Въ пятницу въ 6 часовъ поутру.

Дѣвица Бетти увѣряетъ меня, что всѣ говорятъ о моемъ отъѣздѣ. Ей приказано, говоритъ она, быть готовою ѣхать со мною вмѣстѣ, и примѣтивъ нѣкоторыя знаки моего отвращенія къ сему путешествію, дерзнула сказать мнѣ, что слышавъ нѣкогда отъ меня великіе похвалы о романическомъ положеніи замка моего дяди, она удивляется видя во мнѣ толикое равнодушіе къ столь сходному съ моимъ вкусомъ дому.

Я ее спросила, отъ нея ли происходитъ сіе безстыдство, или ето есть примѣчаніе ее госпожи.

Отвѣтъ ея гораздо болѣе причинилъ мнѣ удивленія, ето весьма не сносно, сказала она мнѣ, что ей не можно сказать хорошаго и слова, безъ того, чтобъ ее не лишили сей чести.

Какъ мнѣ казалось, что дѣйствительно она почитала свои слова нѣсколько удивительными, не помышляя о дерзости ихъ, то я вознамѣрилась не открывать ея безчинства. Но въ самомъ дѣлѣ сія тварь приводила меня иногда въ удивленіе своимъ безстыдствомъ, и съ того времени, какъ она находится при мнѣ, я видѣла въ смѣлости ея болѣе разума, нежели сколько прежде думала. Ето показываетъ, что наглость есть ея дарованіе, и что щастіе опредѣливъ ее къ услугамъ моей сестры, меньше изьявило ей милости, нежели природа, которая учинила ее больше способною. Я иногда разсуждала, что природа самую меня болѣе произвела для того, чтобъ имъ служить обѣимъ, нежели чтобъ быть госпожею одной или сестрою другой; и съ нѣкоторыхъ мѣсяцовъ щастіе поступаетъ со мною такъ, какъ бы оно того же самаго мнѣнія.

Въ пятницу въ 10 часовъ.

Идя въ свой птичникъ, слышала я, что братъ мой и сестра смѣялись изъ всей своей силы съ своимъ Сольмсомъ и радовались по видимому о своемъ торжествѣ. Большой полисадникъ отдѣляющій дворъ отъ сада препятствовалъ имъ меня видѣть.

Казалось мнѣ, что братъ мой читалъ имъ свое послѣднее письмо; поступокъ очень благоразумный, и который, скажешь ты, весьма много согласуется со всѣми ихъ намѣреніями, чтобъ сдѣлать меня женою такого человѣка, коему они открываютъ то, что по малѣйшей снисходительности должны мы скрывать тщательно въ семъ предположеніи, для пользы будущаго моего спокойствія. Но я не могу сомнѣваться, чтобъ они меня не ненавидѣли во внутренности своего сердца.

Подлинно сказала ему моя сестра, вы ее принудили къ молчанію. Не можно запрещать ей къ вамъ писать. Я объ закладъ бъюсь, что она со всѣмъ своимъ умомъ не рѣшится отвѣтствовать.

Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ ей мой братъ, (съ видомъ школьной гордости, которой онъ исполненъ; ибо почитаетъ себя какъ свѣтскимъ человѣкомъ, который сочиняетъ лучше всѣхъ) я думалъ, что далъ ей послѣдній ударъ. Что вы о томъ скажете Г. Сольмсъ?

Письмо ваше мнѣ кажется безотвѣтнымъ, говорилъ ему Сольмсь; но не послужитъ ли оно къ большему ея противъ меня раздраженію? Не опасайтесь, отвѣчалъ мой братъ, и надѣйтись, что мы преодолѣемъ, если вы первый не будете утомлены. Мы уже довольно твердое положили основаніе. Г. Морденъ долженъ возвратится скоро: надобно окончить прежде его прибытія, безъ чего бы она вышла изъ нашей зависимости.

Понимаешь ли дражайшая моя Гове, причину ихъ торопливости?

Г. Сольмсъ объявилъ, что онъ не ослабитъ своей твердости, пока братъ мой будетъ подкрѣплять его надежду, и пока отецъ мой останется непоколебимымъ въ своихъ разположеніяхъ.

Сестра моя говорила брату, что онъ весьма удивительно меня сразилъ въ разсужденіи того побужденія, которое обязываетъ меня имѣть обращеніе съ Г. Сольмсомъ; но что проступки не послушной дочери не должны ему дать права простирать свои насмѣшки на весь полъ.

Я думаю, что братъ мой далъ, на сіе отвѣтъ нарочито жаркой и колкой. Ибо онъ и Г. Сольмсъ весьма много ему смѣялись, и Белла, которая также смѣялась, называла его дерзкимъ, но я не могла ничего болѣе слышать, потому что они удалились.

Если ты думаешь, любезный другъ что разсужденія ихъ не разгорячили меня, то ты увидишь себя обманутою, читая слѣдующее письмо, которое я писала къ своему брату въ первомъ воспламененіи ярости. Не уличай меня болѣе въ чрезмѣрной терпѣливости и кротости.