от агрессивно настроенного голубя не отбился.

Еще две грифиены спланировали сверху, уселись на край уступа по обе стороны от меня. Первая грифиена, набравшись смелости в присутствии товарок, с рычанием пошла вперед. На фоне Илуватара мелькнули несколько крылатых силуэтов.

Я неуклюже поднял карабин. Непослушной рукой дослал патрон, уперев приклад в отдавшееся болью бедро. Поймал черную морду в прицел и спустил курок.

Выстрел гулко отдался эхом, пошел перекатываться между обрывами. Замерзшие руки не справились с отдачей, и пуля бесполезно ушла в ночную тьму. Однако грифиена при звуке выстрела испуганно забила крыльями, стая метнулась вверх, жалобно повизгивая. Две грифиены уселись на край обрыва, остальные куда-то делись.

Я решил не жечь патроны и стрелять, только если падальщики снова пойдут в атаку. Однако грифиены, убедившиеся в моей живучести, тоже не спешили с ужином. Принялись перекликаться жалобными голосами, склонив широкие гиеньи головы в мою сторону, став похожими на средневековых горгулий. Собственно, именно так и назвала группа Оригару их дальних родственников с южного континента.

Я показал падальщикам язык. Вздрагивая, ощупал бедро. Нога опухла и стала горячей на ощупь.

Сколько времени, подумал я, глядя на заходящий Илуватар и замирая от ужаса. Уставился на часы и выдохнул. У меня оставалось пятнадцать минут до срока.

Со стоном я перевалился на бок. Дополз до дрона.

– Один-Восемь вызывает «Семя». Мэйдэй, Мэйдэй, Мэйдэй! Мы попали под обвал. Один-Семь тяжело ранен, открытый перелом черепа. У меня повреждена нога. Мул и груз утеряны, мы заблокированы на обрыве, вернуться в лагерь не можем! Находимся по координатам семьдесят восемь градусов сорок минут северной широты, два градуса одиннадцать минут кей-западной долготы от Точки Один, в двух километрах на кейвест-норд-кейвест от кольцевика, пеленгуйте сигнал айдима вертикально вниз от дрона. Прошу срочной эвакуации! Мэйдэй, Мэйдэй, Мэйдэй!

Навалившись на летуна, я закончил диктовать сообщение, установил старт через три минуты с подъемом на предельную высоту и трансляцией, пока хватит энергии и отполз прочь. Пропеллеры закрутились, летун задрожал, разогреваясь, и через несколько секунд свечой унесся вверх. Грифиены, испуганно вскричав, сорвались с уступа. Я следил за дроном, запрокинув голову, пока аппарат не растаял в темноте.

Теперь все зависит от правильности расчетов. Если я посчитал все верно – у нас есть шансы, если нет – то мы уже мертвы. Я улегся рядом с геологом, накинув единственную греющую куртку на нас обоих. Руки Алекслава были еле теплыми, а аптечка показывала редкий пульс и слабое дыхание. Я подумал, что лучше бы спасателям поторопиться.

Впрочем, если находящийся в полубессознательном состоянии Алекслав не ошибся, всем нам не на что надеяться. Запас топлива «Семени» исчерпан, и путь на Землю для нас закрыт. Криомодули не смогут вечно поддерживать жизнь в колонистах. Если Кементари и правда ждет катастрофа, самым гуманным, что может предпринять Хейм, окажется направить корабль прямиком в атмосферу Илуватара.

Спокойно. Я же сказал, об этом мы подумаем потом. Когда выберемся из той полной задницы, в которой находимся на текущий момент.

Зуммер вырвал меня из полузабытья, в которое я начал впадать. Ошеломленно я затряс головой, глядя на входящую нить. То есть без очков, конечно, нить я не видел, но айдим подавал сигнал входящего аудиовызова.

Мне понадобились целых десять секунд, чтобы ответить.

– Разведка-Один вызывает Первого-Восемь! Димер, ответьте Синишу!

– Димер на связи, – пробормотал я непослушными губами.

– Слава космосу! Алекслав?

– Ранен, но жив!

– Понял! Димер, мы идем к вам. Двадцать минут до прибытия! Держитесь! – проговорил Брянцев. На заднем плане я услышал проклятья Тасерга и улыбнулся.

– Понял вас. Будьте осторожны, скалы в зоне посадки нестабильны!

– Роджер! – дальнейшие слова Брянцева заглушил гул двигателей. Я облегченно выдохнул, откидываясь спиной на рюкзак. Неужели у меня получилось?

Брянцев даже преувеличил с оценкой времени подлета. Звук двигателей я услышал через тринадцать минут – не стрекот кольцевика, а доносящийся издалека рев ракетных двигателей. Грифиены, вновь слетевшиеся на уступ, потому что у меня не было сил даже поднять руку, тревожно переглянулись, заворчали и унеслись в ночное небо, которое через несколько минут озарилось голубым огнем. Из-за обрыва вынырнул черный треугольник в сиянии посадочных дюз. Заложил вираж, ударив звуковой волной по скалам. Мрак, сгустившийся после заката газового гиганта, рассек ослепительно яркий луч прожектора, мазнув по моему уступу. Катер скрылся за обрывом, но звук двигателей не стих, наоборот, усилился, превратившись в ревущий грохот. Затем в него вплелось жужжание пропеллеров, и над краем скалы показался шарящий собственным прожектором по уступу флайсьют. На его манипуляторах висела человеческая фигурка.

Флайсьют завис прямо напротив меня. Варан пружинисто спрыгнул на скалы и бросился к нам.

– Димер, живы? – и, не дожидаясь ответа, опустился на колени рядом с Алекславом. Посветил в зрачки, проверил пульс, прижал новую аптечку к его груди. Защелкали автоинъекторы. Спустя несколько секунд Алекслав глухо застонал. Врач обернулся ко мне.

– Местами скорее да, чем нет, – пробормотал я. Варан набросил мне на плечи новую куртку, всадил в вену иглу инъектора.

– Тасерг, помоги! – он бережно поднял геолога на руки и передал в протянутые клешни флайсьюта. Управляющий аппаратом механик – я видел его рыжую шевелюру через кокпит-шлем – предельно аккуратно повел машину вверх. Варан вернулся ко мне, принялся растирать руки.

– Я еще могу двигаться, – я оперся на плечо Варана. Не слушая моих протестов, медик прижал к моей руке второй инъектор. Налепил несколько датчиков аптечки на грудь и шею.

– Чувствуешь конечности? – озабоченно спросил он. Зашумели винты – Тасерг возвращался.

– Чувствую. И довольно болезненно.

– Хорошо, – Варан подвел меня к зависшему над уступом флайсьюту. Машина качнулась, подо мной мелькнула пропасть, и вот мы уже висели над плоскогорьем, ярко освещенным огнями катера. Корабль опустился далеко от обрыва, пешком идти бы пришлось минуты три, двигатели гудели в режиме минимальной тяги. Тасерг аккуратно опустил меня на расстеленное неподалеку от катера одеяло и умчался за Вараном.

Наслаждаясь каждой секундой тепла, я захромал к распахнутому люку. Меня окатило волной жара от дюз, я миновал открытый шлюз, узкий внутренний коридор и очутился в медблоке. Брянцев колдовал над панелью включенной медкапсулы. Бросил через плечо короткий взгляд.

– Димер, – проговорил масколон, не отрываясь от панели. – Как вы?

– Очевидно, жив, – я медленно, стараясь не тревожить ногу, опустился на жесткую пластиковую скамью. – Алекслав?

– Кровопотеря, черепно-мозговая – я не врач, – Брянцев развел руками. – Состояние кажется стабильным…

– Тогда пусти-ка меня, – Варан оттер командира в сторону. – Димер, мы вам обязаны за нашего рудокопа по гроб жизни. Очень удачно, что вы оказались там вдвоем.

– По собственной глупости, – покраснел я. – Если бы я не забыл проверить страховку, когда спускался… Хотя мула все равно снесло обвалом.

– Расскажите поподробнее, – масколон присел рядом, пока Варан работал с капсулой.

– Об этом позже, – я повернулся на скамейке лицом к Брянцеву. – Масколон, есть кое-что крайне важное. Перед обвалом Алекслав спустился на уступ, сказав, что должен срочно проверить одну теорию. И выглядел очень взволнованным. А когда я был с ним внизу, он пришел ненадолго в себя, и сказал: «Кементари нестабильна. Полное уничтожение».

Брянцев вскочил. Варан, забыв на секунду про капсулу, уставился на меня расширенными глазами.

– Вы уверены? – тихо спросил масколон.

– Абсолютно, – я обхватил себя руками, тщетно пытаясь унять дрожь.

– Проклятье, – Брянцев качнул болл. – Тасерг, ты слышал?

– Так точно, – в дверь просунулась голова бортинженера. – Мда-а…

– Хорошо. По открытым потокам об этом никому не слова.

– А нашим научникам? – полюбопытствовал Тасерг.

– Я сам им расскажу. И доложу на «Семя». Это должны обмозговать люди Хоу, но паника нам сейчас ни к чему. Как его состояние? – спросил он Варана.

Эмилио разогнулся.

– Первая помощь оказана вовремя. Но переохлаждение вкупе с потерей крови и сотрясением – коктейльчик не из легких. Я ввел агенты, поставил мультикровь и подключил поддержание жизни, но его надо срочно доставить в госпиталь «Семени». Особенно если мы хотим избежать последствий травмы мозга.

– Он выдержит перегрузки?

– Надеюсь, – Варан развел руками. – В нашей ситуации опасны и перегрузка и промедление.

– У нас вообще хватит топлива добраться до корабля после нашего вояжа с зависанием? – вмешался Тасерг.

– Я свяжусь с «Семенем», пусть подхватят нас скафом, – отрубил Брянцев. – Идти придется на минимальных перегрузках, но до первой космической я разгонюсь, а коррекцию пусть делают люди Хейма. Так-так, – он оглядел меня. – Как ваша нога?

– Mierda! – Варан шагнул ко мне. – Проклятье, Димер, простите меня и мою глупую голову! В каком месте был ушиб?

– Я сверзился с веревки и приложился бедром, – я ткнул пальцем в точку контакта со скальной поверхностью. – Ерунда. Алекславу пришлось тяжелее, все нормально.

– Снимайте штаны, – приказал Варан. Несколько раз сильно нажал на мышцы, заставив меня охнуть, велел подвигать ногой. – Ничего серьезного, сильный ушиб и растяжение. – Он извлек откуда-то бинты, наложил мазь и принялся туго бинтовать пострадавшую конечность. – Через недельку постельного режима будете как новенький.

– Димер мне нужен в полевом режиме, – покачал головой Брянцев.

– Возражаю, – Варан вскинул голову. – Возможно…

– Я должен снять его и Тасерга с катера, – прервал его масколон. – На борту остаемся только мы с тобой и Алекслав.

– Черт, – Варан наклонил голову. – Тогда потребуется анестезия. Как скоро мы сможем вернуться?

– Эй, я не вижу проблемы, – заговорил Тасерг. – Флайсьют вы же нам оставите?

– Само собой.

– Насколько я понял, у вас здесь где-то заныкан кольцевик? Или вы и его потеряли в обвале? – уточнил бортинженер.

– Он в лагере, в двух километрах отсюда, – пояснил я.

– Тогда все решено. Мы с Димером летим к их лагерю, там я гружу его и флайсьют в машину и возвращаемся в базовый лагерь, – выпалил Тасерг. Я согласно закивал.

– Вот и отлично, – подвел черту масколон. – Давайте наружу, и снимаем с катера все лишнее. Варан, ты пока здесь. Димеру твоя помощь не нужна?

– Срочная – больше нет, хотя я бы посоветовал стакан горячего глинтвейна и растирание, – скупо улыбнулся врач. – Старайтесь не наступать на эту ногу.

– И горячую сауну, – засмеялся я. – Удачи вам.

– Взаимно, – Брянцев опустил руку на мое плечо. – И, Димер… Спасибо.

Уже снаружи, когда мы с Хосе стояли рядом с флайсьютом, механик подмигнул мне и извлек из кармана небольшую флягу. Отвинтил крышку.

– Глинтвейна на борту не водится, но кое-что согревающее найдем, – он налил содержимое в крышку. – Только не вздумай принюхиваться! – воскликнул он, когда я озабоченно поднес емкость к носу. – Это пьют залпом, а не дегустируют!

Я влил содержимое в глотку и яростно закашлялся.

– Мать-мать! Что это, ракетное топливо?

– Почти. Взрывается внутри не хуже дробнокомпонента, – Тасерг осклабился. – Теперь кутайся потеплее в свою термошкурку и приготовься благодарить дядюшку Хосе за поездку!