Въ четвертокъ въ вечеру 23 Марта.

Я къ тебѣ посылаю письмо, которымъ была угрожаема, и которое мнѣ вручено. Братъ мой, сестра, дядя Антонинъ и Г. Сольмсъ, читаютъ теперь вмѣстѣ копію, говорятъ мнѣ, со всею торжественною радостію, какъ и опровергаемое сочиненіе, на которое они не опасаются отвѣта.

Если я еще къ тебѣ пишу однажды, непреклонная сестра, т. е. для того, чтобъ увѣдомить тебя, что прекрасная твоя выдумка, которою ты хотѣла чрезъ меня показать трогательное свое рыданіе моимъ родственникамъ, не имѣла желаемаго тобою дѣйствія. Я тебя увѣряю, что поступки твои не были представляемы въ ложныхъ видахъ. Нѣтъ никакой въ томъ нужды. Мать твоя, которая съ толикою ревностію изыскиваетъ случай, чтобъ изъяснить въ твою пользу все то, что отъ тебя происходитъ, принуждена какъ тебѣ извѣстно, оставить тебя совершенно: и такъ намѣреніе твое служить при ней есть со всѣмъ безполезно. Жалобныя твои коварства ей несносны: для собственнаго ея спокойствія запрещено тебѣ казаться при ней; и никогда ты ее не удивишь, если не примешь тѣхъ условій, которыя ей угодно будетъ на тебя наложить.

Едва тетка твоя Гервей не учинилась жертвою твоего обмана. Вчера она сошедши отъ тебя стала защищать твою сторону. Но когда ее спросили, какое увѣреніе она отъ тебя получила, то смотря на низъ ничего не отвѣчала. Мать твоя, обольщенная также хитрыми выраженіями, которыя ты истощила на щотъ моего имени, (ибо я, не сомнѣваюсь о остроумной твоей уверткѣ, началъ читать письмо) требовала не отступно, чтобъ оно было прочтено до конца, и говорила сперва, сложивъ руки, что ея Клари, ея дражайшая дочь не должна быть принуждаема. Но когда ее спросили, желаетъ ли она своимъ зятемъ такого человѣка, который презираетъ всю фамилію, и который пролилъ кровь ея сына, и что она получила отъ своей любимой дочери, что бы могло внушить ей нѣжное чувствованіе, а особливо послѣ, какъ была обманута увѣреніями о мнимой свободѣ сердца; то также потупила свои глаза. Тогда не желая совсѣмъ поборствовать бунтовщицѣ, приняла она твердое намѣреніе употребить свою власть.

Можетъ быть думаютъ, Клари, что ты имѣешь высокое мнѣніе о должностяхъ супружества, однако я жизнь свою прозакладываю, что ты подобна всѣмъ женьщинамъ, изъ которыхъ я изключаю одну или двухъ, коихъ имѣю честь знать, будешь клясться въ церьквѣ въ томъ, что позабудешь выходъ изъ оной, такъ что не вспомнишь о томъ во всю жизнь. Но, кроткое дитя, (какъ называетъ тебя честная твоя госпожа Нортонъ.) не думай еще столько о супружескомъ званіи, по крайнѣй мѣрѣ пока не примешь обязательства онаго, и исполняй съ большимъ благоразуміемъ дѣвическія свои должности. Какъ можешь ты сказать, что всему злу будешь подвержена, когда ты большую часть онаго причинила своимъ родителямъ, дядьямъ, теткѣ, мнѣ и своей сестрѣ, которые столь нѣжно тебя любили осьмнадцать лѣтъ, съ того времяни, какъ ты произведена на свѣтъ.

Если я не подалъ тебѣ случая въ сіи послѣдніе дни, полагаться много на мою милость и сострадательность, то ето для того, что ты въ сіе время учинилась почти недостойною и той и другой. Я не понимаю твоихъ мыслей, сколько ты ни злобна, когда говоря, что я только той братъ, (степень родства по видимому для тебя весьма маловажный) ты утверждаешь, что не менѣе потому отъ меня зависитъ возвратить тебѣ сіе спокойствіе, которое находится въ твоемъ произволеніи, когда ты захочешь быть имъ обязанною самой себѣ. Ты спрашиваешь, для чего тебя лишаютъ свободы въ отказѣ, ето для того, прекрасная малютка, что увѣрены, что съ оною будетъ соединена скоро свобода въ выборѣ. Подлецъ, которому ты отдала свое сердце, не престанно говоритъ о томъ всѣмъ тѣмъ, которые его хотятъ слушать. Онъ хвалится, что ты принадлежишь ему, и не избѣгнетъ тотъ смерти, кто похититъ у него сію добычу. О семъ то мы думаемъ съ нимъ поспорить. Отецъ мой присвояя себѣ съ праведливостію естественнныя права надъ однимъ своимъ ребенкомъ, рѣшился совершенно поддержать оныя; и я спрашиваю тебя самую, что можно думать о томъ ребенкѣ, который предпочитаетъ подлаго развратника своему отцу?

Вотъ въ какомъ видѣ весь сей споръ долженъ быть представленъ. И такъ стыдись, нѣжность! Которая не можетъ стерпѣть словъ стихотворца. Стыдись, дѣвическая скромность. И, если ты можешь быть убѣждена, Клари, то покорись волѣ тѣхъ, коимъ ты обязана послушаніемъ, и проси у всѣхъ твоихъ родственниковъ забвенія и прощенія въ безпримѣрномъ упрямствѣ.

Письмо мое продолжительнѣе, нежели какое я думалъ когда нибудь тебѣ послать, послѣ какъ ты по своей дерзости запретила мнѣ писать. Но мнѣ приказано обьявить тебѣ, что всѣ твои родственники столько же утомлены, содержа тебя въ заключеніи, сколько ты, снося оное. И такъ пріуготовляйся къ скорому отъѣзду къ твоему дядѣ Антонину, который несмотря на твой страхъ, велитъ поднимать свой мостъ, когда захочетъ, который будетъ принимать къ себѣ гостей по своему произволенію, и который неразломаетъ своей домовой церькви для того, чтобъ тебя излѣчить отъ сего отвращенія, какое ты начинаешь имѣть къ мѣстамъ определеннымъ въ божественной службѣ: мысль сія тѣмъ глупѣе, что если бы мы захотѣли употребить насиліе, то покой твой столько же бы былъ способенъ, какъ и всякое другое мѣсто, къ отправленію обряда.

Предубѣжденіе твое противъ Г. Сольмса чрезвычайно тебя ослѣпило. Чувствительность и соболѣзнованіе заставляютъ насъ открыть глаза. Сей честной человѣкъ одной только тебѣ кажется презрительнымъ; и въ уѣзномъ жителѣ, который по своей разсудливости не хочетъ быть беспутнымъ петиметромъ, я не вижу, чего бы болѣе должно желать со стороны обхожденія. Въ разсужденіи его свойства надобно тебѣ прежде его вызнать, чтобъ по томъ судить.

На конецъ я тебѣ совѣтую разпологаться за благовременно къ сему краткому путешествію, какъ для собственнаго своего спокойствія, такъ и для увѣренія своихъ родственниковъ, что по крайнѣй мѣрѣ въ чемъ нибудь безъ огорченія можешь ты имъ показать послушаніе. Ты меня будешь щитать между ими, если тебѣ угодно будетъ дать мнѣ такое письмо, хотя я твой братъ.

Жамесъ Гарловъ.

П. П. Если ты соглашаешься принять Г. Сольмса, извинись предъ нимъ въ своемъ поступкѣ, дабы послѣ могла видѣть его въ какомъ нибудь мѣстѣ съ меньшею застѣнчивостію, то онъ пріѣдетъ, куда тебѣ угодно. Если ты желаешь также прочесть договорныя статьи прежде, нежели тебѣ ихъ принесутъ для подписанія; то они тотчасъ къ тебѣ. будутъ присланы. Кто знаетъ, не послужатъ ли они тебѣ къ вымышленію новаго возраженія? сердце твое свободно, ты ето знаешь. Безъ сомнѣнія сіе должно быть справедливо, ибо не говорила ли ты о томъ своей матери? И можетъ ли благочестивая Кларисса притворяться?

Я не требую отъ тебя отвѣта. Онъ не нуженъ. Однако спрошу тебя, Клари, не имѣешь ли ты еще какого нибудь продолженія?

Конецъ сего письма столько мнѣ оскорбительнымъ показался, хотя онъ могъ быть приданъ и безъ участія прочихъ, что я тотчасъ взяла свое пѣро въ намѣреніи писать къ своему дядѣ Юлію, дабы по твоему совѣту земля мнѣ была возвращена. Но сія смѣлость изчезла, когда я представила себѣ, что не имѣю такого родственника, который бы могъ меня подкрѣпить, и что таковой поступокъ послужилъ бы только къ раздраженію ихъ, не соотвѣтствуя моимъ видамъ. О! Естьли бы Г. Морденъ здѣсь былъ.

Не весьма ли несносно для меня, которая недавно почитала себя любимою всѣми, не имѣть никого кто бы могъ сказать слово въ мою пользу, принять участіе въ моихъ дѣлахъ, или дать мнѣ убѣжище, если бы необходимость меня принудила искать онаго; для меня, которая по своему тщеславію думала, что имѣю столько друзей, сколько знаю особъ, и которая ласкалась также, что не совсѣмъ ихъ недостойна; потому что и въ томъ и въ другомъ полѣ, во всѣхъ состояніяхъ, между бѣдными, какъ и между богатыми, все что носитъ образъ моего творца, имѣло справедливое участіе въ нѣжной моей любви. Дай Богъ, любезная пріятельница; чтобъ ты была за мужемъ! Можетъ быть Г. Гикманъ по твоей прозьбѣ согласился бы принять меня въ свое покровительство до конца сей бури. Однако съ другой стороны симъ бы подвергнула я его многимъ безпокойствіямъ и опасностямъ, чего бы не за хотѣла ни за какія въ свѣтѣ выгоды.

Я не знаю, что должно предпринять, нѣтъ, не знаю, да проститъ меня въ томъ небо. Но чувствую что терпѣніе мое изтощилось. Я бы желала… Увы! Не вѣдаю, чего бы могла желать безъ преступленія. Однако желала бы, чтобъ всевышній благоволилъ меня призвать въ свои нѣдра: не нахожу болѣе, что бы могло меня здѣсь прельщать. Что такое есть сей свѣтъ? Что онъ представляетъ привлекательнаго? Благія, на которыя мы возлагаемъ свою надежду, суть столько разнообразны, что не знаемъ, на которую сторону должно обратить желаніе. Половина рода человѣческаго служитъ къ мученію другой, и сама претерпѣваетъ столько же мученій, сколько причиняетъ. Таковъ есть особливо мой случай; ибо повергая меня въ злощастія, родственники мои не стараются о собственномъ своемъ благополучіи, выключая только моего брата и сестры, которые кажется находятъ въ томъ свое удовольствіе, и наслаждаются тѣмъ вредомъ, коего они суть виновники.

Но время оставить перо, потому что вмѣсто чернилъ течетъ только желчь раздраженія.