Глава 11

Первичная сингулярность уютно свернулась в лишенной протяженности пустоте. Лишенный продолжительности промежуток она дремала, потом лениво потянулась и сверкнула Большим Взрывом, распушившись пространственно-временными измерениями.

Выплавились фундаментальные взаимодействия. Раскинулись материя с антиматерией, возникли атомы, собрались в молекулы, звезды и галактики. Посияли немного, потемнели. Темная энергия разорвала галактики и атомы, протоны рассыпались, и последовал короткий спокойный промежуток энтропии.

И Большой Взрыв вновь ударил в виски.

– Ауыгхх… – попытался сообщить я пространству. Пространство было зеленым, желтым и фиолетовым и не имело четкой формы. Сердце билось почему-то в районе горла, наверно, хотело выбраться наружу. В желудке образовалась черная дыра, а под черепной коробкой регулярно взрывались маленькие атомные бомбы.

– В сознании, – заметил кто-то равнодушно.

«Замолчи», – подумал я.

– Показатели? – переспросил второй мучитель. Его слова били в виски, будто обух топора. Пальцы на руках и ногах кто-то долго и упорно зажимал в столярные тиски.

– Норма. Классический постанабиотический синдром, хорошая ЭЭГ. Наркоз?

– Ага. Физраствор с глюкозой, АТ-114 внутривенно, ну да сам знаешь.

Одно из фиолетовых пятен передвинулось. Чем-то щелкнуло, и я с благодарностью уплыл обратно в беззвучную черноту.

Не знаю, сколько прошло времени. Когда я открыл глаза во второй раз, то увидел за прозрачной панелью медкапсулы тусклую красноватую тьму, в которой мелькали огоньки диодов. Голову и конечности что-то мягко удерживало.

Голова все еще болела, но не с такой термоядерной силой. И жутко хотелось есть.

– Эй, – произнес я шепотом. Откашлялся. Повторил громче.

За панелью мелькнул белый халат орбмедовца. Над прозрачным пластиком склонилось темнокожее исхудавшее женское лицо. Налысо выбритую перед консервацией голову прикрывал светлый капюшон.

– С пробуждением, колон, – произнесла женщина. – Как самочувствие?

– Болит голова и очень хочется есть. Мы… перелет закончен?

– Закончен успешно, – уверила меня орбмедик. Ее голос был хорошо различим благодаря каким-то встроенным динамикам. – Вы благополучно вышли из анабиоза, соматические повреждения незначительны, генетические, насколько я вижу, тоже. Несколько часов – и вы будете на ногах.

– А ребята? Крапивник, Рыжая, Геккон? Что с Ланцеей?

– Ничего не могу сказать по их поводу, – медик помотала головой. – Хорошо, что у вас сохранилась долговременная память. Лучше поешьте.

Сбоку выдвинулась гибкая трубка, наконечник ткнулся мне в губы. Я приоткрыл рот, стал сосать теплую солоноватую жидкость. Еда была совершенно безвкусной, но это был мой первый обед за последние пятьсот лет.

Стоило трубке убраться, и грызущее меня беспокойство вернулось с новой силой.

– Опермед, – позвал я все еще хриплым голосом.

– В данный момент значусь оперспейсером Карой, – ответили мне. – Я слушаю.

– Кара, так что с нашей группой? Вы можете запросить, успешно ли они выведены из консервации?

– Не могу, – ответила Кара. – Видите ли, мы не выводили из нее почти никого из колонистов.

– То есть? – я попытался привстать, забыв о фиксаторах.

– Мы две недели назад вышли на орбиту. Пока производится расконсервация только исследовательских групп.

Наверно, мое лицо выразило недоумение, потому что Кара пустилась в объяснения:

– Неудачный вывод с первой группой. Анабиотическая кома у двоих разведчиков. Когда я доложила капитану, он распорядился разбудить вас. Причины я не знаю.

– Это какая-то ошибка, – проговорил я. – Я не разведчик, я колонист и агроном. Шестая сельскохозяйственная группа.

– Это решение Хейма, – повторила Кара. – Я не могу судить о мотивах капитана, но думаю, в скором времени он вам их озвучит. А сейчас постарайтесь поспать.

Корабль выглядел пугающе.

Рекордный по продолжительности перелет сказался на «Семени» не лучшим образом. Что случилось с тем сверкающим звездолетом, на который мы погрузились пятьсот лет назад?

В осевом туннеле пахло затхлостью и влагой. Светоленты горели неровным, тускло-оранжевым светом и располагались так далеко друг от друга, что обширные участки коридора были полностью погружены во тьму. Переборки казались потемневшими и исцарапанными, кое-где скопился бурый налет неясного происхождения. Мерный шелест вентиляторов сменился натужным гулом, и я заметил многие детали, которые удерживались на месте подручными креплениями из скотча и проволоки.

– Надеюсь, эта штука не развалится, пока мы остаемся на ней, – натужно постарался пошутить я.

– Это надежный корабль. «Семя» прослужило пять веков, прослужит нам и еще немного, – с холодком ответила Кара, идущая вслед за мной.

Я чувствовал себя немного неудобно без очков и айдима, однако в ответ на просьбу получил вежливый, но непреклонный отказ. Расконсервация оборудования требовала времени, которого у команды пока не было.

За все время пути по туннелю нам встретился только один дрон-уборщик. И тот, похоже, барахливший – двигался он неуверенно, беспомощно перебирая магнитными лапками в воздухе.

Мы миновали длинные ряды выходов к стыковочным узлам и наконец увидели впереди кольца переходников. К моему удивлению, оба они оставались неподвижны.

– Подшипники не в лучшем состоянии, – предупредила мой немой вопрос Кара. – Нам пришлось остановить вращение еще до выхода на орбиту.

Что ж, это позволило нам избежать физкультурных упражнений на вращающихся ободьях переходных узлов. Мы миновали трубу коридора, прошли сквозь еще два шлюза, и я впервые увидел воочию интерьер капитанского мостика «Семени».

Хотя внимательно рассмотреть активные панели, фоны, пульты и сенсоры, с помощью которых управлялся межзвездный корабль, мне возможности не представилось.

К моему удивлению, внутри было необычно многолюдно. Подковообразная рубка, рассчитанная на троих членов экипажа, вмещала с полсотни народу. Кое-кому пришлось парить под потолком, рискуя задеть головой панели. Восьмеро, включая самого капитана, были в униформе спейсеров, остальные – в стандартных накидках клиентелы. Большой экран в центре мостика был выключен, на малом рядом с ним висело изображение планеты – тысячу раз виденное и все равно приковавшее мой взгляд.

– Добро пожаловать к нам, оперколон, – прогудело рядом.

Я торопливо вытянулся, лязгнув магподковками.

– Оперколон Леоненко прибыл, капитан.

– Присаживайтесь, раз прибыли, – гостеприимно предложил Хейм. Я огляделся в поисках свободного места и, не мудрствуя лукаво, оперся на край приборной панели, проследив предварительно, не нажму ли какой-нибудь тумблер. Покрутил головой, надеясь разглядеть знакомое лицо, но безрезультатно. Несколько соседей с любопытством оглянулись.

– Дамы и господа, – как-то велеречиво начал капитан. – Корабль на высокой яванноцентрической орбите. Не в лучшем техническом состоянии, но мы продержимся еще как минимум пару лет.

Кто-то попытался зааплодировать. На него обернулись несколько рядом стоящих человек, испепелив взглядом.

– Тянуть с высадкой, тем не менее, не стоит. Мы получили кое-какую информацию с орбитера НАСА и сбросили собственные зонды, как орбитальные, так и планетарные. Информация, полученная зондами, крайне интересна… однако вам слово, Яндрей Константинович.

Над нашими головами прокашлялся держащийся за переборку колон лет сорока, кряжистый и плечистый, с мятыми ушами и перебитым носом. Вид у него был совсем не интеллектуальный, однако голос оказался на удивление мягким, хотя и гулко-утробным.

– Начнем с того, друзья, – проговорил он, – что называть, как мы с вами привыкли, геологическую эпоху, в которой на данный момент пребывает Кементари, пермским периодом, будет довольно грубой натяжкой. На самом деле мы здесь столкнулись с совершенно уникальным эволюционным состоянием, точных аналогов которому в истории нашей планеты не было, а приблизительные наблюдаются в самых разных геологических эпохах.

Состав атмосферы планеты и физико-химические условия на поверхности были определены при первичном обследовании довольно точно. Воздух на уровне моря содержит около двадцати процентов кислорода, несколько повышено по сравнению с Землей содержание CO₂, SO₂ и метана, обеспечивая нам теплый климат, невзирая на меньший земного уровень инсоляции. Предположительно, это связано с обусловленной приливными возмущениями со стороны Илуватара повышенной вулканической активностью на стыках литосферных плит. Несмотря на это, мы выявили не менее четырех-пяти древних тектонически стабильных платформ, совпадающих с предварительно намеченными зонами высадки. Состав океана в целом соответствует земному, соленость несколько снижена в пределах от двух до пяти процентов.

Как и ожидалось, мы не обнаружили в воздухе, воде и почве никаких представляющих непосредственную опасность для человека химических соединений. Белково-аминокислотный состав местных организмов, хиральность органических соединений допускают высокую степень биохимической совместимости с земными организмами. Мы тут пока не пришли к единому мнению, чем обусловлена такая схожесть с Землей, – исследователь широко улыбнулся, – есть несколько теорий, в том числе откровенно мифологического характера. Поэтому я воздержусь их озвучивать.

Зонды обнаружили в районах высокой биологической продуктивности повышенное содержание в воздухе сложной органики, в том числе ароматических соединений и белковых молекул, обладающих высокой ферментативной активностью. Причины этого явления исследуются, но мы пока не обнаружили среди данных соединений, как я уже говорил, потенциально опасных для земной жизни.

Климат Кементари определяется прежде всего расположением континентов и характером ее орбитального движения. Судя по всему, планета переживает ледниково-психросферную климатическую эпоху – зонды наблюдают на грунтах в высоких широтах следы снеготаяния, а сезонной смены растительного покрова – вплоть до тропических и субтропических широт, континентальная полярная область покрыта ледником, который активно расширяется, судя по сформированному в приполярных областях рельефу, в зимнее время года.

Что касается биоты планеты, она, как я уже говорил, уникальна, – в глазах Яндрея Константиновича появился восторженный блеск. – Зонды обнаружили множество жизненных форм, которые мы вчерне классифицировали на восемь классов животных и шесть классов растений. Конечно же, это деление по приблизительности немногим уступает линнеевской классификации, к тому же относится лишь к тем немногим формам, которые мы сумели обнаружить. Мы также обнаружили соответствующих основным земным таксонам представителей микробиологической жизни, включая аналоги симбиотических нашим растениям организмов. Чтобы ответить на вопрос, представляет ли кементарийская микрофлора угрозу для человеческой популяции, потребуются наземные исследования, однако учитывая, что мы не обнаружили на поверхности всех трех континентов ни одного вида, конвергентного земным не то что приматам, но даже млекопитающим, нет оснований ждать существенных рисков с этой стороны.

– Подробнее, масколон, – подал реплику разведчик с мастерскими нашивками в двух метрах от меня. Высокий, мускулистый, коротко стриженный, как, впрочем, и все мы после консервации, с неприятным блеском в черных, быстрых глазах. – С чем мы столкнемся после высадки?

– С одной стороны, – Яндрей простер руку к изображению планеты, – местная флора, судя по всем осмотренным нами образцам, так и не эволюционировала до покрытосеменных или схожих с ними форм. Генеративные органы у всех осмотренных видов высших растений сформированы как стробилы, порой весьма необычного строения. Механизмы опыления требуют более тщательного изучения – судя по всему, мы имеем дело с обширным таксоном летающих опылителей, отдаленно сходных с земными психопсидами или каллиграмматидами. С другой стороны, лендеры обнаружили свыше сорока видов травянистых растений, предварительно классифицированных как голосеменные, причем это не молодой подрост, а взрослые одно– и многолетние травы, – он что-то нажал на пульте, и изображение Кементари сменилось узким длинным темно-зеленым стеблем. Растение имело разветвленную корневую систему, стебель в нижней части опоясывали идущие по спирали лопатовидные листья почти без жилок, в верхней так же по спирали шли крохотные шишки-стробилы. – Это один из доминирующих видов в западной части южного материка в речном бассейне, который определен нами как зона высадки четыре. Мы присвоили ему условное обозначение Tapetum vulgaris…

– Все это, бесспорно, очень интересно для ботаников, – произнес его собеседник. – Однако мне хотелось бы услышать про те жизненные формы, что покрупнее растения. Есть ли на поверхности опасные существа?

– Опасные? – Яндрей, видимо, только сейчас осознал наличие собеседника. Он склонил голову, изучая того, будто препарат. – Колон Уэстли, для определенного рода людей опасны и кролики. Мы обнаружили около десяти различных хищных видов, включая создание величиной в четыре с половиной метра и около двух тонн весом. Оно, впрочем, является скорее падальщиком, чем хищником, насколько мы смогли понять по строению зубов – наш аэростат имел не самые лучшие условия для съемки. В числе прочих хищных видов – мелкие стайные животные, мы засекли группу около двадцати особей, – говоря, он продолжал переключать изображения. На экране промелькнул массивный полосатый, плоскомордый зверь, оскаливший пасть в сторону камеры, затем – почти сливающиеся с выгоревшей землей рыжие тела животных, напоминающих крупных бультерьеров, бегущих вдоль почти пересохшего ручейка. – А вот это существо уничтожило один из зондов, – теперь на экране виднелись раскрытые кожистые крылья и смазанный рисунок распахнутой пасти. – Предположительно, это крупный крылатый одиночный охотник, размах крыльев более восьми метров. Но, может быть, вы позволите мне изложить общие закономерности, которые вывела наша группа?

– Продолжайте, как считаете нужным, масколон, – посоветовал стоящий рядом с Хеймом человек. Мой размороженный мозг не сразу вспомнил его имя – Айрен Джонстон, руководитель разведывательной секции.

– Великолепно. Что ж, раз я все равно заговорил о животных, укажу на следующие примечательные черты фауны Кементари. Общий план строения подобен земному – мы имеем дело с теми же позвоночными, членистоногими, и, судя по всему, моллюсками, а также кольчатыми и круглыми червями. Что до других типов, то более точных данных придется подождать до осуществления наземной высадки.

Однако налицо и разительные отличия. Зонды предыдущего орбитера обнаружили следы кладок крупных животных, из чего был сделан вывод о яйцекладущем характере размножения высших амниот Кементари. Он подтвержден – мы нашли не только остатки, но и сами кладки, причем самых разнообразных видов. Господствующим классом является группа организмов, слабо соответствующая палеозойским терапсидам. Они обладают поразительно схожим с земными млекопитающими планом строения – в частности, четырьмя парасаггитальными конечностями, развитым волосяным покровом, сложно дифференцированной зубной системой, предположительно – гомойотермическим обменом веществ, одиночными скуловыми дугами. Если верить полученным нами записям, терамнии в ряде случаев проявляют сложное поведение, свидетельствующее о высоком развитии ЦНС.

Среди них можно выделить весьма необычный отряд – если не класс – перешедших к активному полету животных. Передние конечности преобразованы в крылья, в целом план строения наводит мысль на отдаленном сходстве с рукокрылыми. Разнообразие семейств и видов с экологическими нишами не менее велико, чем у земных птиц, наблюдаются гигантские формы – именно встрече с одной такой мы обязаны разбившимся зондом. Эта клада терамний – мы назвали их вивернидами – населяет в том числе и малый западный материк, наземная позвоночная фауна которого представлена в основном напоминающими ранних архозавров пресмыкающимися.

Членистоногая фауна также весьма разнообразна. Мы уверенно опознали играющих экологическую роль опылителей сетчатокрылых, многочисленных двукрылых, жесткокрылых. Из насекомых с неполным превращением можно выделить стрекоз. Точнее, мы предполагаем, что их метаморфоз протекает схоже с земными конвергентными аналогами. Многочисленны паукообразные, ракообразные, а также мы выявили уникальный класс членистоногих – населяющих приливную зону ракообразных, развивших крылья и способных к активному полету и амфибийному образу жизни. По-видимому, эти создания и их личинки – мы называем их ракообразными за неимением лучшего термина – являются одной из основных составляющих зоопланктона и рациона рыб и морских вивернид.

Ах да! – Яндрей Константинович обернулся к экрану. – Приливная зона Кементари – уникальное экологическое явление. Тяготение Илуватара создает поистине монструозные приливы – береговая линия перемещается в день на километры, это приводит к очень быстрой эрозии береговых форм, а при соответствующем рисунке дна и берега – создает настоящие селевые волны, сносящие все на берегах рек на много километров вглубь суши. На этих участках развилась своя, удивительная экосистема. Моллюсковые и мшанковые рифы. Активно бегающие раковинные головоногие. Птероракообразные. Свободно дрейфующие мангры, точнее, их аналоги. Якорно-амфибийные леса. Я очень надеюсь, что для окончательной высадки будет выбран район поближе к океану, – раздался дружный смех.

– Очень познавательный рассказ, Яндрей Константинович, – проговорил Хейм, когда смешки стихли. – Однако я хотел бы вас прервать. Айрен, с вашего позволения?

– Говорите, Рикард, – кивнул Джонстон.

– С выводами планетологической группы я прошу всех ознакомиться в полном объеме. Срок – восемь часов. Тянуть, сами понимаете, права мы не имеем. То же самое и в отношении программы обследования зон высадки. Изначально вы должны были идти на грунт лишь после полугодового обследования зондами с орбиты, однако состояние «Семени» вносит свои коррективы. Мои бортинженеры дают «Семени» два года уверенного функционирования. Еще год оно должно проработать с риском отказа жизненно важных систем. Пять лет – крайний срок. Итого – не позднее, чем через три года, мы должны вывести с корабля людей и законсервировать основные механизмы.

– Капитан? – вскинул руку узколицый разведчик с мягким голосом, носящий на плече отметку масколона.

– Говори, Синиш.

– Разве мы не собирались использовать корабль для контроля спутниковой группировки?

– И сейчас собираемся, – качнул головой Хейм. – Но с управлением спутниками «Семя» справится даже в глубокой консервации. Энергии ему хватит и от солнечных батарей. Наше узкое место – жизнеобеспечение и криомодули. Два, максимум три года – и они начнут сыпаться. Мы должны развернуть переселенцев до этого момента.

Так что мы сокращаем срок первичного обследования до минимума. Разведгруппы пойдут на грунт через сорок восемь часов.

Над мостиком раздался негромкий гул голосов. Джонстон вскинул руку, останавливая гомон.

– Капитан, каково состояние кораблей?

Хейм бросил короткий взгляд на одного из своих людей.

– Дроны закончили проверку разведшаттлов с первого по третий, работают над четвертым. Первый и третий нареканий не вызвали, у второго эрозия обшивки выше расчетной. В течение десяти часов мы закончим его ремонт, – отрапортовал спейсер.

– Хорошо, – произнес Джонстон. – Кстати, какая аварийность зондов по техническим причинам? Не связанным с атаками хищников и погодными катаклизмами?

– Один из двадцати, – ответил капитан. – Неудачный пуск аэростата.

– Внушает оптимизм, – хмыкнул Уэстли, заслужив недовольный взгляд Джонстона. – Как будем распределять зоны и шаттлы?

– По изначальному расписанию, – буркнул командир разведсекции. – Северная точка и шаттл один – твои, Брянцев. Зона «Озеро» и шаттл два – на Уэстли. Островную зону и шаттл три берешь ты, Рауль. Южная зона и «четверка» – на Оригару. Вопросы есть?

– Масколон, – проговорил Синиш. – Вы, надеюсь, помните про Марка с Ником?

– Превосходно. В связи с чем попрошу твою группу немного подождать. Остальных не задерживаю – можете знакомиться с полным отчетом зондов и готовиться к отлету. И да… оперколон Леоненко! Вас я тоже прошу остаться.

От неожиданности я подскочил. Точнее, нелепо качнулся в воздухе. Разведчики тем временем потянулись к выходу, не считая окруживших Брянцева шестерых человек. Хейм обменялся несколькими словами с командой, и четыре спейсера из семи покинули рубку вслед за разведкой.

– Димер, если не ошибаюсь, – произнес Джонстон, когда рубка немного очистилась. Собравшиеся вокруг Синиша разведчики с интересом посматривали в мою сторону.

– Да, масколон.

– В вашем личном файле указано, что вы работали в Семиречье на открытых участках. И четыре месяца провели в Талнахском лагере для перемещенных лиц.

Я кивнул.

– Познакомьтесь с первой разведывательной группой масколона Брянцева. Видите ли, у нас нештатная ситуация – агроном группы и его дублер неудачно вышли из консервации. Я намерен придать вас Синишу в качестве замены.

– Прошу прощения, Айрен, – Синиш качнулся вперед. – Но мы же договорились с масколоном Уэстли…

– Прощаю, – отрезал Джонстон. – По моему мнению, оперколон принесет больше пользы в составе твоей группы, чем у Джеймса. По крайней мере, он вырос в схожем климате.

– И не было никого поопытнее?

– Были. Опытные мастера в возрасте от сорока. Ты хочешь, чтобы мы потратили на их расконсервацию неделю-другую?

Брянцев пожал плечами.

– Есть, – он обернулся ко мне. – Рад знакомству, Димер. Надеюсь, мы сработаемся.

– Взаимно, масколон.

– Достаточно просто Евгения. Или даже Синиша.

Мы пожали руки.

– Тасерг, также Хосе, – представился низкорослый рыжий разведчик, густо покрытый скверно выбритой щетиной. – Заставляю снова летать машины, которые разбивает наш масколон.

– Алекслав, – произнес сухощавый, однако жилистый смуглый оперколон лет пятидесяти. – Геологоразведка.

– Варан, также Эмилио, – протянул руку самый широкоплечий из людей Брянцева. – Латаю Синиша и Тасерга после их неудачных посадок.

– Ривлер, также Дейв, – я уловил в речи покрытого неподвижными после анабиоза татуировками разведчика знакомый по жизни с Гекконом акцент. – Ботанические исследования, так что мы в некотором смысле коллеги.

– Шолд, зоолог, – кратко отрекоменовался крепко сбитый, не проронивший до сих пор ни слова оперколон с обветренным лицом.

– Фил, – последний разведчик тоже говорил с австралийским акцентом, однако черты лица наводили на мысль о старополинезийских корнях. – На мне метеорология, а также готовка. Так что потенциально я самый важный в группе член команды. Добро пожаловать в наше дружное сборище сумасшедших.

– Предупреждаю, Димер, – серьезно произнес Варан. – Как минимум две трети предков Фила не гнушались человеческого мяса. Поэтому будьте осторожны, пробуя его стряпню.

– Я бы сказал, – с не менее серьезным видом промолвил Тасерг, – будьте осторожны, чтобы не оказаться его стряпней!

Я сдержанно улыбнулся под дружный хохот Тасерга, Фила и Варана.

– Понял вас, масколон, – за моей спиной произнес Брянцев, о чем-то тихо говоривший в это время с Джонстоном. – Если других замечаний нет, то нам пора готовиться к высадке.

– Хорошо, – кивнул командир разведсекции. Обернулся к капитану. – Рикард, я могу запросить у Кары отчет по расконсервации? Нам очень скоро потребуется помощь масколона Хоу и еще доброго десятка специалистов.