Письмо LXXXI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ пятницу 7 Апрѣля въ 7 часовъ поутру.
Тетка моя Гервей, которая весьма любитъ прогуливатся утромъ, находилась въ саду тогда съ Бетти, когда я встала. Будучи утомлена отъ препровожденія нѣсколькихъ ночей безъ сна, я тогда весьма крѣпко заснула. И такъ, не могши избѣжать глазъ моей тетки, которую я примѣтила изъ окна, не осмѣлилась итти далѣе моего птичника, дабы положить на условленное мѣсто мое письмо, въ сію ночь писанное. Я возвратилась назадъ не нашедъ средства взять обратно другое, какъ я то обыкновенно дѣлала. Но я еще надѣюсь, что и по прогулкѣ моей тетки не очень будетъ поздо.
Уже прошло съ два часа, какъ я легла на постелю. Я щитала даже минуты до пяти часовъ. По томъ, будучи погружена въ глубокой сонъ, которой продолжался болѣе часа, я нашла при своемъ пробужденіи, что воображеніе мое было наполненно ужаснымъ, и весьма нещастнымъ сновидѣніемъ. Хотя я сужу о снахъ такъ, какъ и судить о томъ должно, но я тебѣ его разскажу.
,,Мнѣ приснилось, что мой брать, дядя мой Антонинъ и Г. Сольмсъ согласились избавиться отъ Г. Ловеласа, которой узнавъ и увѣряясь, будто и я имѣла въ томъ участіе, обратилъ всю свою ярость на меня. Онъ представлялся мнѣ, держащимъ въ рукѣ шпагу, и принуждалъ ихъ оставить Англію. По томъ ухватя меня, отвелъ въ погребъ; и тамъ, не будучи тронутъ ни моими слезами, ни прозбами ни засвидѣтельствованіями невинности, вонзилъ кинжалъ въ мое сердце; онъ бросилъ меня въ глубокой ровъ, которой былъ не засыпанъ между двумя или тремя въ половину сгнившими костями, какого то животнаго: онъ собственными своими руками кидалъ на меня грязь, а ногами утоптывалъ надо мною землю.,,
Я проснулась, будучи въ чрезвычайномъ ужасѣ, въ поту, дрожа и чувствуя всѣ скорби смертельнаго ученія. Сіи ужасныя мечтанія еще и теперь не изтребились изъ моей памяти.
Но для чего остановляться при тѣхъ мечтательныхъ нещастіяхъ, когда я должна противоборствовать самымъ существеннымъ. Сей сонъ, безъ сомнѣнія произшелъ отъ смущеннаго моего воображенія, въ моемъ онъ составилъ странную смѣсь изъ моихъ безпокойствій и страховъ.
Въ 8 часовъ.
Сей Ловелассъ, любезная моя, уже получилъ мое письмо. Какая странная тщательность! Я желаю чтобъ его намѣренія были похвальны, поелику они ему стоятъ великаго труда; и я признаюсь, что весьма бы досадовала, естьлибы онъ менѣе имѣлъ о томъ попеченія. Однако, я бы желала, чтобъ онъ былъ миль за сто отъ сюда. Какихъ не подала я ему надъ собою выгодъ.
Теперь, когда уже мое письмо не въ моихъ рукахъ, то чувствую, что мое безпокойствіе и сожалѣніе ежеминутно возрастаетъ. Я разсуждала до сей минуты, должно ли его отдать или нѣтъ, но теперь кажется, что мнѣ надлежало бы его взять обратно; впротчемъ, какое же другое средство остается мнѣ избавиться отъ Сольмса? Но какимъ неразуміемъ укорять меня будутъ, когда я рѣшусь на его дѣло, къ коему сіе письмо должно меня принудить?
Любезная моя пріятельница! скажи мнѣ почитаешъ ли ты меня виновною? Но нѣтъ, естьли ты щитаеть мѣня таковою, не говори мнѣ о томъ. Пусть меня всѣ люди хулятъ, но я буду тогда ощущать утѣшеніе, представляя себѣ, что ты меня не осуждаешь. Въ первый еще разъ прошу я тебя обласкать меня. Не знакъ ли ето, что я виновата; сколь справедливость меня устрашаетъ? Ахъ! Скажи мнѣ… Но нѣтъ, не говори, естьли почитаешь меня виновною.
Въ пятницу въ 11 часовъ.
Моя тетка, опять меня посѣтила. Она тогда объявила мнѣ, что мои друзья подозрѣваютъ меня въ перепискѣ съ Г. Ловеласомъ; все сіе видно, сказала она мнѣ; изъ его словъ, кои онъ говорилъ, и которыя весьма ясно показываютъ, что онъ увѣдомленъ о многихъ обстоятельствахъ произходящихъ въ нутри фамиліи, даже и въ самую ту минуту, какъ они случаются.
Я ничего столько не хулю, какъ то средство, которое онъ употребляетъ къ доставленію себѣ сихъ увѣдомлѣній, ты довольно разумѣешь, любезная моя пріятельница, что не разумно бы было оправдать себя гибелью подкупленнаго человѣка, наипаче когда я не имѣю никакого участія по моему согласію въ его измѣнѣ: сіе могло бы открыть собственную мою переписку, и слѣдственно лишила бы меня всей надежды избавишься отъ Сольмса. Впротчемъ, изъ всего видно, что сей повѣрнной Г. Ловеласа, играетъ двойную роль между моимъ братомъ и имъ. Но какимъ же другимъ средствомъ моя фамилія могла столь скоро быть уведомлена о разговорахъ и угрозахъ, которыя мнѣ моя тетка разсказала?
Я ее увѣряла, полагая, что когдабъ и всѣ средства незапрещены были мнѣ къ перепискамъ, то единое смущеніе отъ претерпѣваемыхъ мною гоненій не позволило бы мнѣ о томъ увѣдомлять г. Ловеласа; но что же принадлежитъ до сообщенія ему всякихъ подробностей, то надлежало бы, чтобъ я была съ нимъ въ такихъ обстоятельствахъ, которыя можетъ быть побудили бы его нѣсколько разъ меня посѣтить, о чемъ безъ чрезвычайнаго ужаса и подумать я не могу. Всякому извѣстно, что я ни какого не имѣю сообщенія съ дворовыми людьми, выключая Бетти Барнесъ, по тому что, не смотря на то хорошее мнѣніе, которое я о нихъ имѣю, и хотя увѣрена, что они бы были разположены мнѣ служить, естьли бы имѣли свободу слѣдовать своимъ склонностямъ, строгія приказанія возложенныя на нихъ, принудилибъ ихъ избѣгать меня съ того времяни, когда моя Анна отъ меня отошла, опасаясь, чтобъ чрезъ то не сдѣлаться нещастными, и чтобъ ихъ съ стыдомъ со двора не сослали. И такъ, должно искать между самыми друзьями моими изъясненія о знакомствахъ Г. Ловеласа. Ни братъ мой, ни сестра, какъ я то узнала отъ Бетти, которая тѣмъ похваляла ихъ чистосердечіе, а можетъ быть и любимый ихъ Г. Сольмсъ, не наблюдали довольно осторожности, предъ всѣми изъявляя свою къ нему ненависть, когда они говорили о немъ или о мнѣ, что въ гнѣвѣ своемъ его пренебрегаютъ.
Весьма естественно можно было заключить, отвѣчала мнѣ моя тетка, имѣть подозрѣніе, что я по крайней мѣрѣ отчасти сему злу причиною въ томъ мнѣніи, что я по несправедливости стражду, естьли не ему я сообщила свои жалобы, то могла писать о томъ къ дѣвицѣ Гове; что бы было равно. Извѣстно что дѣвица Гове столь же вольно изъясняется какъ и Г. Ловеласъ о всей нашей фамиліи. Конечно она отъ кого ни есть должна была узнать о всемъ томъ, что ни произошло. Сія то самая причина побудила моего отца поспѣшить заключеніемъ, дабы избѣжать пагубныхъ слѣдствій могущихъ произойти отъ весьма продолжительной отсрочки.
Я примѣчала, продолжала она, что вы съ великимъ жаромъ мнѣ отвѣчаешь. (Я и въ самомъ дѣлѣ такъ говорила) что касается до меня, то я увѣрена, что естьли ты пишешь, то ничего такого не упустишь, которое бы могло воспламенить сихъ вспыльчивыхъ людей. Но не сей есть предмѣтъ особеннаго моего посѣщенія.
Тебѣ не остается, любезная племянница, никакого сомнѣнія, чтобъ твой отецъ не требовалъ отъ тебя повиновенія. Чѣмъ болѣе находитъ онъ въ тебѣ супротивленія къ его приказаніямъ, тѣмъ болѣе почитаетъ себя обязаннымъ настоять въ своей справедливости. Твоя мать приказала мнѣ сказать тебѣ, что естьли ты хочешь подать ей, хотя малую надежду къ покорности, то она приметъ тебя въ сію же минуту въ свой кабинетъ, между тѣмъ какъ твой отецъ будетъ прогуливаться въ саду.
Преудивительная рѣшительностъ вскрикнула я. Я и такъ утомлена вѣчными своими объявленіями, кои ни мало не относятся къ перемѣнѣ моихъ нещастій, и ласкалась что изъяснивъ столь ясно свои мысли, не буду болѣе подвержена симъ тщетнымъ усиліямъ.
Ты не понимаешъ, что я говорю возразила она, съ чрезвычайно важнымъ видомъ. До сего времени прозьбы и усилія были употребляемы безъ всякой пользы, дабы внушить въ тебя покорность, которая составила бы благополучіе всѣхъ твоихъ друзей: уже то время прошло. Дѣло рѣшено такъ, какъ и справедливость того требуетъ, чтобъ ты твоему отцу покорилась. Тебя обвиняютъ, будто имѣешъ нѣкое участіе въ намѣреніи Г. Ловеласа, когда онъ хотѣлъ тебя похитить. Мать твоя тому не вѣритъ. Она желаетъ тебя увѣрить, сколь хорошее мнѣніе о тебѣ имѣетъ. Она хочетъ тебѣ сказать, что еще тебя любитъ, и изъясненій чего отъ тебя ожидаетъ въ наступающемъ случаѣ. Но дабы не подвергнуться противоборствованіямъ, кои могли бы ее болѣе раздражить, она хотѣла бы быть увѣрена, что ты сойдешь къ ней въ томъ намѣреніи, чтобъ оказать съ доброй воли то, что должна я сдѣлать; или съ доброй воли или по принужденію. Она также почитаетъ за нужное дать тебѣ нѣсколько наставленій, какъ поступать мнѣ должно, дабы примирится съ своимъ отцемъ и со всею фамиліею. Хочешь ли ты сойти, сударыня, или нѣтъ?
Я ей сказала, что по столь продолжительномъ удаленіи, я почла бы себя чрезвычайно щастливою видѣть свою матушку, но что не могу желать того на семъ договорѣ.
Такъ ли вы должны были отвѣчать, сударыня?
Я не могу другаго вамъ дать отвѣта, сударыня моя. Я никогда не буду женою Г. Сольмса. Мнѣ весьма кажется не сносно быть толь часто принуждаемой въ одномъ и томъ же самомъ дѣлѣ, но я никогда не буду принадлежать сему человѣку.
Она оставила меня съ печальнымъ видомъ. Я не знаю какъ тому пособить.
Толико усилій непрерывно усугубляющихся, выводятъ меня изъ терпнѣнія. Я удивляюсь, что тернѣливость моихъ гонителей не можетъ изтощиться. Столь непремѣнны ихъ мнѣнія и твердость принятая ими для моего нещастія.
Я хочу отнесть сіе письмо въ условленное мѣсто: и не могу продлить ни единой минуты, поелику Бетти примѣтила, что я писала. Грубіянка взяла салфетку, обмочила кончикъ оной въ воду, и представляя оную мнѣ съ насмѣшливымъ видомъ, сказала: сударыня могули я вамъ подать?… Что такое, спросила я ее? Только сударыня, одинъ палецъ у правой вашей руки, естьли вамъ угодно его посмотрѣть. Въ самомъ дѣлѣ, у меня былъ одинъ палецъ замаранъ въ чернилахъ. Я взглянула на нее съ презрѣніемъ, не сказавъ ни слова. Но опасаяся новыхъ обысковъ, я вознамѣрилась свернуть свое письмо.
Кларисса Гарловъ.